Андеграунд. Волки. Особый мир мистика

                Андеграунд. Волки. Особый мир
               
                мистика   
                рассказ


«…Призрачно все в этом мире бушующем.
 Есть только миг - за него и держись.
 Есть только миг между прошлым и будущим.
 Именно он называется жизнь».


                *   *   *
   Никто не знал точно, когда и откуда он пришёл в их городишко. Это был старик как старик, седовласый, с седыми негустыми бровями и с белоснежной бородкой, окаймляющей лицо, с неправильными полуазиатско - полуевропейскими чертами. И что странное, цвет глаз – словно бы менялся, в зависимости от темы, на которую он разглагольствовал с окружающими его людьми: от холодно-серого, бледно-голубого, до тёмно-синего, и от чёрно-лакированного до нежно - коричневого. Чаще всего он любил разворачивать свои мысли на общие жизнетрепещущие темы, однако не отказывался ответить на любой вопрос, интересующий собеседника. Мог, например, открыть завесу над тайной гибели ближнего и дальнего родственника человека. Рассказать о судьбе прадеда, деда и отца любого, кого это интересовало. Никто не знал, как он и чем питался. Жил интересный старик в заброшенной избушке недавно ушедшей из жизни чьей-то бабули, на похороны которой никто из её родни не приехал, а потому справили по ней тризну сердобольные соседи. Они и оставили  деда в доме, чтобы шурудил печь, вдохнул в избушку тепло. В общем, чтобы видавшая виды изба не рухнула раньше времени. Благо в сараюшке высилась добрая поленница дров, и в углу была даже куча антрацита, подаренного благообразной бывшей хозяйке соседом, железнодорожником. Люди точно знали:  дедок покупал у одной соседки молоко, творог и сметану, а у другой хлебные домашние калачи. Старик выращивал на небольших наделах  рожь, пшеничку, овёс. Летом он промышлял в лесу: собирал ягоды и грибы, запасая их впрок на зиму. Раз в полгода куда-то уезжал по «железке» на несколько дней. Говорили, будто в одном из ближайших городков ему начислялась пенсия, он её и снимал со сберкнижки. Вот и всё, что о нём знали. А откликался он на имя Егорыч.
   Прошло так года с два. И кто-то из недоумков взял да и настучал на деда «куда следует», мол, непонятный старик объявился, что он за птица этакая, болтает народу всякую ерунду, непонятно как к власти относится, словом, очень подозрительный человечишко. Как-то по весне к нему в избёнку нагрянули в «воронке» люди в форме. Покрутились в избе, в сараюшке свалили поленницу наколотых стариком дров, поковырялись длинным щупом в угле, перерыли, что могли. А в домишке кроме лежанки с матрацем, подушки с одеялом, белья в тумбочке, стола, табурета, печки, кой-какого инструмента, да пары сменных рубах, брюк, старого плаща и давно вышедшего из моды бобрикового пальто с шапкой-ушанкой, и кепкой - клинышками,  и еще стола и маленького буфетика с посудой – ничегошеньки. Однако старший по званию решил не рисковать, мало ли кто это, тем более, что документов у деда при себе не было, одно пенсионное удостоверение. Тот поведал, дескать, паспорт и прочие нужные бумаги в городе у дальних родичей. И берёт их, когда надо получить пенсию. Его затолкали в машину, а соседям велели загасить печь от греха подальше. С той поры дед тут не появлялся. Знакомцы сказывали соседке, у которой Егорыч подкармливался молочными продуктами, что на другой день его вывели на прогулку в тюремный двор, и пока охранники прикуривали друг у дружки папироски, после глядь, а старика и след простыл. Но ведь забор высок. И ворота заперты, и при них охранник приставлен с наганом. Рванули служивые в городок, где, якобы, старик белобородый прежде проживал. А там его нет, и никто ничего о деде слыхом не слыхивал, и на почте нет никаких сведений о получаемых неким Егорычем  суммах. И в ближних городках нет никаких ни у кого сведений о нём.  Метнулись следаки опять к бывшим соседям  деда. Ничего нового не прознали, даже не помогли затрещины и оплеухи. Хорошо, что дело не успели завести. А чтобы за побег старика начальство вышестоящее не взгрело, составили некий акт. Дескать, при задержании по доносу, хотя ничего компрометирующего у того не найдено, тем не менее дед Егорыч сопротивлялся, сломал себе при падении руку и с открытым переломом был срочно направлен в ближайшую местную амбулаторию.  