След на земле Кн. 1, ч. 3, гл. 40 Сталинград

Глава 40.   Сталинград.

1
    В Сталинград въезжали рано утром. Уже было светло и ребята в окно разглядывали местный пейзаж. Издали город походил на огромную деревню. Все одноэтажные строения были из дерева и тесно жались друг к дружке вокруг улочек, будто ручейки стекавших к великой русской реке, Волге. Город растянулся на десятки километров вдоль ленты реки, поражая  своим размахом. Потом Егор увидел высоченные дымившиеся заводские трубы. Их было множество. Они, казалось, росли из многочисленных корпусов заводов. Этот город манил и одновременно пугал. Кто знает, как сложится здесь их новая жизнь.
    В городе было тепло и сухо. Деревья были в новых нарядах свежей яркой листвы. И всё же он не вызывал у Егора восторга и восхищения. Слишком много дыма было от заводских труб, и слишком много народа он видел на улицах. Создавалось впечатление, что в городе до черта бездельников. 
    Афоня же радовался, как ребёнок. Он во все глаза рассматривал проплывающие по Волге пароходы, буксиры и баржи.
    - Если будут хорошо платить, - сказал он Егору, улыбаясь, - останусь тут на вечные времена. Хватит бегать по стране. Тут, по всему видать, зимы короткие, а лето тёплое.
    Железнодорожный вокзал Егору тоже не понравился. Тесное, тёмное, обшарпанное здание с устойчивым кисловатым запахом помоев, мочи и прелых портянок. Выйдя из здания вокзала, он изумился прекрасному виду привокзальной площади. Здание вокзала просто портило общую картину. Она было чистой, нарядной, в обрамлении полукруга ровно подстриженного кустарника и невысоких, тоже остриженных шарами деревцев. В центре привокзальной площади особо выделялся и привлекал внимание роскошный фонтан, в центре которого детские фигуры водили хоровод вокруг диковинного зверя, а по краям огромной вазы из пастей других экзотических зверей и рыб били тугие струи серебристой воды или другой особенной жидкости, меняющей свой цвет на солнечных лучах. Это было настолько волшебно и необыкновенно, что у Егора и других приезжих открылись рты от удивления. Все молча, любовались творением рук человеческих.
    Послышалась команда сопровождающего, грузиться на стоящие с западной стороны площади автомобили. Егор недовольно поморщился. Значит, будут жить не в центре Сталинграда, а где-то далеко отсюда. На машинах близко не повезут. А куда?
    Ехали долго. Город, то оставался позади, то вдруг снова начинался многоэтажными домами, какие бывают только в больших городах. Самые высокие здания, которые Егору приходилось видеть ранее, были двухэтажные строения в Турках, Тамале и в Кирсанове, но четырёх и пятиэтажных домов ему видеть не доводилось. Ему казалось, что они проезжают уже третий по счёту город. А говорили, что вербовали в Сталинград. Опять наврали, паразиты?
    Он поинтересовался у сопровождающего, какой это город они проезжают?
    - Как какой? Это Сталинград, парень.
    - Какой же он длины?
    - Он тянется вдоль Волги на расстояние около семидесяти километров, - Егор, да и все кто услышал эту цифру, удивились. Семьдесят километров?
    Наконец, почти после часа езды высотные дома перестали встречаться. Они теперь проезжали посёлок из обычных одноэтажных домов и бараков, какие он видел раньше, в том числе и в своих Красавских Двориках.
    - А сейчас мы где? Что это за деревня?
    - Представь себе, это тоже Сталинград, но этот посёлок называется Бекетовка.
    Вскоре колонна остановилась у серых бараков. Поступила команда слезать с машин.
    Егор, спустившись на землю, огляделся по сторонам.
    - Похоже, здесь не только школы рабочей молодёжи нет, но даже магазина днём с огнём не сыщешь, - сказал он упавшим голосом.
    Афоня согласился, но заметил, что магазин должен быть обязательно.
    Из конторки вышла пожилая пышнотелая женщина с тёмными усиками над верхней губой и громко, хрипловато-басовитым голосом мужика, объявила:
- Я, комендант посёлка. Меня зовут Мария Митрофановна Хлюдова. Будете жить вон в тех бараках, - она махнула рукой вправо, где рядом с дорогой тянулись несколько одинаковых одноэтажных деревянных коробок с окнами. – Жить по четыре человека в комнате. Сами будете заселяться или мне заселять вас по списку?
    - Сами, - громко ответил за всех Афоня, и кивнув Егору, чтобы тот следовал за ним, устремился к бараку. Он на ходу, со знанием дела, комментировал свои действия. – Зимой, в угловых комнатах, будет холоднее. Надо занимать комнату в середине барака. 
