Иллюзия любви

               
    Когда учеба в школе подходила к концу, в нашем классе  началась настоящая любовная эпидемия. Болезнь  пришла извне. Ее занес к нам Сашка  Захаров,  крепкий, очкастый парень, наш бывший одноклассник, поступивший в техникум. Он влюбился в Таню из девятого класса, девушку симпатичную, начитанную. По отношению к ней он вел себя как настоящий рыцарь: ночью лазил в сады к обывателям и приносил целые охапки цветов на крыльцо дома любимой   девушки.   Седой  был влюблен в Иру из девятого класса.  Юрка Зубов сначала влюбился в Людку Гусеву -  стройную, красивую одноклассницу,  которую несколько портили излишняя   суровость лица и почерневшие передние зубы, но затем его любовь перешла на Люду Вампилову – отличницу, признанного  лидера нашего класса, общительную, умную, начитанную и обаятельную девушку с красивой фигурой и прелестной грудью, дочь интеллигентных родителей. Сашка Мартынов тоже был влюблен в  Люду Вампилову.
 
    Я по-доброму завидовал товарищам: они жили интересной, яркой, насыщенной жизнью, меня же постоянно  донимала скука. Мне снова хотелось в кого-нибудь влюбиться, но мешал иммунитет, который я получил два года назад, когда был болен любовью к Люде Черновой.  Теперь мне никто не нравился. Самой интересной среди одноклассниц была, безусловно, Вампилова,  но меня отталкивали некоторые черты ее внешности: крупные зубы, пухлые губы, толстые линзы очков, выпуклые глаза.
  Я незаметно смотрел на нее и думал: «Смогу ли я ее поцеловать?» Я мысленно представлял, как мои губы прикасаются  к ее губам, и меня передергивало от  отвращения. «Нет, не смогу», - делал я вывод.
    К сожалению, других претенденток на роль любимой девушки  среди одноклассниц я не замечал. Сейчас, вспоминая  юность, я  понимаю, что среди моих знакомых девчонок были десятки, которые были ничем не хуже Вампиловой (например, Овсянникова, Егорова) и которые подходили мне больше. Но тогда у меня, неопытного юноши,  была другая система ценностей:  меня привлекали яркие популярные девушки, девушки-звезды.
    Вирус любви поражал все новых и новых ребят нашего класса, а я все еще оставался холодным  и  равнодушным. Но в апреле произошло чудо: я почувствовал, что, наконец, влюбился в Вампилову. После этого недостатки Людмилы померкли - произошла кристаллизация, о которой писал великий Стендаль. «Смогу ли я поцеловать ее?» - задал я себе вопрос и с радостью ответил: «Да, теперь смогу!» Сомнений не было: я был влюблен.
      Страсть полностью подавила инстинкт самосохранения. Как и другие страдальцы  нашего класса, я, рискуя жизнью, по ночам  лазил в чужие сады за цветами и  относил  букеты   на крыльцо дома своего кумира. 
   Как-то раз ночью я столкнулся  у калитки дома Вампиловой с Юркой Зубовым - парнем среднего роста, с треугольным лицом, выщербленным зубом, гимнастом, постоянным зачинщиком  коллективного неповиновения учителям. 
    - Коля! Оставь в покое Людку, - потребовал он с угрозой в голосе. Я тебе серьезно говорю. Я могу и по морде дать.
    Я не струсил. Мой ответ сделал бы честь даже супермену:
   - Не пугай, не боюсь. Я могу и ответить. Это что, твоя территория?
   Юрка стушевался.
   После паузы я добавил:
- Не будем делить шкуру неубитого медведя.
   Ночная тишина, сияние звезд и луны  действовали умиротворяюще. Мы отошли от дома Вампиловой, и между нами завязался вполне миролюбивый разговор.
    - Она неравнодушна к Рогожину, а он на нее ноль внимания, - сказал Юрка. - Все равно она будет моею.
    Я знал Рогожина. У меня в голове не укладывалось, как Люда, такая утонченная натура,  могла влюбиться в Рогожина - грубого, примитивного  курсанта военного училища, который к тому же не обращает на нее внимания. Правда, его  высокий рост, могучие плечи, мощные кулаки производили впечатление на ребят, но ведь у Люды, по моим представлениям, должны были  быть другие приоритеты. 
    
