До и после, порядок вещей

– Ваня.
– Товарищ майор.
– Висишь?
– Так точно.
– Ну, повиси пока на западе. Я на востоке.
– Есть.

Федоров помолчал. Потом вдруг открыл рот, но не решился, закрыл обратно. Посидел, посмотрел в окошко.

Самолет висел в неплотных парах, источаемых Жижей. Далеко-далеко, в месте соприкосновения земли с небом, последним всполохом сверкал закат.

Он снова открыл рот и решился:
– Ваня.
– Товарищ майор.
– Ты не считаешь меня чокнутым?
– Никак нет, товарищ майор.
– Но хоть немножечко тревожишься? Или, может, смеешься надо мной?
– Немножко смеялся, товарищ майор. Ребята шутили. Но не считаю, что у вас галлюцинации, товарищ майор. С первого дня вы произвели на меня впечатление.
– Ну ладно.
«Пенсия. Надо же свалиться мне на голову экой беде прямо перед пенсией, – подумал Федоров».

Под самолетом, внизу на земле, на сотню километров во все стороны простиралась зеленая жижа заражения. Жижа. Результат долгого и упорного смешивания ядовитого коктейля человеком.
– Ваня.
– Товарищ майор.
– А ты проходил курс подготовки перед назначением?
– Еще нет, меня назначили в срочном порядке.
– Ты и не представляешь, что за гадость под нами, да?
– Знаю, что здесь испытывали какие-то бомбы, товарищ майор. Потом что-то с катастрофой было связано.
– Верно. Бомбы. Много лет назад, почти что сто, здесь был полигон для испытания ядерных бомб. Сам понимаешь, какой огромный вред окружающей среде был нанесен этими испытаниями. Потом, лет через сорок, решили разоружаться. Дело хорошее, ничего не скажешь. Вопрос – куда девать полигон? Ученые нашли ему дело – разработали бомбу, нейтрализующую последствия от взрыва ядерной бомбы, взорвали с десяток, и в знак доказательства успеха государство выделило деньги на постройку здесь огромного научного центра. Ну о нем ты наверняка слышал, не так ты и молод. Мировое достижение!
– Да, слышал, товарищ майор.
– Так вот. Построили быстренько и принялись все подряд там изучать. Но, не было беды, что-то у кого-то пошло не так. Лаборатория изучения кислот вдруг начала гореть. Почему – никто не знает. Никого в живых не осталось. Пожар быстро разошелся, потушить не смогли. Откуда пошла цепная реакция также неизвестно. Но, явно, там было чему взорваться. Вот оно и взорвалось, затем еще что-то, затем еще. И в какие-то дни от центра не осталось ничего, кроме Жижи, поглотившей все и даже больше – откусила часть леса, съела пару речек, они в нее втекают, из нее не вытекают, и к лучшему, как по мне.
– Жалко научный центр.
– Жалко, Ваня, жалко.
– Но ведь никакого особого заражения не произошло в итоге. Мы же тут теперь лишь ради порядка наблюдаем?
– Ради порядка. Бюджет урезали, половину контрольной аппаратуры с нас поснимали, часть продали, наверное. Видел бы ты эти самолеты, какими они были, когда я начинал здесь служить! А теперь? Пустые банки.
– Ученые сказали – все в порядке.
– Это, Ваня, в природе человека заложено – обнаружить пару новых цифр и заявить: теперь мы уж точно все понимаем. А вот те группы, что по краям Жижи бродят, с официальной позицией не сильно согласны. Что там в Жиже может быть? Жизнь – штука упорная в своих проявлениях. Сам подумай, сколько мы этих пузырьков регистрируем? Спрашивается, чему ж там булькать, если ничего там нет? Я уже тонну бумажек исписал запросами на установку управляемой камеры, а то вся запись строго вниз. А будь у меня такая камера, не сходил бы я с ума, не ломал бы голову над тем, что же все-таки я видел.
– В этом квадрате видели, товарищ майор?
– В этом. И ныне покойный капитан Ломакин, вместо которого тебя назначили, тоже видел. Не вовремя ему сердце отказало, так бы поддержал меня.

За разговором Федоров не заметил, как стало темно. Наступала ночь, и до конца наряда оставалось чуть-чуть.
– Снижаемся, Ваня.
– Есть, товарищ майор.

Оба самолета на расстоянии в несколько десятков километров друг от друга синхронно снизились до установленной протоколом высоты. Ночью накопившая за день свет Жижа начинала слабо мерцать зеленоватым. Когда-то было решено, что наблюдение стоит производить помимо техники еще и невооруженным взглядом, поэтому и было установлено снижение в ночное время.
– Давай-ка, Ваня, немножко нарушим установленный порядок, – Федорову захотелось пролететь через центр квадрата. – Давай вместо облета квадрата по периметру поменяемся местами, а оставшееся время просто повисим.
– Как прикажете, товарищ майор.

