След на земле. Кн. 1, ч. 2, гл. 38 Месть председат

Глава 38.  Месть председателю.

1
    Этой же ночью, Шурка Змей и Толик Сладенький, возвращаясь из избы-читальни решили осуществить свой план мести Костьке Акимочкину, ну и Васяеву тоже. Как карта ляжет. Они заглянули в сельсовет. Вдруг Васяев засиделся. С ним иногда случается такое, когда с женой поссорится. Об этом уже вся деревня знает. Если председатель сельсовета засиделся в правлении, то значит, получил от жены взбучку и теперь ждет, когда она его простит и позволит вернуться домой. Сегодня, видать, семейная жизнь председателя сельсовета Васяева была в порядке и там находился только дежуривший Спирька Комарь. Тот топил печку и лузгал семечки.
    - Порядок Толик. Спирька сможет принять телефонограмму. А больше никого нет, - сказал Шурка после того, как заглянул в окно и разведал обстановку.
    - Пошли тогда в правление колхоза. Хоть бы там никого не было.
    - Да там никого и не будет. Сторожиха с вечера закрывает правление на замок и идёт домой. Кому там, чего нужно в субботу? Завтра с утра появится, протопит печку, да приберётся, - уверенно сказал Шурка.  – Замок я беру на себя и покараулю. Если кто будет идти, дам тебе знать.  Ты там говори, как начальник, чтобы сомнений не возникало.
    Замок,  что висел на двери, Шурка открыл в два счёта. У него давно был хитрый гвоздик, специально загнутый, которым он открыл не один подобный навесной замок. В кабинете председателя колхоза Толик зажёг спичку и осмотрелся. Потом он зажёг огарок свечи, который заранее прихватил с собой, чтобы не включать электрическую лампу и подошёл к телефону. Телефон висел на стене, и он на какое-то мгновение ощутил страх перед этой чёрной коробкой. Но отступать было поздно. Что скажет Шурка?
    Текст телефонограммы он выучил наизусть. Вот только с фамилией вымышленного начальника, подписавшего указание, так и не определился. Шурка предлагал фамилию Медведева, а Толик считал, что кто-то с такой фамилией может пострадать из-за их шутки, а это было бы не честно. Поэтому он хотел придумать редкую фамилию, которую было бы трудно найти среди обычных людей, такую, как Глупов, например. «Но такая фамилия следователя, наверняка, вызовет подозрение, а в итоге недоверие и желание перепроверить полученное указание. Тогда задумка сорвётся. Нет, пусть уж будет Медведев или Коршунов».
    Когда он ставил огарок свечи на стол, взгляд его упал на лежавшую рядом с лампой областную газету. На развороте страницы была статья, в которой упоминалась фамилия какого-то начальника НКВД Стромина. «Вот, пожалуй, подходящая фамилия реального начальника НКВД, которую возможно знают и вряд ли она вызовет недоверие».
    Толик снял трубку и свободной рукой провернул ручку аппарата. В трубке он услышал далёкий женский голос: «Алло, коммутатор, слушаю вас». Толик впервые имел дело с телефоном, хотя часто видел, как с ним обращаются и в правлении колхоза и в сельсовете. Он набрался мужества и зачастил с придыханием, пытаясь при этом добавить голосу мужественности.
    - Соедините меня с Красавско-Двориковским сельсоветом.
    - Минуточку, -  и в трубке возникло какое-то шуршание, но через пару секунд послышался знакомый каркающий голос Комаря: «Дежурный по сельсовету Красавских Двориков слушает».
     Голос Комаря звучал также далеко, как будто он находился не в соседнем здании, а за тысячу километров. Это немного успокоило Сладенького. Значит, и его голос будет звучать также слабо и неестественно, как и тот, который раздавался в трубке.
     - Красавские Дворики? – для пущей значимости переспросил Толик, добавив еще басу своему голосу. – С вами говорит дежурный управления милиции. С кем я говорю.
    - С дежурным по сельсовету Спиридоном Комарём, - голос Спирьки стушевался перед начальством. – Что прикажете? Позвать председателя или передать чего?
    - Примите телефонограмму. Вы писать умеете?
    - Могём, товарищ начальник. Сейчас карандаш возьму…. Готов уже записывать. Диктуйте.