    Егор не возражал. Он следовал за опытным в этих делах человеком и полностью полагался на его выбор. Комната, которую они выбрали, была просторной и светлой. Кровати на сетках. Для каждого персональная тумбочка. Два больших вместительных шкафа для разной одежды и большой широкий стол посередине комнаты. Кровати стояли  по две: у окна и ближе к выходу, напротив друг дружки. Ребята выбрали те, что у окна. Они были первыми и имели право выбора.
    - Ишь ты, всё предусмотрено, -  восхищался Егор бытовыми удобствами. – А я всё же побаивался, как всё будет. Да, это же рай, по сравнению с нашим деревенским житьём. Афоня не возражал. Он объяснил это тем, что организации, которой не хватает рабочих рук, делают всё возможное, чтобы у них держались люди. Поэтому и создают такие комфортные бытовые условия для рабочих.
Через полчаса узнаваемый голос комендантши скомандовал всем прибывшим собраться у входа в барак.
    - Разместились? – спросила она и, не дожидаясь ответа, снова дала указание. – А теперь всем в баню. Баня в конце улицы, за углом. Это для всех обязательно. Кто не пойдёт в баню, не получит постельного белья.
    Егор, следуя за Афоней, который был, как рыба в воде, проследовали в баню и были в ней первыми. Она была довольно просторной и жарко натопленной. Егор никогда в своей жизни не бывал в общественных банях. С детства в деревне, как и все, он мылся в обрезе, большой широкой кадушке укороченной до середины. Баню же он оценил и отнёс к величайшему достижению человечества. «Надо же, даже горячий дождь придумали».
    Вечером, после прогулки по городку, когда они вернулись в облюбованную ими комнату, Егор и Афоня получили постельные принадлежности и заправили свои кровати. Афоня действовал быстро и умело, попутно обучая нового приятеля незамысловатым бытовым премудростям.
    Пока их в комнате было двое. Может завтра или послезавтра к ним наверняка подселят ещё двоих. Хоть бы хорошие ребята попались.
    - В прошлом году, в Саратове, мы тоже жили вчетвером в комнате общежития. Все ребята вроде бы хорошие, без закидонов. Вдруг, после первой получки у нас стали пропадать то деньги, то вещи. Понимаешь, какое состояние было у всех. Подозревали друг друга. Отношения испортились, стали натянутыми. Не жизнь стала, а мука.
    - Ну,  и как, нашли вора?
    - Нашли, конечно. И стыдили его, и били, ничего не помогало. Я, говорит, не могу не воровать. Я болею. Если ничего не украду. Оказывается, есть такая болезнь. Только я не верю, что такое возможно. Сажают же воров в тюрьму. Там же красть нечего. Значит, болезнь проходит. И потом там, в тюрьме такие же воры и бандиты, урки, одним словом, сразу такого больного вылечивают.
    - Чего же с ним стало потом?
    - Пожаловались на него руководству. Выселили его из нашей комнаты и перевели куда-то на другую стройку. Не хотелось бы, чтобы нам такого подселили.
    - Будем надеяться.
    - Ну, а теперь давай ужинать и на боковую, - сказал Афоня выкладывая на стол и разворачивая из бумаги печёное и варёное мясо из своего сундучка. – Завтра у нас с тобой будет напряженный день.
    - Как тебя понимать?
    - С утра нас будут разбивать по бригадам. В бригаде будут выявлять наши деловые качества.  Потом нас начнут регистрировать. Профсоюзная организация будет ставить себе на учёт, а комсомольская организация себе. И потом… первый день на стройке всегда бывает трудным. Это уж, когда втянешься в трудовой ритм, тогда станет легче.
    Егор внимал всем словам товарища. Афоня в данный момент был для него непререкаемым авторитетом. Они доели почти все, что за ночь могло испортиться и, убрав со стола стали готовиться ко сну.
    - Теперь можно спать спокойно, - сказал Афоня. – Ночью ничего не протухнет, и ничего не придётся выбрасывать на помойку: ни отварного мяса, ни варёных яиц. Ну, а как будем дальше питаться, будет видно. Во всяком случае, тут с голоду умереть не дадут. Не за этим нас сюда привезли.
    - И на том спасибо.
    Когда легли в постели, ещё долго ворочались. Не спалось. Сказывались пережитые впечатления новой жизни.
    - Не спишь? – спросил Егор.
    - Не-а.
    - Я тоже. Кажется, я объелся. Говорят на ночь наедаться нельзя, может быть завороток кишок. У нас в деревне был случай. Поспорили, как-то двое мужиков, аж на десять рублей, кто, сколько может съесть за один присест. Один говорит, что он может, не выходя из-за стола съесть барана средней величины. Другой, разумеется, стал доказывать, что тот не сможет. Поймали барана. Разделали. Сварили его. Мужик, который спорил, что съест, мучился-мучился, но одолел-таки тушу.  Получил выигранный червонец, а через пять минут умер. Врачи определили, что мужик умер от заворота кишок. Вот такой спор со смертельным исходом от еды получился. Я вот думаю, с нами такого не произойдёт?  Ведь и мы съели, чуть ли не по барану, каждый, - поделился Егор.
