След на земле. Кн. 1, ч. 2, гл. 34 Поворот к жизни

Глава 34.  Поворот к жизни.

1
    Но вернёмся в ту ненастную ночь, когда отчаявшийся Егор покинул родительский дом.
    Одержимый  болью и ненавистью он всё дальше уходил в кромешную метельную мглу. Порывы ветра бросали его из стороны в сторону. То не давал идти, заставляя его пригибаться к земле, то наоборот, налетал со спины и гнал так, что он едва успевал переставлять ноги. А в голове стучала молотом одна и та же беспокойная мысль: «почему его родители стали ему врагами, почему поступили так по предательски, участвуя в подлом сватовстве его невесты за другого, чужого парня? Допустим, Марина им не понравилась. Хотя они её даже не знают. Но ведь, не им же с нею жить? Мы поженились бы и сразу переехали от них. Это же естественно. Когда дети вырастают, они уходят от родителей и живут самостоятельно. Они же сами, когда-то поженившись, уехали жить отдельно. Не так-то давно это было. Неужели забыли начисто?»
    Он продолжал идти напрямик, не сворачивая. Если довериться направлению ветра, то может случиться, как вчера ночью, когда в результате своих блужданий он вернулся туда, откуда вышел, в Макарово. Вспоминая вчерашнее путешествие, он подумал о том, что не заблудись, вполне мог успеть придти раньше и не позволил бы случиться этой притворной свадьбе. Он смог бы повлиять и на родителей Марины, убедив их в своей способности добиться для неё хорошей жизни или, в конце концов, разобрался бы с этим пришельцем, свалившимся, как снег на голову.  А теперь он сидит рядом с Мариной за праздничным столом и целует её в губы вместо него, Егора,  под крики «Горько».  Ему, даже в завываниях вьюги, стали слышаться голоса присутствующих гостей этого украденного веселья. «А ведь все они знали, что мы с Мариной любим друг друга и все равно стали участниками этого фальшивого спектакля, разыгранного Решетниковыми и Макаркиной, да и моими изменниками-родителями. Неужели это скоропалительное замужество никого из них не покоробило, не задело струны совести? А, собственно, что им до чужого истинного  счастья или несчастья? Им всем главное напиться и пожрать на дармовщину, благо у этого буржуя хватает возможности сытно есть и сытно жить. А как дальше сложатся судьбы у тех, кого разлучили, что с ними будет, этих гостей, да, видимо, и остальных меньше всего волнует».  Снова зримо представил, как, прежде чем осушить стакан вонючей самогонки, сытыми ртами кричат проклятое «Горько». А довольный жених с грустной невестой, не может того быть, чтобы Марина улыбалась, вальяжно поднимаются и демонстративно целуются потакая прихоти полупьяного сборища. Он целует её в губы, задерживая это слияние всё дольше, а повторяющиеся крики гостей подзадоривают их к этому…. У Егора от этой картины будто сердце захолонуло.
    Забываясь мыслями, он не ощущал ни холода, ни направления, в котором двигался, непроизвольно уклоняясь от ветра и подставляя ему спину. Ему было всё равно, в каком месте принять смерть. Хотелось, как вчера провалиться на  глубину этой снежной долины и, отрешившись от всякой душевной боли, уснуть навсегда. Теперь он стал представлять, как весной, когда растает снег и отгремят потоками паводковые воды, найдут его бренные останки и будут хоронить. Его друзья Шурка и Толик грустные и, наверное злые на всех, будут нести его тело в добротно сделанном гробу до самого кладбища и первыми бросят на крышку его домовины по горсти земли со словами: «Спи спокойно наш дорогой друг. Мир твоему праху. Мы отомстим за твою гибель». И ведь, отомстят. Егор в этом совсем не сомневался. Обидно только, что сами пострадают от этого. Как бы до них дошло, чтобы не делать этого. «Мне ведь мёртвому  будет всё равно, отомстили за меня или нет».
    «Чёрт возьми! Сколько я буду ещё брести. Скорее бы лечь и отключиться от всего. Найдут-то ещё не скоро. Что об этом думать?» И вдруг, следующая мысль его удивила. Он ощутил, что совсем не безразлично, где он умрёт. Ему просто физически захотелось умереть  под кустом дикой барыни. Он не мог объяснить даже самому себе этого чудного желания. Он стал всматриваться в колышущийся мрак, надеясь найти такой куст. Обычно в полях они встречаются довольно часто, но вот сейчас, за несколько часов его упорной ходьбы пока ни разу не встретил.
