Маленькая повесть про это. Глава 1 Граница

Глава 1. Граница.
1
Это был старый песчаный карьер. Или засохшее русло реки, с уходящим вверх дальним берегом. Или и то и другое. Он не единожды был здесь, но так и не определился. Как и раньше, это было неважно. Главное, что голову уже начало отпускать. Оставалась тяжесть только в затылке, бережно принятом гладким ложем Матушки. Могучий её ствол несколько отклонялся от вертикали у самой земли. Словно специально, чтобы удобнее улеглась натруженная за день спина в небольшой его вогнутый участок, свободный от коры.

Боль ушла и из глазных яблок, - наверное, в затылок, откуда впитывалась Матушкой. Глаза открылись, и он замер. Весь день собиравшаяся разразиться гроза, похоже, созрела. Разогнавшиеся, совсем низкие, иссиня-чёрные облака, казалось, пикировали на противоположный склон. В чудом сохранившуюся узкую голубую полоску неба у самого горизонта вместилось солнце, уже на треть скрывшееся за кромкой склона. Потерявшее там ослепительную яркость оно мягко вливалось в восхищённые глаза. Набегающие мрачные тучи, казалось, ухмылялись разукрашенными снизу брюшинами. И не напрасно: через несколько секунд они стёрли разноцветную полоску.

Сразу резко потемнело и тут же, как следует, бабахнуло. Крупные, сначала редкие капли с шипением всасывались в песок, наполняя воздух свежестью и ароматом хвои. Поднимать глаза кверху было лень, да и незачем. Несмотря на два пышных яруса, разделенных десятком метров мощного, покрытого частоколом сучков ствола сосны, с одной стороны чуть не рассечённого вдоль, он знал, что они не спасут. Глубокий обугленный след предполагал давний удар молнии. Промокнуть под июньским дождем было не страшно. Повторное попадание молнии, впрочем, тоже не пугало.

Словно проверяя его на прочность, сразу за склоном вонзились в невидимую землю два огненных зигзага. А может и в песок. Хотя поднимающийся плавно склон напротив уже с середины начинал зеленеть, а ближе к верху даже покрывался россыпями мелких неярких цветков и островками пламенеющих кустов. Что намекало на преобладание там нормальной почвы.

И сзади и спереди, да и по бокам, на не таком уж и большом расстоянии, невидимо простирался город. Допустивший в своем бурлящем чреве островок спокойствия и тишины. Богом забытый край света. Как мечталось ему. А иначе как можно было объяснить, что только с месяц как он обнаружил его. В городе, изученном и исхоженном, казалось, вдоль и поперек.
Если б не огромная сосна, прозванная им Матушкой, то можно было бы предположить, что какая-то городская пустошь над руслом подземной реки просела недавно. А может, и впрямь просела, аккуратненько так, что сосна и не повредилась. Впрочем, и всегда так могло быть, только место оказалось необычное и людей от себя отваживающее.

Шелест капель перешёл в гул низвергающегося потока. Полностью промокший, он с неожиданным восторгом смотрел на вмиг заполнившееся бурлящей массой русло, казавшееся минуту назад не очень широким и глубоким. Впрочем, до него с Матушкой было в запасе еще несколько метров по высоте.

2
На его глазах происходило чудо: давно исчезнувшая река возрождалась из дождевых струй. Вспененная вода медленно набирала силу, становилась потоком и устремлялась по незаметному для глаз уклону русла вниз, - туда, где владения Матушки заканчивались. Промокший насквозь, он страстно желал, чтобы ливень продолжался. В памяти всплыло:

"Слава, слава небу в тучах чёрных!
То — река весною, где
Вместо рыб стволы деревьев горных
В мутной мечутся воде."

