Метафизическая колесница 1

Зачем нужна независимость, странный вопрос не смущает пожилого рабочего.
Он еще выше вздымает плакат с требованием независимости. Потом резко выдыхает, чтоб спокойно умереть. Как это пролетарское стремление уложить в марксистко-ленинскую схему. Нет ничего проще, несознательный рабочий, отравленный ядом национального шовинизма. При желании можно добавить и другие, куда более резкие оценки.

1.
1.1.
Но пора перейти к народному депутату, сколько ему терзать пожилого рабочего,
да еще столь странными вопросами.
Ведь именно депутат говорит от имени своих избирателей, верно, по своей инициативе, но от имени. Наверное, ему просто надоело говорить от имени истории? Как ни странно, он делает небольшой экскурс именно в историю. Собственно говоря, для этого его и двинули в депутаты, кто-то должен навести порядок в непредсказуемом прошлом. Избранник понимает тонкость момента, из правильного прошлого последует правильное будущее, обязательно. Почему нас так тянет в светлое будущее, нет бы, оставаться в настоящем, устраивать его, или даже благоустраивать. Оказывается, именно прошлое не дает нам заниматься этими естественными делами.
Что там?
На горизонте прошлого, два поколения, одно родилось до социализма, другое при социализме. Одно гордится глотком свободы, другое испытывает чувство вины, которое из них требует независимости? Как ни странно, оба. Что ж, послушаем народного депутата, он сразу уточняет, у нас есть общее прошлое, оно нас объединяет, пока еще объединяет, что можно оттуда почерпнуть. Настораживаются, депутат успокаивает, почерпнуть именно то, что позволит иметь желанное будущее, это и есть независимость. Кто подзабыл, напомню, с чего начинается цивилизация, со своего будущего. Слушатели устремляются к колодцу, если уж черпать желанное будущее, так полной чашей. И тут нечто неожиданное, небольшая кучка, хорошо, группа лиц неопределенного возраста, стоят, не рвутся, они не слишком радуются, что вам? Независимость, мы хотим жить после социализма, живите. Пусть уберут всех прочих, как так, они лишние. Вы что-то хотите, подняться с последней ступеньки, а вот эти, следует не слишком лестная оценка, пусть они топчутся на последней ступеньке. Если это последняя ступенька, можно ли ее вообще считать ступенькой, а те, кто на этой ступеньке, кем будут они? Это их настоящее место. А если чуть проще?
Ненависть, стань смелой!
…
Народный депутат улыбается, наконец-то, он может говорить, не боясь быть не услышанным.
Он решил отложить арифметические краски, уж слишком невыразительные. Формулы алгебры, эти слишком утомительные. Время лозунгов, хватить махать плакатами, я предлагаю войти в прошлое, так, минут на пять, не более. Слышится вздох, отдаленно похожий на вздох разочарования, так быстро, а что вы хотите, там ведь не какие-то отвлеченные законы, независимые суды, а диктатура пролетариата, а потому смело за мной.
Если поставлен эксперимент, значит, есть экспериментаторы.
Можете глянуть на их решительные лица. Вот эти товарищи полны решимости доказать правильность единственно верного учения. Были полны, эксперимент закончился катастрофой, гляньте на их лица, что-то видите, конечно, они полны решимости, продолжать, до победного конца. Вы хотите присутствовать при сем победном конце, тогда отведенные пять минут вышли, быстро за мной.
…
На этом долгое отступление можно считать законченным.
Так о чем говорил народный депутат, на основной работе, соединявший в себе математика и физика, причем весьма успешно. В основе планового режима, если точнее, административно-планового, принципы, игнорирующие законы политической экономии. Революционеры сломали не весь способ производства, речь о механизме, а только отдельные части, те, которые побуждают производителей к постоянному улучшению производства. Верно, есть такие части, побуждают, среди них почетное место отведено конкуренции. Или беги, или станешь банкротом. Допустим, сломали, бежать никуда не надо, работай спокойно на благо своего же народа, ты же выходец из того же народа. Заодно, был сломан механизм определения стоимости товаров. И главное, механизм определения ценности труда. Платят? Фактически за время работы, меньше время работы, меньше заработок. А чем больше часов в табеле, тем больше и получишь. Но месяц не растянешь, есть тридцать дней, тридцать и останется, тогда придется растягивать нормы. Нормы срежем, зачем? не лучше ли договориться, будем перевыполнять, скажем, на сто десять процентов, на сто двадцать, дойдем до ста тридцати, тогда и срежем. Вот так и будем резать, раз в пять лет. Раз в пятилетку срезали нормы, раз в пятилетку подняли тарифные ставки. Ведь это же общественно необходимое время, разве можно резать по живому телу народа, да еще каждый день. Нет выигравших? Не будет проигравших, разве не в этом высшая справедливость. Даешь время, если образно? популярный писатель тех лет писал, время, вперед! А что на деле, время назад, время покатилось назад, неужели такое возможно. Понятно, время не покатится, но что-то все-таки должно покатиться, не катиться же нам самим.
Остается история, больше нечему.