    - Пишите: «Председателю Красавско-Двориковского сельского совета, товарищу Васяеву. Записали? Пишите дальше… Ах, не записали ещё? – Толик для убедительности представил себя главным милиционером, как тот, который приезжал к ним и допрашивал по поводу украденного у уполномоченного райкома Титова нагана в тридцать третьем году. – Пишите, я подожду. Не пропустите ничего. …Написали? Обязываю вас, срочно  арестовать… подозреваемого во враждебной деятельности… против Советской власти… Записали? Повторяю. Срочно арестовать подозреваемого во враждебной деятельности против Советской власти… председателя колхоза Акимочкина Константина Акимовича. Да-да, вы не ослышались. Акимочкина Константина Акимовича…. И нарочным…, в сопровождении усиленного конвоя…, доставить его в районное отделение милиции…. Написали? Так… Верно.  Подпись. Начальник НКВД Стромин… Да. Стромин. И на словах передайте Васяеву. В райцентре контра подняла голову. С ними связан и ваш Акимочкин. Вся милиция брошена на подавление мятежа и уничтожение врагов народа и революции. Я надеюсь, что он, как коммунист, с честью справится с заданием партии и обезвредит преступника. Всё. Немедленно вручите телефонограмму председателю сельсовета.
    Толик повесил трубку и перевёл дух. За эти пять минут, пока он передавал текст телефонограммы, он взмок, как лошадь, пробежавшая галопом десять километров. Он тут же задул свечу, вышел из правления и, навесив, снятый ранее замок, защёлкнул  дужку. Спустившись с крыльца, он повернул за угол, где Шурка наблюдал за соседнем зданием сельсовета, в котором метался суетливый Спирька Комарь.
    - Телефонограмма передана.
    - Да вижу. Вон, как Спирька засобирался, забегал.
На крыльцо сельсовета выскочил из дверей всполошенный Комарь в наброшенном полушубке и, не закрывая двери, кинулся через ворота на улицу, к дому Васяева. В руке он держал лист бумаги с текстом полученной телефонограммы.
Как только Спирька исчез за оградой, Шурка кинулся на крыльцо сельсовета и скрылся внутри правления. Через минуту он снова появился из дверей и довольно улыбаясь, направился к другу. 
    - Всё, связь нарушена. Я выдернул один провод из аппарата. Хрен они сразу разберутся, почему телефонная связь не работает. А разберутся, подумают, что сам Комарь впопыхах её нарушил. Пошли Толлик. Мы свою часть работы сделали. Пусть теперь Васяев доделывает свою часть. Теперь, я думаю, они врагами точно стали.

2
    С трудом разбуженный, полупьяный председатель сельсовета, долго не мог понять, что ему лепечет Спирька и суёт какую-то бумажку. Только когда Агафья гавкнула на него, как только она умела делать, Василий Александрович собрал свое внимание в кучу и стал вникать в суть слов, лившихся потоком то Спирьки Комаря. А вникнув, схватил в руки телефонограмму и стал медленно её перечитывать, воспользовавшись очками супруги.
    - Мать-перемать…, - он забегал по комнате в поисках штанов и другой одежды. – Что ещё он велел передать, повтори.
    - Что в районе контра подняла голову.  Вся милиция брошена на подавление мятежа и уничтожение этих врагов народа, контры самой, с которой наш Костька связан.
    - Ты давай беги, поднимай Тимонечку, Ваньку, Кошелева, Спивака пусть соберутся в правлении сельсовета, я тоже туда подтянусь. Будем выполнять приказ этого Стромина. 
    Колхозные активисты и сельские исполнители не заставили себя долго ждать. Пьяные и полупьяные, кое-как одетые и кто чем вооруженные они собрались в правление на экстренное заседание, где их уже ждал с больной головой Васяев.
    - Я должен сообщить вам принеприятнейшее известие, - начал он словами одного из персонажей  пьесы Гоголя «Ревизор». – В нашем районе снова подняла голову подлая недобитая контра. В райцентре идут бои по её уничтожению. Но это ещё не всё. Кое-кто и в нашей деревне, умело маскируясь и претворяясь, входил в её состав и подрывал изнутри Советскую власть. Я получил телефонограмму от самого высокого начальства с приказом немедленно арестовать врага народа и революции Костьку Акимочкина, - он обвёл  взглядом недоумённые, удивлённые лица собравшихся. - Да-да, товарищи, того самого Костьку Акимочкина, который змеёй, хитростью и обманом пролез в председатели нашего колхоза «Красный труд», чтобы на этой должности, прикрываясь партийным билетом,  подрывать изнутри наш колхозный и социалистический строй. Мы, товарищи, много лет считали его своим другом, не раз сидели с ним за одним столом, ели и пили самогонку, не подозревая какие коварные планы он плетёт за нашей спиной. Но наверху раскусили этого подлеца и врага Советской власти. Теперь наша задача, арестовать его и доставить в районное отделение милиции для справедливого наказания.  Нам указано доставить его под усиленным конвоем. Это говорит о том, товарищи, что Акимочкин очень опасен и коварен. У него, наверняка, есть оружие, и он будет сопротивляться. 