Поэзию не понимал. Вика писала диссертацию, что-то о Серебряном веке, и рифмованные строки навязчиво оседали в памяти. Лишь изредка что-то проходило, находило отклик. Искренности не хватало, как воздуха.  Созвучные окончания раздражали искусственностью бумажных веночных цветов. Перед глазами сразу возник поэт из Незнайки, в голубой шляпе. Пудик, он же – Цветик. Да уж…

Невольно тряхнув головой, постарался отвязаться от чужих, совершенно лишних сейчас слов. Думать о Вике не хотелось.

Как-то с ней разладилось. Очарование первых месяцев растаяло, и уже жалел, что предложил переехать к нему. Хотелось вернуться пусть и в унылое, но размеренное одиночество. Да повода для разрыва не было. А может….

Из состояния восторженности незаметно перешли в сожитие. Взаимопонимание покрылось лёгкой плесенью, как любимый Викой "Камамбер". И не поймёшь, почему: не ссорились, толком и не спорили, лишь плыли по течению двух разных рек. Куда он вообще плыл? Похоже, его просто несло течением.

Вика старательно занималась хозяйством, готовила феерические борщи и утку с яблоками. А в поведении появилась непонятная отстранённость: с ним и - уже в своих мыслях, одна. Вот и он приноровился задерживаться на работе, благо с поводами проблем пока не было. Подолгу гулял по знакомым улочкам, да и не только....

- Мужик, ты здесь жирафа не видел? – внезапно прозвучало из-за спины.

Он медленно обернулся. Под сенью Матушки стоял небритый и сильно помятый ковбой в прозрачном полиэтиленовом дождевике, наброшенном прямо на ковбойскую шляпу.

В висках неприятно застучало. "Вот так всё и начинается", - тоскливо подумал он. Вчера они хорошо посидели с Петровичем. Петрович отправил семью на дачу и отрывался на полную катушку, а Вэлу просто не хотелось идти домой. Вообще-то его звали Валерием, но еще в школе имя было сокращено на западный манер, да так осталось по жизни.

- Так видел или нет? - ковбой в дождевике все еще был здесь и ждал ответа.

- Простите, видел что? – решил переспросить Вэл.

- Жирафа, говорю же. Опять сбежал, паскуда, лови его теперь. И времечко ведь выбрал, гад пятнистый, в самый ливень.

Ковбой раздражённо тряхнул дождевиком, отчего капли полетели в разные стороны. Он вдруг стал похож на крупного циркового пса, и Вэл успокоился: "На белую горячку все-таки не похоже".

- Нет, жирафа не видел.

Ковбой выругался, еще раз тряхнул дождевиком и крикнул: "Серёга, пошли с той стороны карьера смотреть, здесь нет его."

Серёга оказался молодым парнем в длинной брезентовой куртке. Он появился откуда-то сбоку, держа в руке свёрнутую кольцами веревку, и двинулся следом за ковбоем к дальней границе владений Матушки.

Вэл снова остался в одиночестве. Река весело бурлила, и уже не казалась чудом.

3
Что это было? На всякий случай он сделал несколько шагов к реке. До уровня воды оставалось меньше метра. Естественно, ни мужиков, ни жирафа. Мелькнула шальная мысль: "Пожалуй, морда жирафа ещё торчала бы, озираясь. Ноги мощные, поди, не свалился бы под напором".

Сгущавшаяся темень, навевавшая этот бред, напомнила о доме. Вернувшись к Матушке, наклонился за ветровкой, начал ее отжимать, только сейчас заметив, что дождь совсем прекратился. Но программа неожиданностей оказалась еще неисчерпанной. Вдруг стало пронзительно светло. Хорошо, что он стоял, согнувшись и спиной к реке. Об этом думал раз за разом, стоя уже на коленях и ожесточённо протирая глаза, словно запорошенные песком. Уже погодя поразился скорости мечущейся мысли - лёжа на животе, обнимая руками вспухшие корни Матушки. Напуганный страшно зашипевшим паром и сбитый рванувшей снизу волной.

