Очнись

Грустно то, что рассказ мой, до тех пор, пока я его пишу.
До тех пор, он только мой…
   Не помню, как здесь оказался. Кто-то стоит передо мной. Зрение рассыплется, я не могу его разглядеть точно. Какая-то маленькая комната с белыми стенами, со стульями и с офисным столом. Он сидит на столе и смотрит на меня. Потом он встал и вышел из комнаты.  Я вспоминаю: вышел вечером на прогулку, хотел просто пробежаться по улице, поскольку опоздал на тренировку. Помню, как кто-то остановил меня. Помню ослепляющий свет его фар. Так это был он? Тот, кто привёл меня сюда. Он был только что передо мной, но я не мог шевелиться. Это состояние, в котором ты видишь, слышишь, чувствуешь, но не можешь ничего сделать. Ты просто наблюдаешь.
   Наверняка он скоро вернётся. Он вышел из комнаты, решив, что я так и не приду в себя. Однако, хрен ему. Не знаю, что он собирается со мной делать, но он не на того напал. Этого не будет. С виду это какой-то старик, но нёс он меня с моими 68 кило не так уж и трудно. Я дождусь, пока он вернётся, и неожиданно вырублю его.  Я уже могу шевелить рукой. Голова сильно болит. Кажется, у меня шла кровь недавно. Чёрт, вот ублюдок. Я наклонился и бросил себя со стула. Голова затрещала. Опираясь на стол, я с трудом встаю и еле удерживаюсь на ногах. Пытаюсь  сориентироваться. Дверь заперта. На ключ или нет, я не знаю, и проверять не буду. Я ищу что-то, что послужило бы мне оружием, и начинаю копаться в полках стола. Во второй полке я нашёл два шприца. На кой чёрт они ему понадобились? Я беру один и занимаю удобную позицию для удара. Блин, я забыл снять обёртку со шприца. Нужно ударить в шею. Я волнуюсь. Нужно ждать. Я смотрю в зеркало на серванте за столом и вижу большую часть соседней комнаты. Он ходит по ней, что-то берёт. Он куда-то собирается. Он идёт всё дальше. Я так волнуюсь, что не могу понять по отражению, он идёт ко мне или в другую сторону. К чёрту расчёты.  Я жду. Но тут я понимаю. Дверь, из которой я его жду, ведь заперта. Как я мог видеть его отражение через закрытую дверь? Зеркало, через которое я смотрел, начало двигаться. Двигаться в мою сторону и вскоре оно покажет меня. Я уже знаю, что будет. Оно всё поворачивается ко мне, и вот: я вижу себя, а он высокий стоит прямо позади меня. Его лицо лишено эмоций. Я пытаюсь сделать шаг, чтобы отойти от него, но стоит мне его сделать, как я чувствую колющую боль у себя в шее, и сознание сразу же начинает покидать меня. Я падаю наземь, и тьма покрывает меня….

   Я сижу в очень удобном кресле, а передо мной длинный стол. Идёт трапеза, но никто не шевелится. Только шум от разных разговоров придаёт вид банкета. На стене перед столом висит натяжной экран, на котором нам показывали фильм. Экран автоматически поднимается и остаётся одна лишь голая стена. Так это был фильм? Да, мы ведь фильм смотрели. Ведь не мог же я заснуть посреди ужина. Передо мной лежала ещё полная тарелка, и я принялся есть….  За столом что-то обсуждают, наверняка фильм, ведь сам режиссёр фильма сидел с нами. Рядом почему-то стоит мой младший брат. Ему двенадцать. Наверно мы пришли сюда вместе.
   Все по очереди что-то говорили, а потом обсуждали сказанное. Мне всегда были скучны такие обсуждения, потому что все только и делают, что хвалят фильм и всё в этом роде. Я фильм посмотрел, и этого хватит. Но тут один из обсуждающих - парень, который и позвал нас сюда, спросил меня о фильме, но сделал это очень некстати. Рот мой был наполнен едой, и я жестом руки вежливо дал понять режиссёру, который вместе со всеми ждали моего ответа, чтобы они подождали ещё секунду…
- Так вот, я понял суть фильма и хочу спросить кое-что, - наконец говорю я. Мне как-то плевать опозорюсь ли я или нет. Странно, ведь я всегда застенчив, когда рядом много людей, - это ведь триллер, не так ли? Это не фантастика, мистика или ужастик, это триллер.
- Да, - говорит  режиссёр, - это было написано в буклете.
В буклете? Точно, забыл. Передо мной так же лежали 4 листа с содержанием небольшой информации о фильме, который мы только что смотрели. Странно, что она в четыре листа.
- Да, но вот в чём загвоздка, - продолжаю я, - в фильме ведь есть некая тень фантастики. Зеркало, которое двигалось само, и человек, который появился из-за спины. Было видно, что позади него такая же дверь, через которую он вошёл, и такая же комната, где находилась жертва. Мне показалось, это была зеркальная комната, которой не было в начале. Герой ведь не мог не заметить наличие другой комнаты….
