Саврасый

      Угасал день. Солнце садилось за широкий холм и его длинные прозрачные лучи пронзительно и долго высвечивали каждый предмет, словно выявляя его внутреннюю суть. Избытком силы, ласковой и спокойной, накопленной за день, дышала земля Мирной, житейской мудростью веяло от вековой чинары, распростершей свои мозолистые ветви над речкой. Тишина окутывала землю... Воздух был золотистым и теплым, как гривы кобылиц, проливающиеся ласковой, упругой волной под руками. «Спать пойдем... Спать пойдем...» - слышался в травах убаюкивающий лепет перепелки.

     В окутанной сиреневой мглою дали тихо и безвозвратно исчезал, как эхо далекой песни, еще один день жизни...

     Саврасый остановился в тихой печали над недвижной водой речки: неужели это он, такой старик, отражается в этой воде?! В худобе его тела, в поредевшей желтой метелке хвоста чувствовалась старость, а в легкой гордой голове с блестящими фиолетовыми глазами еще теплилась угасающая огненная молодость. Так много вчера, а как мало уже остается завтра...«Долго ли я еще протяну? - думал Саврасый. Как горько и безнадежно настоящее. Я устал так жить... Неужели уже не будет хороших дней?»

     Снова одолели гнетущие печальные мысли. Вовсе не по себе стало Саврасому. Он понуро опустил голову, вздохнул и из его глаз выкатилась прозрачная слеза. Больше, чем прежде, ощутил он смертельную тоску, неутешное отчаяние и одиночество. Запах свежескошенной люцерны тихо кружил ему голову, воскрешая у него воспоминания унесшегося стремительной рысью прошлого.

      Само то незабываемое время, словно бы всколыхнулось, всплыло в звуках, красках, ржании матери. Там были и боль, и радость, и надежда. Была и любовь... Там был огромный, удивительный и таинственно чарующий мир.

      Небо, промытое весенними ливнями, сверкало первозданной чистой синевой. И в этом небе солнце мчалось, как золотой жеребенок по раздольному лугу и задорно кувыркалось, поддразнивало, звало куда-то. Ликовала под этим солнцем молодая, неоглядная земля. Трава была так сочна и щедра, что ослепляла глаза своим изумрудным сиянием. Ласковый благоухающий ветер обдувал морды кобылиц, расчесывал их гривы и хвосты. А в нем, рыжем жеребенке, бушевал какой-то неукротимый огонек. Ему трудно было удержаться на одном месте. Так хотелось  самому  все узнать, попробовать, открыть. Где  ночует солнце? Куда зовет за собою ветер? А о чем поет ель?

      Задирая своих сверстников, он с озорным ржанием пролетал среди них неуловимым метеоритом. А когда он убегал от табуна, то слышал беспокойное ржание. То звала мать - костлявая, постаревшая кобыла. Он мчался на ее зов, и кобыла тихо покусывала, словно трепля его гриву: «Не озорничай!» Расставив ножки, он припадал к разбухшему материнскому вымени и после нескольких поспешных попыток ловил тугой сосок, чмокал губами, с наслаждением втягивая в себя теплое молозиво. О, какой же у него был умопомрачительный вкус! В нем и солнце, и травы, и студеная искристая вода, и ветра, и росы - все, все слилось вместе! От этих запахов так кружилась голова, что он едва держался на ножках. А потом Саврасый снова резво носился по лугу, склонам гор. На душе его было светло, солнечно, юно.

      Ему казалось, что так будет всегда...Саврасого нисколько не беспокоило то, что его невзлюбили табунщик Ахмед и косячный вожак-жеребец с туловищем длиною в мятежную грозовую ночь, который немало непослушных жеребят усмирил в своей жизни. От Саврасого бега весь табун приходил в волнение. Две-три лошади, сорвавшись в галоп, могли увести за собой весь табун неизвестно куда. Косячный жеребец зорко следил за порядком в табуне. В косяке было все, как надо. Жеребец осознавал, что властный хозяин здесь только он один.

      Прозвенела капелью весна, отполыхало раскошными цветами лето, с синими туманами и промозглыми дождями прошлась осень и унесла с собой накопленные деревьями и травами червонное золото и пурпур. А затем нагрянула врасплох зима на белогривом, необузданном скакуне. Выпали снега. Казалось, что на всей земле только эти суровые горы и снега, снега...