Вода схлынула, вцепившиеся в корни пальцы удержали. Может, Матушка поддержала. Остро, почти кислотно, пахло озоном. В совсем уже кромешной тьме не понятно было: то ли обожжённые глаза не видят, то ли просто ночь вступила в права. Для верности укрыв ещё небо плащом туч от звёзд и луны. Но, уже полностью придя в себя и благодаря бога за спасение от шальной молнии, он надеялся, что и с глазами пронесёт. Поднимется по склону наверх, а там уж пойдёт на огоньки города.

Хорошо, завтра суббота. Успеет привести себя в порядок за выходные. Хошь-не хошь, а в понедельник на работу, хоть ползком.
…
И снова ласковое ложе Матушки приняло его. Суматошный, бестолковый понедельник пролетел, не оставив в памяти ни следа. Лишь гармошкой брюки под коленями, да слегка отдающая потом рубашка. И ещё - приглушённый, глубоко окопавшийся протест: "На кой лад тебе это нужно". Зато вечер – его. И это место – его. Лёгкий ветерок подносил порцию за порцией свежего воздуха, иногда разбавляя его запахом слежавшейся хвои. И уже окончательно восстановившись, Вэл заметил - что-то изменилось.

Мокрый до сих пор песок опустевшего русла таил в себе рубец – с незатягивающимися краями щель, прорезь, словно от удара исполинским мечом. Заполненная водой и простирающаяся вдоль середины русла слева направо – до потери из виду. Даже со своего места он видел, что края щели угольно черны и, по-видимому, запеклись до смыкания где-то внизу, не пропуская воду. Вода казалась чёрной. Хотя с ложа толком не разглядеть.

4
Он поднялся и, приблизившись к склону, посмотрел вниз. Земля еще не просохла, но спуститься к разлому было возможно. Выбирая, где суше, он стал спускаться, помогая себе руками. Спуск оказался неожиданно лёгким, земля не осыпалась, корни трав, еще каких-то растений и видимая местами мощная корневая система сосны надёжно скрепляли склон. Он благополучно достиг дна русла, только сильно перепачкался.

Вблизи заполненная водой щель оказалась не такой уж и узкой, сантиметров сорок-пятьдесят, и идеально ровной. Песок по краям странного водоёма превратился в гладкий монолит глубокого чёрного цвета. "На муранское стекло похоже", - пришло в голову нелепое сравнение. Ваза из муранского стекла украшала гостиную в доме родителей. Ребёнком очень боялся её разбить, но ваза благополучно пережила годы его детства. Перепачканные землёй руки требовалось помыть.

Вэл подобрал ветку и осторожно опустил её в воду. Ничего не произошло. Вода выглядела совершенно обычной. Осторожно опустил в воду кончики пальцев, затем ладонь. Вода была тёплой, чистой и совершенно прозрачной. Чёрный цвет ей придавал монолит, составлявший внутренние стенки щели. Мокрые руки слегка покалывало. В глубине, на самом пределе видимости замелькали крохотные серебристые точки. У воды было неожиданно хорошо. Горьковатый тёплый запах успокаивал.

Слева послышалось лёгкое шевеление. Метрах в пяти у края водоема стоял жираф. На всякий случай Вэл протёр глаза. Зверь не исчез. Грациозно склонив длинную шею, он пил воду.

"Надо же, не поймали", - подумал Вэл, вспомнив ковбоя с Серегой.

Жираф выглядел великолепно. Его тёмно-желтый леопардовый мех мягко блестел в свете вечернего солнца. Отведённые назад крупные уши тревожно подрагивали. Маленькие забавные рожки придавали зверю немного мультяшный вид. Мех животного выглядел необычно. Он был довольно длинный и пушистый, как у настоящего леопарда.

- Таких жирафов не бывает, - громко сказал Вэл.

