Старец Ерофей

По обоим берегам небольшой речки, которую летом даже дети переходят вброд, расположился небольшой провинциальный городок Н, о котором почти никому ничего неизвестно, кроме того, что лет триста тому назад здесь был построен мужской монастырь, который и существует до сих пор. Но если бы рядом с городком не пролегала хорошая дорога федерального значения, то сюда мало кто бы решался приезжать издалека. А так - приезжают, даже за сотни верст. Ещё приезжают.
Но обо всём по порядку.

***

В конце девятнадцатого века монастырь прославился тем, что в нём, в отдельной келье, жил удивительный старец. Слава о нём шла чуть ли не по всей России, но особенно по этим краям, которые за всё это время почти не изменились – всё те же душистые леса и трудолюбивые люди на полях.
Говорят, старец лечил от самых страшных недугов одним прикосновением руки, вдыхал силу в немощных, поднимал молитвой тех, кто годами не мог подняться на ноги. Быстро полюбил старца народ, а старец любил каждого, кто приходил к нему. Иные люди десятки верст пешком шли к нему, только бы его увидеть; так слепые вновь обретали зрение. За советом приходили молодые и старые, бедные и богатые.
В этих краях бывали даже генералы и министры, которые приезжали по делам, но, как бы, между прочим, наведывались к старцу. Сам он, конечно же, такого никому никогда не рассказывал. Так только говорил народ, но, может быть, так оно и было.
Но прошло время этого старца. Ещё много лет народ  между собой рассказывал, что многие видели его во сне или даже наяву. К добрым людям он приходил как луч яркого света, намного ярче солнца, но свет этот был совершенно безопасным и даже приятным глазу. Так он давал советы, предостерегал от бед. Приходил он и к грешникам, но они его видели прямо таким, каким он всем и запомнился – седым маленьким старичком. Им он давал предостережения, просил образумиться и выбрать праведную жизнь. Так многие воры и убийцы являлись с повинной, а иные – уходили в этот самый монастырь.
Но время шло дальше. Не осталось среди жителей городка ни одного человека, даже самого старого, кто бы помнил не то чтобы старца, но хотя бы кого-то из свидетелей видений и чудес, которые происходили после его ухода в царствие божие.
Осталась только память о том старце, и эта память долгое время приводила людей в монастырь, чтобы помолиться, поразмыслить о жизни земной и небесной, или просто посмотреть на келью, в которой всё осталось нетронутым с того самого дня. Но с каждым годом сюда приходило всё меньше и меньше людей. И какое-то количество всё равно бы приходило ещё много лет, а может быть ещё столько, сколько бы просуществовал монастырь, потому что всегда будут люди, которые хотят прикоснуться душой к чему-то особенному. Их привлекают не объявления в газетах и не репортажи, а какое-то особое чувство глубокой веры, может быть, не веры во что-то, а веры в то, что здесь можно найти эту самую веру.

