В моем метро свободно

1. Ворон

3:20. Быстро в душ, чайник, бритва, завтрак, всё строго по графику. Когда требуется, я могу очень быстро собираться, тем более что всё готово.
Времени всегда достаточно для мантры.
4:25. Путь до электрички пролегает мимо школы, в которой учится мой сын, другой покороче будет.
На тренинге партнёр по игре спросила:
– Вы Вадим?
– Нет.
Это не жизнь, но именно это и есть моя жизнь, когда по дороге на работу я мечтаю о том, чтобы скорее наступил вечер. В понедельник -– чтобы скорее выходные, и так по кругу. И нет из этого круга выхода, такого, чтобы он привлекал. Хорошо уже то, что я не ведусь на навязанные цели как все. А может, плохо это, повелся бы и мог совершенно спокойно положить на это свою жизнь или не жизнь. Вот и сквер, всегда прекрасен утром, несмотря на то, что рядом железнодорожный путь и проносятся поезда. Особенно шумно бывает, когда в Москву или из Москвы бежит «Спутник». Сквер прекрасен утром, а в такое утро, когда впереди дорога туда, в СПБ, и обратно, в Москву, по четыре с половиной часа на поезде, он еще прекраснее.
Этот сквер прекрасен утром. За моей спиной слева направо начал нарастать какой-то шум, что-то мягко коснулось затылка. Не успел обернуться и только боковым зрением увидел Ворона, садящегося на тропинку. Он показал мне этот проход, мимо которого я ежедневно проходил, возвращаясь с работы.
Ворон коснулся меня крылом. Что, нужно пойти за ним сейчас? Это не первая подобная встреча, как правильно поступить?
Через мгновение нашёл монету и подобрал, значит, всё сделал верно.
Этот сквер прекрасен утром, мы называли его сквером Сурикова, потому что посредине стоит памятник Сурикову. Сквер находится за администрацией Красноярского края, в самом центре города.
Сразу после выхода из подъезда вспомнилось, что говорил Шаман о начале жизни в новых городах, как он начинает чувствовать энергию города. Сходится, при первом переезде я почувствовал себя уютно поздним вечером, когда шёл в Киберлодку от друзей из Дома геологов. А вот в Москве так рано утром без дела бывать не доводилось. Когда переезжал, совсем вылетело из головы, не до того тогда было. Так чаще всего и бывает, когда думаешь что тебе не до того, и делаешь не то. Изредка замечаешь, прямо как сегодня.
– Почему так?
– Оттого что балбес.
– Да нет, не балбес, да даже если и балбес, то всё равно молодец и большая умница.
– Ты умница благодаря Ангаре, помнишь?
Может, просто очистил то, что заблокировано, или это ответ мира на мысли, которые роились в голове, когда твоё крыло прикоснулось к моему затылку.
Требовалось задержаться, я не почувствовал, хотя и времени хватало, а испуг проходил.
Ещё были мысли, что часто вспоминал и никак не сумел записать те фрагменты из детства и с других берегов.
Чаще всего эти картинки возникают очень не вовремя, когда ни записать, ни понять.
В то лето после Кукуя я встретился с духом на Школьной и сбежал.
Смотрели зимой на звёзды в небе, лёжа на крыше гаража в соседнем дворе.
Как пили с Лехой чай в избушке на берегу Ангары в Макондо. До этого встретились с ним на Реке, когда я возвращался со странной ночёвки с Морозовым на Гребне. И после помогали переносить друг другу из лодок бутор, сначала его, потом мой. Это было после моего первого курса в лето 1995 года.
Листок тополя, подаренный мне Тополем, примерно тогда, тем летом или следующим. Я писал об этом в «Небе без горизонта».
Линия горизонта, когда смотришь зимой с обрыва на Ангару, и почему-то тебе становится страшно, десятый класс. Так вот, оказывается, что такое – небо без горизонта.
Поездка на «Хонде» из Красноярска в Макондо. Время можно восстановить по документам, но вот как восстановить чувства, испытанные в пути?
Как заблудился рядом со Школьной, там, где заблудиться невозможно, когда впервые нечаянно оказался в другом мире.
Как познакомился с Максимом, да, сначала драка, а потом – друзья.
Как дрались стволами деревьев с Олегом на картофельном поле, когда в школе нас вывозили копать картошку. Как сбежали потом оттуда и лазали по скалам Пионерлагеря.