    - Да, уж съели не мало. Что ты предлагаешь?
    - Предлагаю побегать вокруг барака. У нас, в деревне, когда корова объедается, её гоняют вокруг двора. Она потом, конечно, продрищется, но на этом всё и заканчивается.
    - Вообще-то мысль правильная, - согласился Афоня, - но давай сегодня бегать не будем. Устал я, и потом дристать не охота. Может, как-нибудь сегодня обойдется, и мы не загнёмся от заворота кишок. А на будущее учтем обязательно.

2
    Прошло около часа, как Афоня заснул. Егору же совсем не спалось. Он не переставал думать о контрастах деревенской и городской жизни. Приходил к убеждению, что деревня несправедливо ущемляется. Но почему так? Кто будет кормить города, если деревни будут стёрты с лица земли? Ведь это должно быть ясно любому. А может Афоня преувеличивает, что за месяц можно заработать такие деньги. В 1933 году, когда я был в Бобриках, рабочие на строительстве завода и фабрики получали за работу от шестидесяти до ста рублей в месяц. А если верить Афоне, то рядовой строитель в летнее время может заработать от трёхсот до четырёхсот рублей в месяц. Это же почти в шестьдесят или даже в восемьдесят раз больше, чем у колхозника, а ведь тот работает не меньше, а то и больше на сенокосе или на поле, особенно в страду. Ладно, поживём-увидим. Осталось немного, чтобы убедиться в этом различии. Завтра выйдем на работу, а в мае получим первую зарплату.
    Засыпая, Егор перенёсся в родную деревню, в родную избу. Он увидел сестренок и братишку Мишку. Почему-то лица у них были печальные. Значит, скучают. Потом ему привиделась мать. Она была в подвенечном платье, какой он увидел её, когда с отцом собирались менять эти вещи на еду на Тамбовской земле. Но в этом наряде она, вдруг, стала тащить салазки с железом. И скрылась с ними в мареве утреннего тумана. Егору хотелось крикнуть ей, предупредить, что она может провалиться под лёд, но его голос пропал.  Он заметался вокруг в поисках матери, но резкий скрип и яркая вспышка света, ослепившая его, вынудили Егора проснуться.  Он открыл глаза, пытаясь сориентироваться в происходящей действительности.
    В комнате были двое незнакомых людей. Высокий крутолобый блондин и среднего роста брюнет цыганской внешности. Оба были навеселе, и от них сильно пахло спиртным.
    - Подъём, - скомандовал крутолобый.
    Афоня тоже проснулся и, не поднимая головы от подушки, пристально смотрел на вошедших парней.
    - Прошу к столу, - произнёс крутолобый, тоном, не допускающим возражений. При этом он поставил на центр стола бутылку водки и круг копчёной колбасы. – Давай, давай, мужики, знакомиться будем.
    Брюнет, театрально расшаркиваясь, громко представил своего крутолобого друга:
    - Иван Максимович Голованов. Композитор. Прошу любить и жаловать. Ну,  а я, стало быть, его адъютант и телохранитель. Зовут Пантерой.
    Афоня и Егор сели на своих кроватях и по очереди назвали свои имена.
    - Ну, чего ждёте, строители коммунизма? Мать вашу…. Особого приглашения? Так я своих приказов не повторяю, - голос Композитора зазвучал грубее, с нотками злости.
    Егор и Афоня переглянулись. Такое обращение покоробило обоих.
    - Вы нас извините, парни, но мы совсем недавно поужинали и есть не хотим. Тем более пить водку. Нам завтра предстоит тяжёлый день и нужно выспаться. Поэтому мы будем спать, - сказал за обоих Афоня, стараясь не обострять отношений.
    При этом Афоня в эту минуту думал о другом. «Журналистов я видел, когда они к нам в Саратове на стройку приходили. Ассенизаторов тоже видел. Они нечистоты вывозят бочками из города. А вот композиторов встречать не приходилось. Чёрт знает, кто такие эти композиторы и чем они занимаются. Судя по виду, больше на бандита смахивает».
    - Ваш отказ сесть с нами за один стол, босота, я оцениваю, как личное оскорбление, - процедил крутолобый, сплюнув сквозь зубы на пол.
    - Какое же это оскорбление? - со сдержанной улыбкой, сказал Афоня. – Мы только недавно плотно поели, водку тоже пить не хотим, и никак вас не обзывали. Если хотите ужинать, ешьте и ложитесь спать.
    - Ты слыхал, Пантера, как нами брезгуют и указывают чего нам делать. Им не хочется задницы поднять из уважения. Они наелись. Не уважает, босота, козырных людей, - Голованов, говорил с пренебрежением, явно разжигая конфликт. – А ты, хрен моржовый, чего уставился? – переключился он на Егора.
