Дети Иванова

Посвящается тем, кто в поле…

Я отчаялся найти моего брата. Все что мне известно о его путешествии сосредоточено в найденном мною блокноте, в него он записывал то, что видел по ходу путешествия. Текст напоминает развернутое письмо, однако, мой брат явно собирался  в дальнейшем опубликовать его. Вероятно, вся болезненная атмосфера тех мест, где он успел побывать, усугубила давнее и неприметное для окружающих помешательство. Я не знаю, каков был его конец, ибо последнее свидетельство его болезни не проливает свет на этот вопрос. Итак, исполняя волю горячо любимого брата, я с тяжелым сердцем отдаю в печать ниже приложенный текст, приводя его без какой-либо редактуры:

«Страсть к путешествиям и любовь к загадкам сложились тут воедино.
Таксист, который вез меня от небезызвестного Аркаима, оказался бывшим военным и очень суеверным типом:
- Места эти и впрямь особые. Бабка моя говорила, что гора Аркам, на которой живут горные лешачихи и всякие древние шишиги – проклятое место. Не знаю, чего тут теперь всякие шуты гороховые таскаются, - он неодобрительно посмотрел на меня и выбросил окурок за окошко лады. – Старожилы говорят, что атаман Ермак Тимофеевич дошел до этих самых мест, но дальше идти не рискнул. У казаков он полезным колдуном считался. Говорили, что он имел в послушании у себя малую толику шишиг и где рати не доставало, там он их выставлял на посту. Вот и выставил на Аркаиме!
- А в Инсмуте вы не бывали? – спросил я.
- Что? Бывал ли я там? – гаркнул он так, что я невольно испугался! – да я служил там два месяца, и скажу вам, если бы прослужил дольше, точно бы умом тронулся.
Последние слова он  произнес тихо и сквозь зубы. Некоторое время он ехал молча, но вдруг он снова начал.
- Вы ведь имеете введу Инсмуть 6?
- Наверное, я не знаю…
- Этого места даже на карте нет, вы-то как про него узнали?
- Много чего нет на карте этой страны, но слухами земля полнится.
- «Этой страны»?.. а вы, стало быть, «на разведку» приехали… Да, слухи даже советское время не смогло вытравить.
- Чем страшнее секрет, тем больше о нем говорят, потому-то самые большие тайны…
- Делаются достоянием общественности?.. Не думаю. Чаще это такие секреты Полишинеля, о которых хоть и знают, но считают чушью. Впрочем, до развала Союза вас бы мигом к стенке поставили. А теперь – это все ни к чему. Вам никогда никто не поверит. Пишите хоть в тысячи газет.
Не знаю, стану ли я писать в газеты, но разговор вот зафиксировал. Впрочем, скорее по просьбе друзей, они попросили сделать что-то вроде путевого дневника и поэтому, я просто излагаю все как есть.

О деревне Инсмуть, которую скрывают древние сибирские леса, я узнал практически случайно. На волне своего интереса к ранним генетическим исследованиям, еще в студенческие годы, я познакомился с трудами биолога Иванова. Этот выдающийся исследователь поставил задачу скрестить человека и гориллу, дабы вывести «сверхрасу». Конечно, эта история многим знакома, но мы (через каналы, о которых я не имею права сообщить) вызнали точное место, где проводились исследования. Там мы желали найти хоть какие-то доказательства возможных успехов Иванова. С небольшой группой рисковых изыскателей-авантюристов мы отправились в этот нелегкий путь, в далекое странствие, в деревню Инсмуть.
Мы решили не ехать летом из-за мошкары. Как я успел узнать: очень много в этом году в лесу было лосиной мухи, или оленьей кровососки (Lipoptena cervi), вы, верно, и не знаете такую.  Она как только попадает на тело млекопитающего, сбрасывает крылья и начинает быстро ползать по всему телу, щекотно и противно. Я с ней уже сталкивался еще в том году и мне это знакомство не понравилось. В принципе нам она не опасна и нашу кровь она пить не должна, так как на теле человека не может закончить свой жизненный цикл. Но я заметил, что если ее обнаруживаешь только на следующий день, то кровушки она уже насосалась. Крови не жалко, но уж больно она на вид противная, плоская, жесткая, раздавить очень трудно, лапки цепкие, на клеща похожа, но крупнее. В лесу местами они нападали прямо стаями, приходилось буквально отбиваться, дома снимали с одежды штук по 10 - 15. Вряд ли кому-то из членов нашей группы это бы понравилось.

