Неслучайные случайности

 Девочка услышала шум за дверью и вышла на площадку. На площадке, под пожарной лестницей, ведущей на чердак дома, лежал мальчик шести-семи лет. Он был бледен, как мел, на границе волосиков и лба струилась ниточка крови. Вокруг мальчика столпились люди. Кто-то возмущался тем, что он полез на чердак, а кто- то принёс одеяло, и мальчика бережно стали укладывать на одеяло, чтобы отнести вниз в машину.
  Она, молча, смотрела на безжизненное лицо мальчугана и хлопоты вокруг него. Ей очень хотелось, чтобы мальчик открыл глаза, но веки были сомкнуты. Девочка так внимательно всматривалась в это бледное личико, как будто старалась отпечатать его в своём сердце.
  И ведь отпечатала! Время уходит, оставляя позади себя застывшие в кристаллы капельки памяти. В этих кристаллах, независимо друг от друга, или друг с другом переплетаясь, живут наши воспоминания. Они иногда произвольно, иногда подчиняясь нашему призыву, начинают сверкать своими бесчисленными гранями.
  Девочке было лет десять, когда вместе с другими девчонками и мальчишками она обрывала ещё зелёную чёрную смородину в чужом саду. Смородина  росла вдоль длинного забора с его внутренней  стороны. Приходилось подтягивать ветки с ягодами, а самые худенькие даже умудрялись протиснуться между прутьями забора. Смородина кислая, но всё равно желанная.
  Вдруг чья-то рука через прутья подаёт им целую кепку почти спелых ягод, а вслед за кепкой дети видят мальчика, их ровесника. Он очень бледный. Мальчик доброжелательно обращается к ним:
 - Не пугайтесь: эту смородину всё равно никто собирать не будет. Берите, - и он протягивает кепку с ягодами, -  меня зовут Алик. Я приехал в гости к дедушке, мой дедушка работает у генерала садовником и сторожем. Мне скучно одному, можно я буду играть с вами?
  А надо сказать, что в метрах тридцати от забора генеральского сада начиналась круча, в которой дети играли: метали копья в песчаные откосы, скатывались сверху вниз, стреляли из луков. Он, видимо, не раз наблюдал за их играми.
  Дети с радостью приняли в свою компанию Алика. А у девочки, вдруг  шевельнулся кристаллик, и она увидела мальчика с бледным личиком на площадке второго этажа. Нет, Алик - другой мальчик, но он также бледен, как и тот на площадке. И, хотя Алик часто, как и все дети, ходил купаться на Днепр, он так и не загорел. Лето кончалось, и девочка с Аликом разъехались по домам, но почему-то друг другу пообещали, что следующим летом снова приедут в Днепропетровск.  Не приехали.
  Осенью в класс, где училась эта девочка, пришёл новенький. Это был высокий мальчишка с большим выпуклым лбом. Фамилия мальчика Вольский, имени девочка не  запомнила. Его бледность сразу привлекла её внимание.  Кристалл  ожил, и снова ясно всплыло в памяти  смертельно бледное личико с капелькой крови на мраморном лобике.  Вспомнила: лестничная площадка, четыре взрослых человека держат за четыре конца одеяло, на котором лежит бледный мальчик с закрытыми глазами.
  Время шло, кристаллики отдыхали, но они никуда не девались.  Приближалась восьмая годовщина со дня победы. Май выдался по-летнему тёплый. И вот -  День победы. Сидя в гамаке, девочка читала книгу. Почтальон принёс письмо из Ленинграда от её двоюродного брата. Он старше её на один год. Брат в письме спрашивает: можно ли на лето приехать к ним погостить? Мама девочки даёт добро, и она приглашает брата к ним на лето. И вот он у них дома. Ленинградский гость её разочаровал. Она хотела с ним познакомить свою подружку, но тот явно не тянул на столичного гостя. Бледный, бледный. Его даже прозвали: «молочный кисель». И кристалл снова воскресил перед глазам девочки давнишнее происшествие.
   «Молочный кисель» ходит со всеми в лес, на речку, они лазят по развалинам старой церкви, иногда девочка с гостем ходит на рынок за картошкой. За разные ручки вдвоём они несут одну авоську с картошкой и почему-то им так легко идти, как будто под ногами нет земли, как будто они летят, а не идут с ношей.
  Иногда в нашей жизни случается так, что далёкое будущее переживается сейчас, как уже давно прошедшее. Что это интуиция или знак свыше? Однажды девочка вдруг резко проснулась с сильным сердцебиением. Из репродуктора доносилась песенка "Помнишь ли ты, как..." из оперетты "Сильва". Она почувствовала, что ей есть о чём помнить и о чём тосковать. Но ведь всё было ещё только впереди. 
