Сказки старого Мензелинска

СКАЗКИ ДЛЯ ДЕВОЧКИ С ФИОЛЕТОВЫМИ БАНТИКАМИ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Каждый вечер, как только стихает день, в моё окно без спроса врывается Ветер. Этот бродяга всюду бывает, летает быстрее всех, поэтому и всё знает…
Словно смешливый мальчишка, который висит на дереве, он начинает раскачиваться на занавесках и рассказывать мне разные истории.
- Ты знаешь, где я сегодня был? – дерзко смеётся Ветер.
- Подожди, - говорю я, - ты чуть не разбил вазу с цветами! – мог бы не хлопать оконной рамой!
- Послушай! - кричит он, подмигивая, и шелестит клеёнкой, которая лежит на столе.
- У меня ещё столько дел… - пытаюсь я увильнуть.
- Ерунда! - заливается он смехом, - я был в городе возле реки!
- Можешь говорить потише? - упрекаю я недовольно, - и врываться не так, а бесшумно.
- Бесшумно? – удивляется он и переходит на шёпот, – вот так? - загадочно шепчет он мне в самое ухо. И тут же – прыгает на диван прямо под покрывало, а оттуда на длинную синюю штору, которая начинает от этого хлопать по стене и по двери.
- Я не успеваю запоминать твои истории, - капризно говорю я.
- И не надо! – смеётся он, - просто слушай!..

Я понимаю, что важными делами от него не отговориться, покорно сажусь на кровать, всё отложив, и улыбаюсь, не в силах скрывать, как я счастлива слушать его рассказы...
- Сегодня, - говорит он, улыбаясь, - я был в маленьком старом городе Мензелинске, ему уже двести лет!
«Как он любит путешествовать, - думаю я про себя, - он никогда не состарится!»
- Автобусы там уходят спать очень рано, - продолжает он, - почти так же рано, как курицы – на насест, а по городу проложено ужасно мало маршрутов!
- Ну, и что в этом хорошего? – спрашиваю я.
- Там есть река, - тихо говорит он, - совсем небольшая, но всё же…
- Да-да, - говорю я, - помню.
И голос мой тоже становится тихим, - помню, конечно…

Как и во всех маленьких городах, на подоконниках там расцветает герань, а хозяйки то и дело стирают пыль с её горьких матовых листьев. И ветер зимой иногда холодом задувает в окна, если они неплотно заклеены лентой бумаг.
Там по ночам громко трещат холодильники, а двери и окна разговаривают между собой. Приглушая голос, они тихо болтают, смеются – в то время, когда дети уже сложили свои крошечные пальчики под толстые щёки, а их усталые пятки тихо свешиваются с кровати – они набегались за день.  В то самое время, когда они начинают смотреть разноцветные сны, которые ещё вечером им обещали рассказать волшебные добрые феи…
Двери, окна и занавески болтают обо всём, обо всём на свете, шушукаются, сплетничают – может быть, о странах, которых им никогда не увидеть.
Тени шумных деревьев рисуют ветвями причудливые тонкие линии на белых стенах – и на них вдруг появляются и оживают невиданные страны, – волшебные реки, ажурные мосты, сказочные домики с черепичной крышей.  Так же, как оживает скрипка в руках музыканта – трепетно и нежно.
И вот уже катятся экипажи, постукивая колёсами, Принцессы смеются над шутами, разбивая им сердце, а потом сами же плачут в саду, оттого, что – ах! – никому на свете не понять их сердца…