***

Всё было так или примерно так (никто точно уже не знает), но именно это услышала женщина в серых одеждах, которая приехала издалека в этот городок, и сейчас слушала продавщицу в киоске возле монастыря, которая, вероятно, каждой более-менее впечатлительной особе любила рассказывать эту историю.
Женщине на вид было лет пятьдесят, чёрные крашеные волосы не делали её моложе. Она слышала о том, что рядом с монастырём жил новый старец, и поскольку её терзали многие душевные муки – она приехала к нему за помощью, советом и благословением.
- Говорят, что наш старец Ерофей – его ученик, но я в это не верю, потому что тогда Ерофею должно было быть лет сто как минимум, - всё не унималась молодая, лет тридцати, но до ужаса говорливая, продавщица. – Он лет тридцать назад здесь появился, вроде до того был монахом, хотя я его, если честно, до того и не припоминала, как впервые увидела уже когда он стал старцем. Тоже лечить начал народ здешний, опять с сёл и районов к нам начали съезжаться люди. Многие уже не верили, что в наше время подобное может быть. Зятя вылечил моего – страшно пил, доченьку мою бил, она часто ко мне на ночь приходила в слезах. Он чуть в аварии не погиб – сразу побежал к старцу, потому что забоялся за свою жизнь. Как излечил тот его – не знаю, но с тех пор живут голубки, дочь если плачет, то только от своей глупости, а пить совсем бросил, бывшие собутыльники даже шутят над ним, мол, святым стал. Так вот, лет десять назад ушёл из монастыря Ерофей, построил себе полуземлянку какую-то, далеко отсюда построил, в лесной глуши. С тех пор не появляется на людях, даже с монастыря к нему редко ходили – только самое необходимое носили, а в последнее время, кажется, и вовсе уже не ходят – говорят, что природа и Господь ему дают на день насущный.
- А я к нему и приехала, - заволновалась приезжая женщина, - как теперь к нему-то попасть?
- Не знаю, душенька, я и сама туда не ходила и дороги не знаю. Это у монахов спрашивать нужно, может, увидят тоску в твоём сердце и искреннее желание её развеять, тогда и скажут, как добраться или сами проведут, – ответила продавщица, хитро улыбаясь, и после этого продолжила свою историю. – Я слыхала, к нему ещё ходят, да не всем он, мол, двери открывает. Поэтому большинство, чтобы не мучится, приезжают только посетить монастырь и прикоснуться к воздуху той самой кельи, в которой живал ещё тот старец, а потом Ерофей. Чудеса, ей-богу!
Продавщица пыталась хоть чем-то ещё удержать женщину возле себя, даже готова была начать рассказ об особых целебных свойствах местных грибов (а потом случайно признаться, что сама собирает, сушит и продаёт), но только гостья уже твёрдо показала своё намерение расплатиться за церковный календарь и пойти в монастырь.
- Душенька, вас-то как зовут, скажите, пожалуйста, - как будто упрашивая, кричала в след продавщица, - а то столько болтали вместе, а так и не познакомились!
- Нина Павловна, для вас просто – Нина!
- А меня сразу – просто Лариса; приятно познакомиться! Вы на обратном пути загляните ко мне обязательно!
- Хорошо, если у вас закрыто не будет – загляну!
И женщины попрощались друг с другом. Со стороны могло показаться, будто они подруги детства.
Нина Павловна больше двух часов ходила по монастырю, не одного монаха расспрашивала, что тот знает про старца Ерофея, но ей никто ничего толком не отвечал. Посмотрела келью старцев, помолилась у нескольких икон, поставила несколько свечей: за здравие и за упокой, и уже готова была уходить, как к ней неожиданно кто-то обратился по имени.
Это оказался почтённых лет церковник, какое положение он занимал, Нина Павловна так и не поняла ни во время разговора, ни после него. Он сказал ей, что узнал её, хотя она и не поняла откуда. Лицо ей показалось каким-то отдалённо-похожим, будто видела его давно и далеко в другом месте. Но разговор их как начался внезапно, так быстро протёк и внезапно закончился. Он спросил, по какому делу женщина приехала, и, узнав, что её терзают душевные муки и она хочет спросить совета у старца Ерофея, сказал ей, что поможет его найти. Он попросил её подождать минут десять тут же, возле лавочки у входа.
Через десять минут подошёл монах, в руках у него было средней толщины покрывало, сложенное в несколько раз, но на него женщина не обратила внимания. Он сказал, что отец Кирилл (так монашек назвал церковника) попросил указать дорогу к старцу Ерофею, а потом воротится.
- Так я что, сама пойду? – испугалась Нина Павловна.
- Вы не заблудитесь, не переживайте, - начал успокаивать монах, - я дорогу хорошо знаю и вам хорошо объясню, к вечеру дойдёте к хижине Ерофея. У нас ещё никто не терялся. А по-другому нельзя к нему попасть, – после этих слов монах помолчал с минуту, а потом добавил. – Странное дело, но вы первый человек за последний месяц, который идёт к старцу. Обычно каждую неделю у нас кто-нибудь один, да и пойдёт к старцу, а последний месяц ни одного не могу припомнить.
Последние слова монах сказал так, будто хотел ещё продолжить рассказывать, так что чувствовалось, что речь его будто была оборвана. Он и вправду хотел сообщить интересную вещь, но почему-то передумал. Дело в том, что уже несколько лет, кто бы ни возвращался от старца, никто и словом про него не вспоминал, будто не к нему ходил за благословением, а просто подышать свежим воздухом в лес. Разве что только жалобы было слышно, что им-де не открыли, - но это не так часто, скорее, как исключение, чем правило.
