Маленькая повесть про это. Глава 3 Возвращение 1-8

1.
Истошный сигнал клаксона и брань водителя вернули к реальности, в буквальном смысле. Он находился на проезжей части перед своим домом. Выбравшись из потока автомобилей, быстро зашагал к подъезду. "Даже воздух здесь другой", – подумал он, вдыхая запах городской улицы. Свет в окнах квартиры не горел.

На звонок никто не открыл. Вещей Вики не было. В шкафу висела только его одежда, на полках стояли только его книги, исчез маленький тёмно-синий кувшинчик-амфора, который он привёз Вике из командировки в начале их совместной жизни.  На дверце холодильника под магнитом - записка. Развернул.

"Валерий, - чётким крупным почерком. - Не вижу смысла так жить дальше. Возвращаюсь к маме. Вещи забрала. Ключи на тумбочке в коридоре."

Опустился на стул... Вот так: готовился к сложному объяснению, а Вика просто ушла. И трёх часов, отпущенных Аароном, больше не нужно. Почему же муторно на душе? И что нужно? Он по-прежнему не мог ответить на этот вопрос. В голове вертелись образы Тины, Лисёнка, Марютки, Лёшки… Лёшка… Нужно позвонить родителям, а лучше зайти к ним. Сколько же времени прошло, пока он по Отражениям бегал? Глянул на трубку домашнего телефона. Нда…. Ушёл из дома в понедельник, 9-го. Сегодня четверг, 19-е. Загулял, однако…

Машинально снял с полки томик Конан-Дойля, совсем старый, ещё из детства. Старая пожелтевшая открытка лежала между страниц. Вэл достал её и чуть не выронил книгу. На открытке был изображён жираф, синеглазый пятнистый жираф, важно стоящий на берегу озера.

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Вика читала эти стихи...

Телефон зазвонил резко и, как всегда, неожиданно. Сунул открытку обратно в книгу и поднял трубку. Звонила мама. Она была взволнована, но не так сильно, как ожидал. Оказывается, Вика наплела ей что-то о срочной командировке. Извинялся, что не смог позвонить, отвечал на какие-то вопросы, а в голове вертелся жираф. Не Лютви, а этот – с открытки. Клятвенно пообещав маме явиться на ужин, он снова раскрыл Конан-Дойля.

В типографских данных открытки значился 1980 год. Оборот был чист. Не считая нечёткой карандашной пометки: 0510val. Связь пятёрки с десяткой через двойку отбросил сразу – очевидность цифр его дня рождения, что называется, пёрла в глаза. Особенно с добавкой val. В его доме такую пометку могла сделать только Вика. В лес не ходи – если это не пароль к её ящику.

Пару минут поиграл в за-против: неэтично лезть в чужие письма – но ведь пароль она написала сама. Знала, что пообщаться с любимым Шерлоком он любит. Почему не написала прямым текстом на той же пришпиленной записке? Потому что любит играть. Игра – это всё меняло. На прощание решила сыграть в игру. И в какую же?

Сомнений больше не было. Он решительно подсел к компу. Вообще-то она держала в нём два почтовика: один для дел, другой – личный. Пароль подошёл к личному. Тот был необычно структурирован. Номера страниц располагались таблицей во весь экран. И только три цифры активированы: первая, сто восемнадцатая и триста пятая. Решил начать с первой. Из двух десятков писем на странице доступ был только к самому верхнему – трёхдневной давности. Как и на всех остальных, адресат и отправитель совпадали. Она писала сама себе. Чем Вэл тоже иногда грешил, используя электронку, как камеру хранения.

“Он пропал. Куда? Уже неделю ни на работе, ни дома, нигде. Это уже не лезет ни в какие ворота. Неужели и это как-то связано с проклятой войной? Терпение, еще раз терпение. Вот  только зачем?”