ЗАЯЦ и ВИШНЯ


Жил-был в лесу маленький Зайчик.
То ли мама-Зайчиха с перепугу его потеряла, то ли сам он вышел из норки погулять – подышать воздухом, да так и потерялся.
Но так или нет, а жил он теперь в лесу совсем один.
Норку он сделал себе тёплую и уютную – настоящий домик! – постелил на пол пушистый коричневый коврик, даже окошко себе сделал из маленького стёклышка. А на окошко повесил занавески, которые он аккуратно стирал каждую неделю, поэтому они были всегда белые, только – с мелкими красными ягодками по краям.
Зимой Зайчик каждый день заботливо топил круглую печку.
А это не очень-то просто. Надо найти и принести ветки из леса, надо их наломать, да потом ещё и высушить, потому что мокрые – они не будут гореть. На печке он варил себе кашу. Иногда он бросал в котелок и морковку, если ему удавалось её находить.
Зайчик и еду себе добывать научился, и лису по запаху различать, даже тогда, когда она была ещё совсем далеко. Всё он умел делать сам. И никогда не жаловался…
Но, сказать по правде, даже если он и захотел бы пожаловаться, всё равно было некому. Дружить Зайчику с разными зверями – с волком, например, или лисой нельзя – это опасно, а другие зайцы ему никак не попадались, наверное, жили где-то далеко. Поэтому был он совсем один…
И было ему от этого грустно. Ну, что же это такое, в самом деле! Разве кто-нибудь должен быть один? Ведь это совсем не весело.
Целый день наш Зайчик бегает по лесу, добывает еду. Потом вернётся, затопит печку, сварит кашу и…
Наступает вечер. А где вечер, там и грусть. Хорошо ещё телевизор рассказывал ему сказки. Ну, правда, иногда, чтобы заняться полезным делом, Зайчик-малыш садился плести корзинку. «Вот наступит лето, - говорил он себе, - пойду погулять, и встретится мне полянка, на которой так много моркови растёт, что даже в двух лапах не унести! Тогда и понадобится мне эта корзинка».

Но летом обычно бывало совсем не так. А бывало вот как: добегал он до края деревни и на чьём-нибудь огороде, который стоял ближе всего к лесу, успевал погрызть морковку, да, может, ещё одну с собой прихватить, пока кто-нибудь из дома не выйдет – и бегом-бегом, домой, в норку!
А вот такая поляна, которая бы вся морковью была засеяна, да ещё чтобы она к тому же была бы ничья – нет, такая ему ещё ни разу не попадалась. Но Зайчик всё равно плёл свою корзинку долгими зимними вечерами. И, наверное, правильно делал. Потому что чего только в жизни не бывает! Не попалась полянка вчера, а вдруг попадётся завтра? Ведь всё может быть. На этом свете чего только не бывает!..
Так и проходила зима, а за ней всегда наступала весна. Потихоньку теплело, на ветках вот-вот будут набухать почки, из которых появятся на свет тоненькие зелёные листики и маленькие бутоны цветов.
И вот однажды, когда Зайчик любовался тёплым весенним вечером, развешивая свои постиранные зимние носки, к его норке неожиданно прилетела Ворона, постучала в окошко и закричала:
- Кар-р! Ты такой грустный, Заяц! И совсем один! А там, за рекой, ветер уронил косточку вишни, и она пустила ростки прямо среди зарослей ивняка. Ива погубит стебельки вишни!
- А я что могу поделать? – печально спросил Зайчик.
- Кар-р! Как это, что? – возмутилась Ворона, - скорей беги и выкопай эти ростки!
- А зачем они мне? – тихо спросил Зайчик.
- Зачем?! – возмутилась Ворона, - если ты спасёшь вишню – все будут называть тебя Храбрым Зайцем! Потом посадишь её у себя возле норки, в своём огороде, и будет у тебя своё деревце вишни! Нельзя же одной морковкой питаться! Надо жить, как аристократы!.. – прокаркала Ворона, уже улетая; у неё всегда было много дел, но всегда находилась хоть одна минутка дать своим друзьям и знакомым умный совет.
Ворона умела летать, поэтому она так много знала. Ногами далеко не убежишь, поэтому многого не увидишь.
Получив такой дельный совет, Зайчик задумался и лёг спать.