    Спустя ещё какое-то время он наконец-то набрёл на такой куст и сильно этому обрадовался, словно добился намеченной цели. «Чего  надрываться, бродить бес толку. Вот сейчас поудобнее устроюсь и постараюсь уснуть. Во сне смерть лёгкая», - успокаивал себя Егор.
    Устроившись с подветренной стороны, он расслабился и начал ждать. Несмотря на усталость, сон не шёл. В животе подсасывало. Захотелось есть. Чтобы отвлечься от голода стал вспоминать события своей жизни. Вспомнил встречу с цыганкой, которая нагадала долгую и счастливую жизнь.
    «Эх, цыганка. Наговорила, наобещала долгой и богатой жизни, а вышло всё как раз наоборот. Я беден и толком не пожил. Единственная моя надежда на счастье растоптана моими же родителями. Да и Марина отказалась от меня, уступив родителям. Обманула ты меня цыганка. Хотя, странно. Она мне нарекала в жёны Людмилу, а не Марину. Выходит с именем моей жены она не ошиблась. Может и с другим пророчеством не ошиблась? Ведь и жизнь моя ещё не закончилась. Меня же никто не заставляет умирать именно сегодня. И мне всего только семнадцать, а не девяносто шесть, как она обещала. Выходит, зря я на неё грешу и обвиняю в обмане. А то, что сам решил умереть, так я могу и передумать. Как это у Маяковского: «В нашей жизни умереть не трудно. Сделать жизнь значительно трудней». Он прав. Умереть не трудно. Вышел в пургу подальше в степь, лёг под куст и замёрз во сне. А вот сделать свою жизнь, вопреки всему, счастливой, значительно трудней».
    Егор задумался. «Ведь я же могу попробовать. Вот обещал Решетникову, что смогу многого добиться, а сам, получается, под куст спрятался. Но попробовать нужно так, чтобы никто не узнал. Никто, а в особенности родители и родные. Да, но как теперь это сделать? Я же, в принципе, всего в паре шагов от смерти. Неизвестно где, среди снежной пустыни и понятия не имею, как отсюда выбраться. А я ведь могу выбраться. Сколько раз выбирался, значит, и сейчас смогу. И богатым смогу стать, и счастливым тоже. Ведь в тринадцать лет я сумел спасти семью от неминуемой смерти, а себя-то одного подавно смогу обеспечить».
    Он встал, осмотрелся вокруг. Мысли стали работать в обратном направлении. Как выбраться из снежного плена и попасть в город, где его никто не знает. «В деревне пусть считают меня погибшим. Я для них умер. И не воскресну, пока на мне не будет дорогая и красивая одежда,  кожаная лакированная обувь, на руке золотые часы, а в кармане золотой портсигар. Хотя, на хрена мне портсигар, я же не курю? Чтобы в кармане место занимал?  А пусть будет. Может и курить стану. Богатые обычно все курят. И Маринка, надеюсь, ещё очень пожалеет, что я умер из-за неё. А потом я постараюсь, чтобы она узнала, каким я стал успешным и состоятельным, и на кого она меня променяла».
    Непроглядная мгла не позволяла определиться, где он находится и в каком направлении ему нужно двигаться. Главное теперь повернуть к жизни. Поэтому Егор снова пошёл вперёд, ориентируясь на куст под которым лежал. Надеясь на русский «Авось». Вдруг судьба вновь будет благосклонна к нему, и он набредёт на какой либо населённый пункт или ферму, или хотя бы на стог соломы. Ведь было уже такое. О смерти Егор уже не думал совсем. Появилось желание выжить, и он все мысли сосредоточил на этом. Главное добраться до железнодорожной станции и уехать в большой город.

2
    В который раз ему повезло. К рассвету он вышел на большое село Варварино. Добрые люди дали погреться и поесть каши с горячим молоком и мёдом. Проспав несколько часов, Егор двинулся дальше, взяв направление на Тамалу. Идти в дневное время было значительно легче. Он снова шел вдоль трассы, ориентируясь по проводам телеграфа.