Вэл чувствовал, что краснеет. Но время поджимало. На триста пятой активировано было одно письмо – шестилетней давности: “Всё, решила окончательно – пора уходить. Вся эта возня с документами – ещё куда ни шло. Хотя скучно же. Но клиенты…? Это что-то…”

Ничего не поняв, Вэл перешел на сто восемнадцатую. Два с небольшим года назад: “Почему сразу за институтскими стенами начинается нудятина, тоска зелёная? Даже люди какие-то серые, озадаченные, суетные. Где он, принц на белом коне? Если сам не едет, может, поискать?”

Что-то всё это значило. Если игра, то пока непонятная. Уходя, она решила кое-что сообщить. Одно сообщение вообще непонятно. Одно – напротив – слишком очевидно. А в сумме – полная ерунда. Но подумать будет интересно. Не сейчас.

Еще немного повертев в руках картонный квадратик, Вэл решительно захлопнул книгу. Аарон дал ему три часа, один из которых почти истёк.

Наскоро приведя себя в порядок и переодевшись, двинул к родителям, купив по дороге мамину любимую "Лесную сказку". Родительский дом встретил неожиданно шумно. От верхних соседей по потолку и стенам кухни сочилась вода, отец нервно звонил в аварийку, мама металась с вёдрами, тазиками и тряпками. Ужин откладывался. Вэл чуть не заехал ногой в ведро и был отправлен раздражённой мамой в комнату, бывшую его и  Лёшки.

…Давно он здесь не был, пожалуй, с тех пор, как съехал. В редкие набеги почему-то предпочитал уютную кухню. Ничего не изменилось: два дивана напротив друг друга, два письменных стола рядом, стеллаж, заваленный книгами, дисками и еще непонятно чем. Комната словно ждала их, оберегаемая  мамой.

2
С размаху, как прежде, он плюхнулся на диван, уже в полёте сообразив, что тот может рассыпаться. Диван заскрипел, но выдержал. И, умостившись, почувствовал себя маленьким счастливым пацаном. Абсолютно не задержалась в памяти дорога до города, лишь ветер, настоянный травами, переполнял лёгкие, что заставляло, широко раскрыв рот и руки, переходить на бег, запрокинув голову. И только сменившая ароматы трав и полевых цветков полынь вернула в уже городскую реальность.

"Два часа, всего лишь два часа, - эта мысль неприятно резанула. – А ведь час на дорогу обратно – как с куста… И что будет, если он опоздает? – он вскочил, закружил по комнате, удивлённый простотой пришедшей мысли. - Как Аароша достанет меня, если я не приду к сосне?"

В дверь позвонили. Мать, невнятно поругиваясь, открыла, что-то удивлённо спросила… Через минуту в его дверь тихо постучали. Отворил, утыкаясь сразу в вопрошающие мамины глаза. "Это тебе", – протянула руку с небольшим запечатанным сургучом пакетом. И не ушла, а с тревогой ждала его действий. На всякий случай осмотрел пакет со всех сторон, даже понюхал, и ничего не обнаружив – ни надписей, ни марки – решительно сломал печать. Листок в клетку, сложенный пополам.

"Привет, Вэл. У меня неожиданное прояснение в мозгах. Вот решил черкнуть тебе, – Вэл посмотрел на мать. Та прислонилась к косяку, опустила глаза и тяжело дышала. Подумав, всё же решился продолжать. – Но отправлять не буду. Так что если получишь его, то ясно, что это будет значить, – он перевёл глаза на мать. Та требовательно смотрела. – У меня чувство, что уж скоро… Чего пишу? Не хочу, чтобы ты мучил себя сомнениями. Конечно, я дурак, разве можно отомстить всем? Да я уж и успокоился. Но страшно возвращаться. Мне так всё далеко… Когда вспоминаю, как мы с тобой и Динкой чистили соседские сады, так хочется… Но как же всё это далеко!! Кстати, как она? Из-за неё б вернулся. Из-за неё – не могу. И не только… Рад, что хоть ты вырвался. Целую тебя. Поцелуй за меня маму. Три раза, как положено. Да, чуть не забыл. Тебе привет передаёт Арик.  Ну всё, пока. Твой Лёха."

"Арик. Кто такой? – мелькнула догадка – Аарон." И обернулся к матери. Та стояла, прикрыв глаза и чуть раскачиваясь, по-прежнему подпирая косяк. "Ма, извини! – взял её ладони в свои. – Кто принёс письмо?"