Фельдшер подтвердил, что у человека тяжёлая травма, но у него нет нужного лекарства для укола. Дед впал в забытьё. Готовя лубок для руки, фельдшер попросил одного охранника  сбегать в аптеку за лекарства для укола. Провизора, как назло, пришлось ждать.  А второй пошёл в лавку за табаком, да задержался, встретив знакомого.  Словом,  вернувшись в медпункт, узнали, что Егорыч от шока помер.  Тело старика со знакомым возчиком отправили в морг. Когда туда пришли за документом, в том заведении тела не оказалось. Возчик же пояснил, что по дороге встретил неприятеля, поссорился с ним и подрался. Пока они в леске мутузили друг друга, тело из телеги  исчезло, одна лошадь стояла на привязи к дереву. Видать, волки из леса напали и уволокли тело. Да потом возчик  поехал с соседом мириться, ну и заспал у него в сарае с соломой. И ничего пояснить не может, ничего толком не помнит, видать, водка была крепкой. Оказалось, что недруги замирились не водкой, а спиртом. И оба напрочь отрубились. И хозяйка дома ничего припомнить не смогла, так как тоже отведала спирту, и также вырубилась до утра. А сын их был в отъезде. Словом, оперативники всё тихо - мирно прикрыли, списав дело за полной ненадобностью в архив.
   Уж начали люди забывать о Егорыче, как на каникулы приехал студент педвуза Владислав Остроглазов.  Он и поведал своим, что на практике учил ребятишек в дальнем сельце, далековатом от облцентра. И раз повстречал старика Егорыча на улке. Вежливо с ним поздоровался, тот учтиво ответил ему. На том и разошлись. Тогда студент о пропаже тела старика ничего не знал. В том сельце  Егорыч жил одиноко в избушке у лесочка, тоже с людьми говорилки говорил. И тут его было хотели сцапать люди в шинелях. Зашли без предупреждения в хатку, а там никого, однако в печи пламя, на плите в чугунке немного варёной картошки. На столе солонка, ломоть хлеба, стакан с чаем. А деда нет, будто и не бывало. Родич  Владика с доносом побежал к сыщикам, мол, люди видели пропавшего деда живым.  Те вломили ему под первое число, предупредив, чтобы не совался не в своё дело, они сами знают, что – де, к чему. Так история со стариком, вроде бы, и заглохла.   
   Только Владька опять оказался в ненужном месте и в ненужный час. А случилась с ним оплошка уже позже, когда после института курочил математикой мозги школярам в одном незавидном райцентре. Приобщился новоиспечённый учитель к охоте и рыбалке. А сельчанам что, им по нутру, когда с ними своё свободное время разбрасывает самый строгий школьный учила. Да и надежда теплится, что Влад Батькович их детишек не обнулит колом или двойкой. Ан напрасно тешили себя люди такими рассуждениями. Владька всех своих семиклашек считал дундуками, недоумками, пустоголовыми. Пацанов от его придирок передёргивало, девчонки ревмя ревели. Из всего класса на тридцать одну голову он выделял лишь Таню Улёсову, дочь бакенщика. Умна не по годам, серьёзна. Курносая, голубоглазая девчонка щёлкала задачки по математике, как кедровые орешки. А уж батяня её был для Владьки первейшим авторитетом: знал все окрест рыбные угодья, как свои пальцы, а из тайги с пустым ягдташем никогда не возвращался. Он и помог Владьке приобрести знатную двустволку. Как-то летом собрался учитель с друзьями порыбалить. Ни свет, ни заря приплыли они на заветное местечко. Глядь, а там на плоскодонке человек с удочкой. Да улов-то какой, что ни забросит леску с пером-поплавком – удачно, рыба будто сама в лодчонку прыгает. Занял Вадя позицию неподалеку от него. Человек берёт рыбу из озерца, как заведённый. А у Вадьки ни шиша. Ему, конечно, обидно. Вскоре сосед подался к берегу.  В лицо его учитель не приметил, тот как-то всё будто отворачивался. Решив, что место для рыб заранее прикормленное, подвалил на своей лодке туда. Ан ничего не выудил, словно вся рыба перевелась. Так, по мелочам кое-каких окуньков принял на борт. Раздосадованный, спросил позже у приятелей, мол, что это за кудесник такой был. В ответ услышал:
- Так дедок один объявился. Легкая у него рука. Однако там, где рыбачит, другие уплывают с пустыми руками.