Как с Миттельштедтом заваривали чай под берёзой весной. Кипятили с веточками шиповника талую воду из ручья рядом с Конченгой, очень вкусно. Нам было по 13 лет.

Там в диких местах комарьё, клещи всякие, неудобство и кайф.
Может, теперь стану как Ворон, смеюсь.
– Когда я коснулся тебя, ты, конечно, сильно испугался, но ведь испуг стоил этого, да и прошёл быстро. И дальше это уже был не страх.
Выбор профессии помогла сделать моя старшая сестра.
Бабушка – нужно учиться, физически не сможешь, значит, головой работай.
Мама – почему-то совсем не помню её в детстве, только очень редкие моменты.
Дед никогда напрямую не говорил, кем мне быть, привил любовь к Реке, научил управлять лодкой, его фраза – «ни о чём не жалей». Отчётливо помню первую рыбалку с ним. Сначала встретили баб по дороге к Реке. Дед: «Ну вот, рыбалки не будет теперь». Так и вышло у него, а у меня, наоборот, улов получился богатый – пять отменных окуней, каждый весом от восемьсот грамм, и небольшая щука. Рыбачили на живца, рядом со Скалкой. Закидушку в конце ловли уронил за борт, а она потом вернулась, её поймал на животник знакомый рыбак Сашка-ангарец и вернул нам. Откуда-то знал, что наша.
Не передал Дед мне своего ремесла, а руки у него были золотые, мог сделать всё. Игрушечные автоматы и пулемёты, которые мне смастерил Дед, вызывали зависть у всех. Изредка что-то удаётся смастерить и мне, но только когда я в настроении и делаю по-дедовски, не задумываясь.
Сейчас здесь, в «Сапсане», по дороге в Санкт-Петербург, когда прошло более тридцати лет с тех времён, на глаза наворачиваются слёзы.
Однажды друзья спросили меня: «А где твой отец?» А я спросил: «Где он, Дед?» Не помню сейчас его ответа, и нескоро узнал правду. Придумывал сам, в семье не принято говорить о его смерти – не хотели лишний раз ворошить то, от чего будет больно всем. Более-менее подробно узнал, только когда поступил в Универ.
Отец боялся вида крови и перед той поездкой заскочил на минуту домой, у него оказалась поранена рука.
– Перевяжи её, – попросил он мать, а сам отвернулся в сторону, чтобы не видеть.
А через несколько часов машина, в которой он ехал, столкнулась на трассе с «Камазом». Водитель отцовского автомобиля остался жив. Отец хотел доделать какую-то работу по дороге и ехал в будке. Не знаю, что он делал на работе, и сейчас не стремлюсь узнать, говорят, какое-то военное производство. Я потом нашёл его личную карточку в НПО ПМ, там написано, где он жил в Железногорске и где работал.
Мне давно хотелось посмотреть, где жила моя семья до переезда в Красноярск, и раньше даже как будто знал, где это, говорят, что на Школьной.
Бабушка знала очень много примет, в часть из них я верю. Например, нельзя сметать со стола крошки рукой – будет голодным стол. Если послышалось, что кто-то зовёт тебя, то в ответ нужно обругать, лучше всего матом (про мат – это моя интерпретация). Так случилось в день, когда погиб Валентин (13.1.42 – 17.08.78), кто-то звал её, когда она управлялась по хозяйству. Практически все, кто повлиял на меня в детстве, теперь мертвы.
– Ворон, я благодарю тебя.
О чём думает человек в пролетающем надо мной самолёте? Как живут эти люди, которых я вижу в окно поезда? Ведь где-то здесь историческая Родина. Деревни выглядят опрятно, значит, доход у людей какой-то есть, интересно, чем они зарабатывают тут?