    - Теперь мне понятно, почему он летом тридцать второго года, настоял на том, чтобы колхозникам на трудодни не выдали хлеба, - подхватился Тимонечка, усмотревший свой шанс для расправы с ненавистным осквернителем его жены, - а вывез его весь на элеватор. Он хотел, таким образом, вызвать среди колхозников недовольство колхозным строем и мятеж. Ну и гад. Сколько людей по его милости поумирало с голоду. А ещё приказывал мне отбирать у детишек и баб бросовые колоски. 
    - С Костькой-то мы всем гамбузом справимся, - подал голос бывший председатель колхоза Спиридон Спивак. – А вот, как будем поднимать мужиков на защиту Советской власти, если контра объявится у нас? В восемнадцатом мы им обещали землю, они за нами и пошли. Тогда обещание сдержали, но потом землю опять забрали в колхоз. А что теперь будем им обещать? Что мы можем им дать? Дырку от бублика?
    - Будем надеяться, что беляки сюда не придут. Ну, а если объявятся, будем звать милицию из райцентра, - пожал плечами Васяев. – Сейчас главное арестовать Костьку, а об остальном потом будем думать.
    - А если они появятся, пока мы будем Костьку арестовывать? – поддержал Спивака Ванька Желанков. -  Ты бы председатель нам оружие выдал, чтобы было, чем отбиваться.
    Все дружно одобрительно подхватили предложение Ваньки, и Васяеву пришлось открыть металлический шкаф и выдать мужикам три нагана и две винтовки.
    - Ну, теперь пошли братцы, - скомандовал он.
    - А мы что, пешком его поведём в Макарово, что ли? – снова проявил активность Желанков. – Надо бы пару подвод организовать. На одной его повезём, на другой сами поедем.
    - И то верно, - согласился председатель. – Давай, Иван, органи-зуй подводы и подгоняй их к дому Акимочкина, а мы пока выманим его из избы и свяжем.
    - А я предлагаю сначала с Костькой разобраться, а уж потом за подводы хвататься, - встрял Тимонечка. – А то придём к нему домой, а его дома и нету. Он уже в райцентре управление громит. Пойдем, Иван, с нами, за подводами потом сбегаешь.
    Не доходя до подворья Акимочкина метров тридцать, Васяев распорядился дом окружить. Встать с каждой стороны по человеку. Вдруг, через окно с какой-нибудь стороны выскочит. Спирьке Комарю велел постучать в дверь. Если он дома, то сказать, что его Колюжный в правление вызывает, или под другим каким предлогом из дома выманить. Главное, чтоб во двор вышел.
    - Под, каким другим, Василий Александрович? – не понял Спирька. – Сказать, что ферма горит? 
    - Типун тебе на язык. Накаркаешь ещё. Говори, что уполномо-ченный райкома приехал и в правление зовёт.
    Спирька настойчиво постучал в дверь избы Акимочкина. Все насторожились, а кое-кто взвёл курок своего нагана. Вскоре послышались шаркающие шаги и женский голос сонным голосом спросил: «Кого ещё черти принесли в первом часу ночи?»
    - Это я, Ксенья Макаровна, Спиридон Комарь. Акимыч дома-то?
    - Дрыхнет твой Акимыч, пьянющий. А зачем он тебе нужен?
    - Так его начальство вызывает в правление. Колюжный приехал.
    - Чё, опять, что ли самогонку жрать? Так он уже, как свинья. Его и не добудишься вовсе.
    - Слушай, Ксенья Макаровна, меня же не просто так прислали. Разбуди его. Дело к нему важное.
    - Знаю я его дела. Только и делает, что пьянствует, да началь-ство поит.
    - Да не на пьянку его кличут, а дело важное. Что-то, наверное, случилось. Мне не сказывали. 
    - Ладно. Попытаюсь его добудиться, - и Ксенья зашаркала обратно вглубь избы.
    - Ты чего, хрен моржовый, сказал, что в правление вызывают? – напустился шепотом на Спирьку, стоящий за углом Васяев с наганом в руке. – Теперь он смекнёт, что к чему, и наверняка первым стрелять примется.
    - Так, он же пьяный, как свинья. Чего он смекнёт-то?
    - Я тоже был пьяный, ты же видел. Но вот, стою и готов стрелять.
    - Так Акимыч другом меня считает. Мы с ним не одну сотню бутылок самогонки выпили. Чай, он в друга стрелять не будет, – тоже шепотом возражал Васяеву Комарь.