Федоров повернул самолет в направление Ваниной позиции и тихонько полетел вперед. Через какое-то время в зеленом мерцании и в чуть более плотных парах, здесь пониже, сначала мигнули лампочки, а потом проявился и контур летящего навстречу самолета. Шли они близко, казалось, рукой достать. Федоров различил шлем, сидящий в кабине, и помахал ему рукой. Тот ответил. Федоров посмотрел на приборы, на монитор.
– Эй! Ваня! Смотри! Прямо под нами!

Федорова охватило невероятное волнение – вдруг то самое! И как хорошо видно в камере!

На поверхности Жижи ввысь медленно вырастал большой пузырь. Если б такой лопнул, их непременно обдало бы капельками, но они никогда не лопались, просто сдувались обратно.
– Ну, давай, – Федоров так нервничал, что даже начал мыслить вслух. – Давай же, ты не обычный пузырь. Это же тебя я видел!

Но нет, пузырь не подавал никаких признаков необычности. Круглый, совсем правильный пузырь.
– Товарищ майор. Сдувается.
– Вижу, Ваня. Эх, а так бы на двух камерах было заснято. Эх, – глубоко вздохнул майор Федоров, – зарегистрируешь?
– Конечно, товарищ майор.

***

– Товарищ полковник! – приветствовал Федоров дежурного. – Вот, с Ваней запечатлели пузырек.

Ваня протянул диск.
– Хорошо, – полковник взял диск.
– Товарищ полковник, разрешите отчет завтра напишу, а? Устали мы, есть хочется, – спросил Федоров.
– Ой, хоть и вовсе его не пиши. Будто он нужен кому-то.

С полковником Федоров был знаком многие годы. Они начали службу здесь практически в одно время и состояли в хороших приятельских отношениях. К тому же в части уже давно царила некоторая вольность – результат подозрения, что все это бессмысленно.
– Спасибо. Пойдем, Ваня, ужинать.

В столовой почти никого не было, пара человек с нарядов. Поднятой рукой они здоровались с вошедшими Ваней и Федоровым.
– Специальную порцию нашему охотнику за приведениями! – воскликнул повар, накладывая гречу Федорову.
– Спасибо, – улыбнулся тот.
– Как сегодня, видели что-нибудь необычное? Может, НЛО?
– Нет, сегодня все тихо. Никаких НЛО.
– Новенького нашего замучил, наверное, баснями своими!
– Никак нет, – хмуро ответил Ваня.
– Подожди. Еще успеет.

Федоров не обижался на подобные уколы и смешки за спиной. Он прекрасно понимал: закисшее их общество, привыкшее к однообразию, никак иначе отреагировать и не могло. Таков порядок – что вымысел, что правда признаются не сразу.

Ели в тишине. Закончив, убрали посуду и вышли на темную улицу, под желтый фонарь, освещавший вход в столовую. Осень уже окрашивала природу в свои цвета, но еще не успела остудить воздух. Было тепло.
– Хочу прогуляться до лаборатории. Составишь компанию?
– Пойдемте, товарищ майор.

Неспешно они пошли по плацу, обошли кругом столовую и подошли к длинному одноэтажному синему зданию. То, что раньше было складом, теперь стало лабораторией, и наоборот. За годы накопилось столько бумаги и разных образцов, устаревшей техники, которую никто уже не использует, и другого всякого хлама, что хранить стало негде. Поэтому возвышавшееся четырьмя этажами строение метрах в пятидесяти справа не горело ни единым окошком, даже фонари на столбах не разгоняли там ночь, там хранилось прошлое, и оно было никому не нужно.

Федоров постучал кулаком в железную дверь.
– Олежа! Открывай! Я знаю, ты не спишь!

Постучал еще раз.
– Точно не спит, – повернулся он к Ване. – Всегда что-нибудь паяет, чинит, перекладывает с места на место, суетится.

Раздались лязганья замков, и дверь распахнулась.
– Здравствуй, Олежа. Зачем у тебя на голове сварочная маска?
– Проходите-проходите, – замахал Олежа рукой. – Время позднее, а я еще не закончил. Срочники на КПП умудрились сломать шлагбаум. Ума не приложу, каким образом. Пойду когда устанавливать, обязательно надо узнать. А вы чего? С наряда? Как там Жижа? Все булькает? Что-нибудь новое обнаружилось? Нет? Ну конечно – нет. Комиссия очередная на днях приезжает.

Олег Витальевич говорил быстро, как-то резко. И его это ничуть не отвлекало от других дел. Он запер за ними дверь, шлепнул по каске рукой, опустив ее на лицо, склонился над широким металлическим столом, на котором был зафиксирован шлагбаум, и продолжил варить.
– Олежа. Это Ваня, наш новый пилот. Ваня. Это Олег Витальевич, наш древний и последний ученый.
– Ага, приятно познакомиться. Так что, по какому случаю? Самолет забарахлил? Или так просто, в гости? Опять с камерами приставать будешь? – говорил Олег Витальевич, заканчивая один шов и начиная следующий.
– Буду.
– Нет камер. Старых камер тем более нет. А новые ты видел? Куча микросхем, проводочков каких-то, очень мудреные. Даже если дадут такую, как ее устанавливать-то? Я не знаю. Да и все равно не дают нам камеру. Нет, говорят, никакой причины нам давать новую камеру.
– Плохо дело. Собственно, про камеру узнать я и пришел. А что ты говоришь, комиссия?

