Проклятие Прохоровки. Часть 5

   - А г-где у нас Женька, - вдруг поинтересовался Юрик.
   - А шут его знает, - проворчал Иван, - Поехали с Манькой за водкой. За смертью бы их посылать!
    - Ну-ну…До Манькиной хаты поди и доехали, - хитровато подмигнув, пнул Егора по ноге Гриня.
     - Да и хрен с ними, - нахмурился Иван, - можа до Васьки Добрякова сгоняем, у того всегда самогонка есть.
     - Я тебе что, новобранец? – отпихнулся Гриня, - Вон, пусть молодой сходит.
     - Сиди уже! – поднялась мама Люба, - Человек десять лет в Прохоровке не был, а ты его за каким-то лядом посылаешь! Сама схожу. Ларис, денег дай!
     - На, мам, - пошарившись за пазухой, Лариса протянула свекрови слипшуюся пятисотку.
    - А можно я с Вами? – поднялся на задеревеневшие ноги Егор, - Размяться надо, устал сидеть.
    - Ну тогда и я, - суетливо подскочила сестра. - А эти черти пусть сидят, что им делать?
    Когда выходили на крыльцо, Егор снова смутился при виде синего ведерка. Мама Люба заметила его взгляд и засмеялась:
   - Твоя игрушка была! Совок еще был желтый. Отец тебе все это дарил. Так ты с этим ведерком спал лет до пяти. Другие дети с мягкими игрушками спят, а ты с ведерком. Дед мой все смеялся, говорил, что ты во сне за самогонкой к Добряковым ходишь. Он, вишь, юморист у меня был, дед-то…
     Егор брезгливо поморщился и отвернулся. Но тут его взгляд упал на зеленый подростковый велосипед, висевший с внешней стороны  крыльца. Велосипед был облезший, но целый, и рамы у него не было, как у дамского.
    - А это… - кивнул он, - тоже моё?
    - Отдавали еще Лариске люди добрые, в магазин ездить. Но и ты на нем катался. Великоват он для тебя был, велик-то. Но ты шустрым был парнишкой, все на нем под горку ездил, в лог. Однажды у тебя нога в цепь попала, под коленкой рана глубокая была. Так ты ничего, не орал. Сам до ограды допрыгал, а там дед мой тебе ранку водкой полил да лейкопластырем стянул. Так оно потом и зажило…
     Слушая старушку, Егор расплылся в улыбке и потрогал грубый шрам под коленкой. Трико были плотными, но и через ткань шрам легко прощупывался. Кстати, этот случай с великом часто снился ему во сне. И страх был неподдельный, и боль была настоящая. Вот только человеческих лиц он там не видел.
    - Эх, прокатиться бы! – воскликнул он.
    - Да легко! – сказала Лариса, - Бери, не раздави только. Вещь хоть и старая, а целая, пригодится еще.
     Егор легко, как пушинку, сдернул велосипед с гвоздя и взгромоздился на него сверху. Конечно, права была сестра, не его размерчик, но детство, всколыхнувшееся в его памяти, вдруг окатило его волной, заставило засмеяться, выскочить за калитку, и сделать пару больших кругов по дороге… А, может, и не память это была, а непривычная для него доза пива, да какая теперь разница?
     - Нас-то дождись! – закричала Лариса, выпуская из ограды свекровь и закрывая калитку на щеколду. Но Егор её уже не слышал.
     - Эге-гей! – закричал он, и пулей понесся вниз по склону лога, как раз туда, где тихо дымилась огромная, по размерам, наверное, не меньше самой Прохоровки, старая помойка. У самого ее края он повернул руль вбок и затормозил. Вид свалки потряс его.
     Пустырь, покрытый всевозможными отходами человеческого существования, тянулся от его ног до самого березняка, за кроны которого и садилось сейчас усталое солнце… Чего тут только не было! И обломки старых детских колясок, и размокшие под дождями куски деревоплиты, и пакеты с мусором…Временами из-под многослойной кучи отходов вырывались легкие столбики сизого зловонного дыма. Он не позволял любоваться чистой картиной сельского заката. Но хорошо было видно, что там, на горке, на противоположном склоне лога, было сооружено что-то типа человеческого жилища, какой-то старый шалаш, либо завалившаяся набок беседка, покрытая большим драным куском выцветшего тента. Он был привязан между четырьмя березами, один край тента оторвался и при каждом небольшом порыве ветерка хлопал, как крыло раненой птицы.