    - Ну, смотри. Как только он за порог выйдет, ты спроси его громко: «Как спалось тебе, Акимыч?» Это для нас сигналом будет. Мы сразу подскочим и на него набросимся.
    - Ладно. Понял.
    Снова послышались шаги, только теперь неровные, гулкие. По пути, шатаясь, Костька ударялся о косяки, задевал всякую утварь, поэтому звуки были самые различные. Наконец дверь распахнулась на всю ширь, и на пороге появился ничего неподозревающий председатель колхоза Акимочкин.  Он тупо смотрел по сторонам и ловил равновесие, так как качало его крепко. Спирька, как и обещал, подал условный сигнал, громко спросив, как тому спалось. Через мгновение, со всех сторон к нему кинулись из засады бывшие дружки и собутыльники и набросились на него, как на настоящего врага. Кто-то накинул Костьке на голову кусок брезента, а Спирька и Ванька Желанков стали вязать ему руки и ноги. Тимонечка же дубасил недруга по голове и спине, причем в руке он сжимал рукоять писто-лета. Не мог  он простить Костьке колхозную печать на белой заднице своей жены и проигранного спора.
    Наконец, когда Костька упал на землю, как мешок с картошкой и не подавал признаков сопротивления, Васяев распорядился прекратить избиение и самых ретивых, Тимонечку и Ваньку отправил за подводами. Два Спиридона, Спивак и Комарь, а также Захарка Кошелев и сам Васяев остались  охранять спеленованное тело. Минут через десять Костька застонал и, кряхтя спросил через брезент на голове, за что его так били.
    - Ты ещё спрашиваешь, падла? – подскочил присевший до этого на крыльцо Васяев. – Говори, где прячешь оружие, сволочь? Сам не скажешь, весь дом перевернём.
    На крик и стоны выскочила в одной сорочке Ксенья Макаровна.
    - Вы чего, дурни, сделали? Вы за что его связали? Он же ваш?
    - Не придуривайся, Ксенья. Его уже раскусили. Он враг народа и Советской власти. У нас указание райкома арестовать его за подрывную враждебную деятельность. Говори, где оружие спрятано.
    - Какое оружие? Никакого оружия у нас нет. Хоть весь дом обыщите.
    Васяев приказал всем идти произвести в доме обыск, а сам, направив на Костьку наган, остался охранять его.
    - Василий Александрович, сжалься, - запричитала Ксенья. – Не козни нас. Никакого оружия у нас нет. Клянусь жизнями детей. Если Костька где и нагадил, мы не причём.
    Костька снова замычал, что это ошибка и клевета на него, что он самый преданный делу Советской власти коммунист.
    - Знаем мы, какая ты змеюка, Костька. Всех нас вокруг пальца обвёл. Но наверху люди не дураки сидят. Вычислили тебя, волка матёрого.
    - Да вы, братцы, охренели, что ли. Я же всё время при вас. На виду. Все решения вместе принимали, - захныкал Костька и от боли, и от несправедливости.
    - Твои братцы в райцентре райком партии громят, сволочь. Удивляюсь, что ты не с ними там. Наверное, велели тебе их здесь ждать? Нас слезами не обдуришь, - и Васяев со злостью к врагу, ещё пару раз с силой ударил ногой Костьку в живот.
    Тот затих.  Вскоре появились и две подводы. В избе был закончен обыск, но ничего из оружия найдено не было. Костькино тело погрузили на первую подводу, в которую сел, вызвавшийся добровольно охранять Тимонечка.  В другую подводу сели осталь-ные и все тронулись в нелёгкий и опасный путь в Макарово, опасаясь нарваться на «поднявшую голову контру».

3
    Ехали осторожно. Перед каждым поворотом дороги останавли-вались и проверяли, не скачет ли навстречу «контрреволюционная сволочь». Ехавший на телеге с Костькой Тимонечка каждый раз, когда тот начинал подавать голос, бил его по голове или в живот, приговаривая: «Это тебе за Маришку, падла» или «Это тебе моя печать на твою жопу».
    Проезжая Ивановку после очередных тумаков Тимофей почувствовал противный запах. «Фу, да он обосрался, сволочь», - сообразил Тимонечка и снова остановил телегу.
    - Ну чего там опять, - подошёл Васяев. - Увидел кого-то?
    - Да, нет. Наш арестант обгадился. Воняет сильно.
    - Как же мы, такого сраного в милицию сдавать будем? – спросил подошедший с остальными Спивак. – Да они же его такого у нас не примут. Мыть заставят.