   Вместе с тем я понимал, что и  Юрка Зубов совершенно не подходит ей и что у него нет ни малейшего шанса на взаимность.  Его фанатическая уверенность в успехе меня удивляла. В отличие от него, я не тешил себя иллюзиями, что она когда-нибудь станет моею. Мое чувство к ней  было платоническим и бескорыстным. Даже мои фантазии не шли дальше невинного поцелуя.
 
    Как-то раз Юрка, оскорбленный, задетый равнодушием Людки, сказал во время переменки:
- Стану матросом, заработаю много денег, у меня будет целое стадо женщин.
- Но нас в этом стаде не будет, - сказала Вампилова. Она имела в виду себя и свою подругу Людку Гусеву.
   Меня восхищала  способность Люды объединять вокруг себя одноклассников. Несомненно, она  была душой класса. Как-то мы всем классом решили пойти в лес. Собрались в 15 часов возле школы. Не пришло несколько человек. Среди отсутствующих была  Люда. Без нее мы не могли отправиться в путь.  Без нее путешествие теряло всякий смысл. Наконец, она подошла. Не дожидаясь других опоздавших, мы пошли в лес и прекрасно провели время - с едой и алкоголем (правда, девчонки не пили). Колька Рожнов, обнажив свой торс, крутил солнышко на турнике. 

   Любовь  пробудила во мне поэтическое вдохновение, и  в конце мая я посвятил Вампиловой стихотворение:
   Я давно восхищаюсь тобой:
   Притягательной стала ты рано.
   К сожалению, я не герой,
   Не герой твоего романа.

   Я всегда не по моде одет,
   Молчалив. Не от мира сего я.
   Хоть в глазах моих истины свет,
   Мне, увы, далеко до героя.

  Затухает любовный костер,
  Но потом разгорается снова.
  Мне сказали, что с давних пор
  Безнадежно ты любишь другого.

  Твой избранник – лихой супермен.
  Ты себе сотворила героя.
  Я не жду никаких перемен,
  Я устал восхищаться тобою.

  Подражая Есенину, я хотел написать его своею кровью. Я даже взял в руки бритвочку, чтобы сделать надрез на запястье, но скептическая ухмылка Ваньки Старикова, моего лучшего друга, в присутствии которого я собирался сделать эту операцию, страх боли и боязнь внести инфекцию в организм и умереть от заражения крови остановили меня от этого опасного шага. Благоразумие взяло верх, и красные чернила удачно заменили кровь. Стихотворение я не стал подписывать, так как был уверен, что Людка сразу поймет, кто его автор.
    Листок со стихотворением, вложенный в букет, в ближайшую ночь был доставлен адресату.