Дорога заняла немало времени. Нам пришлось ехать на поезде, идти пешком, лететь на самолете, ехать на санях, скакать на лошадях, плыть на лодке и даже спуститься в метро. Олени не раз ломали копыта и рога в снегах Сибири. Конечно, не все из нас добрались даже до Новсибирска, но те храбрые, кто достиг села Калдырского, последнего пункта, где мы запасались провизией и закупили патронов перед Инсмутью, держались до последнего. Великим счастьем явилось для нас появление человека из Инсмути, которого мы встретили в Калдырском, имя его Богдан. Этот молодой человек сделался нашим проводником и даже помог с перевозкой провизии в его уазике. Богдан приехал в Инсмуть лишь неделю назад, унаследовав дом от бабушки. Там он решил осесть и заняться фермерством. Как мы поняли, Богдан не знал, что происходило в деревне в прошлом или не хотел говорить об этом: в любом случае - его не смущала таинственность этого места.
Дальнейшая дорога до Инсмути скорее напоминала накатанную просеку с плохо утоптанным снегом. Наши машины не раз застревали и это сильно замедляло дорогу. Не раз нас выручал уазик Богдана. Сотовая связь пропала еще до Калдырского, а ближе к  Инсмути даже радиоприемник в машине стал борохлить, выдавая какие-то странные коленца или шипение, так что его не стало возможным слушать. К вечеру мы, однако, добрались.
Не смущаясь всеми лишениями, мы браво направились вслед за Богданом в дом его бабушки. Однако, дикий истошный вой, который он нередко слышал среди местных лесов не предвещал, казалось, ничего хорошего. Не было предела нашей радости, когда мы оказались в теплом сухом помещении. Проделав долгую дорогу, никто не думал о том, как вернуться назад. Стоило нам расположиться в гостеприимных хоромах Богдана, как всякий забыл о том, что начавшаяся за окном пурга может на долгие дни, недели и даже месяцы отсечь нас от внешнего мира.
Возможно, тот дом, где мы остановились, и не был пятизвездочным отелем, но там были газ, электричество, вода, теплые одеяла, бесчисленное множество матрасов и перин, святые иконы в углу, душ на кухне и погреб, который заполняли припасенные на зиму соления покойницей бабушкой Богдана. Эта уютная скромная сибирская хижина, так гостеприимно открывшая для нас свои двери и кастрюли, настроила всех на позитивный лад. Попив чаю с брусничным листом, липовым медом, шиповником, чабрецом, лимоном, дикой мятой, коньяком и имбирем, как это делают сибиряки, мы начали танцевать фарандолу. Все это отвлекало наши умы от исследований великого генетика. Однако детища его, верно, уже распахнули свои звериные глаза, а их чуткие носы услыхали запах свежей плоти…
В теплом уюте всем вскоре захотелось отойти ко сну и закончив с чаем мы начали обустройство в просторном доме, заняв своими спальниками почти весть пол и три дивана, как нарочно припасенные безмятежно почившей в Бозе хозяйкой, которую мы не раз еще вспоминали добрым словом. Уставшие мы вскоре заснули крепким сном.
Весь следующий день мы обсуждали, как следует действовать в дальнейшем. Кто-то знакомился, ведь не все были представлены лично. Интернет, эта всемирная сеть, объединяющая людей по интересам и не только, связала наши судьбы и свела людей из Караганды, Красноярска, Москвы, Краногорска, Подонска, Краснодара, Новосохолинска и других стран.