    - И что ты предлагаешь? - спросил раздосадованный Василий Александрович.
    - Свернуть к Хопру, да ополоснуть засранца.
    - Так, потом его, что мокрым везти? Он же замёрзнет нахрен.
    - Ну и чёрт с ним, - поддержал Спивака Тимонечка, - пусть замерзнет. Он же не человек, а враг народа.
    - Враг-то он, враг. Но велено доставить, а не убивать. Значит, его допрашивать собираются. Наверняка будут допытываться о его дружках, кто ещё в нашей деревне в его банде состоит. Да и кто его штаны стирать будет, ты что ли? – засомневался Васяев. – Нет, так довезём. Если принимать не будут, так там, в Макарово под колонкой или в луже и сполоснём.
    - Не бандит я, - послышался слабый стонущий голос из-под брезента. – Ты же, Тимоха, и Ванька Желанков меня с детства знаете. Вместе босиком бегали. Вместе на барина спины гнули. Вместе в одном полку служили. Женились даже в один год. Вместе в Красавские Дворики переехали. Здесь всё время вместе с вами, у всех на виду. Вместе колхоз подымали, да кулаков раскулачивали. Когда же я мог бандитом заделаться? Ладно, Тимонечку я ещё понять могу. Он мне мстит, что я вчера его жонку чпокнул, да печать на её жопе поставил. Но вы-то все остальные, как могли поверить чьим-то наговорам?
    - Наговорам говоришь? – вспылил Васяев. – Да к нам телефонограмма из райцентра пришла срочная. Где сказано, что ты есть самый враг народа, и чтобы мы тебя арестовали и доставили к ним под усиленным конвоем.
    - Я такой же враг народа, как и Сёмка Никишин, каким мы его по твоему желанию сделали. Но тот хоть, и вправду, выступал против коллективизации и все наши колхозные решения в штыки принимал. А я-то безоговорочно выполнял все указания партии под пристальным вниманием уполномоченных райкома, что Титова, что Колюжного. Они-то меня председателем колхоза и сделали. Потому что знали, что я не враг, а самый нужный и преданный Советской власти человек.
    - Да из-за тебя в тридцать втором и тридцать третьем годах полдеревни вымерло, сука, - не унимался и Тимонечка, задетый за живое упоминанием о жене, печати и споре.
    - Так разве ж моя придумка была про это соцобязательство по дополнительной сдаче зерна государству? Райком это придумал и через Титова меня и всех вас заставил выполнить. Вы все в этом участие принимали. Сами инициативу проявляли. Чёго же на одного меня киваете? А кто настоящий враг народа в нашей деревне я теперь точно знаю.
    - И кто же? - проявил особый интерес председатель сельсовета, хотя и другие сопровождающие участники конвоя поближе обступили телегу и навострили уши.
    - Так это…ты, Васяев, - выкрикнул из-под брезента Костька.
Все разом удивленно посмотрели на председателя сельсовета.
    - Это он, - продолжил Акимочкин разоблачение Васяева, - в феврале накапал на Сёмку Никишина, придумав ему враждебную деятельность, и что тот родственник барина. Теперь вот на меня, наверняка, накапал, чтобы я не мешал ему единолично деревней и колхозом командовать. А завтра начнёт поочерёдно всех вас закладывать. Его цель убрать всех, преданных Советской власти работяг. Он, сволочь, сам с буржуем Решетниковым снюхался и решил богатеем стать. Задержите его и сдайте в милицию. Потом мне спасибо ещё скажете.
    Все снова уставились на председателя сельсовета. Дескать, давай, оправдывайся.
    «Неужели они ему поверили? – спросил себя Василий Александрович. – Похоже, что поверили. Ишь, как волком уставились на меня». 
    - Васяев тут не причём, - подал голос Спирька Комарь. – Я лично принимал эту телефонограмму, подписанную начальником НКВД, как его… Строминым. Он указал, что Акимочкин враг народа.
    - А кто её организовал эту телефонограмму? – взвыл, как от удара Костька. – Он её и организовал. Написал кляузу в район, вот они и распорядились.
    - Врёшь, падла, – вступился за Васяева и Тимонечка. – Мы твою изворотливую натуру знаем. Ты, гад, любого оболгать можешь, особенно когда трусишь. От страха-то обделался говном и хочешь, чтоб мы его нюхали. Давай пристрелим его Александрыч, а в районе скажем, что при попытке к бегству шлёпнули.