А на следующее утро, осторожно оглядываясь, он вылез из норки, переплыл речку, и, так же пугливо озираясь по сторонам, выкопал росток вишни и принёс его себе в огород.
- Уф! – радостно вздохнул Зайчик, когда благополучно вернулся домой. Всё-таки он очень боялся уходить так далеко от дома. Но всё закончилось хорошо. 
«Конечно, похвастаться мне некому, что я совершил такой благородный поступок, - подумал Зайчик, - поэтому Храбрым Зайцем меня всё равно никто не назовёт, ведь никто меня не увидел…»
- Хотя, - сказал он вслух самому себе, - в общем, это даже и хорошо.
Ведь, в конце концов, Зайчик уже был рад только тому, что его никто не поймал и не скушал.
Своими пушистыми лапками он раскопал ямку, бережно посадил в землю росток, набрал в лейку воды, полил землю, и росток сразу же начал расти!
Ах, как заботливо Зайчик ухаживал за деревцем вишни! А оно всё росло и росло… И наступил месяц май. И… Ах, покрылась вишня нежно-розовыми цветами! Зайчик открыл окно, и… Ах, каким удивительным ароматом наполнила она его комнату Зайчика, как окутала своим нежным запахом всё вокруг! А прошёл месяц-другой и вот на том самом месте, где были цветы, вдруг появились маленькие-маленькие вишенки! Зайчик не мог налюбоваться на них!
Но поскорей бы, поскорей они из зелёных и маленьких стали настоящими и красными! Как же не терпелось ему!..
И вот наступило лето. И незаметно на смену прохладному июню пришёл настоящий жаркий летний июль! И плоды закраснелись и налились. Зайчик выбежал из норки и запрыгал от радости возле своего кустика вишни! Он не мог налюбоваться, какие же его ягоды-вишенки стали красными, сочными, спело-тёмно-коричневыми!.. Он взял свою маленькую корзинку, собрал эти ароматные ягоды, принёс к себе в норку и поставил на стол. Он запустил лапку в корзинку и положил вишенку в рот. Ах, это было невероятное лакомство! Ни одна морковка не могла сравниться по вкусу с мягкой коричневой вишенкой!.. Это было объеденье! Такое, что после каждой вишенки Зайчик ещё и облизывал лапку, так ему было жаль каждой вишнёвой капельки!..

А потом наступила осень. Подул холодный ветер. Полетели, зашуршали под ногами жёлтые листья; ветер срывал паутинки с голых деревьев и гнал их куда-то за реку, в неведомые края.
Сам Зайчик ни разу там не был, но от Вороны он слышал, что земля, которая начинается за рекой, называется Неведомые Края. Иногда она называла её Дальние Дали. А когда он говорил ей:
- Раньше ты говорила – Неведомые Края.
Она отвечала:
- Это одно и то же!

И Зайчик не спорил, он просто представлял себе эти Края, как что-то очень красивое, и обязательно сияющее – такое, как роса, в которой блестит розовый луч… Или как тёмно-синие тучи, которые бывают перед грозой, а из-за них выглядывает золотое солнце, и лучи его на закате, как брызги, бегут в разные стороны по земле…
И Зайчик тихонько вздыхал. «Как хорошо иметь крылья…» - говорил он, улыбаясь.
Да, осень пришла. Подул холодный ветер, закапали дожди. Но в этот раз Зайчик почему-то совсем не чувствовал себя одиноко. Он, как всегда в такую погоду, надел свои тёплые носки, сварил рассыпчатую гречневую кашу и посмотрел на стол…
А на столе у него, кроме каши, стояла банка компота, которые он сварил из больших сладких вишен. И они казались ему ещё вкуснее, когда он вспоминал, что их подарило ему деревце, которое он спас от гибели и так заботливо вырастил.
Зайчик открыл окно и помахал вишне, а вишня ласково зашелестела листьями в ответ, и Зайчику стало так весело, так хорошо, как будто они поговорили друг с другом. Но ведь так оно и было на самом деле. Ведь каждый разговаривает на своём языке.

- Храбрый Заяц! – вдруг прокаркал кто-то в окно.
Зайчик улыбнулся и сказал:
- Я слышу тебя, Ворона.
- Храбрый Заяц, - прошелестели листья вишни.
Зайчик посмотрел на дерево и сказал:
- У тебя начинают желтеть листья.
- Как и у всех деревьев, - прошептала вишня, - ничего, это не страшно, после зимы всегда наступает весна…
«Ничего, это не страшно, - повторил про себя Зайчик, - всегда наступает весна».
Он лёг в постель, включил телевизор и начал смотреть сказку про теремок. А на стуле, возле кровати, рядом с ним тоже стояла маленькая баночка компота из тёмных и спелых ягод. Зайчик знал: эти ягоды были такие сладкие, потому что вишня хотела, как можно вкуснее сказать Зайчику «спасибо».