  Как звать старика они не знали, дескать, ни с кем не водится. Угрюм больно. Дружит лишь с бакенщиком Ермилой. Так дед им ни к чему, мало ли теперь людей по белу свету шатается. Этот никому вреда не чинит. Да люди говорят, он знает травы лесные и больных отварами поднимает на ноги. Денег не берёт, но от огородной утехи не отказывается: рад и картохе, и капусте, и редьке, и морковке, и свекле. Сам землёй не пользуется, всё время в лесу пропадает, собирая целебные коренья и травы, да ягоды и грибы. Ну ещё рыбак, а зимой не прочь пошататься с ружьишком за куропаткой или зайцем. Учила этим речам значения не придал, действительно, мало ли на свете пожилых чудаков. Да только раз он чуть было не столкнулся с дедом нос к носу. Тот вышел из магазина с авоськой, набитой доверху: торчали хлеб, мешочек с какой-то крупой, консервы. Вадя вздрогнул, мимо шагал непонятно как ускользающий от властей старик. Он повернул в проулок. Учитель онемел: в профиль лицо незнакомца принимало черты какого-то животного. Не рассмотрел в точности, мешали ниспадающие длинные волосы встречного. Влад замедлил шаг. Внезапно старик остановился и повернул в его сторону голову. Острый, как кинжал взгляд, словно полоснул его по лицу. Дед по-военному чётко сделал поворот на 180 градусов и направился к нему. Влад чего-то испугался и бросился наутёк. Старик необыкновенно быстрым шагом настигал его. И, что главное, на улице не видно никого. Учитель поразился длинным когтям старца. Едва подумал о том, как пальцы сжали его горло. Кто знает, как бы обернулось дело, но на помощь ему спешила лайка. Дед прохрипел:
- Смотри у меня, сосунок! Голову откручу, коли кому вякнешь!
  Подлетевшего к его ногам пса он встретил своим крючковатым ногтем, собака заскулила от боли, завизжала, у глаза был вырван клочок шкуры с шерстью. Сочилась кровь. Старик хищно ухмыльнулся и был таков. Вадька и не помышлял кому бы то ни было жаловаться. Возможно, Дружок выручил его, страшный коготь мог как раз его оставить без глаза, не появись верный пёс. Он почувствовал: теперь ему лучше не попадаться на глаза «когтяре», иначе ему  тогда не видать белого света. «Всё,-думалось ему,- он мне припомнит, как я своякам говорил о нём. Это страшно жестокий человек! Вот кто он. Во что бы то ни стало надо обходить старика стороной. Не смотреть ему в глаза, они страшные и какие-то липкие».
   Как-то занятия в школе окончились поздно. Молодая учительница, за которой Влад приударил, попросила проводить её до калитки дома. С большим удовольствием, девушка ему шибко нравилась. Они  неторопливо шли, не замечая навалившейся темноты. Вели пустопорожние разговоры, смеялись, шутили. Возле её дома, у липы, когда он прижал к себе молодое податливое тело, намереваясь поцеловать подружку в уголки губ, сзади девушки выросла непонятная фигура. Влад лишился дара речи: на задних лапах стоял волк в тёмно-серой шкуре и скалил зубья – шилы. Волк рывком повернул к себе девушку и крепко обнял её за талию. Та, увидев звериную морду и оскал страшных зубов, лишилась чувств. Зверь подхватил её на  лапы и куда-то понёс. В голове учителя зазвучало: « В этой жизни за всё надо платить! Сосунок! Вякни только!» Влад почувствовал, как всё его тело будто обмякло. Он совершенно не знал, что надо предпринять, кого звать на помощь. На ум пришло лишь заклинание его родной бабушки, когда-то ему прочитавшей -- на укрепление духа и преодоление страха, и ставило защиту от злобных чёрных сил. Какое-то время он почувствовал было прилив сил. Однако домой не повернул, наоборот, некая вихревая воронка повлекла его по волчьему следу. Вадим буквально лбом упёрся в дверь бревенчатой бани, из трубы которой выстреливали жаркие искры. Дверь без скрипа распахнулась перед ним