Они вышли за территорию монастыря, шли молча, пока монастырь не пропал за деревьями. Видно было, что шли по хорошо протоптанной тропинке. Было около шести часов вечера, всё небо было затянуто перистыми облаками. Запах леса чудно ударил в голову женщине, деревья стояли со всех сторон – необычное зрелище для многих людей в наше время.
Через минут десять монашек остановился, вручил покрывало в руки женщине, показал ей рукой в какую сторону и по какой тропинке идти, мимо какого из двух знаков нужно пройти мимо, а после какого из них нужно будет свернуть направо – и через несколько минут там будет видна хижина старца.
- Вы не переживайте, если кого встретите – то, может быть, только местных лесников, хотя вечером они вряд ли уже будут ходить здесь. Из местных в ту сторону тоже мало кто ходит – но вечером, скорее всего, если кого встретите – то, как раз, кого-то из местных. Путь почти весь прямой, к хижине отсюда версты семь-восемь, к восьмому часу, думаю, подоспеете. Возле хижины есть лавочки, говорят, кто-то там даже построил что-то похожее на беседку, чтобы от дождя прятаться.
- Я что, ночевать там буду? – вдруг осознала этот нюанс женщина, - В беседке? Или старец впустит в хижину?
- Да, потому вам и покрывало дали. Вы не бойтесь его испачкать или что-то ещё – главное, чтобы оно как можно лучше сослужило вам в этом пути. А путь тяжёлый – не для тела (что такое восемь верст?) – для души тяжёлый. Хорошего вам дня, Господь с вами!
- Спасибо, и передайте благодарность отцу Кириллу!
Они разошлись: монах повернул в монастырь, а Нина Павловна пошла к хижине старца. Прав был монах: всю дорогу вспоминались страдания души, все проблемы, болезни и потери. То ли оттого, что уже подкрадывался вечер, или оттого, что лесная тишина, которая не отвлекала внимание женщины, позволяла ей углубиться в своих чувствах так, как она углублялась в лес, или, быть может, потому что шла она не куда-нибудь – а к старцу, о встрече с которым мечтала не один год.
Узкая тропинка со временем стала чуть шире, и даже деревья как будто немного разошлись в стороны, чтобы шедший человек чувствовал себя свободно. Солнце  отбрасывало с женщины продолговатую и смешную тень прямо на тропинку. Когда женщина впервые обратила внимание на это, она поняла, что тропинка ведёт на восток, а через несколько часов солнце спрячется за горизонтом в той стороне, где остался монастырь и городок.
Среди мучительных мыслей после этого осознания внезапно зародилось какое-то особое спокойствие. Постепенно настроение улучшилось, появился внутренний подъём, а вскоре все эмоции и страдания будто остались в прошлом. Так женщина и прошла последнюю оставшуюся версту на пути к хижине старца – в добром настроении и с посветлевшим лицом. Наконец она позволила себе порадоваться прекрасным деревьям, хорошей погоде, пению птиц и неизвестным лесным звукам. И даже появилось приятное чувство на душе от созерцания тропинки, по которой она уже столько прошла.
«Как же я раньше не представляла, что даже просто идти в лесу – это так хорошо? Не пойму!»
Но вот, следуя всем указаниям монаха, женщина наконец-то добралась до хижины старца. За несколько десятков метров от неё она остановилась и несколько минут рассматривала это странное жильё и всё вокруг такое же странное и непривычное.
Хижина представляла собой низкое и слегка состарившееся одноэтажное бревенчатое строение. Окна были очень низко к земле, что сразу вызывало предположение о том, что пол в хижине ниже уровня земли. Крыша вся была усеяна веточками и листочками: её давно никто не чистил. Понятно, что старец её почистить и не смог бы; раньше чистили монахи, а, может быть, и приезжие. Прямо перед тропинкой была входная дверь – тоже низенькая, хотя и создавала впечатление массивности.
Справа от двери стояла новая крепкая лавочка, на которой могли спокойно усесться двое здоровых мужиков. Женщине показалось, что такие мужики её и сделали, и поставили здесь в качестве подарка.
- Отдохну несколько минут, и постучусь, - шёпотом проговорила женщина, как будто у неё была привычка разговаривать самой с собой, и уселась на лавочку.
Усевшись и расслабившись, она начала по-другому воспринимать окружающую действительность. Свежий вечерний воздух наполнился новыми, или просто не замечаемыми до этого, ароматами. Последние лучи солнца поднимались с земли и по стволам деревьев убегали наверх, чтобы уступить место ночи. Лес казался женщине родным домом, в котором она давно не была.
Так и просидела она, вероятно, более часа, совсем забыв о цели, ради которой пришла. Но опомнившись, встала и повернулась к двери, подошла и постучала. «А что, если не откроет?». Никто не открывал. «Может, спит?». После некоторых сомнений, Нина Павловна перебралась в беседку, которую нашла с другой стороны дома и решила ждать, потому что не хотела чувствовать вину за пробуждение почтённого старца.
Но вина с особой, невиданной силой впилась в её душу с другой, неожиданной стороны. Целую ночь женщина не могла нормально уснуть, потому что её воображение неустанно возвращало её к прошлому, от которого она так хотела избавиться. А если и удавалось уснуть, то ненадолго. Каждое пробуждение изматывало её всё больше и больше.