– Девочка... Маленькая такая... – удивляясь, прошептала. - Как же она одна, такая крошка?

Вэл метнулся к окну. Глянул вниз. Белое платьице как раз скрывалось в глубине арки, ведущей на улицу. "Ма, не жди меня!" – крикнул, выскакивая из квартиры и устремляясь вниз по ступенькам, перепрыгивая, как раньше, через три.

Он догнал белое платьице у перехода, в конце скопившейся толпы. Забежал спереди, присел на корточки. Она была очень похожа на Лисёнка, но чуть младше, с фиалковыми глазами, без особого удивления уставившимися на него.
 
– Ты кто? Лисёнок, Алька?

– Не-е-а. Я Оля. Олька.

Успокаиваясь, улыбнулся ей. "Ты почему одна, Олька? И не ты ли письмо сейчас одной тётеньке передала?" – "Ага, я. Мой дом через дорогу. Один старенький дедушка перевёл меня и попросил подняться наверх. А то у него ножки болят. Сказал – подождет у подъезда. И нету…" – она развела в стороны ручки, смешно растопырив пальчики.

– Давай тогда я тебя домой провожу? Не боишься меня? – соорудил ей страшную рожицу.

3
Удивительно похожая на Лисёнка малышка бежала впереди, Вэл шёл следом. Сердце глухо стучало. Казалось, вот сейчас появится дачный посёлок, маленький домик с двориком-лужайкой и Тина.

Но они быстро вышли к обычной жилой многоэтажке. Глухой внутренний двор, со всех сторон зажатый домами, в песочнице сосредоточенно возилась малышня, на дорожке девочки постарше прыгали через скакалку, аккуратные ухоженные клумбы возле подъездов…

Сейчас во дворе был лёгкий переполох. Бабушки, выгуливающие внуков, метались по двору и призывно выкликали: "Оля! Оля!"

Олька подлетела к одной из них, получила сначала шлепок, потом поцелуй.

– Я тебе сколько раз говорила, – напустилась на девочку пожилая дама в соломенной шляпке. – Нельзя одной уходить со двора. Вот теперь два дня дома сидеть будешь. Никаких прогулок!

Она взяла девочку за руку, собираясь отвести домой. "Спасибо, что привели мою беглянку", – дама строго взглянула на Вэла, как будто и его собиралась отчитать за самовольные хождения по улицам.

Вэл невольно улыбнулся. Так на него когда-то смотрела старенькая учительница музыки, подозревая, что он не выучил урок. Вновь обретённая реальность имела явственный привкус детства. Не только в Отражениях бывают Смотрители. Без них и в обычной жизни никуда.

– Мама! – Олька радостно бросилась к молодой женщине, появившейся во дворе.

– Опять на улицу ушла, – поспешила доложить бабушка. – Сладу с ней нет. Машины везде гоняют, как ненормальные. Хорошо, вот молодой человек ответственный попался. На два дня лишаю прогулок.

– Молодого человека прогулок лишаешь? – смеясь, спросила бабушку дочка, пока внучка водила по асфальту носком туфельки, приняв покаянный вид.

– Меня Валерием зовут, – вставил Вэл. Женщина не походила на Тину, но в её внимательных серых глазах таилась такая же смешинка.

– Лина, – улыбнулась она. Имя тоже было созвучным. И Вэлу стало казаться: “А вдруг? Вдруг это всё-таки она – та женщина, чьим Отражением являлась Тина?”

– Оленька, – обратился он к девочке, – а у тебя жираф есть?

– Нету, – сказала девочка, – но я знаю стишок про жирафа. Хочешь, расскажу?

– Очень хочу, – засмеялся Вэл. Ему вдруг пришло в голову, что ребенок сейчас выдаст стих Гумилёва. Но нет, стишок был другим, совершенно детским.

Когда Жираф простужен, компресс Жирафу нужен
Он горло мазью смажет и вам тихонько скажет...
– Аф-аф-аф - выше всех Жираф!
– Ёт-ёт-ёт – он в Африке живёт.