    Пройдя по тракту более часа, он вышел к пролеску.  Дальше дорога расходилась, и какая вела к станции, указателя не было. Решил, что та, вдоль которой продолжали тянуться телеграфные провода. Где-то через полчаса дорога стала спускаться вниз и он вышел к оврагу. По словам хозяина дома в Варварино, где ему удалось отдохнуть, дорога на Тамалу ничем не пересекалась, а здесь была крутая балка и он бы о ней наверняка упомянул.
    Егор решил вернуться к развилке, но повернув, обнаружил перед собой, метрах в десяти, здорового клыкастого волка. Егор оторопел от неожиданности.  Серый голодный зверь приближался к нему короткими неторопливыми шагами, скаля свою клыкастую пасть. У Егора под рукой ничего не было. Он сунул руку за пазуху, где во внутреннем кармане должен был находиться его любимый перочинный нож, но его там почему-то не оказалось. Волк же сократил расстояние между ними вдвое. Он был готов наброситься на Егора и утолить свой голод свежей кровью. Егору потребовалось всё его хладнокровие, чтобы не броситься бежать. Защищать себя ему было нечем кроме кулаков, но если повернуться к зверю спиной, то тогда и кулаков не будет. «Да, что же это такое, когда хотел умереть, никаких опасностей не возникало, - появилась в голове злая мысль, - как только решил жить, так испытания стали возникать одно за другим».
    Егор выставил перед собой руки, как перед боксёрским поединком и решил сам напугать зверя. Он тоже оскалил рот и зарычал, сделав пару шагов к хищнику. Он не сводил взгляда с его жёлтых глаз, показывая, что готов драться и волк, видимо почуяв силу Егора, сначала остановился, продолжая скалиться, а через несколько мгновений отошёл в сторону и засеменил в подлесок. Когда он скрылся за кустами, Егор ощутил, как вспотел. Он не ожидал, что волк уступит, но теперь с его плеч будто свалился огромный груз. Он с лёгкостью зашагал в обратном направлении к перекрёстку.   
    В Тамалу он вошёл ближе к вечеру. Пахло горелым навозом и ещё чем-то очень знакомым и вкусным. Снова захотелось есть, да и усталость давала себя знать. Но в этот раз Егор был доволен, потому что снова ему удалось выйти победителем в споре с пургой и остаться живым после встречи с волком.
    До ближайшего поезда на Москву было около двух часов. Хотелось сесть или лечь, передохнуть, но все скамейки в зале ожидания были заняты бородатыми мужиками в овчинных тулупах и толстыми бабами с узлами. Пришлось примостится на полу между скамеек.  Он сразу же уснул и, странное дело, ему снова приснился тот же самый волк, который стоял у него на пути в балке. Только теперь хищник, лязгая зубами, не свернул трусливо с пути, подчиняясь его воле, а напротив, вёл себя агрессивнее, идя на сближение с Егором. Егор понимал, что если волку не дать отпор тот вцепится ему в горло и тогда смерть неминуема. Когда волк приблизился вплотную и был готов сделать прыжок, Егор изловчился и изо всех сил ударил зверя по голове кулаком.
    - Ах ты, гад ползучий! Ты ещё драться? – услышал он явно человеческий голос. – Да, я тебя…
    Егор проснулся. Мужик средних лет держал его за плечо и звал милиционера, а он не мог понять, где он и что с ним.
    - Что за шум? – спросил приблизившийся охранник правопо-рядка.
    - Я вот убираюсь тут, подошёл к этому парню, говорю: «освободи помещение, мне помыть здеся  надоть», а он мне сразу по морде врезал, паршивец, - объяснял милиционеру мужик в форме железнодорожника и в фартуке.
    - Ты чего это гражданин дерёшься? Пьяный что ли? – склонился страж порядка над Егором. – А ну, предъяви документы.
    - Не пьяный я. И документов при себе никаких нет. Я из деревни Красавские Дворики. Мне в Москву ехать надо.
    - За что же ты ударил работника вокзала?
    - Я его не бил. То есть, я уснул и мне приснился волк. Вот от волка я и защищался.
    Милиционер по-доброму улыбнулся.
    - Слыхал Филимоныч, он тебя за волка принял. Наверное, из-за твоей щетины. Бриться тебе нужно, Филимоныч, хотя бы раз в месяц. Ты же ни кто-нибудь , а настоящий железнодорожный служащий.