     Егор промолчал, хотя слова верзилы его зацепили. Ему не хотелось связываться с пьяным. Он просто отвернулся, но внутренне подобрался. Композитор же снова перевёл внимание на Афоню, который лёг на бок поверх одеяла, поджав ноги.
    - Ты чё, сука, мне жопу свою показываешь? – явно распалялся, обращаясь к Афоне, Голованов.
    - Ладно, парни, кончайте. Мы же вам по-хорошему сказали, что сыты и не хотим есть, - Егор ещё раз сделал попытку примирения, ибо чувствовал, что накал возрастает, - и пить нам тоже нельзя. Завтра тяжёлый день, всем нужно выспаться. 
    - Жопу свою убери, сука, - уже перешёл на крик Композитор, не обращая никакого внимания на слова Егора.
    Афоня спустил ноги с кровати и встал. На лице улыбки больше не было. Он исподлобья смотрел на крутолобого, который усевшись на табурет, налил себе полстакана водки и залпом опрокинул содержимое себе в рот. Скривившись, он поднес к носу рукав пальто и глубоко вдохнул. Пантера последовал его примеру, с той лишь разницей, что не садился на табурет, а просто привалился к столу. Он-то улыбался во весь рот. Видимо эта ситуация его забавляла.
   - Вы, что тут раскомандовались? Вселились к нам, так, будьте добры, ведите себя прилично, по-человечески, - Афоня тоже повысил голос.
    Голованов же, отломав себе кусок колбасы, стал закусывать водку. Пережёвывая кусок, он сказал Пантере:
    - Объясни этой падле, как нужно вести себя в моём присутствии.
    Телохранитель Голованова, всё также улыбаясь, танцующей походкой направился  к стоявшему в трусах Афоне. Егор насторожился, мышцы его напряглись. Подобрался и Афоня. У него была атлетичная  фигура и даже под майкой просматривалась бугристая грудь парня.
    - Я бы вам не советовал…, - он не договорил, чего не советовал бы наглым ночным визитёрам, потому что Пантера сделал резкий выпад вперёд, и ударил Афоню кулаком в подбородок. Это был отработанный боксёрский приём, который заставил Афоню потерять равновесие. Пантера тут же хотел нанести ещё один удар, но Егор опередил его. Так как, корпус атакующего сместился после удара вправо, Егор оказался чуть сзади и рывком обхватил шею Пантеры и мертвой хваткой сдавил предплечьем ему горло. Поскольку до этого он сидел на кровати, получился бросок всем телом, поэтому потерявший равновесие телохранитель рухнул на кровать Афони, а Егор оказался на нём сверху.
    Краем глаза он увидел приближающуюся фигуру Комрозитора, который собрался нанести ему удар сапогом. От страха перед предстоящим ударом по его спине пробежал холодок. Он резко навалился в сторону, повернув Пантеру на себя. Удар сапога пришёлся в бок прижатого телохранителя. Тот взвыл от резкой боли, а Егор столкнул его с себя на пол и вскочил на ноги, чтобы защититься от следующего удара верзилы. Но тот отлетел в сторону от хорошего удара, пришедшего в себя Афони. Причем, Афоня  сразу же прыгнул на качающегося Композитора и повалил его на пол, заламывая ему руку, которой тот пытался дотянуться до ножа, засунутого за голенище сапога. Тот тоже издал стон от болевого приёма.
    На раздавшийся шум, в комнату вбежали сначала соседи, а потом ворвалась и комендантша со своим зычным голосом.
    - Дерётесь, хулиганьё?  Я вам покажу, как тут драться, сукины дети, - и стала разнимать дерущихся, награждая каждого подзатыльниками. 
    Почти сразу же появились и милиционеры. Композитора Голованова и его цыганистого телохранителя они тут же увели. Уходя, помятые дебоширы пообещали найти Афоню и Егора, хоть под землёй и закопать их в неё обратно.
    - Считайте себя трупами, - кричал Композитор, – я с вами сведу счёты.
    Комната опустела, но напряжение по-прежнему, висело в воздухе. Спать совсем не хотелось. Какой теперь сон? А вдруг эти бандиты, заявятся, как только их отпустят, и зарежут их сонных своими ножами. На всякий случай забаррикадировали входную дверь, придвинув к ней один из шкафов. В итоге, уснули только под утро и проспали бы свой первый рабочий день, если бы за ними не зашли те, кто был у них ночью на разборке с хулиганами.  Пришли убедиться, живы ли? Ведь бандиты, обычно слов на ветер не бросают.