– А я был знаком с жирафом, который хотел жить в Канаде, – сказал Вэл девочке.

– Жирафы в Канаде не живут. Там холодно. В Канаде секвойи.

– А у моего жирафа тёплый мех, как у леопарда. Он в Канаде не замёрзнет.

– У нас дома леопардовый плед, – радостно поведала девочка, – мамин любимый. Только он не из меха, а просто плед.

Лина улыбалась, слушая их болтовню. Начал накрапывать дождь, совсем тёплый, летний. Однако бабушка засобиралась домой, таща за собой внучку.Вэлу пришлось откланяться.

Отпущенного Аароном времени осталось совсем немного. Вэл в спешном порядке выдвинулся к Матушке, но вспомнил улыбку Лины, у которой есть Олька и любимый леопардовый плед, и передумал.

4
Подойдя к старушке, помогавшей Олькиной бабушке кликать внучку, склонившись на всякий случай ближе к ее уху, негромко спросил, глядя в настороженные и заинтригованные блёклые глазки: “Забыл кое-что сказать Лине, не подскажете номер квартиры?"

Поджав сморщенные губки, та принялась усиленно соображать: "А Вы ей хто?" Он улыбнулся: “Пока никто”.
Как ни странно, бабка пароль приняла и зашептала: “Та в сорок первой оне живут. Вторый этаж.” Учтиво поклонившись и щёлкнув было пятками, лишь глухо квакнул – забыл, что обут в кроссовки.

Открывшая дверь Лина нахмурилась. "Простите назойливость, но можно мне один вопрос Оленьке задать?" – ее правая бровь полезла кверху, губы сжались. Он достал из кармана письмо с взломанным сургучом и протянул ей. Та с удивлением завела руки за спину. "Это письмо полчаса назад Ваша дочь передала моей маме для меня. Мне бы узнать – кто ей его дал, как это было?" Лина взяла пакет, внимательно его осмотрела, начала было спрашивать, но махнула рукой: “Проходите, Валерий ”.

Квартира оказалась четырёхкомнатной – по две двери с каждой стороны от длинного коридора. Они зашли в дальнюю слева. Олька примостилась на высоком стуле у самого окна. Почти уложив голову на стол, она что-то рисовала в большом блокноте. Вэл, мягко ступая ногами в носках, заглянул через её плечо, тихо кхекнув, чтоб не напугать.

– А старичка сможешь нарисовать? Того самого.

– Конечно, – она совсем не удивилась и нанесла несколько штрихов на следующем листе. В типичном взрослом, нарисованном детской рукой, чётко просматривался старичок-толстячок с тросточкой. Не похожий ни на Аарона, ни на Главного Хранителя.

– Он тебя встретил в твоём дворе?

– Да.

– А как он тебя попросил?

– Ну-у. Он сказал, что только я могу помочь и ему, и дяденьке, для кого письмо.

– И все? Ничего не пообещал?

– Сказал, что подождёт внизу и поможет, если надо будет.

Стоявшая всё это время у двери Лина вмешалась: “А пойдемте все пить чай!”
Вместо ожидаемой кухни переместились в гостиную. В отличие от светлой Олькиной комнаты, здесь царили тени и полумрак. Но Лина не стала включать свет, а лишь чуть шире раздвинула массивные золотисто-коричневые шторы. Вместе с бабушкой они сноровисто стали накрывать круглый стол посредине комнаты, окруженный четырьмя красивыми крепкими стульями.

В меру любопытствуя, Вэл подошел к высокому бюро тёмно-вишнёвого цвета. Единственная среди расставленных на нём безделушек фотография невольно приковала внимание. Меж двух улыбающихся в камеру женщин стояла крошечная девочка в пышном белом платьице, точь-в точь, как у Лисёнка в первую их встречу. Одной женщиной, естественно, была Лина. А второй - Вика. Обе годков на пять-шесть моложе нынешних.

Он перевернул фотографию обратной стороной. "На память о Черноморске", - гласила слегка выцветшая запись от руки.

Лина подошла неслышно, заглянула в фотку.