и, едва он переступил порог, затворилась, щёлкнув запором. От увиденного, молодой мужчина онемел. На широких полатях ходуном ходил цветной матрац, демонстрируя ему любовные утехи того самого старика Егорыча, принявшего было облик волка, и той девушки, за которой отчаянно ухлёстывал. Не сознавая своих действий, словно сомнамбула, он сбросил с себя всю одежду и, будто околдованный, медленно приблизился к плотно сплетённому клубку двух тел. Старик бросил взгляд в его сторону, Вадьку словно кто хлестнул плетью. Он прыгнул на полати, пытаясь вырвать молодуху из объятий старика. Не тут-то было: старик перевернулся, Владику досталась потная попка женщины. Судорожно продвигаясь вглубь жаркого тела, он, что было сил, рванул на себя двух извивающихся, как угри, любовников. Теперь она вся была в его руках. И он каким-то ловким жестом повернул её лицом к себе и, немея от восторженного желания получить своё, ощутил это. Вадим елозил по матрацу, его вдруг оседлала красотка, на ней же сопел Егорыч    
   Какое-то время спустя, Вадим отключился. Когда открыл глаза, рядом прижималась к его боку женщина, что была ему так люба. Однако, никакие воспоминания о том, как он попал в баню и как очутился на полатях рядом с ней, совершенно не терзали его. Мнилось, что это всё так и должно быть. Втянул губами женский сосок, его разум точно помутился. Ему хотелось одного, сладкой близости. Она была податлива. Меж тем, пальцы правой руки ощутили на её бедре клок жёсткой шерсти. Он уснул в ней. Пришёл в себя от позывов мочевого пузыря. Было темно и жарко, в маленькое оконце заглядывал серп народившегося месяца. Вадька спрыгнул с полатей, дверь услужливо сама собой отворилась, выпустив его в предбанник. Быстро нашёл нужную лоханку. Возвратившись на полати, онемел: рядом с ним лежала в женских плавках волчица. Вадька потерял сознание. Чьи-то руки приводили его в чувство. Открыл глаза. За столом готовила ему целебное питьё та самая очаровательная женщина, учительница. «Фу ты, надо же, такому померещиться,- пронеслось в голове.- Что за чушь я себе вбил в голову!» Да какая чушь?! Поласкавшись в постели, они засобирались затемно в село, чтобы их никто не заметил. Прощаясь, учительница Варвара предложила ему вновь вечером встретиться в бане. Да как он ей мог отказать. Конечно, он не упустит случая, чтобы вновь не ощутить сказочную истому во всём теле.
   Слава Богу, того деда не было, им никто не мешал дарить друг другу ласки. По весне она ему объявила о беременности, в мае сыграли скромную учительскую свадьбу, потому как у неё вовсю вырисовывался живот. В июле, когда Варя  мылась в дедовой бане, у неё начались схватки. Откуда ни возьмись -Старик, тот сбегал за повитухой. Приняв роды, старуха упала в обморок. На белый свет появились два получеловечка - полуволка. Егорыч, от греха подальше,  увёз своих молодожёнов с детёнышами в дальний угол леса, в свою зимнюю сторожку, наказав повитухе держать язык на запоре, иначе сживёт её со свету. Сам же на повозке доставил в избу всё необходимое для житья-бытья и горбунью, чтобы помогала молодой матери  ухаживать за зверятками, как ласково кликал народившихся дед, и вела в доме хозяйство. Вскоре семейная жизнь на крохотной заимке Владу обрыдла: он замечал, как часто уединялся с его супругой дед. Но у него не возникало мысли противиться этому. И вот, когда старик ушёл на рыбалку, он, ни слова не обмолвясь Варваре, сложил в вещевой мешок свои нехитрые пожитки, завернул в чистое полотно полкаравая хлеба и кусок вяленого мяса, бросил луковку, опоясался патронташем, на плечи взметнул одностволку и в двери.
- Владь, ты на охоту-то надолго ли?
-  Пойду вот, соскучился, - и выметнулся из избушки, приговаривая,- будет, будет хорошо, на охоте лихо.