Вторя ночь. Опасная это вещь! Все как в любви: очарования новизны уже исчезли, а прелести доверия еще не появились. Я спал довольно плохо. Меня словно терзали смутные предчувствия. Лишь на третий день мы ощутили необходимость совершать вылазку за пределы домика, так уют и обаяние хозяина приковали нас к этому месту. Все пошли по своим делам ранним утром 8 февраля, кто-то колоть дрова, кто-то на колодезь, кто-то удить рыбу в прорубь, а кто-то встречать друзей, которые приехали в эту глушь отдельно.
Итак, когда все окончательно съехались, можно было начать операцию!
Сам полигон Иванова находился в 15 км к северу. Он был заброшен и никем давно не посещался. В ограде его было больше дыр, чем в изъеденной молью шубе бабушки Богдана. Волки. Кабаны, зайцы бегали туда-сюда через эти отверстия. Несмотря на предупреждения Богдана о том, что мы не найдем там ничего интересного, наша группа не могла не отправиться на разведку. Меня сразу заинтересовало, что не все дома сконцентрированы вдоль одной улицы, как это традиционно и бывает в русских деревнях – они разбросаны далеко один от другого, будто их намеренно старались поставить как можно уединеннее. Около лагеря Иванова было еще одно, совсем крохотное поселеньице, которое Богдан назвал «необитаемым», уж не знаю, что он имен под этим введу…

Прежде чем рассказать о том, что было дальше, я, пользуясь свободной минутой, хочу сделать небольшую заметку относительно самого ученого Иванова. В 1920 — 30-е гг., когда советская наука делала первые успехи в биологии и селекции, Иванов был поглощен идеей скрестить человека с обезьяной и не считал нужным это скрывать. Идеи Иванова получили широкую огласку и даже отражение в прессе тех лет. Заинтересованные в бесплатной рабочей силе, руководители Страны Советов, обратили на Иванова внимание. Его приняли Луначарский и Цюрупа, которые имели с ним длительную беседу. Увы, протокол беседы подвергся редакции, а то что от него осталось лишь свидетельствует о полной некомпетентности наркомов в биологии.
Спустя два дня Главнаука сообщила всем газетам, что «проекты Иванова решительно отклонены». После этого продуманного хода никто уже не сомневался, что ученый «остался с носом», однако, на деле ему напротив, был дан карт-бланш. Все исследования Иванова оплачивались исключительно из казны, а опыты взяты под контроль НКВД. Пересказывать многие слухи далее я считаю неуместным. Перерыв ворохи отчетов и публикаций различного рода мы пришли к выводу о том, что опыты по гибридизации шли полным ходом до 1935-36 года. Что стало с результатом исследований и с командой ученого, однако, оставалось загадкой.
Сам Иванов был тайно расстрелян по распоряжению НКВД, а после начала Войны, а любые упоминания о деятельности на его полигоне исчезают. Судя по всему в разгар репрессий, когда генетика уже долгие годы была в опале, советскому правительству было не до изысканий в биологии.
То что начиналось, как случайное увлечение сделалось моей манией. В интернете я нашел ряд форумов, где были люди, также покоренные смелостью ученого. Получив доступ к зарытой информации, я смог ознакомиться с документацией, до которой не добирались еще журналисты и которая, судя по архивным данным, не изучалась ни кем с 70-х годов ХХ века. Тогда-то я и узнали про Инсмуть. Так или иначе, мы решили, не привлекая внимания, снарядить частную экспедицию, вооружившись фото- и видеокамерами. Мы понимали, что за 80 лет (да и учитывая всю секретность проекта) в сибирских лесах едва ли уцелело что-то особенно интересное, но надеялись на традиционное русское «раздолбайство» и халатность военных. Где-то в глубине души каждый из нас мечтал, что возможно на заброшенном полигоне могли чудом остаться какие-то архивы, некое оборудование или же экспонаты, могущие прилить свет на деятельность таинственного ученого.