– И кто же так заинтересовал Вас: я или Викуля? – шепнула почти в ухо.

– Олька, – машинально брякнул он. – А кто у нас Викуля?

– Подружка, ещё с универа. В одной группе на юристов учились. Два года. А потом она перевелась на искусствоведение. Я как раз со своим развелась, вот и потащила она нас с Олькой на море развеяться.

– И что, теперь не общаетесь?

Странная улыбка набежала на её губы: "Как-то не очень, – она явно не договаривала и поспешила сменить тему. – Давайте за стол".

Почему-то вспомнилось, что три отпущенные часа истекли.

5
За чаем мирно беседовали о погоде, театре. Память страстной театралки Елены Константиновны – так звали бабушку – хранила много забавных историй из жизни местной богемы. Найдя внимательного слушателя, она расцвела: рассказывала живо, кокетливо, с любопытством поглядывая на симпатичного русоволосого гостя. Ольке скоро надоело сидеть у стола, и она убежала к своим карандашам и кисточкам. Вэл кстати ввернул пару стишков, чем совершенно очаровал пожилую даму, которая мимоходом намекнула, что лучше звать ее Лена Константиновна.

К его удивлению в беседу снова вплёлся жираф. Лина, смеясь, рассказала, что в детские годы у неё была подружка, которая придумывала истории для игрушечного жирафа-путешественника, и даже смастерила ему шубку из кусочков меха, чтобы он не мёрз в северных странах. Лена Константиновна припомнила, что девочку звали Нина, и у них даже есть детские фотографии с пресловутым жирафом.

Забежавшая в гостиную Олька изъявила желание их посмотреть, и бабушка достала из бюро фотоальбом. Вэлу тоже было любопытно. Жирафа вокруг него было так много, что он уж начал видеть в этом некий знак, будто невидимая ниточка от Тины кружила рядом – хватайся, держись, и... никак, ну никак...
Они листали пожелтевшие страницы, выискивая нужное фото. Зазвонил мобильник, и Лина вышла в коридор. Оттуда доносился её приглушённый недовольный голос. Бабушка украдкой прислушивалась к разговору, но слов разобрать было нельзя.

Раздался звонок в дверь, и в гостиной появилась Лина в сопровождении высокого худощавого парня. С шапкой взбитых волос и весьма подвижного. Едва коснувшись ладони Вэла, отдёрнул свою, словно обжёгся. Уставившись недоумённо в глаза, буркнул: "Александр", – и втиснулся на стул, умудрившись не сдвинуть его от стола. Невидяще осмотрев уставленный стол, откинулся на спинку. Пить чай он явно не собирался.

Вэл с сожалением отложил фотоальбом, оставив открытым на страничке, где с фотографии улыбались две девочки лет семи-восьми, обе похожие на Ольку. Они сидели на ковре в окружении игрушек, под длинной шеей огромного пятнистого жирафа. Рассмотреть их помешал Александр.

–  Почему этот… смотрит семейные фотографии? – выкрикнул он взвинчено и как-то растерянно. Вэл бросил взгляд на Лину. Та молчала, сидя чуть в стороне, опустив плечи и сжав кулачки на коленях. Бабушка вскинулась было объяснить ситуацию, но, постоянно прерываемая репликами Александра, только ещё больше всё запутала. Олька убежала в свою комнату и притихла.

Вэл склонялся к тому, что сходство Лины и Тины лишь в созвучии имён и девочке в белом платьице. Собрался откланяться, но не успел. Александр ухватил его за ворот рубашки и потащил из-за стола.

– Гад, ты что же, даже не смотришь на меня? – в его глазах плескалась шальная решимость...

Компенсируя отчаянностью недобор в весе, он налетал на противника с завидным упорством. Они несколько раз падали,  вставали, иногда порознь, роняли стулья и какие-то вещи. "Не зашибить бы кого..." – плескалось в голове.

В дверь робко постучали. Чуть погодя дряхлый женский голос нерешительно позвал Линочку, потом Лену. Через мгновение, окрепнув: “Можжа участковово кликнуть?"