    - Простите меня, - заговорил Егор, обращаясь к пострадавшему дядьке. – Я, в самом деле, волка бил. Сегодня ночью, когда я шёл на станцию мне встретился в балке волк. Только он не напал, а ушёл в сторону, хотя и здорово напугал. А во сне он всё же напал…
    - Ну что, Филимоныч, простим парня?
    Филимоным махнул рукой и пошёл дальше заниматься своим делом. Егор облегчённо вздохнул, а милиционер всё никак не мог заглушить давивший его смех.
    - А ведь в нём, действительно, есть что-то волчье, - прокашлял страж порядка скорее себе, чем Егору. – Иди, парень, и больше не связывайся с ним. Филимоныч мужик вредный.
    Егор поблагодарил милиционера и вышел на улицу. Метель стихала, а вот мороз ощутимо крепчал. Выйдя на перрон, он стал рассматривать пристанционный посёлок. Последний раз он был здесь в около пяти лет назад. За это время он практически ничем не изменился , только как будто постарел. Все краски, и без того серые, стали темнее. Ставни на окнах и оградки палисадников покосились и облезли. Впрочем, всё напоминало и его Красавские Дворики. Такие же плоские, приземистые избы, крытые в основном соломой, такие же невзрачные постройки. Только этих домов и построек в Тамале было гораздо больше, чем в его деревне.
    На перроне три старушки разложили свой нехитрый товар. Набор практически одинаковый: соленые огурчики, варёная картошка, вилковая квашеная капуста и лук. Взглянув на них, Егор снова ощутил, что голоден. Но в карманах ни гроша. Придётся терпеть. Другой вопрос, сколько? Когда он теперь устроится на работу и сможет что-то заработать? Хорошо если удастся получить аванс под зарплату, но это бывает крайне редко. Подошла еще одна старушка с отварной картошкой, сдобренной поджаренным на масле лучком. Аромат жареного лука вызвал сильное слюноотделение. «Господи, как же вкусно!»  Старушка хриплым простуженным голосом стала зазывать покупателей, а Егор, отвернулся и пошёл прочь, чтобы не терзаться голодом и соблазном выхватить из рук бабки кулёк с лакомством и, убежав в проулок, съесть его там, презирая себя за воровство. Пожалел, что убегая из дома, не прихватил с собой ничего съестного. Хоть бы догадался сухарь в карман сунуть. Но ведь тогда он был настроен умереть. А мертвыё, как говорят, голода «не мают».  А вот теперь, когда повернулся к жизни, возникла угроза голодной смерти.

3
    Егор ещё и ещё раз перечитывал расписание движения поездов, проходящих через Тамалу. Ему нужно было определиться в какой город ехать. Хотелось, конечно, в Москву. «Она всех притягивает. Сколько, ранее неизвестных людей, обрели в ней почёт и славу. И почему Бог одних наделяет талантами, а других обходит стороной? А ведь и у меня есть кое-какой талант, - вспомнился случай в прошлом году, когда писали сочинение на вольную тему. Он тогда придумал написать, как в одном колхозе орудует вымышленный враг. Наделил этого врага всякими отрицательными чертами и качествами, которые знал, ориентируясь, кстати, на Костьку Акимочкина и его характер. На другой день на уроке литературы учительница стала раздавать тетради с сочинениями обратно, объявляя при этом оценки. Егору, однако, сочинения не вернула, хотя оценку объявила положительную. Когда он поинтересовался, почему же ему не вернули тетрадь, учительница ответила, что его работой заинтересовались органы государственной безопасности.
    - Но это же сочинение на свободную тему, - уверял он Клавдию Ефимовну, - и мой образ, как и все факты вымышленные.
    Бдительная учительница тогда лишь развела руками. Дескать, откуда ей было знать, что все факты придуманные. После этого сочинения Егора три раза вызывали в отделение милиции и трижды разным милиционерам, вплоть до начальника, ему пришлось доказывать, что на самом деле он всё выдумал. При этом в его словах не просто сомневались, а даже угрожали, что если он не сознается, то его ждут неприятности. Более того, в колхозе «Заветы Ильича» арестовали троих скотников похожих по описанию на его вымышленного литературного героя. Эти допросы и угрозы довели тогда Егора до «белого каления» и он поклялся себе никогда больше не сочинять про людей, так как это, оказывается, может принести невинным людям вред. В какой-то момент он едва не поддался давлению и был готов назвать фамилию Акимочкина, но сдержался, ведь если при проверке факты не подтвердятся, то его же привлекут за клевету на председателя колхоза.  Теперь Егор не знал точно, действительно ли в нём есть талант литератора или это случайное стечение обстоятельств, едва не обернувшееся против него самого.