   Я знал, что Людка ко мне равнодушна, как, впрочем, и к другим одноклассникам, и все же решил сделать ей признание. Зачем? Чтобы испытать себя. Я не умел делать признания в любви, мне нужно было накапливать опыт общения с девушками.
    Случай представился, когда мы, уже после сдачи выпускных экзаменов, делали уборку в  актовом зале школы. Люда, стоя на подоконнике, мыла
стекла, я же подносил ведра с чистой водой и тайно любовался ее стройными ножками (они были действительно превосходны).
   Когда работа была закончена, и одноклассники стали расходиться, я увязался за  Вампиловой. Мы шли по улице Маяковского, заросшей вишнями.
    Солнце клонилось к западу.
- Какие у тебя планы на будущее? - спросил я.
- Попробую  поступить в  институт - в Московский политехнический.  А ты куда собираешься?
- В рабочие, - соврал я (мне стыдно было признаться, что я хочу поступать в пединститут).
  Меня трясло от волнения. Я не мог пересилить себя и сказать простые  слова: "Люда, я тебя люблю".
"Кто я? свободная личность или тварь дрожащая?", - подстегивал я себя. - Если не скажу, значит, я ничтожество".
    Мы повернули на улицу Горького. Дом Вампиловой был все ближе и ближе. У меня оставалось несколько минут, чтобы сделать признание.      Мы остановились возле колонки.
- Я хотел сказать тебе, - проговорил я дрожащим голосом.
- Что?
- Я тебя люблю.
"Признался, смог сказать", - подумал я радостно.
- И ты тоже?  - удивленно проговорила она, пряча самодовольную улыбку.
"Странно, неужели она раньше не догадывалась", - удивился я, - или она лукавит?"
- Да, - печально произнес я. - Разве ты не знала?
- Нет.
- Я же тебе стихотворение написал.
- Так это твое стихотворение было? - в ее голосе зазвучали нотки удивления и разочарования. - А я думала... 
"Неужели, кроме меня,  кто-нибудь в нашем городе смог бы написать этот маленький шедевр любовной лирики?" - подумал я.
    После небольшой паузы она печально сказала:
   - Я люблю другого.
   - Рогожина?
  - Да.
  - Значит, это правда.
  - Будем друзьями, - предложила она мне.
  - Хорошо, - согласился я.
      Я давно завидовал  Седому, второму неформальному лидеру нашего класса, который дружил с нею, часто бывал у нее в гостях и под ее влиянием, совершенно равнодушный к книгам,   прочитал роман Алексея Толстого "Аэлита".

   Отказ Люды меня нисколько не огорчил, Напротив, когда мы с нею  распрощались, меня охватила бурная радость: "Признался, признался, смог. Цель достигнута".
    Я заранее знал, что она меня отвергнет,  но сделать признание мне было так же важно, как Родиону Раскольникову убить старуху-процентщицу: и он, и я  испытывали себя. Я выдержал испытание. "Это первый шаг к моим будущим успехам", - подумал я.
   Сразу после разговора с Людой моя любовь к ней  лопнула, как мыльный пузырь.  По всей вероятности, мое чувство было вызвано не выделением в кровь специальных гормонов, а обычным самовнушением. Это была не любовь, а иллюзия любви.
     Хоть я  не был влюблен в Люду, она по-прежнему была мне интересна. Пользуясь новым статусом друга, я еще  два раза  встречался с нею.
     В начале июля я с Вампиловой и Стариковым катался на лодке по реке.
     Ваня затеял прыжки в воду. Когда его спортивное тело бесшумно вошло в воду, Люда издала восторженный возглас. Чтобы не ударить в грязь лицом, я вынужден был последовать примеру друга. Вода казалась мне твердью, поэтому я не сразу смог решиться на прыжок. Лукавый взгляд Люды помог мне преодолеть страх.
   - Этот прыжок я посвящаю тебе, Люда. Прощайте, товарищи!
- сказал я с ироническим пафосом и прыгнул в воду.
   Да, в  грязь лицом я не ударил,  но  ударился лицом и животом о воду. Стало больно и стыдно. Я залез в лодку. Мое самолюбие страдало.
    "Мог бы и не ставить меня в такое положение, - подумал я об Иване. - Знает же,  что прыгать в воду головой вниз я не умею. Вот оно, коварство  друга".
    Когда мы втроем возвращались домой, за нами увязалась лохматая собачка.
  - Какая красивая шерсть! - воскликнула Люда.
  - У тебя лучше, - сказал я восторженным тоном.
      Мой комплимент произвел сильное впечатление на моих спутников. Ванька покатился от смеху, а Люда смутилась, у нее даже покраснели щеки и уши, чего я не ожидал.

     Вскоре наше общение прекратилось: Люда уехала в Москву, я же в Везельск.
      Я ничуть не жалел о том чувстве, которое испытывал к ней. Самое прекрасное на свете чувство - это любовь, а самая прекрасная на свете иллюзия - это иллюзия любви.