– Зовите, – так и не сдвинувшаяся с места Лина приподняла голову. – Звоните в полицию, Вера Сергеевна!

При слове "полиция" Александр словно увял, прислонился обессилено к стене, разбросав по полу длинные ноги.

– Идите, Валерий, – виновато улыбнулась Лина. - Мы тут сами разберёмся. Простите, ради Бога, что так получилось. - Она опять уставилась на сжатые кулачки.

6
Оказавшись на улице, Вэл вздохнул с облегчением. Но радовался рано: к подъезду уже подходили двое полицейских.

– Гражданин, куда торопимся? Случайно не вы в полицию звонили?

Вэл бросил взгляд на темнеющую поодаль арку. Прямо в ней, запирая каменный мешок, остановился патрульный "Форд". Любезность полицейского, поигрывающего дубинкой, настораживала.

– Не-е-е, мужики! – во двор вывалился пошатывающийся Александр в рубашке с оторванным рукавом, размахивая жетоном. – Это бандит! Он на меня напал. И на мою женщину. Задержите его! – И кинулся на Вэла.

Вэла давно не били. И поначалу было больно. Почему-то его беспокоили только зубы и, обхватив ладонями темечко, – локтями и предплечьями прикрывал лицо. Его долго не могли сбить с ног. Он вслепую козлом прыгал в стороны, как в детских драках против толпы. А уже лёжа, по-прежнему прикрывая лицо, успел подумать совершенную глупость: “Может, это к лучшему?”
…
Лик ангела в золотом ореоле. Постепенно проступало чистое, совсем молодое, сосредоточенное лицо. Дыхание было на удивление свежим, что так не походило на юнцов. Чистый ангел. Только почему-то смутно знакомый. Ангел лил откуда-то на тряпочку, отжимал и промокал ему губы, брови. От волшебных прикосновений жжение уступало место лёгкому щекотанию. Захотелось почесаться. Он приподнял руку и…

…Теперь он видел лицо ангела снизу. Обнаружился лёгкий пушок на скулах, постепенно густеющий к шее. Лицо покачивалось и что-то невыразимо приятное напевало, не разжимая губ. Что-то гордое, разносимое с выступов скал, горных вершин. Эхом отскакивающее от заросших зелёных склонов ущелий, заполненных пьянящим воздухом… Которого здесь явно не хватало.

Голова, вроде, не собиралась опять сподлить и вырубиться. Вэл стал аккуратно  осматриваться. Сначала – одними глазами. Увидел смутно различимые в полутьме стены. Затем попытался понять, на чём сидит ангел, держащий его голову на коленях. Чуть приподнял голову. Песнь стихла, и ангел наклонился.

– Ты кто? – проверяя себя на рассудок, спросил на всякий случай Вэл.

– Арик.

Сразу всплыло: письмо Лёшки, упоминание какого-то Арика. Он тогда ещё подумал на Аарона. Ассоциативно с братом встал перед глазами тот пацанёнок, чуть не загубивший их всех лазером. Он его ещё… Очень похож.

Арик наклонился, достал с пола трехлитровую, наполовину с водой, банку. Поднёс к Вэловым губам. Лишь только почувствовав влагу, тот понял, как же ему хочется пить. Он бы и не остановился, если б Арик, внимательно следящий за ним, бережным движением не отнял банку.

Вэл попробовал приподняться. И с помощью Арика сел. Голова гудела. Тело казалось… Сразу затошнило. Внимательный Арик лёгким нажатием тут же вернул его в горизонтальное положение, положив голову на деревянную подставку. Голове сразу полегчало, и она выпустила несколько мыслей.

Прежде всего удивлял топчан. Словно перенесённый из караульного помещения времен учебки. Что делал он в тюремной камере? Кстати, почему он решил, что в камере? Набежавшие мысли обхихикали его: "Что ж еще?"

– Арик, ты чего здесь?

– Сижу.

– Ага, ясно. А я что делаю?

– А ты лежишь.

– Молоток. Всё понятно. Скажи, Арик – зачем ты нас мочил?

Осторожно приблизившись, Арик всмотрелся в его зрачки.