    Он снова перечитывал названия городов в расписании движения поездов, взвешивая все за и против и, ориентируясь на те скудные знания и слухи, которые всплывали в его памяти. «Вот, к примеру, Тамбов. Он, конечно, меньше Москвы, но тоже большой областной центр, где можно проявить себя, а главное заработать на жизнь, хотя бы на первых порах. Решено, поеду в Тамбов. Попробую себя там. А дальше видно будет. Вопрос только в том, как ехать? Денег то на билет у меня нет. Ехать на крыше я уже пробовал, опыт имею. Но в прошлые разы было значительно теплее. А сейчас февраль, сдюжу ли ехать на крыше? И верёвки у меня сейчас даже нет. Ладно, рискну. Если сильно замёрзну, то на следующей станции слезу, погреюсь, а потом и дальше поеду. Так и буду ехать от станции до станции. Тогда и на крышу лезть не обязательно, можно на подножке ехать. Плохо только, что есть мне нечего.
    Чем меньше времени оставалось до прибытия поезда, тем больше народа выходило на платформу. Егор теплил призрачную надежду на то, что ему удастся проскочить в вагон, каким-то образом разжалобить кондуктора и проехать несколько остановок хотя бы в тамбуре. Ну а если нет, то остаётся… подножка.   
    Паровоз протяжно прогудел, извещая о своём прибытии на станцию.  Огромная чёрная машина втягивала к перрону вереницу зелёных вагонов. У края платформы поезд остановился, обдуваясь густыми облаками пара. Двери вагонов начали открываться и из них на платформу первыми выходили проводницы в форменных бушлатах, а уж за ними приезжие. Тех, кто выходил с вещами, было очень мало. Видимо Тамала не та станция, к которой люди стремятся добраться. В основном из вагонов выходили проезжающие, кому хотелось вдохнуть свежего воздуха и размяться от долгого сидения или купить что-то на станции.
    Пассажиры, собравшиеся на перроне, засуетились и забегали. Одни бежали к голове поезда, то есть, к паровозу, другие, наоборот, бежали к хвостовым вагонам. Егор сделал первую попытку проникнуть в вагон, претворившись одним из тех пассажиров, кто вышел размяться, ведь он был без вещей, но попытка провалилась.
    - Ваш билет, - строго спросила проводница, стоявшая на страже, словно на границе другого государства.
    Егор специально выбрал более смазливую проводницу, чтобы суметь разжалобить и сыграть на её чувствах. Он принялся ей объяснять, как ему необходимо ехать, а билет купить не удалось. Но и эта, с виду хрупкая молодая женщина, была равнодушна к его жалобному объяснению и даже пригрозила позвать милиционера, если он будет и дальше   настаивать на безбилетном проезде. Егор чертыхнулся и  побежал к другому вагону, на ходу думая про себя: «Откуда только берутся такие бесчувственные и злые женщины?» Посадка в вагоны уже заканчивалась, так как время стоянки поезда на станции Тамала было ограничено семью минутами. У второго и следующего вагонов его снова ждало разочарование. Проводницы охраняли свои тамбуры с обученностью дрессированных овчарок. Паровоз протяжно свистнул и, громыхнув замками-сцепками  ваго-нов, потащил их от перрона станции, набирая скорость. Перрон же стал пустеть по мере удаления поезда. Провожающие спешили восвояси. А Егор стоял неподвижно, охваченный злостью и обидой. У него даже навернулись слёзы на глаза. Он думал о человеческой чёрствости. Откуда она в людях? Не во всех, конечно, но именно в тех, кто работает и имеет хоть какую-то, пусть минимальную, но власть над другими. По идее человек человеку должен быть другом и помощником. К этому призывает и Социалистическая теория развития нашего общества. А на деле получается, что люди друг для друга поступают хуже волка. Неужели всегда так и будет?
    «Итак, Егор Семёнович, придётся тебе всё-таки ехать в большой город на подножке вагона. Авось выдержу от станции до станции, не превращусь в сосульку».
    Очередной поезд через Тамалу шёл поздно вечером. Поезд был скорым.
«Это даже лучше, - подумал Егор, - быстрее доберусь до Тамбова».