А лапка Зайчика потихоньку начала свешиваться с кровати. Он уже засыпал. Красивые сны понемногу окутывали его пушистую голову и звали в полёт в Неведомые Края и Дальние Дали, и он вот-вот готов был отправиться в путь…
А за окном что-то пело его деревце – какую-то свою сладкую, тёмно-вишнёвую песню, и с тех пор хвостик у Зайчика никогда не дрожал одиноко!
Ах, да! Я забыла сказать, что кончик хвоста у него был фиолетовый. Вот такой это был смешной Зайчик, с фиолетовым хвостиком! Такой симпатичный, храбрый и добрый. И теперь вся округа стала называть его Господин Храбрый Заяц!



  СКАЗКА О БОЛЬШОМ ДОМЕ


Жили-были Мышка, Лягушка, Кузнечик и Крот.
Крот и Мышка жили в своих норках возле болота.
В норке у Мышки на всех полках стояли маленькие керосиновые лампы, и поэтому там всегда было светло и уютно.
А Крот совсем не любил света. Он бы им и вовсе не пользовался, но дело в том, что он очень любил сочинять стихи! А уж если любишь заниматься таким несерьезным делом, то – будь добр! – надо хоть немного видеть бумагу, да и то, что ты на ней пишешь.
    Мышка каждый вечер заботливо приносила ему два или три, а иногда и целых шесть светлячков, и аккуратно складывала их в стеклянную банку, стоявшую на письменном столе, и светлячки мерцали во тьме таинственно и призрачно…
Часто Мышка приносила с собой баночку варенья, и они вместе с Кротом пили чай, разговаривая о том, да о сём.
    Потом Мышка аккуратно расставляла всё по своим местам, мыла посуду, говорила «Спокойной ночи, уважаемый Крот» и уходила к себе.
Но бывали вечера, когда она говорила: «Пойдемте, дорогой Крот, сходим в гости к Лягушке! Может быть, и Кузнечик прилетит...»
    И они, взяв друг друга под руку, чинно и важно направлялись к болоту, уже издалека различая нестройный лягушачий хор.

    А Лягушка в это время хлопотала вовсю! Она знала: как только солнце из белого превратится в оранжевое и начнет падать куда-то вниз, за Зеленое болото, к ней в гости придут друзья.
И Лягушка готовилась на славу! Она была большая мастерица и выдумщица!
Перекусив в воде стебелек лилии, она подталкивала белый цветок вместе с его гладким широким листом прямо к берегу. Ну, чем вам не столик для гостей? Настоящее изумрудное чудо!
А какую вкуснятину она готовила! Салат из тонких зелёных водорослей под клюквенным соусом! (И как только она его делала?) Это был настоящий деликатес!..
Так было и сегодня вечером. Лягушка подплыла к берегу вместе с цветком. Ну вот, стол для гостей готов. Вот вам вместо букета – огромный цветок лилии посреди стола, вот вам и угощенье!
И наконец, подошли гости.
- А Кузнечик еще не прилетел? – спросила Мышка.
- Нет ещё, - ответила Лягушка, лукаво подмигнув подслеповатому Кроту.
Крот улыбнулся и сказал:
- Он задержался потому, наверное, что, как всегда, не может выбрать букет цветов для Вас, очаровательная Мышка.
А Мышка смутилась и покраснела. Как она была хороша сейчас!..
Наконец, запыхавшись, прилетел и Кузнечик. Как всегда, в одной руке он держал свою волшебную скрипку, а в другой – большой букет свежих полевых цветов. Их чужеземный аромат разлился по Зеленому Болоту, как серебристый туман, и старые лягушки прослезились.
А когда Кузнечик подарил цветы Лягушке и Мышке, обе они с волнением почувствовали, что в цветах всё еще прячется тепло летнего дня. И звонкие песни птиц. И ласковое жужжание пчёл, собирающих дикий мёд...
После ужина друзья обычно устраивали концерт. Кузнечик говорил:
- Ну-с, уважаемый Крот, нет ли у Вас чего-нибудь новенького?
И Крот всегда с готовностью доставал свои новые стихи. Кузнечик тут же сочинял на них музыку, а Лягушка разучивала песню прямо по слуху и на ходу.
У Мышки был тихий голос, но Кузнечику очень хотелось, чтоб и она хоть как-то участвовала в их дружеском ансамбле! И тогда он доставал давно припрятанный для неё цветок колокольчика и просил её обязательно звенеть им в такт! он даже всех уверял, что просто не может играть, если Мышка не позвякивает ему на своём колокольчике! А может быть, так оно и было...
Далеко было слышно, как поёт волшебная скрипка, как счастливо звенит колокольчик, как сливаются голоса милой Лягушки и старого Крота, и все Зелёное Болото вдохновенно подпевало им в такт.