Олег Витальевич разогнулся, снял маску, выключил аппарат. Оценивающе посмотрел на свою работу и, удовлетворившись, повернулся, наконец, к своим гостям.
– Да, комиссия. На днях приедут, пойдут Жижу щупать, нюхать.
– А меня в сопровождение возможно как-нибудь записать? И Ваню? Ваня, хочешь пойти на Жижу посмотреть?
– Да, товарищ майор.
– Вот, боевое, так сказать, крещение.
– В сопровождение говоришь, да? Ладно, хорошо. Спрошу командира, что он думает на этот счет.

Олег Витальевич сдвинул брови, над чем-то размышляя, переводя взгляд с шлагбаума на гостей.
– Так, товарищи. Может, вы мне поможете? Дотащим шлагбаум до КПП? А то сейчас их вызванивать, а они пока придут. По дороге еще что-нибудь разломают. А я спать хочу. А?
– Конечно, поможем, Олежа!

Втроем они взялись за шлагбаум и оттащили его к КПП.

Там их встретил срочник, один из виновников этой самой поломки.

Они опустили шлагбаум на землю.
– Так. Покрасите его сами завтра. Где второй? У меня к вам претензии. Я этот шлагбаум сделал, когда вы еще толком и разговаривать-то не умели, поэтому считаю вполне обоснованным свое недовольство! Все же хочу поинтересоваться, как вы умудрились его разломать?

В этот момент на улицу вышел второй срочник.
– Так, – протянул Олег Витальевич, разглядев второго. – Только не говорите мне, что этот бегемот на нем повис?
– Так точно, – смиренно пробормотал первый.

Олег Витальевич покачал головой.
– Ну даете. Ладно, – повернулся он к Федорову. – Дальше силами этих олухов справимся. Спасибо. Про сопровождение спрошу. Дам знать.
– Хорошо, спасибо, Олежа.

Они попрощались. Федоров с Ваней повернулись к КПП спиной и двинулись к казарме. Слыша сзади:
– Ну что стоишь? Поднимай, ты, поди, один его поднять сможешь. Эк, здоровенный какой! Ну что, никак? Ага! Эй, второй! Давай-ка. Поднимайте и держите.

***

– … Таким образом, и получается, что реки втекают не в Жижу. А под нее, в подземное озеро, из которого в свою очередь вытекают следующие подземные реки. Наши исследовали всю воду в окрестностях и за их пределами, которую смогли найти – чистая. Все дело в озере. Одной загадкой меньше.
– Почему же об этом ничего неизвестно? – спросил Федоров.
– Как же неизвестно? Несколько скромных изданий печатали эту новость, но проблема в том, что это чрезвычайно скромные издания. В интернете этих статей опубликовано так и не было, а бумажные издания этого журнала в вашу часть не поставляются.
– Мы непосредственно связаны с Жижей! У нас даже лаборатория есть! И мы об этом не знаем?!

Федоров был ошеломлен.
– С одним ученым… Все так, но, к сожалению, новости про Жижу не котируются, она уже давным-давно никому не интересна.
– Уму непостижимо.

Вдвоем они с Сергеем Артемовичем шли позади группы, создавая для себя условия приватности. Говорили не торопясь, проверяя канал в нашлемной рации, чтобы разговор не был услышан никем, кроме них. Но неудобная предосторожность, как и натирающий жаркий скафандр, были забыты за поглощающей беседой.
– А хотите еще кое-что расскажу?

Федоров кивнул.
– Но это и правда секретная пока что информация.

Федоров снова кивнул.
– Думаю, вам известно, что три года назад пробы из Жижи стало брать невозможно. Обычный кислотный состав каким-то образом изменился, да таким, что начал разъедать все, что ты туда сунешь. Ладно, казалось бы, проб и так предостаточно, изучать еще и изучать.

Сергей Артемович глянул на Федорова, убедиться, что тот понимает, о чем идет речь. Федоров был в курсе.
– Но тогда же начались разговоры, – продолжил Сергей Артемович. – Но разговоры ограничивались теориями. Изучить мы все равно этот вопрос не умели. Может, помните, где-то полгода назад, может, месяцев восемь, ваша группа реагирования была поднята по тревоге?
– Помню, – подтвердил Федоров.
– Так вот, тогда ими была задержана и передана нам забавная компашка, нашедшая неких частных лиц, этаких филантропов, готовых оказать финансовую поддержку независимой науке. В общем – не суть. Суть в том, что этим людям кто-то дал деньги, и эти люди опытным путем подтвердили то, что у нас оставалось только теорией. И в чем же смысл? А вот в чем.