Жираф оторвался от воды и глянул на него. Ярко-синие глаза смотрели весело и немного насмешливо. "Бывают, приятель, ещё как бывают", - как бы говорил жираф.
Дело шло к ночи. Надо было возвращаться домой, но жираф выглядел таким доверчивым и беззащитным, что Вэл не решался оставить его одного. Он осторожно сделал шаг по направлению к зверю, потом второй, третий. Жираф стоял, спокойно наблюдая за человеком. Его озорные глаза, казалось, смеялись.

5
Чего-то не хватало, чтоб выглядеть всерьёз. – Следы. Он даже оглянулся – аккуратные ямочки-отпечатки в песке уже наполовину заполнились водой. А вот… - и наметившаяся темнота здесь была ни при чём – еще вполне хватало света убедиться, что вокруг синеглазого красавца ни единого следочка.

- Сорок первый, - вдруг всплыло из памяти.

- Ми-и-лай, - Вэл резко повернулся в сторону Матушки, - тебя за смертью только посылать.

На самом краю взгорка, чётко очерченный, покачивался женский силуэт. Он, было, двинулся к нему, слегка подволакивая вязнущие в песке ноги, как раздался выстрел. От неожиданности припав на колени и, осознав – не в него, оглянулся: ни жирафа, и по-прежнему – никаких его следов.

"Крови нет – значит, не убит синеглазый, может и выстрел прислышался?" – приободренный, рывком встал и побежал, быстро перестав вязнуть и почти сразу вцепившись в свисающие корни, вмиг взлетел к Матушке.

- Слушь! Да ты никак пустой?!

Подбоченившаяся красотка в донельзя упрощённом прикиде резанула шалыми, косо прорезанными, с жёлтым кошачьим огнём глазами. Правая рука небрежно удерживала закинутую на плечо винтовку.

- В кого ты палишь… Марютка? – последнее слово, вновь предательски подсунутое памятью, далось с трудом.

- Как есть барин. Опять мне, дуре, дрова собирать, – вскинув голову, рассыпая по плечу ржавую бронзу, рассмеялась: – Тебя ж, холеру, спасала. Что за чучело там возникло?

Плохо соображая в происходящем, он молча повернул обратно.

– Не здесь же огонь разводить, - бросил через плечо.
…
Слава богу, приготовление пищи не входило в ритуал. Марютка лежала спиной на его ветровке, уперев ноги в резиновых сапожках в корешки, торчащие из обнажённой земли круто уходящего вверх взгорка. Блики костра причудливо играли на её лице. Не смотреть на них было выше его сил. Немного успокоившиеся мысли шли кругом, ни капли не приближая к ясности. Даже понять – улыбается ли она, или это игра теней, - он не мог, не говоря уже обо всём остальном. И самое простое – откуда вдруг взялись палки здесь внизу, на самом краю уже сухого русла, - не было очевидным. "Да, палки – это, скорее всего, изрядно засохшие корешки и сучья, обронённые Матушкой. Но еще вчера их не было."

Размышления прервала Марютка, повернувшаяся на бок. Опёршись на локоть и глядя в несильный огонь громадными глазами, она тихо заговорила:

 - До чего ж ты нравный, милый мой.
Всё такой же белый, мой герой.
Из дыры-паскуды ты зачем
Встрепенул и вытащил? Так зачем?

6
- У Робинзона должна быть Пятница, - ответил Вэл.

- А ты Робинзон? – насмешливо протянула Марютка.

- Разве по мне не видно?

- И остров у тебя есть?

- У меня есть сосна, и был жираф, а теперь вот Пятница появилась.

Марютка молчала. Медно-рыжие волосы поблёскивали в свете костра. Над руслом реки поднимался туман… Какая-то птица настойчиво выводила свою занудную трель.

- Телефон, - сказала Марютка. - У тебя мобильник звонит.

Телефон в кармане куртки действительно надрывался пронзительным писком. "Вот тебе и Пятница", - с грустью подумал Вэл, возвращаясь к реальности. Обычно он отключал трубку, входя во владения Матушки. Но сегодня забыл.