3
    Егора и Афоню определили в бригаду каменщиков Кузьмы Устиновича Кузьмина, по прозвищу Кука. Кука был среднего роста, коренастый мужичёк, с добрыми широко посаженными глазами и добродушным смуглым, заветренным лицом, на котором заметно выделялись седоватые усы. Однако, за этим добродушием, скрывался крепкий, волевой характер. У Куки на стройке был непререкаемый авторитет. Комендантша, которую звали за глаза Мамихой,  присутствовавшая при распределении и стоявшая рядом с ребятами, поздравила их с удачей. 
    - Не знаю, драчуны, сумеют ли вас в этой бригаде научить пить водку и пиво, но вот каменной кладке вас Кука научит точно. Он лучший мастер в городе, если не во всём Поволжье. А, может быть, даже во всём Советском союзе.
    Парням приятно было слышать и осознавать, что они попали к лучшему мастеру на стройке. Кому же не хочется прослыть лучшими, пусть даже за счёт других. Ведь многим лестно водить дружбу или знакомство с выдающимися людьми. Рядом с ними и сам ощущаешь свою значимость.  Вот и у них теперь появилась хорошая перспектива стать известными, а главное, научиться мастерству в своей новой профессии. Не даром в народе бытует пословица: «С кем поведёшься, от того и наберёшься». У большого спеца, большому и научишься.
    Кука подробно расспросил обоих ребят, где они до этого работали и знакомы ли с азами каменной кладки? Услыхав их ответ, протяжно и разочарованно вздохнул. Поставил их сперва на выгрузку кирпичей из автомашин. Работа, есть работа. Сегодня разнорабочие в бригаде каменщиков разгружают и укладывают кирпичи, завтра будут делать раствор, а послезавтра носить кирпич на леса и подавать каменщикам. Будущие каменщики должны всё уметь и хорошо знать каждую операцию. Поэтому начинать нужно с азов.
    Улучив момент, Егор поинтересовался у Афони, зачем тот соврал бригадиру, что не знаком с каменной кладкой, хотя уже имеет третий разряд каменщика.
    - Понимаешь, я убедился, что большие мастера не любят переучивать. Пусть лучше думает, что меня он учит с азов. Тогда он раскроет мне многие свои секреты и примочки и, если они будут мне интересны и удобны, я возьму их на вооружение, и быстро научусь новым особенностям, а потом покажу своё мастерство, - усердно объяснял свою точку зрения Афоня. – А так, посуди сам, сказал бы я ему, что у меня третий разряд. Он считает, что я готов работать самостоятельно и даёт мне задание для третьеразрядника. При этом ничего не показывает, но проверяет, как я справляюсь…. А потом, начинает делать мне замечания: это не так, тут не эдак, это не по моему, кто тебя учил? Отношение ко мне у него испортится, мол, не оправдал его надежд. Уж лучше прикинуться неумехой. Месяц-другой поменьше получать, но уж научиться всем его особенностям и выглядеть в его глазах толковым и способным работником. А с получкой всё быстро наверстается.
    - А почему бригадир, ещё не зная нас, сделал такое постное лицо, словно у него зуб заболел?
    - А ты не понял?
    - Нет, потому и спрашиваю. У тебя же опыт работы, а не у меня.
    - Во-первых, у него в бригаде мало инструмента. Поэтому он и поставил нас на выгрузку автомашин. А во-вторых, у него нет и лишней пары рукавиц. Без рукавиц, он как бригадир, не имеет права ставить нас на выгрузку кирпича. Это по охране труда и технике безопасности не полагается. Мы же сгубим себе руки. Сдерём кожу на пальцах. Он-то это знает и переживает за нас, но всё равно вынужден ставить на работу.
    - А почему он не потребует необходимый инструмент и рукавицы? – удивился Егор.
    - Видимо требовал, но не получил в полном объёме, то есть в нужном количестве. Похоже, не дружит Кука с руководством. Большие мастера все такие. Ершистые. Знают себе цену и не любят прогибаться перед начальством, - авторитетно резюмировал Афоня.
    - Странно. Чем же бригадир мог не угодить начальству, если из месяца в месяц выполняет и перевыполняет план при хорошем качестве выполненных работ?
    - Мало ли чем? Причин может быть много. Предположим, по коллективному договору, ему на бригаду ежедневно положено тридцать пар рукавиц. Таких бригад, на стройке десять, а то и больше. У снабженцев на всех рукавиц не хватает. Они выдают по двадцать пар на бригаду, вместо тридцати по заявке. Но бригадир-то требует положенное. Раз, другой, третий. Начальству это не нравится, когда у него требуют и горло дерут. Вот и возникает недовольство на этой почве. То же самое складывается и с инструментом. Кроме того, часто у бригадиров возникают скандалы с мастерами и прорабами из-за вынужденных простоев. Скажем, бригада поработала три часа и кирпич кончился. Сидит бригада курит, ждёт кирпич. Час курит, другой, третий. Кирпича нет. Конечно, бригадир начинает требовать кирпич от мастера и прораба или начальника участка. Ведь этот простой сказывается на заработке. Бригадир должен составлять протокол на этот простой или акт с указанием причины, для того чтобы бригада не осталась без заработка не по своей вине. Ну, а мастер или прораб, этот протокол или акт, он по-разному называется, не хотят его подписывать. Так как вынужденный простой, старшие начальники могут отнести за их счёт. Их лишат премии или снизят заработок. Вот тебе ещё причина, чтобы руководители не любили бригадира. Эх, мало ли этих конфликтов во время работы на стройках возникает. Их нет только там, где вообще ничего не делают. Бывает, что ссора возникает просто из-за того, что один другого с получки не угостил. Не уважаешь, значит.