Сергей Артемович кинул опасливый взгляд на впереди идущих. Зачем-то наклонился, ссутулившись, к нему наклонился Федоров. И Сергей Артемович, еще и понизив голос, сказал:
– Жижа – это больше не кислота. Испарения над ней – кислота, она сама – уже нет. Ведь ни разу не удалось взять пробу с глубины. Опускаешь зонд, хоть на метр – вынимаешь пустоту, что-то там на дне обладало еще большей уничтожающей силой, чем на поверхности. Прежде таких сильных кислот никто не знал. Так вот теперь это что-то на поверхности.
– Что же это тогда?! – шепотом воскликнул Федоров.
– Вот! Было у нас одно предположение. Но как проверить, как взять образец из самой Жижи, если она все съедает? Надо потратить очень много денег. Филантропы потратили. Был создан самый дорогой в мире кусочек пластмассы, который прежде существовал только в виде формул на бумаге и наработок. И этим кусочком пластмассы, выполненным коробочкой, удалось черпнуть немножко из Жижи и быстро тут же кинуть под микроскоп с функцией видеозаписи – очень верное решение, так как даже эта пластмасса продержалась недолго, а высвободившийся пар попортил оптику микроскопа.
– Звучит как будто бы просто, в плане осуществления, – заметил Федоров.
– Именно что! Только надо заняться, а чтоб заняться надо денег. Формулы и наработки, к слову, были наши… – Сергей Артемович многозначительно развел руками.
– Сперли ведь как-то, – с уважением сказал Федоров.
– Ага, молодцы. Вообще, спасибо им, что сперли. Дальше-то и начинается главное. У этих ребят было видео, которое мы, забыв, что они нарушители, все вместе пересмотрели в нашей лаборатории бессчетное количество раз, – Сергей Артемович выдержал паузу, – Жижа – это море из микроорганизмов.

Федорову отказали ноги, и он замер.
– То есть, то есть! – голосовой аппарат ему отказал тоже.

Сергей Артемович часто закивал головой.
– Именно! В Жиже есть жизнь! И эта жизнь, эти микроорганизмы, все и сжирает! А испарения кислоты – продукт их жизнедеятельности. Получается.

Федоров хлопал ртом и разводил руками, мысли его устроили бешеную пляску в голове, борясь за право быть высказанными, мешая друг другу, так что на выходе получались только эмоционально насыщенные звуки. По ним можно было судить, что Федоров рад, но и в то же время негодует.
– Почему вы рассказываете об этом мне? – наконец выдавил он.
– Вот это вот угасание, какое-то вымирание интереса, оно не только у вас в части, оно и у нас в научном центре. Слишком мало людей осталось, которые хотят разобраться, что же такое эта Жижа. Она превратилась в нечто само собой разумеющееся. Жижа – ни вреда, ни пользы. И пусть себе будет? Не очень охотно мы, люди, стремимся понять, что же сами и натворили, если изыскание не сулит моментального эффекта. Я не осуждаю, это в порядке вещей. Федоров – одиозная фамилия в центре, и я не мог, в конце концов, не узнать, кто же он такой, и какие это такие запросы от него поступают во все отделы. Потому я и рассказываю – я один из тех немногих, кто бродит по краям Жижи и с официальной позицией не соглашается.
– Эти ребята с пластмассой – молодцы, – со всей признательностью сказал Федоров, после недолгого молчания.
– Ага. Порой не хватает именно что энтузиазма, он обновляет и омолаживает прикипевший ум! Нам повезло – таковой нашелся!

Как и сказал Олег Витальевич, через несколько дней в часть прибыла комиссия. И как он же и обещал, он пошел на разговор с командиром части на предмет того, чтобы майора Федорова и Ваню отправить в сопровождение. Оказалось, что говорить тут особо не о чем, разве только дописать Ваню в наряд, так как майор Федоров был запрошен в сопровождение из самых верхов, начальником комиссионной группы Сергеем Артемовичем.

Сергей Артемович живо и с радостью познакомился с Федоровым в части и теперь рассказывал тому разные секреты, пока они шли вдоль кромки Жижи. Перед ними шли еще два человека из комиссии и трое из сопровождения, включая Ваню.

Шли не спеша, то принимаясь разговаривать, то замолкая, разглядывая Жижу, дальний край которой терялся где-то за горизонтом.

Из-за ветреной погоды, гонявшей испарения, не удалось выйти утром, пришлось дожидаться обеда. Поэтому по прошествии нескольких часов пути группа стала замечать, что наступают сумерки – солнце двигалось к закату. А результаты вылазки выражались лишь в нескольких баночках почвы и трех-четырех веточках с деревьев.
– Деревья, – заметил Сергей Артемович, – кислота должна была их уничтожить. С этим обстоятельством мы так и не пришли к хоть сколько-нибудь окончательному выводу. Теперь же можно просто предположить, что, уходя корнями вглубь, они взаимодействовали с микроорганизмами, а не с кислотой. А те почему-то не уничтожают деревья, видимо, они микроорганизмам зачем-то нужны.