– Эх, Арик. Ты думаешь – это у меня крыша… А я думаю – это ты… Такие вот дела. Вообще-то ты прав – я здесь лежу. И голова моя идет кругом… И вся жизнь моя – то лежмя, то кругом… Как же надоело! Арик-Арик… Я ж тебе головёнку-то чуть не…

– Чего он несет?

– Бредит, начальник, – ответил Арик, не оборачиваясь к дверному глазку.

7
По узенькой тропинке между деревьями шла Вика. В руке она держала мягкую соломенную сумку и ведёрко с клубникой. Листья деревьев отбрасывали тени на её лицо, белый топ казался пятнистым, пятна двигались, меняли форму…

Форма всё еще висела в шкафу, рука не поднималась выбросить, хотя носить её Вэл уже не мог. Казалось, вместе с камуфляжем будет выброшен кусок жизни, важный, и Лёшка…

Лёшка на фотографии улыбается, как будто ничего не случилось. Привет от Арика. Светлый ангел с лазерной установкой. Тир в старом городском парке, надо поправить мишени и разложить ружья…

Лина поднимает ружьё и старательно прицеливается в чернокожего клоуна. На голове клоуна смешной красный колпачок с бубенчиком. Или бубенчиком машет Олька, а Лисёнок надевает красный колпачок на чёрно-белого крыса…

Чёрный монах в светлой летней паре. Оба смеются. Или это всё-таки один человек. К вечеру, кровь из носа, надо закончить дизайн-проект коробов для "Крокуса", если на неделе согласуют, до конца месяца получится провести монтаж…

Красно-синяя ткань падает волнами, накрывая Вику, Арика, Лину… или Нину… Нет, Нина уходит с Лёшкой, они вместе. Арик рисует граффити на чёрной стене. Белые рыбы на чёрном, киты, или черепахи… Черепахи не бывают белыми. Белое – это топ Вики, и платьице Альки… А Тина, нет, Нина… или все-таки Вика с ведёрком, полным ягод…

Главное, не опоздать в контору. Дизайн-проект нужно сдать сегодня, он сам отвезёт его заказчику, чтобы быстрее, только бы компьютеры не зависли, как в прошлый раз. И материал доставили вовремя…. Стоп… Его же уволили, он же прогулял почти неделю, или не прогулял…. Лазерная очередь режет колесо обозрения и карусельный дождик…

В маленький зарешёченный квадрат под потолком весело светило летнее солнышко. Вэл смотрел на блики света, на спящего Арика и пытался уловить связь между событиями реальности и Отражений. Совпадений было слишком много, чтобы считать их случайными. Но закономерность не просматривалась. Это был третий день в камере. Он уже вполне окреп и с часу на час ожидал решения своей участи. Юридически подкованный Арик поведал, что больше трёх суток держать здесь не имеют права. Правда, сам он сидел дольше и регулярно строчил длинные жалобы, к чему попытался приобщить и Вэла.
Дверь камеры лязгнула.

– На выход, – коротко бросил ему дежурный.

– А я? – спросил Арик.

– Ты пока подожди.

Вэл, пошатываясь, вышел в коридор. Его препроводили в дежурную часть, тёмную и невероятно грязную.

– Распишитесь, – бросил дежурный, протягивая журнал и пакет с вещами.

Плохо соображая, что делает, Вэл поставил свою подпись, принял вещи и по указке дежурного заковылял в коридор. Голова кружилась, мучила жажда, идти было трудно.

– Ты бы хоть шнурки в кроссовки вдел, горе луковое, – проговорила Вика. С её плеча свисала мягкая сумка, сплетённая из соломки. Белый топ ладно облегал стройную фигурку.

– Да, хорош, – процедила Вика, внимательно вглядываясь Вэлу в лицо. Она подхватила его под руку и повлекла к выходу. У подъезда ожидало такси. Вика отвезла его домой и накормила какими-то таблетками. К утру он почувствовал себя лучше.

К двери холодильника снова был примагничен листок: "Отлежишься, позвони. Вика."