    - А что, с получки нужно обязательно угощать?
    - Нет, не обязательно. Но на некоторых стройках такой порочный метод почему-то существует. Всё от людей зависит. Есть такие, вроде вчерашнего Композитора, которые свои порядки блатные насаждают, а другим приходится их выполнять, чтобы избежать конфликта и не прослыть белой вороной.
    - Смотри ты, целая наука, как на стройке жить и работать, - оценил услышанное Егор.
     Так за разговорами они вдвоём выгрузили три автомашины кирпича. И хотя обматывали кисти рук тряпками, к концу выгрузки кожа с пальцев рук стёрлась почти до крови.
    - Сделаем перекур, - решил Афоня, – а я пока схожу к бригадиру, скажу, что без рукавиц мы дальше на выгрузке работать не сможем. Пусть других ставит.
     Афоня услышал от бригадира то, что и предполагал услышать.
     -Рукавиц нет, парни. Если и завтра не дадут, пойду на базар и куплю, а пока переходите на приготовление раствора и подачу его на леса.
     В обеденный перерыв на объекте появился сам начальник строительного участка Филимонов. И тут же, когда бригадир пожаловался на нехватку рукавиц и инструмента, в присутствии всей бригады, обвинил Куку в бесхозяйственности. Дескать, в других бригадах и инструмент, и рукавицы эксплуатируются вдвое дольше, чем у Кузьмина. А когда Кука назвал ему установленные регламентами сроки эксплуатации, Филимонов вспылил и обозвал бригадира непонятными для ребят словами, похожими на матерщину.
    Филимонов со стройки скоро ушёл. Обеденный перерыв закончился. Афоня и Егор чувствовали себя виноватыми в том, что начальник стройучастка так, по-хамски, отчитал бригадира. Ведь это им потребовались рукавицы.
    - И всё же мне не понятно, в чём начальник обвинял Куку? – сказал Егор.
    - В том, что бригадир требовал от него положенное по норме. А это Филимонову не понравилось. Он, видите ли, решил экономить. На рукавицах и инструменте экономит, дурак. А люди страдают, и дело от его экономии проигрывает.
    - Выходит, наш Кука, всё-таки прав? Значит, он действительно мастер своего дела и за нас, своих подчинённых, болеет.
    - Выходит так. Только такие бригадиры, как Кука, редко попадаются. Когда я в прошлом году работал в Саратове, там тоже был такой непокорный, знаток своего дела, мастер. Так в один прекрасный день приехал «черный воронок» и увёз его в неизвестном направлении. Как бы и с нашим, так не поступили.
     - Не каркай. Говорят, что можно накаркать беду на хорошего человека, если сравнивать его с другим, которому не повезло, - осадил приятеля Егор. – Другие-то, как выкручиваются? Молчат, что ли?
    - Поэтому другие бригадиры особенно на рожон не лезут. Им легче в своей бригаде покричать, чем с руководством воевать.
    Кука выглядел подавленным, но на ребят своей обиды не срывал. Он, может, со зла, чтобы успокоиться, может по другой причине, залез на леса и принялся лично вести кладку. Афоня и Егор, разинув рты, смотрели на виртуозную работу бригадира. Такой быстрой и красивой работы им видеть не приходилось.
    - Вот это да-а-а! Вот это виртуоз! Видел хороших мастеров, но этот ас из асов, - восхищённо воскликнул Афоня. – Вот бы научиться так работать.
     Кука, хоть и был занят своим делом, и хотя настроение его было на взводе, но всё-таки заметил и услышал восторг новичков. Он остановил свою работу и подозвал парней к себе.
    - Нравится? – спросил он.
    - Очень, - в один голос ответили ребята.
    - Ну, если очень, значит, освоите эту науку.
    - Когда освоим? – не сдержался Егор. – Когда доживём до ваших лет?
    - От вас зависит. Можно значительно раньше. А пока присматривайтесь к деталям. Как брать кирпич, как его ложить на раствор, чтобы не делать лишних движений. Как у вас с глазами? – неожиданно спросил бригадир.
     Егор и Афоня переглянулись, правильно ли услышали вопрос?