Сергей Артемович полез рукой в неудобной черной перчатке в серый чемодан и стал по очереди разглядывать содержимое отдельно закрывающихся кармашков. Группа тем временем остановилась по его приказу и собралась в кучу.
– Хотелось бы из этой прогулки вынести что-то интересное, – сказал он, разворачивая листок, который наконец выудил из чемодана. – Например, вот:

«Совершая облет в квадрате…  да-да-да… первые показатели пузыря… ага… А! Вот! Внезапно вязкая с виду жидкость стала стекать с пузыря, обнажая прозрачный купол, как будто стеклянный. Первое время внутри купола было совершенно темно, и о его очертаниях я мог судить только по отражающемуся в нем мерцанию Жижи. Затем в хаотичном порядке, то есть беспорядочно, внутри купола начали загораться огни – продолговатые белые лучи, соединявшиеся между собой, таким образом образовывая единое целое. Если сравнивать результат слияния, то больше всего это было похоже на ветвистое дерево или куст. Вероятно, я описываю процесс как медленный, отсюда резонный вопрос: почему нельзя было поменять позицию на более выгодную для записи? На самом деле происходило все очень быстро, допускаю, что замешкался вначале, когда жидкость стала стекать, но, опомнившись, я незамедлительно направил самолет в сторону разворачивающегося явления. Должно быть, такое же эмоциональное состояние сначала сковало и капитана Ломакина, как и я не сумевшего зарегистрировать происходящее на видео…»

– Честно скажу, товарищ майор, в ваших запросах не хватает разве что размышлений и переживаний, – посмеялся Сергей Артемович.
– Я не совсем спец в запросах, – замялся Федоров. – Раньше как-то не приходилось…
– Неудивительно, что у нас их так старательно обходили стороной. Ладно, далее:

«… не сумевшего… так… Ага! Тут еще чуть-чуть. Когда лучи соединились в вышеупомянутое подобие дерева, на его «ветках» стали распускаться «цветы» некой кристаллической формы. «Цветы» распускались до тех пор, пока их не образовалось по одному на каждой «ветке» по всей высоте ствола. Буквально несколько мгновений (даже не секунд!) это «дерево» стояло без движения, освещая пространство вокруг себя, а затем осыпалось, тут же погаснув, а за ним без всплесков в Жижу погрузился, а если учитывать скорость, с которой он это сделал, то рухнул, и сам прозрачный пузырь. Только в этот момент мое положение было подходящим для съемки».

– Вот, товарищи, всем ясно, что мы ищем? Мы ищем прозрачный пузырь с цветами внутри. Отлично. Вперед, мы позади.

Когда группа вновь растянулась, а Федоров и Сергей Артемович остались позади, последний снял с плеч рюкзак и раскрыл большое отделение.
– Смотрите, что у меня есть!

Федоров заглянул в рюкзак. Внутри лежал пластмассовый контейнер достаточно больших размеров, чтобы туда, например, влезла пара бутербродов.
– Та самая пластмасса, – дрожащим шепотом произнес Сергей Артемович. – Только крепче!
– Как же, откуда? – спросил потрясенный Федоров.
– Я вышел на контакт с филантропами, а они оказались все так же заинтересованы в раскрытии тайн Жижи!

Лицо Сергея Артемовича под прозрачным шлемом-шаром широченно улыбалось.

Через час группа снова остановилась. Пора было возвращаться.
– Сегодня пусто. «Продолжим завтра», —сказал Сергей Артемович, а сам отошел на несколько шагов вместе с Федоровым.

Они вдвоем встали на берегу, у самой Жижи.
– Вот скажите мне, товарищ майор, почему вас так заботит эта Жижа? Ну вот увидели вы что-то, ну вот написали об этом в рапорте. Так почему не остановиться после этого?
– Боюсь я, Сергей Артемович. Боюсь. Ведь и без того, сколько разных неприятностей может случиться с человеком! А если еще к этим неприятностям добавить самим же человеком созданные, неведомые?

Сергей Артемович покачал головой.
– А вы?
– Я, когда молодой был, когда наукой только занялся, знаете, как полагал – думал, есть вот что-то, что обязательно надо. Необходимые кусочки общей картины, которые еще не открыты, но которые надо открыть. Но, как я понял позже, «надо» не всегда работает. Ибо втемяшится что-нибудь в голову, и все – не остановиться. Никак не остановиться.

Они замолчали. Федоров посмотрел на профиль Сергея Артемовича. Какой-то мечтательный профиль, лицо первооткрывателя, смелого пионера, шагающего в темноту, чтобы узнать, есть ли там свет.
– Я, кстати, люблю нарушать правила, – повернулся к Федорову Сергей Артемович. – Я не пойду в часть, я заночую здесь. Я знаю, – подняв руку, останавливая Федорова, продолжал он, – что это строжайше запрещено. Но у меня есть все необходимое, чтобы переждать ночь. А вам я дам вот эту рацию, чтобы держать связь напрямую на тот случай, если я вдруг встречу что-нибудь интересное. Хочу поделиться с вами с первым.