Звонила Вика. Мелькнула предательская мысль не отвечать, но палец уже привычно нажал нужную клавишу.

- Валера, ты где?! Что-то случилось?! – в голосе Вики звучали тревожные  нотки.

- Всё в порядке, - Вэл старался, чтобы голос звучал спокойно, - на работе задержаться пришлось, скоро буду.

- На работе? - в голосе Вики слышалась обида, тут же подавленная. - Хорошо… Когда ты вернёшься? – спросила она после короткой паузы.

- Скоро, здесь возникли некоторые обстоятельства, я приеду и всё объясню…

Он говорил что-то ещё, говорил веско, уверенно, пока не прозвучал предупредительный сигнал трубки. Связь прервалась. Аккумуляторы телефона были разряжены.

- Пока, - сказала Марютка.

Пока он разговаривал с Викой, она отошла от сосны и собиралась уходить, нелепо держа в руке винтовку.

- Ты куда? - растерянно спросил Вэл.

Намерение Марютки казалось ему абсурдным. Куда могла пойти эта девушка, явно не принадлежавшая к их реальности? Однако ответ её прозвучал вполне буднично:

- В лагерь.

Взглянув на изумлённую физиономию Вэла, она рассмеялась.

- У нас лагерь с той стороны карьера, - она махнула рукой в темноту. - Раскопки проводим. А ты что вообразил?

Она снова засмеялась весело и заразительно. Вэл невольно улыбнулся в ответ. Хотя после звонка Вики на душе было муторно.

7
- А как же…? - но её сапожки, прошуршав несколько шагов, весело зачпокали. "Видимо, решила идти вдоль щели, по влажному песку", - на автомате подумал он, уставясь на свою прощально помахивающую руку.

Уже в двух шагах за совсем ослабшим костром тьма казалась кромешной. Вместо того, чтобы ухватиться за торчащие корни, и бегом домой, он шагнул в темноту, не решаясь засыпать огонь. Лишь немного раскидал головешки, что-то ещё подсвечивающие. На удивление - уже через несколько шагов к середине русла стало светлее. Рассеянный тусклый свет исходил от обугленной щели. Его хватало рассмотреть ровный чистый поблескивающий песок в нескольких метрах от щели. Никаких следов.

Он все равно двинулся в ту же сторону, что и Марютка, надеясь выйти к загадочному лагерю, вяло объясняя себе отсутствие следов наличием излишков влаги в песке, разглаживающих неровности. "Что такого? Раз – и рассосалось", – он даже хихикнул своей классной догадке.

Лагеря всё не было. По его прикидкам русло уже должно было плавно смыкаться с поверхностью, а сам он – увидеть огни города. Если что и изменилось – щель расширилась до полуметра, и стало чуть больше света от неё. Но конец не просматривался. Наклонившись на всякий случай над ней, он разглядел на недалёком дне шириной с ладонь всякий мусор. Не сказать, чтоб часто, но там лежали довольно неожиданные для этого места предметы: листочки различных деревьев, полузасыпанный шприц, пара монеток, сплющенная пивная жестянка, дырявый носок, пуля. Он даже приостановился – получше разглядеть – не Марюткина ли? – Вроде, нет. Целёхонькая.

Вдруг он услышал знакомые, опять же странные для этих мест звуки. Явно кто-то плакал. Недалеко, чуть в стороне. И явно ребёнок. С тихими всхлипываниями и лёгким подвыванием. Метнувшись на звуки, резко затормозил, чуть не врезавшись в маленькую светлую кучку на песке. – Никакой реакции на его приближение и шум.
Упав на колени, он склонил голову над кучкой. Но ничего не разглядел.