- Да, вы очень вним….
Почему-то все начали разговаривать, и я не услышал ответ режиссёра, а сам он сел и присоединился к разговору. Однако мне не жалко недослушанного. Я беру буклет и, просматривая его, со стыдом понимаю, что не читал из него ни строчки. Вскоре, они все своей пьяной компанией, вышли во двор прогуляться. Я же пересел вглубь стола, и начал играя с едой, убивать время. Мой брат сел рядом, а я начал ему передавать блюда, чтобы тот их ел. И так продолжалось несколько минут, пока к нам не подошли другие дети, того же возраста, что и мой брат. Большинство из них были девочки, и кажется, некоторые из них моему брату очень нравились. Это было заметно из его поведения. Они просят брата снять какой-то колпак и можно догадаться, что он высоко, и девочки не могут до него дотянуться. Настал звёздный час моего брата. Он незаметно и тихо повернулся ко мне.
- Ты ведь поможешь мне снять колпак в их комнате? – спрашивает он меня тихо.
А я с незаинтересованным голосом его спрашиваю.
- Что это такое, вообще, ''колпак''? – я чувствую себя стариком. Они живут, а я сижу и даже не хочу двигаться, или хотя бы выпить.
- Это шляпа, она поставлена высоко. Ты нам поможешь?
- Конечно, - с малым энтузиазмом говорю я.
- Ну что? Шалим? – вдруг послышался знакомый голос режиссёра.
- Да, есть немножко, - я пытаюсь ответить ему в том же духе.
Он выпил воды со своего стакана и посмотрел на меня. Был он высокий, тщательно выбритый, худоватый, в очках и с невозмутимым взглядом на лице. Он еле держался на ногах. Я взял его под руку, чтобы тот не упал, и повёл его снова наружу. В конце концов это место я знаю лучше его. Он приезжий, а я здесь жил…
- Как говоришь, тебя зовут? Ты задал тогда неглупый вопрос, - спрашивает он, с трудом произнося слова.
- Джером, - с небольшим смехом в голосе отвечаю я.
- Сэлинджер1 что ли? – продолжает он, уже с высоким тоном.
- Нет - говорю я с улыбкой.
Несколько секунд молчания…
- Если честно Джером, это мой персонаж в книге, - я пытаюсь его заинтересовать.
- А, понятно, - говорит он почти невнятно.
- Джером, это персонаж в книге, которую я пишу, - уже прямо говорю я ему. Я ведь писатель. Он должен знать, что я тоже человек творчества, и мне будет, наверняка, очень приятно побеседовать с ним в таких темах. Так же мне было бы приятно получить оценку от такого авторитетного человека из мира искусств.
В ответ он опять что-то бормочет.
Может, сейчас он слишком пьян, чтобы разговаривать. Я веду его по саду, и вскоре, увидев качели, он предлагает нам сесть. Мы сели на деревянные качели, которые находились рядом друг с другом. Они не были детскими, скорее для отдыха. Я немного раскачиваюсь, но поняв, что качаюсь слишком быстро, перестаю вовсе двигаться…
- Что с вами? – спрашиваю я.
У него был грустный вид. В ответ он опять бормочет. Странно, качели ведь были по соседству, но у меня такое чувство, как будто я сижу к нему боком, и стоит мне повернуть голову, я вижу всё его лицо. Грустное лицо…
- Как прошла презентация вашего фильма? Вы довольны? – не отступаю я.
- Эхх, - выдаёт он.
Неужели ему всё это не нравится? Неужели он не хочет здесь быть? Он ведь ещё даже не знает насколько хорошо и самоотверженно я пережил в себе его фильм.
- …… ты ещё здесь? – слышу я из кустов, как кто-то зовёт меня. Я не хочу ему отвечать. Кажется, за кустами мои родственники. Голос принадлежал одному из них. Я не хочу им отвечать. У меня пересохло в горле, и такое впечатление, как будто я месяц не разговаривал.
- Да, я здесь, - с трудом отвечаю я, но стоит мне это произнести, как весь этот пейзаж,
   Джером Сэлинджер1 -  американский писатель
 сад, качели, режиссёр и все остальные скопились в кучу, и их всосало в маленькую чёрную дыру, а я очутился в собственной постели, дома, рядом с ноутбуком, на экране которого был открыт документ под названием ''Мой друг Удо Мюллер. Рассказ''….
   Всё это был сон. И я его помню. Но есть в нём что-то ценное? Режиссёр так и не сказал мне ничего умного или нужного. Хотя может и сказал, хоть он и весь его фильм - это часть меня. Его отчаяние и грусть возможно и были тем, что должен я знать. Возможно то, что в славе нет ничего приятного, и, что сам автор, публикуя себя, теряет всё, а так же самого себя. Теперь я понял. Не тогда, когда спал, не тогда, когда записывал свой сон в диктофон, чтобы не забыть, а сейчас, когда уже пишу последние строчки этого рассказа, я понял, наконец, причину его одиночества….