Федоров не понимал, хочет ли он возражать, и не возразил, взял рацию. Сергей Артемович улыбнулся и пожал ему руку, скрипя резиновыми перчатками.

***

В часть вернулись только к полуночи. Уставшие и голодные.
– Пойдешь, Ваня, со мной к Олеже? – после ужина спросил Федоров.
– Нет, товарищ майор, я что-то утомился. Сил нет.
– Конечно, много впечатлений от такой прогулки! Ну, хорошо. Добрых тебе снов.
– Спасибо. И вам, товарищ майор.
– А! С первой вылазкой тебя!
– Спасибо, товарищ майор.

Стучать в железную дверь снова пришлось несколько раз, прежде чем Федорову открыли. Олег Витальевич и в этот вечер встретил его в сварочной маске.
– Проходи.
– Ты чего опять варишь, Олежа?
– Да ты только подумай! Давеча шлагбаум починил? Починил! Так они, пока его красили, опять умудрились сломать. Сил моих нет! – крикнул Олег Витальевич, заискрив сварочным аппаратом.

Вдруг он остановился, едва начав, сбросил маску, выключил аппарат.
– Коньячку?
– Коньячку, – согласно кивнул Федоров.

На столе быстро появилась бутылка и два стакана.
– Надоело мне что-то, – отхлебнув, сказал Олег Витальевич.
– Что, Олежа? – Федоров тоже сделал глоток.
– Все. Ну в болото. И шлагбаум, и все. Что я вообще здесь делаю? Что мы все здесь делаем? Копошимся что-то, копошимся. А результат? Сломанный шлагбаум?
– Необязательно же эффект должен быть мгновенным.
– Тоже верно, конечно. Но вот все-таки шлагбаум! Ну как так? Ну почему надо обязательно одному дураку повторить глупость другого дурака?
– Ой, вот уж не знаю, Олежа. Какой-то ты сегодня не такой, какой-то мрачный.

Федоров поставил пустой стакан на стол.
– Сон тревожный приснился. Неспокойно на душе. Еще выпьешь?
– Нет, нет. Спасибо.

Олег Витальевич допил остатки своей порции и засунул пробку в бутылку.
– Наряд завтра?
– Да, надо постараться выспаться.
– Тревожный сон был. Ты давай там завтра аккуратнее летай, хорошо?
– Да что же со мной станется, Олежа? Не беспокойся.

***

Федорову снилось, что он разговаривает с Олегом Витальевичем.
– Да все мы дураки, смотря, как посмотреть.
– Да, – подтверждал Федоров.

Затем он повторял то, что говорил Олег Витальевич, а тот в ответ подтверждал.

А потом Олег Витальевич сказал:
– Мы сами часть этой Жижи, мы как Жижа. Где от нас вред, а где от нас польза? Кто же знает?
– Ну, Олежа, эффект необязательно будет мгновенным. А так, все мы дураки, смотря, как посмотреть.
– Тоже, верно, конечно.

Внезапно Федоров проснулся – рация, которую он оставил на прикроватной тумбочке, настойчиво его звала.
– Товарищ майор! Товарищ майор!
– Да, да, – резко сев и схватив рацию, вялым голосом ответил он. – Слушаю, Сергей Артемович!
– Я нашел! То есть что-то интересное нашел! Как обещал, говорю вам первому!
– Что, что нашли?
– Отмель, товарищ майор!
– Какую отмель?
– Длинную отмель, несколько километров! Не знаю точно! Я, считай, прям в Жиже, вокруг Жижа!
– Как в Жиже?
– Пошел по отмели прямо, долго шел, часа три, думаю.
– И что там?
– Ничего! Но разве это не удивительно? Никогда же не было никаких отмелей!
– Не было, – подтвердил Федоров и нахмурился.
– Только у меня проблема, товарищ майор.
– Что такое?
– Отмель скрывается. Жижа, должно быть, поднимается. Я в бинокль посмотрел. Я сейчас как на острове. Быстро скрывается. Могу предположить – полчаса.

Федоров вскочил, мигом оделся и вылетел на улицу. Со всей доступной ему скоростью он побежал на аэродром. Там он ворвался в диспетчерскую.
– Вы откуда? – испуганный внезапным вторжением подпрыгнул диспетчер.
– Где наряд?! – закричал Федоров сам не свой. – Где самолеты?
– Дальний квадрат.
– Сергей Артемович! В каком примерно месте вы вышли на отмель?

Рация шипела. Диспетчер хлопал глазами. Федоров дрожал.
– Сергей Артемович!
– Да! Я тут! Почти не отходя от того места, где мы с вами разошлись, может, полкилометра.
– Понял! Как не заметили отмель? – повернулся он к диспетчеру.
– Так облет по тому краю на обратном пути…
– Ах, точно! Сколько им добираться? Долго… – простонал Федоров. – Отсюда быстрее… Так. Я взлетаю. Экстренная ситуация!