    - Вроде бы, в норме, - нерешительно ответил Афоня за двоих. – А что?
    - В первое время, ребята, вам все равно придётся работать с уровнем. Я говорю, первое время. Опыт приходит с годами. А теперь внимательно смотрите, как нужно держать инструмент.
    Бригадир показывал, и это, видимо, доставляло ему большое удовольствие, а Егор и Афоня неотрывно смотрели. Причем Егор заметил, что Афоня смотрит внимательно на полном серьёзе, а не делает вид, что ему интересно.
     Позже, когда они сидели в курилке, Егор, под впечатлением увиденного, сказал Афоне, что не думал, что среди каменщиков могут быть такие таланты.
    - Интересно, сколько он получает за свою работу?
Сидевший рядом, Пахом Варганов, негласный заместитель Куки, услыхав вопрос Егора, самодовольно заметил:
    - В прошлом месяце, я лично заработал пятьсот сорок три рубля. Кука, естественно, на двадцать процентов больше, за бригадирство.
«Выходит, Афоня говорил правду, - мелькнула у Егора мысль, - что первогодки получат, примерно, вдвое меньше. Но и то, если сравнивать с колхозниками, у меня будет почти в пятьдесят раз больше, чем у моего отца в деревне. Несуразица какая-то».
    Вечером Егор и Афоня возвращались с работы в общежитие довольные. У входа в барак они заметили остролицего, болезненного вида, парнишку в очках, который сиплым голосом предлагал всем купить книги. У него их была целая стопка. Он обратился и к парням, заметив их приближение.
    - Купите, ребята. По дешевке отдам. Деньги, край, как нужны.
    - А что у тебя? - поинтересовался Егор.
    - В основном учебники.
    - А, что за учебники? За какой класс? – любопытство Егора усилилось.
    - Смотрите сами. Здесь разные классы есть.
Егор стал рассматривать книги. Они все были в хорошем состоянии и в основном за девятый и десятый классы. Душа заныла.
    - Сколько ты за них хочешь?
    - Десятку, за все.
    - Зачем они тебе сейчас? – пытался отговорить его от покупки Афоня. – Нам всё равно, первое время будет не до наук. А уж, когда появится такая возможность, потом и купим. Тогда и деньги будут в достаточном количестве. Они, эти учебники, во всех магазинах продаются.
    Но Егор уже загорелся.
    - Дешевле отдашь? У меня с деньгами у самого не густо.
    - Бери за восемь, и по рукам. Мне меньше никак нельзя, - сказал паренёк. – Мне, чтобы уехать из этого долбанного города, на билет нужно ровно восемь рублей.
    Егор достал деньги и отсчитав восемь рублей протянул болезному, забрав у того всю стопку книг.
    - А, вообще-то, ты, наверное, прав, - подумав, сказал Афоня, когда они зашли в свою комнату. Чем вот сейчас заниматься?  Если мне попадутся учебники за шестой-седьмой класс, я тоже куплю.
    - Правильно сделаешь. Свободного времени у нас вечерами будет предостаточно. Вполне можно самостоятельно заниматься. Мне, конечно, будет сложнее. Тебе-то я буду помогать, если будет что-то непонятно, а вот мне вряд ли здесь кто поможет. Придётся самому разбираться.

4
    После ужина Егор вплотную занялся приобретёнными книгами. Он думал о том, чтобы наверстать упущенное, а по осени сдать экзамены за девятый класс и прейти в десятый класс рабочей молодёжи. Тогда он не потеряет этот год и на будущий, после окончания школы сможет поступать в лётное училище или институт.
    Афоня ходил по комнате, как неприкаянный.
    - Может, сходим куда-нибудь перед сном? – спросил он.
    - Пошли, - согласился Егор, чтобы друг не чувствовал себя одиноким.
    Друзья ходили по посёлку, рассматривая достопримечательности.  Особый интерес у них вызвала двухэтажное здание школы. Вроде бы, не ахти, какое сооружение, но была в нем своя, особенная, привлекательность, какая-то ажурность и нарядность. Овальные окна и двери, резные карнизы, интересная лепнина.
    Возвращаясь в барак, успели перед закрытием заглянуть с книжный магазин. Афоня, последовав примеру Егора, тоже купил себе учебники за шестой и седьмой классы.
    - Теперь вместе будем заниматься, - сказал довольный собой приятель.
И вернувшись в комнату общежития, оба уткнулись в учебники. Афоня реагировал на прочитанное восторженно, как будто, заново открывал для себя мир.
    - Послушай, как здорово написано, - воскликнул он, и стал перечитывать цитату вслух, - «Лучшее наслаждение, самая высокая радость в жизни, это чувствовать себя нужным близким людям». Правда, здорово?
    - Максим Горький? – не то спросил, не то констатировал, как факт, Егор.