  Тем же летом «молочный кисель» признался девочке в любви. О, такое в её жизни случилось впервые. И не мудрено, ведь ей едва исполнилось пятнадцать лет. После этого признания они стали как-то стесняться друг друга. На следующий год  его отец прислал её маме письмо, в котором спрашивал разрешения приехать сыну опять к ним на лето. Мама дала согласие. Но после того, как братец прошлым летом уехал, девочка тосковала, тосковала и поняла: любовь. Но этого быть не должно: ведь они родные! Ей надо сбежать. И она сбежала к их общей тёте в тогда ещё закрытый город Севастополь. Тётя прислала ей вызов, денег на дрогу, и она сбежала.
   Она побывала в самых красивых местах Крыма: в Ялте, на горе Ай-Петри, у Ласточкиного гнезда, в доме Чехова, Никитском ботаническом саду и увидела многое-многое другое, её провезли по старой и новой крымской дороге. Дядя был начальником политотдела Черноморского флота, и все блокпосты они проезжали свободно. Но тётя обратила внимание на то, что племянница грустит. Ещё как грустила! Застанет ли его у них дома, нет ли? Не застала.
   А зимой в декабре он приехал к ним заканчивать десятый класс. У его отца была годичная командировка в ГДР на судоверфь, с собой ему разрешили взять жену и только малолетних дочерей. Конечно, сын мог бы остаться учиться в Ленинграде, где все годы учёбы был отличником, где в предыдущем учебном году окончил детскую музыкальную школу при консерватории, но он захотел приехать к ним, к ней, посмела она подумать. И пятого декабря он приехал. Девочке трудно было скрыть свою радость, своё ликование. Они вместе встретили Новый год.
   Снега в ту зиму навалило много, почти до окон первого этажа, хотя они и находились высоко над землёй. Девочка с гостем и родным братом любили взбираться на крышу сарая, который был напротив дома, прыгать вниз в сугробы, а ещё, сидя на крыше, смотреть «кино». К соседу, что жил на втором этаже, вечером на обеденный перерыв приходила невеста. Они смотрели, как он, словно ребёнка, кормит её с ложечки. Иногда было очень зябко сидеть и ждать: когда же она придёт. Как-то девочка забыла дома рукавицы, руки у неё озябли и покраснели, а братец взял их в свои тёплые ладони и стал согревать дыханием. Так зябнуть она была готова до утра.
  На долгие-долгие годы захватило их это неземное чувство. Чувство, когда, казалось, что, если друг друга не повидают,  умрут.  И они искали и находили возможность повидаться. Даже, когда девочка вышла замуж, родила дочку, они раз в два- три-шесть лет умудрялись встретиться, просто повидаться. Огромной радостью  и страшной болью отзывались эти встречи в их сердцах.
   Но потом пропасть долгих-долгих десятилетий разлучила их. Они расстались на сорок лет – целую человеческую жизнь. От родственников девочка узнала, что он женился, и у него есть дочь, но больше ничего не знала и старалась не знать. Он, возможно, тоже что-то узнавал о ней. Каждый год в день его рождения она желала ему всего самого хорошего, и весь этот день жила воспоминаниями о былом.
   В день его семидесятилетия (Господи, неужели бывает столько лет?! ) поздравила его с юбилеем, почему-то надеясь, что он придёт на почту за письмом. Она написала: «Пока ещё видим, пока ещё слышим, пока на земле этой мы ещё дышим",хочу я поздравить тебя с юбилеем, хочу пожелать: будь здоров, не старей, удачлив ты будь, благополучен и мир для тебя пускай будет не скучен, живи очень долго и светло и мило и помни, пожалуйста, помни, что было,а я ничегошеньки не позабыла.
   Адресат поздравление получил, о чём ей сообщил её родной брат, с которым тот общался. Через какое-то время родной брат позвонил и сказал ей о двух письмах, отправленных в ответ на поздравление, только эти письма вернулись в Ленинград. Она их не ожидала и на почту не ходила. Чего бы  только не отдала она, чтобы их прочитать! Но не судьба.
  После этого её родной брат, сколько не пытался связаться с Ленинградом по телефону, через письма -  безуспешно. Родственник пропал. И лишь позднее выяснилось: слёг в больницу с тяжёлыми приступами астмы. Когда девочка-старушка об этом узнала, с ней начало твориться что-то страшное. Она очень испугалась, что он умрёт, так испугалась, будто всю жизнь прожила бок о бок с этим человеком и теперь его не станет. Но, вероятно, так оно и было: их души все эти долгие годы ни на миг не покидали одна другую. Страшное чувство вины не отпускало её ни днём, ни ночью. Ведь она сбежала от него навсегда, выдав себя замуж, попыталась сделать себе инъекцию от любви. Она спасалась и спасала. Тогда она ещё не знала, что такие отношения в жизни случаются: ещё не прочитала «Евгению Гранде», «Птичку певчую», не знала судьбы Рахманинова, Э. По. Много чего не знала и сбежала от их, как ей тогда казалось, недопустимой любви.