    Васяев хотел было согласиться, но не отважился. Он колебался. Если бы они были при Костьке только вдвоём с Тимонечкой, то он бы согласился на такое решение. Но при других было опасно. «Ванька Желанков и Спиридон Спивак сами подумывают занять его кресло, - быстро соображал он, - а значит, непременно,  доложат начальнику милиции о моём самоуправстве, мол, из страха перед разоблачением. И неизвестно, каким боком это мне вылезет. Если бы я приказал ухлопать Костьку ещё в деревне, до его высказываний, то осложнений бы не было, а теперь поздно. Теперь они все полны сомнений и захотят этим воспользоваться».
    А Тимонечка то и дело исподтишка рукояткой нагана бил беспомощного бывшего дружка то по голове, то в грудь, то в живот. Тот уже и голоса не подавал. И на удары не реагировал.
    - Я его дальше вонючего не повезу. Пусть, кто хочет другой его везёт, - заявил он председателю. – Давайте меняться, по очереди.
    Дальше телегу с телом Акимочкина повёз Комарь.
    В Макарово въехали под утро. Остановились у здания милиции. Вокруг не было никаких признаков боев или столкновений, хотя, конечно, солнце ещё не встало, и сумрак ночи не развеялся. Но и гарью не пахло, и зарева пожарищ, какие обычно случались от взрывов гранат не наблюдалось. Полная предрассветная сонная тишина.
    - Давай, поднимите его мужики. Поведём его в здание, - распорядился Васяев.
    Спирька пнул ногой Акимочкина в бок. Но тот не отреагировал.
    - Вставай, Акимыч, приехали.
    - Да развяжите его, теперь ему деваться некуда, - командовал председатель.
    Мужики подошли к телеге, воротя нос, хотя пахло значительно слабее, и стали развязывать тело, поочерёдно пиная его, куда попало. Костька никак не реагировал на это. Наконец, распеленав, сняли с головы мешковину. Лицо Акимочкина было перепачкано кровью. Нос и рот его были разбиты, лицо было распухшим и синеватым.
    - Да он не дышит, Василий Александрович, - заметил Желанков. – Похоже, он, того… окочурился.
    - С чего бы. Не должен же, - растерялся Васяев. – Надо к нему врача позвать. Пойду, позову кого-нибудь.
    В отделении милиции никто ничего понять не мог. Никакой телефонограммы они в Красавские Дворики не передавали. Никакой контры они в Макарово не подавляли и даже не слышали о ней. Дежурный, на всякий случай позвонил в Турки, может, там известно об этом? Но и в Турках всё было тихо и спокойно и тоже никакой телефонограммы про арест Акимочкина не передавали. Подпись начальника НКВД области Стромина, конечно же, вызывала уважение и трепет, но не станешь же звонить в Саратов и спрашивать, с утра пораньше, подтверждения. Пришлось вызывать начальника НКВД района товарища Лаврова.  Тот сам связался с областным отделом НКВД и мягко поинтересовался, не было ли указаний в район по поводу ареста кого-нибудь. Подтверждения тому не было.
    - Значит так, товарищ Васяев. Будем разбираться с этой ситуацией, а сейчас вези своего Акимочкина обратно. Контра и впрямь поднимает голову. Нам даже план спущен по выявлению врагов народа. Не знаю точно, но в областном отделе милиции, есть свои подразделения по выявлению этих тварей. На вашу деревню и на тебя лично, тоже план имеется. Обезвредить не менее троих врагов народа. Не может быть, чтобы все были довольны и не вредили Советской власти. Может, и Акимочкин ваш был из их числа. Тогда тебе нужно до конца года выявить ещё парочку. Ну, а коли он умер, уже с него не спросишь. Похороните, если желаете, как вредителя, или, если хотите, как заслуженного руководителя с подобающими почестями. Только имей ввиду. Если объявишь его врагом, то и семью его придётся выселить. А если, как героя, погибшего при исполнении от происков врагов, то семье полагаются особые почести и уважение. Но тогда будешь выискивать этих самых врагов, погубивших нашего соратника и коммуниста. Короче, тебе решать. Потом известишь. 
    По дороге обратно в деревню Васяев долго ломал голову, кем признать Костьку, врагом или героем? Если врагом, то понятно, что убили его заслуженно, но возникнут вопросы у Колюжного и того же Лаврова, почему раньше не выявили врага и чем он провинился.  Если объявить героем, тогда Ксенья первая будет орать, что её мужа, героя убили Васяев и его помощники. Значит, они и есть враги народа. «Нет, уж. На себя тень наводить нельзя. Пусть Костька и будет врагом. Тем более, если кто будет искать правду, у него есть письмен-ное указание самого начальника НКВД по Саратову и области. А с Ксеньей, что ж… придётся расстаться. Будет врагом номер два».