   - Что это там? – спросил Егор у подошедших женщин, которые, запыхавшись, еще долго не могли унять дыхание и ответить ему.
    - Что-что…- проворчала желтоволосая свекровь, - Бомжатник там. У нас его зовут Зимний Дворец.
    - Почему? – не понял Егор.
    - Пошли уже отсюда! – потянула велосипед за руль сестра, - Вот уже тему нашел для разговоров! К Добряковым через улицу, налево. Можешь ехать вперед, мы тебя догоним.
     Егор рванул по указанному направлению. Ехал он быстро, потом поворачивал назад, возвращался к медленно бредущим женщинам, делал поворот, и опять мчался на соседнюю улицу. Временами до него доносились обрывки разговора сестры и ее свекрови.
     - Все он помнит, - настаивала свекровь.
     - Мам, да не может этого быть! – эмоционально возражала Лариса, размахивая руками.
     - У кого что на роду написано – того не миновать! – настаивала старуха.
     Но Егора не волновал их спор, он радовался восторженной животной радостью, как щенок при виде хозяина. Пусть не город, не райцентр, а маленькое чахлое село – но это все же была ЕГО РОДИНА…
     Проезжая по улице, что шла параллельно той, где расположился домик мамы Любы, Егор обратил внимание на большой относительно новый дом в два этажа.
      - А тут кто живет?
      - Я говорила тебе! – вместо ответа на его вопрос свекровь вдруг накинулась на Ларису.
      Та отвела глаза. Вздохнула.
      - Да живут люди…- тихо сказала она, - Тоже Прохоровы, как и ты. А раньше тут домик маленький стоял. Снесли его потом. А пока он стоял, в нем наша мамка жила, и папка твой…Я-то все хорошо помню.
     Егор вскинул брови:
    - Вот как! А почему тут этот…построился?
    - Так, Егорушка, родители-то дом снимали, не свой он им был.  Родственники им временно сдавали. Дальние родственники.
    - Ясно… - протянул Егор, и собрался было ехать дальше, но старушка вдруг свернула к калитке противоположного коттеджу домика, и вошла во двор.
    Домик Добряковых был маленький, серенький, весь как бы вжавшийся в землю. Свекровь громко постучала. Ей никто не ответил. Она постучала сильнее. Потом еще раз. Затарабанила кулаком.
     - Иду, иду…- закашлялся по ту сторону двери старческий голосок, - Кого черти носят?
     - Я это, Люба!
     - Аааа, - проскипели за дверью. И тот же голос крикнул куда-то в глубину помещения, - Выходи, Вась, до тебя Мазуриха пришла. За самогонкой, наверное, опять!
     Тот, кого назвали Васей, тоже долго кашлял. Первой на порог выкатилась маленькая кругленькая очень старая бабулька. Она подслеповато глянула на маму Любу, укоризненно покачала головой, потом скользнула взглядом по Ларисе, кивнула ей по-свойски, затем задержала взгляд на Егоре, прищурилась, подошла ближе. Егор пытался отвернуться, однако она дотянулась до его лица, повернула его в сторону заходящего солнца, но, как ни вглядывалась, узнать не смогла.
    - С кем ты сегодня, Люба?
    - С Шустиком я, Варфоломеевна.
    - Да поди ты! Шустика-то уже лет десять ни видно, ни слышно было! Я ж его, подснежника, давно уже и за живого не считала. Думала, за батькой ушел. Они тогда, Прохасики-то, один за одним…Считать не успевали. А он вот как – живой! Тююю…
    - Сам, Варфоломеевна, объявился. В детском доме был.
    - В детском доме! Поди ж ты! Так его и не узнать. Вырос уже, вон каким парнем стал!
    Егор, как только бабулька отпустила его, тут же постарался отъехать подальше, но к разговору прислушивался. Понимал он мало, кроме того, что ближайшие его родственники давно умерли.
     Дверное кольцо громко брякнуло, и на крыльце появился заспанный и откровенно нетрезвый мужик предпенсионного возраста.
   - Чего ты тут шум подняла, маманя?
   - Да ты глянь, Васенька! Шустик - как живой! Тот самый, которого я перед Рождеством тогда нашла! И никакая лихоманка его не берет – вырос!
    - Да ну! – искренне изумился мужик, - А ну, паря, иди ко мне!
    Он долго смотрел в лицо Егору, восхищенно мотал головой и приговаривал:
    - Вот жизнь-то, а! Вот жизнь!