   Его писем она не получила, и они вернулись к нему в Питер. Но под Новый 2010 год он ей позвонил на мобильный телефон, номер ему дал её родной брат. Она сразу не узнала, с кем говорит, но смутно угадала, а когда он представился, едва справилась с охватившим её волнением. Они долго разговаривали по телефону, а сердце девочки-старушки отчаянно билось в грудную клетку. Он рассказал, что уже почти двадцать лет живёт один, сам себе стирает и готовит, и всё бы это было ерундой, но донимают приступы удушья, кашель. Они разговаривали и первого числа Нового года и потом ещё много, много раз.
   Однажды, вспоминая детство, когда его семья из освобождённого от блокады Ленинграда приехала на Урал к её семье, он ей сказал, что мало что помнит о жизни на Урале, но вот, как упал с пожарной лестницы, этот случай запомнился. Она оцепенела, а после оцепенения выдавила:
- Так это был ты?!
Дыхание у неё перехватило: кристалл мгновенно воскресил в памяти бледное личико.
 -  Почему ты меня спрашиваешь? – удивился он.
И она рассказала ему про отпечаток в её сердце. Оказывается, что все прошедшие с тех пор годы, он, и именно он, жил в её сердце.
А ведь прошло столько долгих лет!  Целая жизнь, и им по 70, ему уже исполнилось, а ей исполнится летом.
  Какие тайны хранит Вселенная, как она распоряжается нашими судьбами? Нам кажется, что наша жизнь зависит от нас самих, нашей воли, наших способностей. Ан, нет! Есть что-то, что умнее, а главное – сильнее нас. Какая-то, не зависящая от нас, предопределённость.
   В отрочестве девочке казалось, что она влюбилась в мальчика, который на велосипеде приезжал к ним во двор к другу. Это был очень симпатичный, скромный и, явно, проявлявший к ней интерес мальчуган. За него-то потом она и вышла замуж, о чём никогда не пожалела: ведь для неё муж был самым преданным, самым порядочным, самым хорошим человеком из всех, кого она знала, кто окружал её в жизни.
  Но любовь, оказывается,  не имеет ничего общего с симпатией, уважением, в некоторых случаях с благодарностью. Это совсем иное состояние души, ощущений, связей с жизнью. Зачеркни его, и жизнь теряет значение. Всё перестаёт иметь смысл. Любовь можно попытаться заглушить, оттолкнуться от неё подальше, но она независимо от нашей воли продолжает жить в кристаллах нашей памяти, и эта память держит нас крепче всех житейских привязанностей. Она нас спасает от тягот быта, вдохновляет, а подчас становится единственным источником счастья. Если же кристаллы твоей памяти на старости лет ещё и неожиданно сливаются с кристаллами памяти любимого человека, то и в семьдесят хочется летать, петь и не чувствуешь ног под собою так же, как тогда с авоськой картошки, которую в юности ты нёс за две ручки.
  Они научились разговаривать по скайпу. Она жила ожиданием его звонков, сама звонила, но надежды на встречу не было. Он чувствовал себя плохо, не мог обходиться без ингалятора, а она не могла убить своей поездкой мужа. Так и не повидались, так и не случилось: глаза – в глаза.
   Иногда она думала: может быть, лучше бы ей было не напоминать о себе? Не свалилась бы на его душу такая тяжесть, которой он не пережил, понимая что уже ничего не изменить и не исправить. Он из жизни ушёл добровольно, чем-то отравился. А девочка- старушка до сих пор не может поверить, что его больше нет под небом, что теперь уже никогда она не услышит его голоса, нигде, кроме мира иного, они не встретятся. И всё-таки его она не бранит: жить заживо мёртвым хуже, чем не жить вообще. Он сделал свой выбор, и это его право: всяким страданиям есть свой предел.
  Она ещё пока жива, живёт воспоминаниями, очень благодарна ему за предновогодний звонок и, особенно, за звонок 8 марта 2010года, когда его взволнованный голос прилетел к ней перед сном. Она благодарна за все звонки и прошлые встречи, за то, что он был в её жизни и, хотя он из жизни ушёл, в её жизни он есть и сейчас и будет оставаться до последнего её выдоха.
  А живущие в её душе кристаллы вместе с душой улетят на встречу с его душой и его кристаллами. Им друг без друга нельзя.