Набрал знакомый номер… Чем дольше говорила Вика, тем неуютнее себя чувствовал. Его обвиняли в хулиганстве и нападении на полицейский патруль. Удалось добиться освобождения под залог. Теперь срочно нужен адвокат и поддержка в прокуратуре, чтобы закрыть дело с минимальными потерями. Вика диктовала телефонные номера. Он записывал, чувствуя, что голова идет кругом.

Вэл сделал себе кофе, сжевал бутерброд с клубничным джемом, обнаруженным в холодильнике, и принялся изучать список телефонных номеров. Вторым значился номер Алины Сергеевны Кудрявцевой – адвоката.

– Слушаю, – в трубке звучал голос Лины, как он и ожидал. Почему-то был уверен, что с Линой еще пересечётся. Встречу решили не откладывать.
Доставая из шкафа одежду, Вэл наткнулся на свою старую форму, из кармана выпал маленький картонный прямоугольник.

8
Он торопился, не глядя сунул картонку в карман и выскочил из квартиры. Дома были рядом, и он одним махом пролетел до угла квартала, где томилась дама в шляпке и цветастом лёгком платьице, нетерпеливо поглядывая на часики поверх тонкой красной перчатки и постукивая ножкой в красной, строгой, если б не высокий тонкий каблук, туфельке.

– Валерий! – пока пролетавший мимо Вэл тормозил и изумлённо таращился, она подхватила его под руку и повлекла подальше от шумного угла, прямо к входу в небольшой местный парк.

– Ничего не говорите. Я уже в курсе… Этот Александр… – он наконец-то окончательно рассмотрел, что умело обработанное и ставшее почти незнакомым милое личико – точно не Тинино. Хотя переставшая тарахтеть девушка, тоже уставившаяся близкими, совсем близкими глазами, была очень… и даже очень... Глаза в тени от шляпки стремительно затягивали в свою тёмно-серую глубину. Спохватившись, он схватил её за послушную руку и потащил дальше вглубь парка. В развевающемся платье, она, цокая каблучками, молча поспешала за ним, пытаясь свободной рукой усмирить взлетающий подол.

У наконец показавшегося тенистого навеса Вэл притормозил. Почти наскочившая на него Лина молча смотрела в опять близкие глаза. Похоже, оба забыли, зачем встретились. Пытаясь стряхнуть наваждение, Вэл оглянулся. Несколько аллей, частично просматривающихся за кустами чего-то цветущего, были почти пусты. Озадаченный дедуля в соломенной шляпе растерянно смотрел на них из-за прилавка, оказавшегося вдруг стойкой небольшого летнего тира.

Не раздумывая, Вэл сунул ружье Лине в руки и повернул за плечи к мишеням. Там царил цветной кавардак, что-то смутно напоминающий. Лина усмехнулась и неожиданно уверенно поставила локти на стойку, прицелилась.

Вэл нетерпеливо оглянулся, словно ожидая увидеть что-то важное. Ещё дальше в глубине парка, там, где асфальт закончился, шла девушка по узкой тропинке. Вся в белом с жёлтой сумочкой, знакомая походка. Лина увлечённо стреляла, и он решился. Бросился за удаляющейся девушкой. Вблизи белый её ажурный топ мало что скрывал.

– Вика!

Девушка остановилась, не оборачиваясь.

– Ты что тут делаешь?

– Ягоду покупала, – она обернулась, и он рассмотрел, кроме соломенной сумочки в одной руке, небольшое ведёрко с клубникой – в другой. Невольно рассмеялся: "И где здесь базарчик? Иль лесовичка повстречала?"

Она молча подбоченилась. Редкие пробившиеся солнечные лучики дробились листьями и разбегались пятнышками по её обнажённым плечам – так весело и озорно, что он не удержался, протянул руку и стал их ловить. Она продолжала испытующе смотреть на него, и Вэл вдруг вспомнил свои вчерашние видения. Эти пятнышки, Лина в тире. Разрозненные пазлы стали складываться в картину. Родившаяся догадка требовала проверки.

– Подожди меня здесь, – он выхватил ягодку из ведерка и, подбросив ее, закончил: – Я скоро вернусь. – Поймал губами клубничку, развернулся и побежал.