Дед по отцу откуда-то из этих мест, из Ленинградской области. Могут тут и родственники жить, видел какие-то бумаги, но точно ничего не знаю, он не успел мне рассказать.
По платформе ходили люди, а я сидел на шпалах, косо поглядывал на них правым прищуренным глазом и клевал крошки.
18 мая 2016 г.,
по дороге в Санкт-Петербург

2

…и я растворился в отражении вагонного окна…
Музыканту нужна сцена и слушатель.
Писателю листок и недосказанность.
Моряку – море.
А вот какая романтика в профессии экономиста? Да и моряка, кстати, эти волны и морские узлы порядком задолбали.
Я спускался с Сибирской горки, когда чётко понял, что Юлька выходит замуж. Да, вот так вот окончательно и бесповоротно и выходит. Задумался, действительно, никаких сомнений не было, с чего это я взял? Да ни с чего, вот просто так взял и подумал, а ей теперь замуж идти.
Досада? Это навряд ли. Откуда узнал? Ниоткуда ни узнавал, просто неуклюже ходил в гости с охапками марьиных кореньев и очень уклюже заинтересовал её, когда в самую первую встречу вдруг неожиданно для себя обратился во Вьюна.
Впервые я превратился во Вьюна и переместился сюда примерно в третьем классе, второй раз в тот год, когда красно-сине-зелёная подводная лодка стояла на доковом ремонте-строительстве, то есть это средние школьные классы, ближе к старшим, – тут-то как раз на пути и встретилась Юлька.
Дальше ничего интересного в этой истории не происходило. Вьюн ушёл, а остался только стеснительный подросток с марьиными кореньями в руках.
Очень часто он становился испорченным передатчиком от врат Вечности.
Это такая любовь. При чём здесь любовь, откуда мне знать? И разве кто-то говорил сейчас о любви?
Непонятно, непостижимо грезит мной Ангара.
Не всегда могу читать то, что написано моей рукой. Это болезнь? Эффект непредсказуем, от восторга до тяжёлой депрессии и желания уничтожить всю эту писанину, и это тоже уже было. В самом деле – рукописи не горят, а вот отзывы к ним горят.
Что я знаю о творчестве? Давненько мы со Скатом вели этот разговор на Киберлодке за кружечкой кофе, сваренном на атомном реакторе.
– Самое чистое и сильное, когда слова пишутся сами по себе, ты не задумываешься о том, что написать дальше, руки знают сами. Но вот это проходит, и остаётся в голове шум. Понимаешь, что написал не то и не так, и что теперь трудиться надо дальше. Править, править, править… сложно только в начале, потом тяжело остановиться, когда правишь.
– Странно так, до сих пор помню некоторые фрагменты, которые вырезал из истории. Что-то забывается, а вот эта чепуха никак не уходит, так и остаётся.
– Вот скажи лучше, кто такой Бармалей, которого я вычеркнул из текста? Появился он в Киберлодке. Да и имя-то какое идиотское. Что, не мог себе получше выдумать, ну или я ему? Конечно, известно всем, что в Киберлодке жили какие-то существа, кроме людей, питались чувствами пассажиров и экипажа. Однажды старший помощник Боцмана оставался в одиночном плаванье. Вот уж поиздевались над ним призраки. Если честно, то и мне от них доставалось, особенно поначалу, ну и потом с отвычки, – ну да, есть привычка, а когда уехал, то отвычка. И как раз где-то в это время Бармалей вздумал бегать по Африке, а Африка не где-нибудь, а прямо тут, и напевал какие-то странноватые песенки.
Помнится, я его вырезал из Истории, а он эвон куда закатился, живучий, через двадцать лет вылез из Блокнота.