    Он вернулся в зал ожидания, который снова оказался полон, как будто пять минут назад не было никакого поезда. Откуда их столько взялось? Стал искать подходящее место и рассматривать пассажиров. Он обратил внимание, что многие из них были те, кого он видел два часа назад. Прибавились, конечно, и новые, но они отличались от дневных. Если дневные пассажиры были одеты в полушубки и тулупы, в валенки и сапоги, а при них были баулы, чемоданы, да узлы и тюки, то вечерние пассажиры были одеты значительно приличней: в пальто, в каракулевые шапки, на ногах ботинки и туфли. Да и багажа у них с собой было меньше: небольшие чемоданы и портфели. Такая разница пассажиров удивила, но покрутившись в зале ожидания, догадался. Днём, почтовым поездом едут в основном колхозники, по дешёвым билетам, для того, чтобы продать в большом городе выращенные на своих участках и подсобных хозяйствах продукты питания, а вечером, на скором поезде, едет в основном интеллигенция в командировки или по другим делам. И едут за государственный счёт. В вагонах со всеми удобствами. И где же тут социалистическое равенство? И ведь подобное неравенство проглядывает фактически везде и всюду, а не только на железнодорожных станциях. Чиновники разных размеров и рангов имеют значительные преимущества, и едут в специальных мягких вагонах. Они же так устают бедные, что им нужно в дороге отдыхать с комфортом.
   Минут за десять-пятнадцать до прибытия скорого поезда на Москву, пассажиры стали покидать зал ожидания, перемещаясь на перрон. Егор выжидал, набираясь тепла в дорогу, ведь ему предстояло ехать на подножке. Но за пять минут до времени прибытия и он покинул свое убежище и вышел на перрон, только в отличие от остальных, он быстро направился на противоположенную сторону путей, на которые принимался поезд.

4
    Отсвечивая яркими огнями фар и прожектора, скорый поезд быстро накатывался на перрон. Создавалось впечатление, что сейчас он подойдёт и подомнёт под себя толпу собравшихся пассажиров и, не останавливаясь, пойдёт дальше своим маршрутом. Но нет, тяжело отдуваясь от быстрого бега, он остановился, как и предыдущий окутав себя паром. Егор удивился, что все вагоны затемнены и только в двух, средних, ярко светились электрические лампочки.
    Ради любопытства Егор заглянул в одно из освещенных окошек вагона. Купе походило на маленькую уютную комнатку с полками у стен, на которых сидели и лежали люди. На полках были заправлены чистые простыни с одеялами, а на столике перед окном стояли стаканы с чаем в серебристых подстаканниках. Он тяжело вздохнул. «Эх, вот бы мне так ехать. Поел, попил горячего чая и лежи себе, читай в тепле на чистой постели». Для сравнения он заглянул и в соседнее окошко. Абсолютно такая же маленькая, но уютная чистая комнатка. На столике у окошка между нижними полками стояли бутылки с напитками, тарелки с нарезанной колбасой, отварным мясом и ломтями белого хлеба. Опять во рту образовалось много слюны от вида этой пищи. Поразился, когда увидел на диванчике девушку, как две капли воды похожую на Марину. Такое же милое лицо, такие же красивые вьющиеся русые волосы, такое же любимое ею зелёное с белым кружевным воротником платье.
    «Что это? Мерещится что ли? – отпрянул от окошка Егор. Протёр глаза и, снова прильнув к стеклу, увидел то же самое. – Как она здесь оказалась? Всё-таки у меня, видно, не все дома. Она же никак не могла тут оказаться. Наверное, от голода у меня начались галлюцинации. Просто эта девушка очень похожа на Марину. Как может Марина вчера сидевшая за свадебным столом сегодня оказаться в этом барском вагоне в поезде идущем издалека, ведь я уже несколько часов в Тамале и видел бы её на станции. Да, нет же. Это просто другая девушка, тем более одна. А Марина, поди ж ты, сейчас наверняка дома в объятиях своего старшины-сверхсрочника».