А надо сказать, что они давно уже решили построить большой дом, чтобы не расставаться. И уже начали строить! – Дом, где они будут жить вместе, играть и беседовать вечерами, петь песни и сочинять стихи, не боясь ни дождя, ни холодного ветра. Они часто мечтали, как светло будут гореть окна в их доме, как жарко будет тлеть камин и согревать их теплом даже на рассвете...
Мечты о Большом Доме были так сладки, что они работали, не замечая усталости и не покладая рук!
     И вот, когда дом был почти готов... В нём уже почти можно было жить! Вот только осталось повесить картины на стены и ещё достроить полы, чтобы не провалиться сквозь щели… Ну, да ладно! Всё равно сегодня после Лягушиного угощенья друзья решили немного посидеть в своём будущем доме. Правда, разве что нужно было ещё достроить стены – поднять их немного повыше… – зато был виден закат!

Сегодня Кузнечик запаздывал дольше обычного.
И вдруг... прилетел не один, а вместе с красавицей Стрекозой.
Талия ее была тоньше комариного носа, крылышки трепетали и поблёскивали в лучах заходящего солнца, как золотистая парча,
а вместо духов её окружал тонкий аромат цветов резеды,
подвешенных ей на шею, как бусы...
- Пусть она живёт вместе с нами! – попросил Кузнечик, и в
голосе его было столько нежности, любви и восторга, что никто не смог ему отказать.
    В этот вечер скрипка пела особенно красиво. Только не было у Мышки колокольчика, и нечем ей было подыгрывать, она просто сидела и слушала... Зато часто вместо прежнего звона раздавался металлический лязг ослепительных пряжек на туфлях у Стрекозы, когда она забрасывала ногу на ногу.
Стрекозе не понравился новый дом, она не захотела жить у Зелёного Болота, хотя её никто не прогонял. Она только раскапризничалась, а Кузнечику, конечно, стало её жаль – и они оба улетели на свои поля…

…Глухо темнели окна в Большом доме, не горел камин, не пела скрипка. Мышка, Лягушка и Крот попрощались и тихо разошлись по своим домам. Лягушка – в родное болото, а Мышка и Крот – в свои маленькие норки, которые сообщались между собой узеньким коридором.
Вернувшись, Крот долго прислушивался, но не услышал, чтобы Мышка вздыхала и плакала. Его испугала эта тишина, он хотел было пойти к ней, но она сама появилась на пороге, как обычно, с баночкой малинового варенья и маленькой лампой, полной мерцающих светлячков.
- Дорогой Крот, давайте попьем чаю... - только и успела
промолвить Мышка и вдруг громко заплакала.
Крот плакал вместе с ней, а она его утешала:
- Не надо, не надо, ведь у Вас такие больные глаза, Вам нельзя сочинять стихи в темноте!..
Потом они успокоились и вместе попили чай, а Крот ещё долго читал ей свои стихи при свете семи мерцающих светлячков…
- Знаете, что, - сказал Крот, - а давайте завтра опять пойдем в гости к нашей Лягушке!
- М-м… Но… - сказала Мышка.
- Я знаю! Ходить в гости так часто, наверно, невежливо, но ведь мне так нравится её чудный салат из болотной капусты!
- Давайте, - сказала Мышка и улыбнулась.