Вздохнув, просунул руки под это и, медленно выпрямляясь, поднялся и бережно понёс находку к светящейся щели. Еще бережнее опустив умолкший комочек совсем рядом со щелью, в удивлении замер. Лет семи девочка в белом с оборками платье на спавших к плечам плечиках, сложив голову на зарывшиеся в песок ладони, снизу смотрела на него карим непросохшим глазом.

- Ты кто?

- Алька… А ещё Лисёнок. Кому как.

- Почему ты здесь, Лисёнок? – скинув ветровку, расстелил её на влажный песок, протянул руки. Но она мигом перекатилась на неё сама. Босоногая.

- Я здесь гуляю, а иногда живу.

- Одна?

- Ты что? Нет, конечно. Здесь много кто живёт и гуляет. Лютви, например. Только он куда-то пропал, - её личико сморщилось. И он, стремительно приблизившись, вдруг подул на него. Получив в ответ улыбку, сдуру спросил: "А кто у нас Лютви?"

- Жираф. Ты не видел? Большой-большой, с синими глазками.
Тему с жирафом продолжать не хотелось. Вовремя вспомнил про небольшое яблоко в кармане ветровки. Стараясь не вспугнуть девочку, вытащил и протянул ей. Тут же отдёрнул руку, подумав, что ей захочется помыть его в щели, а там вдруг презик какой на виду.

8
- Яблоко, - обрадовалась девочка.

- Хочешь? Держи, – он протянул фрукт ребенку.

- Нет, - ответила Лисенок, - нельзя.

- Тебе нельзя яблоки? – удивился Вэл.

- Здесь никому нельзя, - сказала малышка. - Здесь только Лютви яблоки ест, поэтому он всё время теряется.

Вэл незаметно огляделся, пытаясь сообразить, откуда во владениях Матушки могли взяться яблоки. Кроме непонятных кустарников с мелкими красными соцветиями никакой растительности вокруг не усматривалось.

- А где это – здесь?

- У сосны, где ж ещё.

- Ясный пень – у сосны нельзя! И почему?

- Потому.

Ночь была теплой. Беседа содержательной. Однако ребёнка надо было как-то устраивать на ночлег.

- Лисёнок, ты знаешь, где твой дом? – осторожно спросил он девочку.

- Конечно, - важно заявила девочка. - Все знают, где они живут.

- Давай я провожу тебя домой, - предложил Вэл. - Твоя мама, наверное, волнуется, что тебя так долго нет.

- Долго? – засмеялась Лисёнок. - Да я совсем недавно ушла, и маме не нужно волноваться.

- Но уже ночь. И маленькие дети должны спать дома в своих кроватках.

- Какой ты смешной, - восхитилась девочка, - почти как Риччи. Какая ночь? Здесь же всё видно! Надо же такое придумать!

Она поднялась на ноги, аккуратно расправила складочки платья и побежала вдоль щели. В полной растерянности Вэл последовал за ней.

- Кто это – Риччи? – спросил он, уже не рассчитывая на внятный ответ.

- Риччи на скачках выступает, - пояснила девочка. - У него есть лошадь, большая, но меньше, чем Лютви.

- А Марютку – девушку с винтовкой, ты тоже знаешь, - наугад спросил Вэл.

- Нет, - сказала Лисенок, - людей из лагеря мне знать нельзя. В лагерь только Лютви ходит, когда теряется. А Риччи его пытается поймать.

- Значит, Риччи в лагерь ходить можно, а тебе нельзя? – уточнил Вэл.

- Риччи тоже нельзя, - засмеялась девочка, - но он ходит.

- А где лагерь находится, ты знаешь?

- Конечно, - девочка махнула ручкой к краю карьера. - Лагерь там. Хочешь посмотреть?

- Тебе же нельзя туда ходить.

- А я и не пойду. Я покажу тебе, где это, и ты пойдешь сам.

- Так не годится. Я не могу оставить тебя одну.

- Почему? – изумилась девочка. - Я всегда гуляю здесь одна. Здесь цветы, и мостик на другой берег построить можно.