    Но тут он пришёл в ещё большее замешательство. Дверь купе открылось, и в него проник тот самый подтянутый старшина, которого он видел в окошко избы Макаркиной Ольги Кузьминичны, перед самой свадьбой. Он что-то сказал девушке и, передав ей какой-то журнал, уселся рядом с ней на диванчик. Теперь у Егора отпали все сомнения. Девушка, сидевшая перед ним в купе, была самой Мариной. Она что-то говорила в ответ своему мужу и даже улыбалась при этом. Потом она стала листать журнал, который взяла у него из рук. Сомнение, что это действительно его возлюбленная с мужем развеялись, но понимание того, как они могли оказаться в этом купе, этого вагона, этого поезда, никак не  приходило.  Он даже стал думать, не сходит ли с ума?
    Раздался свисток паровоза. Марина оторвала взгляд от журнала и взглянула в окно. Их взгляды встретились и её реакция, когда она прижала ладонью губы, ясно дала понять, что это именно она, и Марина узнала Егора. Егор снова отпрянул от окна. В этот момент поезд тронулся с места. Егор рванул к подножке, вскочил на неё и ухватился за поручни.
    «Если она меня узнала, что именно она обо мне подумала? – мысли в его голове путались, возникая в хаотичном порядке. – И почему они едут в Москву, если должны ехать на Дальний Восток? Это же крюк какой?»
    Поезд быстро набирал скорость. И Егор вскоре ощутил пронизывающий холод, проникавший под одежду и сковывающий его тело тисками, а пальцы рук подверглись пытке гвоздями или тысячей игл. Егор же разгадывал загадку неожиданного появления в вагоне своей бывшей возлюбленной, изменившей ему с пришлым старшиной-сверхсрочником.
    Он, конечно, не знал и не мог даже предположить, какие события развернулись в деревне с его исчезновением и попыткой самоубийства. Не знал, что его лучшие друзья, Шурка Змей и Толик Сладенький, решили жестоко наказать и изменницу Марину, и её новоиспечённого муженька, и, конечно, презираемых Решетниковых, а заодно и вредную звеньевую овощной бригады Макаркину, тётку жениха. Не знал он, что отец Марины Николай Николаевич, опасаясь расправы над молодожёнами, выпросил у председателя колхоза рысаков и утром повёз их на станцию Ртищево, где обычно легче можно было приобрести железнодорожные билеты.
    Егор, сидя на подножке, плотнее прижимался к закрытой двери вагона, не чувствую уже онемевших рук и думал теперь, доедет ли живым до ближайшей станции. Он замёрз весь. Руки, ноги, спина, голова окоченели. Ему казалось, что он превращается в ледышку. Начало путаться сознание. Он уже подумывал о том, что лучше, наверное, прямо сейчас спрыгнуть в какой-нибудь сугроб и добираться до ближайшей станции пешком. Тем более, бредя по рельсам заблудиться невозможно. Но поймал себя на мысли, что при такой большой скорости падение или прыжок с подножки может оказаться неудачным и даже смертельным. Решил всё-таки дотерпеть до ближайшей станции, тем более, что попытка разогнуть пальцы на поручне ему не удалась.
    Мимо него мелькали небольшие станции, на которых почтовый поезд точно остановился бы, но «скорый» даже не снижал своей скорости, проносясь мимо и оставляя за собой в заснеженной мгле шлейф белёсого горьковатого дыма.
Морозный ветер был безжалостен. Он не просто пронизывал одежду и обувь, как-будто их вовсе не было, но и острыми леденящими иглами искалывал мозг, который уже отказывался что-либо придумать. Егор уже не мог выносить этой муки. Когда ему показалось, что поезд сбавляет скорость, он всё-таки решился спрыгнуть, но снова не смог сделать этого: руки не подчинялись его воле, пальцы не разгибались.  Их уже невозможно было оторвать от поручня. Когда колеблешься, всегда так получается. Чтобы оттянуть свою погибель Егор стал пытаться двигаться, насколько это возможно на ограниченном пространстве подножки. Стал отчаянно дёргаться и стучаться в закрытую вагонную дверь, надеясь, что кто-то может услышать стук и открыть дверь изнутри. Но там за дверью, в мягком вагоне, среди ночи люди спали в тёплых постелях и были глухи к посторонним звукам, сигналам помощи.