    А потом, говорят, прошло много дней, к Лягушке заглянул Воробей и прочирикал: «Вчера далеко, за три поля отсюда, какой-то Кузнечик спрашивал у птиц дорогу на Зелёное Болото. Кажется, завтра он должен быть здесь. Если, конечно, Сорока опять что-нибудь не перепутала!»
   Всё Зелёное Болото слышало эту новость! Само собой разумеется, никто ничего не говорит заранее, но соседка Лягушки – старая сплетница-цапля – шептала вчера своей одноногой подружке:
- Ты знаешь, Лягушка опять высматривает самую белую лилию, чтобы опять из неё сделать стол для друзей…
- Ну, и что? – сказала ей другая цапля, - уж лилий-то у нас на болоте на всех хватит…



СКАЗКА О ДВЕРИ И ОБ ОКНЕ


Как ты ужасно скрипишь! - простонало Окно, - это невыносимо!
Ты слишком старая! Тебе, наверное, уже лет тридцать?!
Дверь незло усмехнулась:
- Но и в тебе новое только стекло…  Да и тридцать лет – не так уж и много.
- Ах, перестань, пожалуйста! – сказало Окно и, вдруг совсем забыв о
Двери, весело зазвенело в ответ проезжавшей мимо новенькой
сверкающей машине, потом воскликнуло: «Смотри-смотри, у неё стёкла такие же чистые, как у меня!» -
И тут же вспомнило, что Дверь ничего не может увидеть там, за окном,
- Ах, да… - сказало оно нараспев высоким гнусавым голосом и брезгливо поморщилось.
Дверь рассмеялась:
- Тебе нельзя строить такие гримасы: твои хорошенькие стёкла-глаза могут испортиться от стеклянных морщинок.
- Ах, так! - задребезжало Окно, - ты смеёшься надо мной! – и потемнело от злости.
- Не надо, - попросила Дверь, пожалуйста, я тебя прошу, не надо сердиться, мне очень жаль тебя.
- Нет, - скрипело Окно, - тебе вовсе меня не жаль, тебе вовсе жаль не меня! – от возмущения оно с громким стуком распахнуло свою форточку, словно уже задыхалось.
- Осторожнее! – взмолилась дверь, - успокойся, прошу тебя.
- Ну, уж нет, - злорадствовало Окно, - просто, когда я темнею, тебе не видно этого красного заката, на который ты молишься каждый вечер!
- Да не в этом дело, - устало сказала Дверь, - хотя это – правда, единственное, что я могу видеть через тебя. Благодаря тебе…
- Ну и вот… - последнее, что могло произнести Окно.

Закат догорал, и Окно успокоилось.
  - Скоро меня откроют на ночь, - мечтательно прошептало оно.
- М-м... - сонно ответила Дверь.
- Опять ты спишь! – не унималось Окно, – просто ужасно, когда не с кем поговорить.
- Но ведь холодильник трещит день и ночь, - улыбнулась Дверь, - ты, как будто, не прочь поболтать с ним?
- Ой, да нет, - по-детски доверчиво пожаловалось Окно, - знаешь, я так вздрагиваю, когда он включается. Не понимаю, чего я пугаюсь.
- Ну, тише-тише, это невежливо.
- Ах, опять эти твои «вежливо-невежливо»! Оставь меня в покое! 
- Скажи, - спросила Дверь, - как ты думаешь, зачем тебя открывают?
- О! – многозначительно и очень серьёзно сказало Окно, - это страшно важно: когда открывают окна – все знают, что в доме живут добрые люди. Это – Доброта.
- Доброта?
- Именно.
- А мне кажется, это просто добродушие.
- Вот как? – съязвило Окно.
- Ну да, - просто ответила Дверь. – Да ты не обижайся. Просто я думаю, если тебя откроют, а меня закроют, это уже мало будет похоже на доброту.
- Поговорили, - сказало Окно.
- Извини, - сказала Дверь, - это было бестактно…