4
    Через три дня после похорон собутыльника, была отправлена в районное отделение милиции арестованная Ксенья Акимочкина, как жена и сообщница ярого врага Советской власти. Младших детей отправили в интернат в Турки, и только старшую дочь Костьки, Варьку, приходившуюся Желанковым крестницей, решено было оставить в деревне. Девке исполнилось шестнадцать. Вполне созрела. Да и Васяев на неё глаз положил. «Что ж, дети за родителей не в ответе».
    Но на следующий день из районного отдела милиции пришла ещё одна петиция-телефонограмма, в которой указывалось Васяеву и всей компании, сопровождавшей арестованного Костьку: Тимонечке, Желанкову, Спиваку, Комарю и даже Кошелеву Захарке, явиться в милицию 25 марта к одиннадцати часам дня в кабинет номер восемь, для дачи показаний по поводу убийства председателя колхоза Акимочкина К. А.
    Весть это немедленно облетела всю деревню. Васяева едва удар не хватил. Ведь он убедил и Колюжного, и Лаврова в том, что Костька вёл подрывную деятельность и в пьяном виде поносил и Советскую власть, и самого товарища Сталина. Он боялся, что никто не подтвердит его слова, и тогда это официально будет выглядеть огово-ром. Народ же радовался, что «Всевышний услыхал их молитвы и покарал-таки гадов. Сначала летом прошлого года, трижды проклятого изверга Титова, теперь вот, весной, ненавистного Костьку Акимочкина, а теперь глядишь, и всю эту партийную верхушку паразитов на «нет» изведёт. Может, хоть на годик их в тюрьму посадят. Хоть отдохнули бы от них».
    В милиции, куда вся компания с понурыми головами прибыла к назначенному сроку, не нашли следователя который их вызывал. В комнате номер восемь сидела женщина-лейтенант по работе с несовершеннолетними. В других кабинетах тоже не нашлось следователя, который бы их вызывал и планировал разбирательство по этому делу. Зашли к начальнику милиции Лаврову, который на этот раз был чрезвычайно груб со всеми, включая Васяева. Он расчихвостил их, обзывая различными нецензурными словами, и прочитал слабонервным длинную и жёсткую проповедь. Продержал кающихся грешников до вечера, пока уполномоченный райкома партии Колюж-ный не попросил отпустить их восвояси. После чего велел перезванивать ему лично, прежде чем слепо выполнять подобные указания. Только под утро злые, но довольные тем, что их не посадили под арест, вся компания вернулась в деревню.
    Утром Красавчане развели раками. «Выходит, недостаточно усердно они молились Богу, раз тот решил оставить «опричников» без наказания».
А председатель сельсовета Васяев продолжал нервничать. Его беспокоили эти фальшивые телефонограммы, приходящие, как правило, поздно вечером или ночью.
    - Кто-то нас за нос водит и таким манером подставляет под удар, - высказал он своё мнение на собрании активистов.
    - Да черт с ними, Василий Александрович. Главное, что нас отпустили и мы снова дома, а не за решёткой или в сырой земле, как Костька, - высказался радостный Тимофей. - Признаться, я думал, что больше никогда не вернусь в деревню, никогда не увижу своих.
    - Я тоже порядком передрейфил, - признался Желанков. – Но меня волнует другое. Кто бы нас не подставил, наши односельчане все против нас. Вы вспомните, когда узнали, что нас вызывают в НКВД, все так и радовались, а когда сегодня мы появились на улице, народ сильно огорчился. Наверное, мы всё-таки сволочи, раз нас так не любят. Если бы нас посадили, я думаю, нашим семьям житья бы в деревне не стало.
    - А кто в этом виноват? – всполошился Васяев. – Вы думаете, почему нас сельчане ненавидят?
    - Понятно почему, - откликнулся Спиридон Спивак. – Мы же власть. Стоим на страже законов, как цепные псы. А кто же любит лающих собак. Их боятся и ненавидят, хотя понимают, что собака друг человека и должна охранять порученное добро. Вот и мы, как те собаки: и лаем, и кусаем, и спуску никому не даём, и закон выполняем. Хрен с ними, пусть боятся и не любят. Всем не угодишь.
    - А я лично не задумывался над этим вопросом. Я ведь тоже не всех жалую. Мне их любовь ни к чему. А народ всегда силу уважает, - подхватил Комарь. – будешь с ними по-хорошему, так они потом тебе на голову сядут, а при случае, все равно, в твою сторону плюнут. Главное, чтобы начальство нас уважало.