3

Обратная дорога всегда получается длиннее, хотя это и дорога к дому. Можно сократить время в пути, если ехать по Красной ветке, только она почему-то не нравится мне, кроме случаев, когда попадается очень старый вагон с дерматиновой обивкой и похожими на бра светильниками. Вот и сегодня я выбрал Кольцевую. Очень быстро, чтобы успеть до того, как хлынет основная толпа пассажиров, вот уже и эскалатор, загрузка средняя, обычно бывает больше. Как бы странно это нени выглядело, меня всегда удивляли рассказы коллег о том, что в метро не протолкнуться, но я -то всегда замечал, что когда я едееду на работу и с работы, людей бывает совсем не много, это только через некоторое время мне удалось понять ,, что я выбираю мое метро, в котором свободно.
И тут раздался крик, люди шарахнулись от меня. Сознание на какое-то мгновение погасло, а когда вернулось, то я начал как-то очень странно видеть. Появились новые оттенки цветов, а расстояние стало оцениваться иначе. Увидел, как  едут вверх по эскалатору мои рюкзак и одежда, там, где я только что стоял.
Очень чётко обозначилась цель, нужно было убраться подальше от толпы, пока никто не связал воедино исчезновение человека и летящего в метро Ворона.
Безусловно, мне бы никогда не выбраться оттуда самому, помог Старик. Он распахнул плащ и дал понять, что нужно под ним спрятаться. Потом очень ловко подхватил мои вещи, да так, что никто ничего не заметил. Похоже, он двигался гораздо быстрее, чем могли рассмотреть люди, кстати, мне тоже показалось, что я ускорился.
– Это нужно, чтобы не смогли опознать твои вещи. А теперь лети.
Подлетев к дому, где раньше жил, я уселся на дерево так, чтобы можно разглядеть, что происходит внутри за стеклом. Мелькнула смешная мысль, что нужно стащить что-нибудь блестящее, ведь все Воро;ны и Во;роны так делают. Интересно, умею ли теперь смеяться? Да, умею, но только глазами.
Сквозь стекло увидел, как я открыл дверь и прошёл в коридор, а потом начал звонить по телефону.

4

Сквер Сурикова находится за администрацией Красноярского края, в самом центре города. Была ночь, он, согнувшись, стоял за кустами и блевал. Протрезвел. Скоро подъехал Скат, помог дойти Боцману до машины. За рулём старой тёмно-синей «Волги» сидел дух подводной лодки Кусто.
– Не удивляйся тому, что ты по-разному помнишь своё прошлое, оно у тебя действительно разное, – так поприветствовал он меня, крепко пожал руку и  протянул мне что-то, завернутое в полиэтиленовый пакет.
– Если честно, я предполагал, что это свойство моей памяти – что-то помнить, а затем выдумывать. А порой думаю, что так происходит оттого, что однажды посмел написать про это. Ну, то есть не написать, а, скорее, записать то, что видел вокруг себя. А потом испугался и всё стёр. А потом испугался ещё сильнее, примерно через полгода, и торопливо восстановил тексты. Но уже совсем не так, многое перепутал, и теперь это перепутанное и недописанное валяется, разложенное по годам. И я поверил, что всё происходило именно так. И я поверил в то, что и в жизни тоже всё перепуталось, как в моих текстах. Что за две тысячи пятым годом шёл две тысячи четвертый. Забыл о том, что весной в 2005 г. отдыхал на Ангаре, видимо, перед поездкой на собеседование в Москву. А ведь я чётко помнил это тогда. Но сейчас этой поездки просто не могло быть. Она никак не укладывается во время, то есть те события не могли произойти за такой короткий период.
– Правильно, Время тогда шло иначе, оно шло из каждого мгновения и порой застывало. За один час могла пройти и исчезнуть целая жизнь. Времени всё равно, что о нём думают твои часы. Помнишь, ты часто замечал, что твои часы то отстают, то убегают вперёд?
– Подожди, мне кто-то звонит.

На экране высветился какой-то странный номер, я взял трубку и вышел из дверей Ярославского вокзала, рюкзак покачивался у меня на плече, а в руке я держал Судовой журнал Красно -сине -зеленой подводной лодки с эмблемой британских ВМС на борту.