Потом закат догорел, а потом наступила ночь. Хозяин долго курил у раскрытого окна, а его постоянная гостья – очаровательная взбалмошная девушка – медленно спустилась по лестнице и ушла. Наконец, лёг и хозяин. Глотнув какую-то таблетку, он тяжело прикрыл глаза.
- Он уснул? – прошептало Окно.
- Может быть, - ответила Дверь.
- Кажется, спит, - сказало Окно и, раскачиваясь на ветру, блеснуло ночным фонарём.
- Тебя что, не закрыли? – озабоченно спросила Дверь.
- Конечно, нет! – пропищало Окно, - боже мой, я совсем замёрзну, ночь такая холодная!
- Весна…
- Тебе – весна, а я уже чувствую, что заболею. Ой, боже мой! – и оно уже собралось кукситься.
- А меня он не закрыл, - сказала Дверь.
- Ну и чему ты радуешься?!
- Перестань дуться. Знаешь, я просто хлопну пару раз?
- Как будто сквозняк, да? – обрадовалось Окно.
- Да. И он хотя бы прикроет тебя.
- Ой, только ты погромче, пожалуйста, ладно?
- Конечно-конечно.

Дверь хлопнула несколько раз, и хозяин плотно закрыл окно.
Расчёт оказался верным: двери он не закрыл.

- Ты знаешь, - тихо сказала Дверь, когда всё улеглось и затихло, - а ведь она ушла.
- Не может быть! – испуганно прошептало Окно, - она часто уходила в ночь.
- Нет, ты знаешь, она ушла.
- Да не может этого быть! Я видела, как она улыбалась, когда стояла спиной к тебе.
- Да, конечно. А я знаю, как она сжала мою ручку, когда улыбалась, стоя лицом к тебе.
- Правда?
- Правда.
И они замолчали.

И прошла ночь. Иссякла ночь. Вся до капельки просочилась сквозь неведомые границы ночи и дня. Было то самое время, когда рассвета ещё не видишь. А ночи уже нет. Какой-то невидимый глашатай каждого нового дня заставит вас всё-таки догадаться, что это уже не ночь. Что это – уже не тьма, хотя и света тоже ещё не видно.

А дверь и правда была очень старой, и сквозь неё всё чаще проникал холодный ветер. И скоро её сменили. Её ещё не успели вывезти со двора, и поэтому она лежала сейчас под окном, вся почерневшая от этого ужасного нескончаемого дождя. Дверь взглянула на Окно и с трудом улыбнулась:
- А говорят, летом дожди короткие…
Окно ничего не могло ответить: рыдания разрывали его маленькое стеклянное тело.
- Ты плачешь, - прохрипела Дверь, захлёбываясь грязью.
Окно затаило дыхание и на миг задержало рыдания, чтобы спокойно ответить:
- Дождь… Я прямо ничего не вижу.
- А… Закрой форточку… Холодно… Как там новая дверь?
Окно опять затаилось. Хотя можно было не бояться и плакать вовсю: дождь барабанил громче обычного.
- Что же ты молчишь? Мне трудно говорить…
- Не знаю. Дверь как дверь!
- Понятно…

Тут подъехал грузовик, в него должны были погрузить старую Дверь. А ей было всего тридцать лет… Ребята уже вышли из кабины, но потом вдруг опять сели и, видимо, решили отдохнуть.
И тут… новая дверь услышала какой-то странный треск, а потом с ужасом увидела, как вдоль Окна протянулась тонкая серебряная нить! Трещина со зловещим отчаянным скрежетом и молниеносной быстротой – успеть, только бы успеть! – пустила корни по всему стеклу, до самого конца, не обездолив, не обделив ни единого его уголка.
- Скорей! – разрезало себя Окно, - скорей, ты не успеешь. Ты опять опоздаешь, как всегда и везде опаздывало! – говорило оно себе и радовалось этой рвущей режущей боли: она была сейчас единственным спасением. Осталось только одно! Но нужна помощь!
- Эй! – крикнуло Окно новой двери, - хлопни сильней!
- Зачем? – растерялась новая дверь.
- Скорей! – закричало Окно изо всех сил, - и сильнее!!
Новая дверь, ничего не понимая и онемев от страха, хлопнула что есть мочи…
Звонкий радостный дождь маленьких стёкол рассыпался фейерверком и… осторожно упал на Дверь. Очень тихо и осторожно: битые стёкла всё-таки. Как-никак…


г. Мензелинск 1988 год