Он выбежал на взлетную полосу. Через две минуты он уже стоял у своего самолета. Фюзеляж в полутьме отражал свет прожекторов, направленных с диспетчерской. Большая треугольная фигура возвышалась и была похожа на грозного хищника.
– На тебя вся надежда, – с чувством шепнул Федоров металлическому зверю и залез в кабину, захлопнул люк.

Из-под крыльев выдвинулись сопла двигателей, томно загудели и выпустили две толстые струи синего пламени. Бугорок заднего двигателя, выступавший полукругом вверх за кабиной пилота, засветился оранжевым, разогреваясь.

Федоров нервно барабанил пальцами по приборной панели в ожидании, когда лампочки и динамики сигнализируют о готовности всех систем. Вообще, это происходит быстро – меньше минуты, но сейчас время для него тянулось и бежало, мучило его страхом и спешкой.

Наконец лампочки и динамики сигнализировали. Федоров схватился за штурвал и начал вертикальный подъем, одновременно разворачиваясь в том направлении, в котором ему нужно лететь. Поворачивая самолет, он увидел внизу на полосе ничего не понимающих диспетчера и бригаду техников. Он пожал плечами, прохрипев:
– Объяснения потом.

Поднявшись на достаточную высоту, втянув в себя шасси, самолет заревел задним двигателем, горящим оранжевым огнем, и рванулся, набирая скорость, вперед и ввысь.
– Сергей Артемович! Сергей! Ты слышишь?! Что у тебя происходит?
– Пока что ничего, пока что стою на земле!
– Хорошо! Я лечу к тебе! Я успею!
– Жду.

Федоров несся по воздуху и пытался придумать, как посадить Сергея Артемовича на место второго пилота. Вариант был только один – приземлиться и посадить.  Он попросил описать ему отмель и, исходя из этого описания, предполагал, что если постараться, то сесть возможно. В любом случае – первым делом надо туда добраться.
– Ох! – вздохнула рация.
– Что такое, Сергей?
– Пузырь!
– Где?
– Прямо передо мной! Потрогать можно… Какой огромный!
– Не подходи близко!
– Не подхожу.

Минуту ничего не происходило.
– Ох! – снова вздохнула рация, но на этот раз с силой и громко.
– Что такое?
– Это прозрачный пузырь!!! Прозрачный! Как ты описывал!
– Что у тебя происходит? Говори мне все, что у тебя там происходит! И отойди от него!
– Сейчас с него стечет жижа, еще немножко. Все. Он полностью темный, только отражает мерцание!
– Как отмель?!
– Невероятно! Это просто невероятно! Белые лучи! Они сливаются в… в дерево!

Федоров вгляделся в темноту и увидел внизу пятнышко бледного белого свечения, с трудом пробивающееся через туман от испарений.
– Да, все как ты описывал! Сейчас начнут появляться кристаллические цветы!

Двигатели самолета гудели на пределе. Федоров направил машину по траектории в облет, чтобы подобраться к Сергею Артемовичу со стороны отмели, иначе же кислота в испарениях начнет разъедать металл самолета.
– Кристаллические цветы!!! Постой. Здесь…
– Что? Что здесь?
– Прямо у отмели маленькое деревце с цветком! Я смогу дотянуться!
– Нет, не делай этого! Слышишь?
– А зачем мне коробка из этой пластмассы иначе?! Сейчас, если быстро сорвать и положить, то разъест только перчатку. О, проклятье!
– Что?
– Подожди, не дотянуться!

Федоров завершил маневр и начал снижение. Он различал фигурку Сергея Артемовича. Тот стоял на коленях и тянулся к чему-то белому в Жиже перед собой. Отмель вокруг создала небольших размеров овальный остров, еле-еле хватало посадить самолет, но Жижа стягивалась на глазах. Надо было торопиться!

Федоров выдвинул шасси и с ювелирной точность приступил к посадке. Фигурка перед ним дернулась, что-то швырнула перед собой.
– Я это сделал! Цветок! Цветок в коробке!
– Снимай быстрее перчатку! И заматывай резервным рукавом!
– Да-да-да! Сейчас!

Сергей Артемович засуетился.

Колеса шасси коснулись земли, и тяжесть самолета заставила их глубоко впиться в сырую почву.

Федоров распахнул люк, надеясь, что летный шлем спасет его от испарений, которые вот-вот уже, вслед за Жижей, будут вокруг них.
– Сергей! Скорее! Отмель сужается!!! – заорал Федоров, пытаясь перекричать рев двигателя.
– Не могу!!! Не могу в рукаве закрыть коробку!!!
– Бросай ее!!!
– Не могу!!!

Федоров отчаянно выругался и прямо из кабины выпрыгнул на землю. Не подумав про свой возраст, он испытал удар от приземления всем телом, сморщился и еще раз выругался. Самолет за ним все еще медленно утопал в земле. Федоров с чмоком высвободил ботинки из грязи и побежал.