      Хозяйство колхоза «Заря» пришло в упадок, люди выживали, как могли. Чтобы спасти поголовье лошадей от голода, их угнали в горы.  Лошади жили на подножном корму. Часто завывали, словно дикие звери, бураны. Снег слепил глаза, леденил тело. Лошади все бы¬ли тощие, с заросшими, свалявшимися гривами, точно это был не табун, а какое-то скопище нищих в лохмотьях. Ночью голодные волки поднимались на склоны гор и выжидали, чтобы устроить в та¬буне панику. Кони хватали за холки непослушных озорников-жеребят, сталкивали их в тесный круг. Косячный жеребец носился и фыркал, метался, сбивая табун. Мороз пробирал Саврасого насквозь.
Ночная тьма раскалывалась внезапным волчьим воем, непередаваемо жутким и протяжным:"Воу-уу-у-у". Страх охватывал Саврасого, словно в нем изнутри что-то обрывалось. Он громко ржал и тревожно взвивался на дыбы. Табун волновался. Воспоминания всплыли со всей силой, как сейчас, и даже вспомнилось, как на него с храпом налетел вожак свирепый, мощный, и со всей силой больно лягнул копыта¬ми в грудь. Савраска застонал. Позже он уже стал привыкать к волчьему вою, принимая его в ночи за само собой разумеющееся.

      Табун успокаивался. Черный жеребец яростно мотал головой: я с вами, никого не бойтесь! И жеребенок больше не пытался показывать свой норов.
Время уходило - то бушевало метельной зимой, то полыхало разноцветьем на лугах, то улетало с журавлями неведомо куда. Тот удивительный, необыкновенный и таинственный мир стал прошлым, память о нем расплылась, погасла. С разными людьми сводила его судьба. Часто люди были равнодушными, безжалостными и неблагодарными. А он всю жизнь преданно служил людям: возил сено с дальних лесных  полян и пойм рек, куда не мог добраться трактор, вспахивал землю, таскал воду, кирпичи, бревна. Но стоило ему взбунтоваться, как мужики нещадно хлестали его плеткой, кричали: «Н-но, скотина! Не балуй!” "Отъел морду на дармовых харчах!” или "Я тебе покажу!" Сколько разных ругательств он наслушался за всю свою жизнь! Но Саврасый покорно терпел ярмо рабства.

      А люди бы послушали: чем он озабочен, что его радует, мучает, волнует? Савраска полюбил и запомнил руки Самата - рыжеволосого, смешного парнишки. Большие и шершавые, они пахли землей и полевыми цветами. Эти руки знали и умели многое. Они заботливо ухаживали за ним, чистили скребницей его, стригли гриву, кормили. Саврасый любил, когда Самат угощал его припрятанным с ужина сахаром или давал полизать с ладони соль. А сколько рассветов встретил он вместе с Саматом!
…Из прошлого, из юности шло такое тепло, что Саврасый, постепенно забывая обиду, снова чувствовал себя бодрым и молодым.

      А потом он состарился... И люди бросили его на произвол судьбы. Беспризорный, он бродил по лугу, ночевал в стогах. Особенно тяжко приходилось зимой, холод и голод донимали. Он ковырял копытом снег, чтобы добыть себе корм. Саврасый стал бояться людей, как огня, особенно после того, как пацаны - эти  «всадники без головы и без сердца» угнали его просто так покататься, покуражиться, дабы показать свою удаль. Вдоволь поиздевавшись над беззащитным животным, они бросили его в лесу измученного, запаленного с разорванным проволокой ртом и сбитой спиной. Саврасому было невыносимо больно и тяжко.

      …Ночь надвинулась на луга густой синевой. Чудное звездное небо простиралось над землей. По светлому Млечному Пути безостановочно шли и шли звездные табуны коней. Серебряный месяц, словно конюх, вывел табуны в ночное. Саврасый задремал возле стога сена. Перед самым рассветом вдруг тревожным рокотом накатился грохот копыт. Казалось, это нахлынули морские волны. Волна набегала за волной - кони неслись, стремительные и юные. Саврасый прислушался, раздув ноздри, и внезапно вздрогнул, беспокойно заржал «И-и-и-го-О! - Куда же вы? Возьмите меня с собой!» Ему откликнулись призывным ржанием: «И-и-го-о-о! - Скорее, скорее! Давай вместе с нами умчись!»  - Кони манили, звали за собой в далекое далеко - тот недостижимый, прекрасный мир.

       Он затрепетал, охваченный нетерпением, тревогой. Сердце старого рысака мчалось в бешеном галопе. Он смело ринулся за лошадьми, застучал копытами. Саврасому мнилось, что еще немного, и он достигнет того прошлого, удивительного, свободного мира, где все начнется по-новому чисто и хорошо...

       Он всплыл на дыбы и хотел перемахнуть через валун, но бешено закружились перед глазами громадные красные круги. В этих кругах сразу исчезли и табун лошадей - вороных, гнедых, рыжих, и уже горящая белым огнем Венера...

       "Не уходи, не угасай звезда..." - успел подумать Саврасый, свалившись замертво…

       Никогда не найти того, что навсегда осталось в снах и грезах.


Автор Луиза Кипчакбаева