1.2.
Если мы не можем заставить бежать время,
придется заставить бежать историю, куда? Ну, как куда, учителями указан точный адрес, бьет час, экспроприаторов экспроприируют, все источники польются полным потоком, и осуществится великий принцип. Вот туда и надо рвануть, к этим долгожданным источникам, потребности не могут ждать, кто-то не выдержит взятого темпа, история не терпит сослагательного наклонения, тем более промедления.
Физик, он же математик, высказался, теперь самое время послушать врача.
Почему врача, кто-то должен крикнуть, совесть, стань смелой! На то и врач. К тому же, врач этот по совместительству кибернетик, ему и слово. Над чем он ломает голову, можно ли заставить источники литься полным потоком. Можно, но на пути к обещанному изобилию надо пройти, в этом суть проблемы, через что надо пройти, чтобы припасть к бездонным источникам? Препятствие, = барьер. А нельзя ли перешагнуть, можно, выбор невелик, или через пропасть, или через себя. Короче, наша жизнь не для интеллигентов, опять писатель, другой.
…
Писатель, врач, снова писатель, что тут скажешь?
Вкус, у них есть вкус, как его передать? Вкус интеллектуалов, это? из всех дел человеческих они предпочитают интеллектуальное усилие, более того, такое усилие, которое имеет вкус. Проще говоря, это такое усилие мысли, которое доставляет удовольствие, наслаждение. Как их отличить друг от друга, скажем, чем первый писатель отличается от второго? Оба не любят свечей, во всяком случае, не входят и не вносят свечи в темные уголки нашей жизни или нашего сознания. Они оба на свету, и старательно отражают этот яркий свет, цвет отражения? Конечно, цвета различаются, но льются полным потоком, у каждого. Первый только писал историю, она делалась у него на глазах, тогда как второй в это самое время ее переписывал, для глаз потомков. Что еще, пусть немного подвинутся, чтобы мог выйти врач, помимо операций, ему приходилось уподобляться тем же писателям и аналитикам, немалое число раз. Со временем он стал энциклопедистом. И это все, еще он стал, просто по времени рождения, наследником предыдущего века. Того самого века, в котором полное развитие получила экономика, называемая рыночной. Далее, в силу вступило место его рождения. Эти два слагаемых позволили ему наблюдать, на протяжении примерно шестидесяти лет, две экономики, рыночную и нерыночную.
Человека можно свести к рабочей силе, учителям это удалось вполне.
Все прочее – к собственности, частной или государственной, хотели ведь к общественной, почему-то не получилось. Наверное? Общество можно связать, учителя предпочитали говорить о цепях, сковать, видимо, им нравился образ Прометея. Кем же они представляли себя, но я отвлекся. Связанное общество, да еще весьма прочно, а в столь прочно связанном обществе? Самодовольные люди, склонные к надоевшим шуткам, грубому смеху, другим сугубо человеческим вещам. Среди этих человеческих вещей и такая вещь, как эксплуатация, что делать с такой, очень неудобной вещью, речь о нравственной стороне человеческих дел и поступков.
…
Теперь выводы, понятно, не мои, врача-энциклопедиста, за ним, сразу два писателя.
Высовываются, машут перьями. О чем они кричат, есть мир, и есть место человека в этом мире. Право человека на место, понятно, они отводят человеку почетное место, на то и писатели. Им возражают, есть неумолимый закон. Наверно, я несколько перегибаю, неумолимым историческим фактом, из которого возможно, при желании, сотворить некое высшее существо, предстает растущая экономика. Тогда общество, оно тоже должно расти или? может ограничиться ростом экономики. Просто ограничиться простым ростом экономики. Голос врача, мы меняемся, непрерывно. Неужели нет ничего, более или менее постоянного. Кое-что есть, головы, руки, ноги, таковы люди. Другими, видимо, не станут, по крайней мере, дальше проектов дело пока не идет. А раз так, надо лишь решить, понятно, решиться, что положить на алтарь экономики, руки, ноги или головы. Есть, как минимум два варианта, порукой тому наша история. В первом, одна голова при растущем множестве рук. Во втором, множество голов при убывающем множестве рук. Растет одна голова. Или растет количество голов. Общее? В обоих случаях, будет расти множество быстро бегающих ног. Опять голос врача, неравенство огромно, я бы добавил, его полезность переходит в нескромность. Как это представить, обычно используется годовой доход на душу населения. Скажем, в развитых странах семнадцать лет назад он составлял двадцать две тысячи долларов. В бедных странах, менее тысячи. Две цифры, столь разные возможности людей? делают их разными людьми. По сути, речь идет о размере того или иного человека, понятно, об экономическом размере. И один больше другого в двадцать два раза. Как если бы, один человек был ростом метр, а другой – двадцать два метра.
…
Отсюда? я возвращаюсь, есть такая вещь, вкус интеллектуалов.
Имеются исследования. На мой взгляд, этот вкус – вкус проблемы. Некоторые из них, проходят по разряду вечных. Вот одна такая, сущность человеческого бытия, неужели она в наших душах. Этот вопрос я задаю в несколько иной форме, человеческая природа, что это такое? Это значит, я предполагаю, ответ на данный вопрос, позволит понять, что есть наша душа.