***

Три года назад Нина Павловна развелась со своим мужем, с тех пор её жизнь ухудшалась с каждым днём. Начались конфликты с родственниками, даже самыми близкими, и что самое больное для её сердца – с собственным сыном. После очередного конфликта, она сказала ему, что больше не хочет его видеть. Так и случилось. Сын, почти тридцатилетнего возраста, сказал, что поедет к отцу, сел за руль не в лучшем настроении, и уже через полчаса вылетел на встречную полосу. Никто не говорил в глаза, но все считали её виновной в смерти сына. Да и она сама так считала, и от этого было особенно горько.

***

- Илюша, я не хотела! – проснулась женщина от собственного крика. Холодный пот на лице говорил о её невероятных душевных муках, которые она переживала и во сне, и наяву. Но что-то зашумело недалеко от хижины. «Неужели, старец проснулся так поздно?». Но больше ничего не было слышно. «Наверное, показалось».
Ночь эмоционально опустошила женщину, поэтому всё то, что недавно так терзало её, постепенно начало всплывать в её памяти в совершенно другом свете. Она смотрела на свою жизнь другими глазами, как будто со стороны.
Вот перед глазами муж, их продолжительная совместная жизнь и любовь, закончившаяся разводом. Вот перед ней стоит сын, он улыбается. У него нет обиды ни на мать, ни на то, что произошло в семье. Да, ему было тяжело, но он хотел только добра обоим родителям. И самое удивительное – она сама уже не винит ни себя, ни кого-то другого. Жизнь, словно река, воды которой не всегда несутся туда, куда бы хотелось, но ведь несутся. Никто не знает, как бы сложилась жизнь, если бы всё произошло не так, как произошло. Нина Павловна пересматривала эпизоды из своей жизни, раз за разом, и так до самого утра.
Наутро, изнеможённая, она вновь подошла к двери, чтобы вновь постучаться, замахнулась рукой, но внезапно замерла.
- Пусть отдыхает старец. Да и к чему ему очередная порция горестей? Лучше бы я пришла к нему с радостными вестями. Лучше соберу вещи и вернусь домой.
Она поняла, что то, зачем пришла, она уже получила. Она избавилась от самобичевания и обвинений, от всей тяжести на душе, которая накопилась за всю её жизнь. Она полюбила свою жизнь, как никогда прежде.
К слову сказать, старца давно здесь никто не видел. Может быть, его никогда и не существовало?...