    А поезд всё мчался и мчался в ледяную муть ночи. Эта белёсая муть, накрывшая всё вокруг, начала казаться розовой с голубыми струйками тихо журчащих ручейков на фоне пёстрых красок раскинувшихся лугов. Эта картина вдруг снова стала снежной пустыней с хаотичным движением серебристых и жёлтых искр, меняющих направление и летящих металлическими иглами прямо в глаза. И снова закатная голубизна неба с розово-красными разводами, на фоне которого возникает старая морщинистая цыганка в зелёном выцветшем платке, с седыми усами и огромной лиловой бородавкой на верхней губе. Она берёт его руку и, глядя в упор вкрадчивым, успокаивающим голосом шепчет: «И будешь ты жить в большом городе. Жить богато и счастливо. Будет у тебя красавица жена по имени Людмила… и доживёшь ты до девяноста шести лет.» Егор хочет ответить ей: «Враньё. Не смей обманывать меня. Я умру сейчас», но не может пошевелить губами. Снова полевые цветы на лугу с голубой, сверкающей солнечными бликами, речкой. Он идет по лугу, раздвигая пёстрые цветы, и смотрит вперед, радуясь обжигающему, яркому золотистому диску солнца.
    Он приоткрыл глаза. Во отчую увидел россыпь приближающихся желтоватых огоньков. Закрыл глаза, надеясь увидеть другую картину, где он снова на лугу среди цветов, но до сознания доходит, что огоньки могут быть населённым пунктом. Наверное, мне показалось. Желаемое воспринимаю, как действительность. Был луг с цветами и с речкой, а теперь темнота с огоньками светящихся окошек. Егор опять приоткрыл глаза. Снова перед ним огоньки, россыпь огоньков. Он вспомнил, как в детстве видел в темноте светлячков. Целый рой светлячков. Теперешняя картина чем-то напоминала этот рой светлячков. «Но сейчас же зима, какие могут быть светлячки? – подумал он. – Нет, это не сон. Это явь. Это настоящие огни, а то что их много, означает большой населённый пункт, возможно не меньший чем Тамала. Что же это за город? Если я дотяну до него, то могу ещё выжить».
    Он с радостью ощущал, как поезд притормаживает, теряя скорость. Огни росли в размерах по мере приближения. Наконец, паровоз издал победный гудок и стал вползать в щель между светящимися платформами. Лязгнув сцепками вагонов, он заскрипел и остановился. Егор сделал большое усилие, чтобы оторваться от подножки и сойти на платформу и пройти к зданию вокзала, но не тут-то было. Рванулся ещё раз изо всех сил и полетел на перрон. На какое-то время потерял сознание, а когда оно вернулось, увидел, что вагоны катятся в каких-то сантиметрах от его головы.
    Поезд ушёл в темноту, оставив после себя шлейф сизого горького дыма. Егор приподнял голову, чтобы осмотреться. Метрах в тридцати от него возвышалось, горящее огнями здание вокзала. Он сделал попытку встать, но онемевшее тело абсолютно не слушалось его. Он попытался просто пошевелить ногами и руками, но тщетно. Кроме шеи у него ничего не двигалось. Он лежал у края платформы, напрягая и расслабляя мышцы рук и ног, пытаясь разогнать застывшую в жилах кровь.
    Вскоре увидел, как к нему приближается фигура железнодорожника. К нему подошёл старик с длинным железнодорожным молотком в руке.
    - Чего это ты, паря, на земле развалился? – строго спросил он. – Так и замёрзнуть можно, чай тебе не лето. Разве ж можно так напиваться?
    - Я не пьяный, дедушка. Это я так замерз. Я на подножке поезда ехал, - с трудом проговорил Егор, едва ворочая онемевшим ртом.
    - Кто ж зимой на подножках ездит? Это же самоубийство. Жить надоело что ли? – поразился старик.
    - Теперь я и сам понял, но… денег на билет не было, - признался Егор.
    - Ладно, держись за меня. Я тебя до вокзала доведу, - дел приподнял парня на ноги и, закинув его правую руку себе на плечо, медленно повёл его к зданию вокзала. 
    Егор едва переставлял ноги, но постепенно стал их двигать, что уже обнадёжило.
    Метров за пять до дверей здания, старик и сам притомился.
    - Ну, как дальше сам пройти сможешь? – спросил он.
    - Теперь думаю, что смогу. Спасибо тебе дедушка.
Старик, оставив Егора, побрёл по своим делам, но пройдя метров десять, обернулся посмотреть, как там примороженный. Егор опять лежал на перроне, потеряв сознание. Дед чертыхнулся и вернулся к парню. Не оставлять же горемыку в пять утра окончательно замерзать на улице.
.....
(продолжение главы можно прочитать в книге)