Вэл чувствовал, что от этой беседы медленно сходит с ума. Тем более что девочка прекрасно ориентировалась на местности. Они подошли к краю карьера и на некотором отдалении увидели лагерь: несколько палаток, костёр. Обитатели лагеря не спали, Вэл слышал голоса, смех, негромкие гитарные переборы. Он всматривался в силуэты людей, пытаясь угадать, есть ли среди обитателей лагеря Марютка. Но так и не смог разглядеть её.

Увлекшись наблюдениями, он не заметил, что девочка уже не стоит рядом, а медленно уходит назад, вглубь карьера. Белое платьице было хорошо видно в темноте. Вэл бросился за ней, окликнул. Лисёнок обернулась и помахала ему ладошкой.

- Мне надо идти. Я могу опоздать, - и она побежала в темноту, к взгорку.

9
Он внимательно смотрел на удаляющееся светлое пятнышко, всё думая над её последними словами.

уууууууу. Нарастающий визг спровоцировал догадку, не успевшую сформироваться в мысль. Мощный толчок в спину отбросил его в сторону едва различимого Лисёнка. Одновременно раздался взрыв. Оглохший, неудачно упавший на изогнувшуюся левую руку, он десяток секунд приходил в себя, сплёвывая набившийся в рот песок и ожесточённо натирая глаза. Накатившиеся клубы едкого дыма заставили подняться и, пошатываясь, побежать к нелепо шевелящемуся впереди комочку. Через три-четыре шага ноги наконец-то стали двигаться только вперёд.

Несколько следующих взрывов прогремели подальше, и мелькнула мысль – пронесёт. Подхватив на бегу правой рукой Лисёнка, во всяком случае, надеялся на это – ноша была легка и в платье, он постарался прибавить. Глаза почти не раскрывались. Противный визг участился, стал приближаться, пока очередной разрыв не вскинул их в воздух и… Последнее, что он пытался успеть – вывернуться правой рукой кверху.

Падение на спину оказалось жёстким, слишком жёстким. Спина с животом словно слиплись. Разевая беззвучно рот, он пытался вдохнуть воздух, скручиваясь в дугу, выпростав правую руку и отталкивая подальше комочек. Наконец-то вдох прошел, вместе с набившимся в рот мусором. Зайдясь в кашле и не слыша себя, он смог привстать, опираясь на локоть, не осмеливаясь приоткрывать выжигаемые изнутри глаза. Со стороны русла, почти сливаясь, вдруг стали доноситься разной громкости разрывы. Восстановился слух, что радовало, так же как и то, что дыма не было. Забрезжила надежда, что их забросило на взгорок. Словно в подтверждение - его несколько раз осыпало хвоей и веточками.

Пошарив правой рукой, нащупал бугрящийся, наполовину в земле и хвое корень. Услышал стон. Отталкиваясь пятками, подался вперёд. Потом ещё… Рука наткнулась на скулящего Лисёнка. Прижав ее дрожащее тельце к себе, поцеловал несколько раз в макушку. И пополз вдоль утолщающегося корня. Добравшись до ствола, как раз до любимого своего ложа, затих, полностью обессилев, прикрывая успокоившуюся девочку.

Сознание еще ловило несколькими нитями сигналы затихающего непонятного боя – кого? - с кем? И даже смогло зафиксировать странные звуки, словно удары бичом по земле. Шипение воды… Тревожная нить запульсировала. Он приподнял голову, рывком разжал веки. Увиденное шокировало – превращённое во вздыбленное месиво русло, покрывалось сеткой прямых линий от кромсающих его и всё озаряющих лучей. Лишь чёрная щель не заметила боя, а, похоже, даже расширилась.

Один такой удар луча стремительной волной прошёлся рядом с ним. Он сразу же упал, закрыв собой Лисёнка. Легкий сначала, затем – нарастающий треск, мощный удар по спине, и последняя нить сознания порвалась.