Поделившись своими мечтаниями с Богданом мы увидели вместо сочувствия и ответного блеска в глазах лишь ироническую улыбку, однако, парень все же решил составить нам компанию.
Хотя путь был и не близкий, идти было весело. Богдан без умолку рассказывал нам тысячи разнообразных историй, некоторые из которых были просто уморительными. Пройдя половину пути он явно несколько подустал и тут уже беседу продолжил я. Мне хотелось освежить в памяти все, что мы знали про полигон Иванова, а заодно и просветить Богдана, который, кажется, тоже начал втягиваться. Мне часто попадалась информация, что советские эксперименты по скрещиванию человека и обезьяны продолжались лишь до 1932 года, то есть «вплоть до самой смерти экспериментатора». Однако, в каком именно году он умер точно не известно. Чаще всего указывается именно 1932 год, но известно, что все некрологи датированы лишь 1933-м.
В 1929 году из Африки а Сухуми были отправлены беременные шимпанзе оплодотворенные спермой человека, и якобы уже родившиеся детеныши. Но по дороге они умерли от неизвестной болезни, которая по своим симптомам напоминала неизвестный тогда СПИД. Иванова заподозрили в саботаже. Сама смерть Иванова также наступила при довольно странных обстоятельствах. Ночью в сухумском питомнике, где он тогда работал, сбежал один из сотрудников, выпустивший на волю гибриды. В этой истории много странного – во-первых зачем научному сотруднику куда-то сбегать, тем более ночью, а во-вторых что это были за гибриды? По слухам Иванова и его ближайших помощников тут же арестовали. Их обвинили в измене Родине и расстреляли, а лабораторию гибридизации закрыли. Иванову дали 5 лет лагерей, заменённых затем на ссылку, где он работал, сохранив звание и должность профессора. Официальной причиной смерти ученого с мировым именем считается сердечный приступ или инсульт. Место его смерти точно не известно, обычно указана или Москва, или Алма-Ата, куда ученый официально был выслан за «контрреволюционную деятельность».
Любопытно, что весь научный материал, наработанный в ходе многолетних экспериментов профессора Иванова, был изъят – несколько железнодорожных составов проследовало куда-то в Сибирь. Как мне удалось узнать, пунктом назначения была Инсмуть, где эксперименты были продолжены под покровом тайны. Смерть Иванова в 1932 году представлялась довольно сомнительной, так как некоторые сведения о его работе в Сибири относятся к 1933 году, а другие документы и вовсе датированы 1935-м. Некоторые зарубежные источники уверяли, что аналогичные опыты также проводились в ГУЛАГе до войны, были возобновлены в конце 1940-х и проводились вплоть до 1953-го года. Также мне попадались довольно любопытные байки и об Абхазии. Местные старики еще совсем недавно рассказывали, что своими глазами видели в горах «диких людей», похожих на больших человекообразных обезьян с хорошо развитой мускулатурой. Все эти истории привели Богдана в восторг, да и остальные были заражены волной нового энтузиазма. По ходу моего рассказа многие вставляли свои замечания и дополнения.
Компания у нас была небольшая, но пестрая. В итоге из всех с кем мы переписывались в чате, до Инсмути, помимо меня и моей подруги Карины, добрались десять человек. С нами был Кирилл, который имел медицинское образование; Сова – фотограф и киновед; Скиф, который тогда работал системным администратором, некий молодой человек по имени Кай, которого я плохо знал; Костик, которого приволок кто-то из группы, как багаж; Мэтт, мой старинный приятель, ландшафтный дизайнер; мой однокурсник-искусствовед Алиссандер и другие.
Мы совсем не знали, что увидим в лагере Иванова. Наше воображение рисовало картины наподобие ГУЛАГа, и оно не ошиблось. То, что предстало нашим глазам, напоминало фотографии ГУЛАГа, сделанные с 1923 по 1967 годы, только забор был не деревянным и явно более поздним, однако, почти полностью разрушенным. Длинные, узкие бараки также были не деревянным, а кирпичными и скорее напоминали дома, строившиеся в те же времена для рабочих.
- Интересно, где они брали кирпичи? Везти ведь далеко, да и железной дороги тут нет, – недоумевал Богдан.
Ответ на это вопрос нашелся почти сразу. Пройдя вглубь полигона, мы обнаружили обширный карьер, который был частично засыпан неровными, заросшими, отвалами с баковыми кирпичами и другим мусором.