   Оседлав коня, пришпорил ему бока, и ускакал в лес. Да вскоре свернул на тропу, ведущую в райцентр. Никто не обратил внимание на молодого охотника. Мало ли тех, кто кормится за счёт пушнины. Коня он отпустил, зная, тот вернется в лесную избушку. Отсюда на рейсовом автобусе  путешественник намеревался попасть в областной центр. Владу мечталось скорее исчезнуть из этой местности. Душа его будто коробилась, когда он вспоминал оставленную у страшного деда жену с волчатами и родившегося недавно ребёнка, явно не его крови. Случилось так, что рейсовый автобус самую первую остановку в областном центре сделал у аэровокзала. Ноги понесли его к кассам. Некий внутренний голос подсказывал: лети на Южный Урал, там сообразишь, что к чему. Весь перелёт до Чанска проспал. Его растолкала бортпроводница, мол, пора выходить, мы уже на месте.
   Город ему не понравился: узкие улочки, архитектура допотопная. Но денег у него впритык. Снял комнатку в частном доме. Математик теперь в местной школе, чего ещё желать пришлому человеку. Пристрастился к охоте. Сейф оружейный ему сварил в автомастерской отец школяра-лодыря. Не взял ни копейки. Скрепя сердце, Владик ставил молодому невеже трояки, вместо двоек и колов. Минуло два года. Друзей не завёл, подружкой не обзавёлся: они хотели замуж, а он помнил свою негаданную первую любовь и что где-то растут два волчонка с человеческим сердцем. Отбрасывал напрочь эти мысли-наваждения. Но друг объявился в леске, где под Новый год обзаводился ёлками люд малого городка. Человек для семьи приготовил добрый подарок – чудесную пушистую ёлочку. Разговорились. Оказывается, оба увлечены охотой. И вот как-то приятель предложил зимой ему поохотиться. Он знал любимые места "игрищ" беззаботных глухарей и куропаток. День не был шибко морозным, снега вдоволь. Проторённая ими накануне лыжня двумя нитями вела к распадку, поросшему кустарником, ветви которого упорно сквозь снежную заметь тянулись вверх. Там и тут торчали елочки, сосёнки.
- Тсс,- шепнул он ему,- летят.
  Это стайка куропаток перепархивала с места на место. За кустами было видно, как в снегу "купались" птицы. Куропатки глуповаты. Если не шуметь, они могут подпустить совсем близко. Жалко их было брать на мушку, уж больно трусливы. Любая дробинка, чиркнувшая по перу, может поставить крест на жизни птицы. Друзья не жадничали: хватило тушек и на ужин в охотничьем домике, и на обед домой. Утром, выходя из избушки, заметили поодаль следы.
- Ночью хаживал тут старый и больной волк, - сказал приятель.- Ждал, видать, когда мы выбросим остатки еды, обглодыши.
  Они двинулись в обратный путь. Владик остановился поправить лыжные крепления. Поднимаясь, бросил взгляд на обойму кустарника, торчащую за большой поляной. А вдруг в него будто выстрелили два колючих огонька. Стало ясно--там волк. Конечно, напасть зверь не посмеет. А всё же городского жителя брала опаска.
-Что у тебя?- окликнул друг.
  Крохотный рассказ Владика о прятавшемся волке он воспринял спокойно, дескать, не дрейфь, волчара совсем плох. А ему помнилось: прежде он видел такой же острый и злой взгляд там, в избушке, откуда срочно за сотни километров ретировался сюда. И опять всплыли глаза старика-перевёртыша-оборотня.
  Весной на утиной охоте, укрыв брезентом охотничьи припасы, тушки перелётных птиц, ушел спать в избушку. Утром умылся, доел вечерний суп с утятиной, с двустволкой на плече сел в лодку. Берег был обрывист, крут. Сняв якорёк с пенька, оттолкнулся легко, встал в качающейся лодке с биноклем в руках. Сильный толчок в спину и звериный запах. Бултыхаясь в стылой воде, увидел на берегу скалящегося старого волка. Рядом с ним с любопытством наблюдали над происходящим два молодых волка. Прибрежные кусты раздвинулись. Вышла, зевая, женщина, за ней семенил  ребёнок, длинные волосы ниспадали с плеч. Владик помнил её, и как щекотали его тело жёсткие волосы деда, прилипшие к её груди и бокам... Вода поглотила Владика.