Подбежав к Сергею Артемовичу, он оттолкнул его и приказал бежать к самолету.

В этот момент огромных размеров светящееся дерево в паре метров перед ними обрушилось, а за ним в Жижу быстро погрузился и пузырь.
– Я думаю, – закричал Сергей Артемович, – что с каждым разом время существования дерева увеличивается, посмотри, сколько оно сейчас простояло! Гораздо дольше, чем в тот раз, что описан у тебя!

Федоров внимательно посмотрел на ученого – Сергей Артемович выглядел совершенно безумно. Ад разыгрывался вокруг, но он этого не замечал.
– Беги в самолет! Залезай на второе кресло! – Федорову пришлось тряхнуть его за плечи.

Сергей Артемович кивнул и побежал.

Федоров наконец совладал с крышкой коробки и кинулся было следом, но волна ужаса прошла по всему его телу, отдаваясь звоном в ушах – самолет накренился! Жижа добралась до левого шасси и принялась его разъедать. Крыло неумолимо приближалось к ядовитой поверхности!

Федоров ринулся к самолету. Его пассажир уже уселся и пристегнул ремни. Не глядя, Федоров швырнул коробку вверх и услышал:
– Поймал!

Затем он и сам вскарабкался в кабину.

Одной рукой закрывая люк, другой он уже пытался поднять самолет в воздух.

Раздались скрежет и шипение, самолет взбрыкнул. Федоров посмотрел на левое крыло – до него добралась Жижа, двигатель, скорее всего, был уничтожен. Ничего, можно выехать и на одном.

Самолет, как будто бы напрягшись всем своим телом, вырвал правое и переднее шасси из плена утопившей их в себе почвы и, крутясь вокруг собственной оси, стал медленно подниматься, но было поздно. Жижа, почти сомкнувшись под ним, уже облизывала его своими парами, самолет снова дернулся – от днища отвалилась пластина, а правый двигатель закашлял. Машину страшно затрясло.

Федорову ничего не оставалось делать, кроме как стартовать с места, используя задний двигатель. Если пролететь сквозь испарения, если самолет выдержит, тогда он сможет его поднять на безопасную высоту.

Так он и поступил.

В панике Федоров смотрел то на правое крыло, то на левое. Он видел, как металл покрывается мелкой рябью и пеной, кусками отваливается, падает вниз. Под ним снова что-то дернулось – отвалилась еще одна пластина.
– Ай! – вдруг услышал он сзади. – Эта дрянь начала проедать коробку!

Сергей Артемович кинул коробку себе в ноги.
– Мы не сможем ее выкинуть! «Люк не откроется на ходу!» —прокричал Федоров.

В ответ донеслось что-то нечленораздельное.

Федоров в отчаянии двумя руками тянул за штурвал, и наконец самолет послушался и вырвался из зеленоватого тумана.

Опасность испарений миновала.

Но приборная панель сходила с ума. Если верить показателям, то они вдвоем сидят практически на воздухе, так как днища как будто бы уже не было. Единственный их шанс – скорее добраться до земли.
– А если коробку проест? Проест и днище? – спросил Сергей Артемович. Его голос дрогнул, по всей видимости, он начал осознавать, что происходит.
– Да, проест и днище, что от него осталось.
– И что тогда?
– Тогда, боюсь, оно проломится, и мы полетим прямиком в Жижу.

Они замолчали. Все звуковые сигналы, которые имелись в самолете, орали так страстно, будто хотели друг друга перекричать.
– Товарищ майор!
– Да?
– Это очень удобный способ себя оправдать.
– Какой?
– Я говорил, что люди не хотят разбираться в собственных поступках, как будто я за всех в них разбираюсь. Но это не так. Я просто-напросто погнался за мгновенным эффектом, увидев отмель.

Федоров молчал.

Где-то (им было, правда, не видно оттуда) солнце уже выглядывало из-за края горизонта. Еще какие-то секунды, и начнется рассвет.
– Они бы никогда не смогли у нас украсть разработки пластмассы.

Федоров молчал.

Самолет продолжал дрожать, сигналы продолжали орать.
– Это я им помог.

Федоров извернулся в своем кресле так, чтобы заглянуть в ноги Сергею Артемовичу. Позеленевший цветок разъедал пластмассу, заполняя внутри коробку белым паром.
– А? Вы что-то сказали? – спросил Сергей Артемович.
– Нет, ничего.
«Почему надо обязательно одному дураку повторить глупость другого дурака? – подумал он. – Втемяшится вот в голову… мда».

Он отвернулся и сосредоточился на горизонте.

Сергей Артемович сосредоточился на коробке. Ведь если они не успеют, а цветок успеет, то разгорающийся рассвет будет последним, что они увидят перед тем, как перестать существовать.
«И мы, – думал Федоров, – не сможем рассказать об этой глупости, и тогда ее кто-нибудь повторит».