    - Точно. Он. Выходит, ты уже это читал. Знаешь.
    - Конечно, читал. В школе же проходили.
    - Ну, да. Я же из учебника читаю. Эх, сколько я упустил в своё время. Но, будь уверен, я своё наверстаю, - пообещал Афоня.
    - Я тебе верю. А если мы осенью сумеем поступить в школу, мы ещё больше нового узнаем. Кстати, ты, что больше любишь читать поэзию или прозу?
    - Не понял.
    - Спрашиваю, что ты больше любишь читать: стихи или рассказы разные, повести, романы?
    - Признаться, я не знаю. Я в своей жизни очень мало читал. И что такое проза или поэзия даже не знал, пока ты сейчас не сказал. Стихи, они и есть стихи. Рассказы, значит, рассказы. А они вон как называются. Даже не удобно перед тобой, что я такой тёмный. А ты сам-то, что больше любишь? – Афоня действительно выглядел растерянным.
    - Наверное, больше поэзию.  Стихи Пушкина, Лермонтова, Брюсова, Блока, а ещё Есенина. Правда, Есенина приходилось всего один раз читать. Он почему-то запрещён к изданию и изъят из библиотек. Но то, что я у него читал, мне очень понравилось. Трудно представить, что у него могут быть плохие стихи. Они очень красивые, душевные, про любовь к природе и женщине, - Егор при этом вспомнил, что небольшую книжицу стихов Есенина они читали вместе с Мариной, но не стал говорить об этом Афоне.
    - Так, за что же его запретили? Врагом народа объявили, что ли?
    - Точно не знаю. Я в школе спрашивал у учительницы, но она сказала что-то невероятное. Будто он своими стихами и поэмами очень сильно воздействует на слабую молодёжную психику. Начитавшись Есенина, многие стали кончать жизнь самоубийством или впадать в пьянство. Я. конечно, сомневаюсь, но когда читаешь его, то действительно сильно его строки западает в душу, хотя что-что, а умирать, уж точно не хотелось. Правда, иногда появлялись мысли, что жизнь без любви… бессмысленна в этом мире. Может поэтому он сам покончил жизнь самоубийством? Ну, а врагом народа его, вроде, никто не объявлял.
    - Интересно. Хотелось бы и мне почитать этого Есенина.
    - Я думаю, рано или поздно, но его разрешат издавать, и ты наверняка почитаешь его стихи, - убеждённо заметил Егор.
    - Я вот, слушаю тебя и удивляюсь. Ты так много знаешь, хочешь учиться дальше, а идёшь работать каменщиком.  Неужели нельзя было подыскать себе другую работу, более соответствующую твоим познаниям? – спросил Афоня.
    - Я же тебе говорил, Я ушёл из школы потому, что не захотел больше жить с родителями и быть у них на иждивении. Я на них сильно обиделся. Попытался уехать в большой город на подножке вагона и едва не погиб. Я хочу заработать денег, чтобы жить самостоятельно.  Я и завербовался в Сталинград, так как не имел другой возможности добраться сюда без денег. Какую ещё я мог найти работу без средств к существованию? Отработаю год по контракту, а там видно будет. Потом… я не ожидал, что профессия каменщика меня заинтересует.  Я вот увидел, как работает Кука и восхитился. Хотел бы и я быть таким, как Кука. Такие люди входят в историю. Их творения служат людям долгие годы, а то и века, и украшают города.
    - Вот уж, не думаю, что каменщики войдут в историю, - ухмыльнулся Афоня.
    - А ты думай. Вот мы с тобой видели школу и любовались её видом. А кто её построил?  Кука. Или другой мастер-каменщик, такой как Кука. Даже, если я не останусь на стройке, я ведь с детства мечтал быть лётчиком, я всё равно, буду благодарен судьбе, что был учеником такого знаменитого мастера каменной кладки, как Кука. А интересных профессий, в которых я бы хотел себя попробовать, конечно, много. Мне ещё нравится драматургия, когда твои сочинения изображаются на сцене или по ним снимают кино.
    - Так, и  попробуй стать драматургом.
    - К сожалению, в наше время это довольно опасно. В прошлом году, на уроке литературы, мы писали контрольную работу. Сочинение на свободную тему. Я написал пьесу. И хотя все герои пьесы были вымышленные, а события придуманы, высосаны из пальца, некоторых людей, похожих на моих героев, арестовали и допрашивали. Я тогда поклялся, что больше пьес писать не буду.
    - И зря. Зря отказываешься. Только писать нужно такие пьесы, чтобы в них не просматривалась  критика власти. Ну, скажем, комедии. Люблю, когда люди смеются и сам, конечно, люблю посмеяться.
    - Комедии писать сложно. Их писать, не каждому дано. Даже хорошему драматургу не под силу.
.....
(продолжение главы можно прочитать в книге)