Nightmare

Я брела под ослепительным солнцем, не помню, жарким или нет. Но оно выбеливало окружающий мир так, что дома казались плоскими отпечатками на безнадёжно засвеченной фотографии.
Вот это да, ну кто бы мог подумать, что над Ратушной площадью Вильнюса будет сиять белое солнце пустыни? И откуда на брусчатке песок? Здесь реальность изменчива, как дрожащий воздух над костром, и всё-таки, откуда здесь княжеские конюшни  вместо привычных улиц?
И тут послышался стук копыт. На меня неслась лошадь – огромная, поджарая и неумолимая. Я даже не успела испугаться и покорно замерла на месте. а она одним скачком домахнула до меня и... мягонько тыкнулась мордой мне в плечо. Я, помню, машинально погладила её по носу.
Поразительно: после такой дикой, грозной скорости столь бережное ласковое прикосновение! До меня донёсся крик берейтора: «Не бойтесь, она просто играет!». Лошадь упрыгала за забор, весело выбрасывая передние ноги.
Ну, дела! Я запомнила, что у неё была интересная масть, средняя между соловой и изабелловой – а вообще, она напоминала пенку на капучино. И замшевый нос у неё был такой же нежный, как кофейная пенка.
Лишь по дороге на работу я сообразила, что я пережила самый настоящий nightmare.
Кошмар. Причём в самом каноничном символическом воплощении. Живописцы изображали измученных тёмным ужасом дев, болезненно и бессильно разметавшихся на разорённой постели, бесплотно попираемых бледными мёртвенными кобылицами, сгустившимися из небытия...
А у меня, значит, соловая хулиганка с замшевым носом. Очень внезапная, но сама по себе не очень-то и страшная.
А не так ли со всеми непредсказуемыми ситуациями, переменами, которых я всегда так страшилась и до сих пор боюсь. Что-то мне подсказывает, что – так. И очень, очень часто.