    - Зря вы, мужики. Мы среди людей живём. Да, мы власть. Но власть-то народная. Я так понимаю, - заговорил Тимонечка. – Неправильно мы себя вели. Жили неправильно, не по-людски. Перегибали с законами, под себя их подстраивали. Выполняли их для своего удобства и выгоды. Помню, как весной тридцать третьего, я объезжал поля, на которых остались лишь бросовые прошлогодние колоски. Люди с голоду пухли. Вымерло сколько. Я остановил в поле женщину и двух её девчонок. Хотел отобрать у них оклунки с колосками, хотя сам-то с голоду не пух. Не жировал, конечно, как Костька, но и не пух. Эту женщину я когда-то любил, а она меня нет. Так вот, чтобы я не забрал у девчонок и у неё эту горстку колосков она предложила мне себя. Но в глазах то у неё была такая жгучая ненависть, такая испепеляющая ярость, что я испугался и уехал. Уверен, что если бы я тогда слез с лошади и попытался воспользоваться её предложением, она бы, наверняка, меня зарезала. Люди, среди которых мы с вами живем, всё видят и понимают. А главное, помнят. А лучше всего помнится плохое. Если бы сейчас, в самом деле, поднялась бы заваруха против Советской власти, не дай Бог, конечно, этот народ, наши земляки сразу нас растерзают первыми.
    - Ладно, нечего теперь слёзы лить, а выводы мы обязательно сделаем, - прервал неловкое молчание после слов Тимонечки Ванька Желанков. -  Давайте лучше отметим наше возвращение домой целы-ми и невредимыми. У меня литра самогонки есть.
    Все одобрительно загудели, вставая со скамеек.
    - Давай, пошли к тебе, - сказал за всех Васяев. – Но, все равно, нужно выяснить, кто подставляет нас этими телефонограммами.  Не свои ли, деревенские?
    - Если свои, то только два человека у нас способны на это, - заметил Спирька Комарь. – Шурка Змей Горыныч, да Толик Сладенкий, ублюдок. Наверное всё ещё мстят, за то, что мы их зимой, по науськиванию Ольги Макаркиной, в холодный амбар посадили. А помнится, что и Костьке они смертью грозились, когда он их плёткой отстегал. Он тогда долго от них прятался, всё боялся, что отомстят. Может, они и отомстили. За ними не заржавеет. И грамоте они в школе обучены, и хитрости в обоих на дюжину хватит.
    - Вполне может быть, - согласился Васяев. – Выходит, зря мы на тот свет Костьку спровадили. Царствие ему небесное. Пойдем, выпь-ем за упокой души раба божьего.
    После выпитого литра, послали ещё за одним, потом ещё. Пьяный Васяев всё продолжал обдумывать трюк с ложными телефонограммами, убеждая то ли себя, то ли других, что это дело рук чужих.
    - Ну как это могут быть наши, если при первой телефонограмме из райкома было велено передать, что контра подняла мятеж и все силы брошены на её подавление? Если бы это были наши, то откуда бы им знать про контру? И потом, я не раз разговаривал с этими ребятами. Они совсем не плохие. Грамотные. Находчивые. Справедливые. Зачем их обижать. От обиды, конечно, любой может гадость подстроить.

5
    А Толик и Шурка Змей, узнав о возвращении из райцентра председателя сельсовета со своей гвардией помощников, посмеивались.
    - Надеюсь, надолго им запомнится этот вызов в райцентр, - сказал Толик.  – Небось, дорогой не раз, не два просили у Бога прощения.
    - Это точно, - согласился Шурка. – Всё-таки мы с тобой молодцы. Был бы жив Егор, наверняка похвалил бы нас за находчивость. Ловко мы отомстили за него, ну и за себя тоже. Нам бы ещё кое с кем посчитаться и тогда можно будет успокоиться.
    - Ты кого имеешь в виду?
    - Маринку с её мужем.
    - Но их-то тут нет, и теперь, думаю, нескоро появятся, - предположил Толик.
    - Да, сейчас их нет. Но когда-нибудь появятся. И мы должны быть к этому готовы. Придумать им тоже наказание,  - не унимался Шурка.
    - Ну, когда появятся, тогда и решать будем. Только я ещё раз говорю тебе, что против наказания старшины. Во всём виновата Маринка. Есть народная пословица: « Если сука не захочет, кобель не вскочит». Не захотела бы она сама выйти за него замуж, никто её не заставил бы. И ничего бы с Ёркой не случилось. Старшина силой её не увозил. Руки ей не выкручивал, - настаивал на своём Толик.
.....
(продолжение главы можно прочитать в книге)