- Кажется, у них тут было свое производство, - заметил кто-то из членов группы.
Пройдя еще немного мы заметили на возвышенности покосившуюся смотровую вышку. Несмотря на свой руинированный облик, она создавала неприятное гнетущее впечатление. В заколоченной будке, к которой вела лестница вышки, зияла черная глазница окна из которой, кажется, до сих по на нас смотрел незримый дозорный. Карина, моя подруга, поежилась:
- Ты уверен, что это не был обычный концлагерь? – спросила она у меня.
- Во-первых, концлагерей в этом месте нет в архивах фонда «Мемориал», а во-вторых, если это все же и был концлагерь, он явно был не обычным!
Мы, было двинулись дальше, как вдруг послышался далекий и глухой вой, очень протяжный и унылый.
- Еще волков не хватало! – сказал я, стараясь не показывать волнения.
- Я не слышал, чтобы в эту пору тут бегали волки, - произнес Богдан с тревогой. – В любом случае, уже смеркается. Давайте-ка лучше воротимся сюда завтра с утра, идти назад ночью – самоубийство, а ночевать тут у меня нет никакого желания.
Все понимали, что Богдан прав. Мне понравилось, что он сам предложил вернуться на следующий день, это значило, что прежний скепсис его начал уступать место любопытству. Разбить лагерь сегодня у нас все равно не было никакой возможности, да и неприятный вой заставил всех начать беспокоиться, поэтому, молча кивнув, мы побрели назад в деревню.
На протяжении всего обратного пути все почти не говорили. Впрочем, и обсуждать пока было нечего. Навострив уши, мы лишь вслушивались в окружавший нас одичалый лес, хранивший свои секреты и представляли, как некогда здесь работали сотни незнакомых людей, ученых, надсмотрщиков, добровольцев и, возможно, заключенных...
Нужно признать, что обратный путь в неотвратимо надвигающихся сумерках был лишен приятности. Каждый чувствовал, что в душе другого зародилось какое-то непонятное чувство, о котором неприятно говорить. Я поймал себя на мысли, что в связи с этим начал по другому воспринимать каждый звук и шелест: то мне чудилось, что за спинам нашей команды следует еще чьи-то бесшумная поступь; то будто кто-то позади смеялся и шептался; то за деревьями мне мерещились зловещие пригнувшиеся фигуры, которые словно подавали друг другу некие знаки. Я решил отвлечься и подумать о чем-то отдаленном, однако, проходя мрачные ели, растущие на местных неудобях, не мог отделаться от мыслей о том, как после теплой Африки, животные выживали в таких местах.
Меня с самого начала удивляло, почему Иванов избрал для своих опытов такой суровый климат, известно, что он делал эксперименты на Кавказе и даже в Африке, однако весной 1928 года по решению Реввоенсовета, который, судя по всему, был намерен использовать обезьян при испытании химического оружия, часть подопытных Иванова было вывезено в самую глухую и безлюдную часть Сибири, куда впрочем, добиралась в живых только часть обезьян. Понимая все возможные риски Иванов решил не полагаться на фортуну и открыл для разведения животных легендарный обезьянник в Сухуми. Мне пришло в голову, что профессор, вероятно, проводил в Сухуми первичную подготовку и посылал в Инсмуть уже подготовленные особи, но тут же возникал вопрос – как ему давалось транспортировать своих подопечных на такие расстояния не замеченными, словно ответом на мой безмолвный вопрос явилось замечание Богдана.
- Кажется, я ошибался относительно железной дороги, - он указал на прихотливый «хребет», который оказался рукотворной насыпью. – Вероятно, здесь раньше проходила тупиковая ветка. Посмотрите, ржавые рельсы!
И точно, с холма свешивался изогнутый, словно гигантская макаронина, проржавевший старый рельс с приделанными к нему остатками полусгнившей древесины.

Через пол часа совсем стемнело, к счастью мы уже подошли к натопленной с утра избе Богдана, хорошо сохранившей свое тепло. Чтобы скоротать время мы начали смотреть фильмы закачанные мною на ноут. Для начала я показал переснятую на камеру экранную копию интервью Иванова 30-х годов, где ученый среди прочих коллег, делится достижениями современной науки со зрителем. Особенно производит впечатлении, что ученый говорит о гибридах не как о чем-то умозрительном – напротив, складывается впечатление что он их в самом деле вывел, однако кадров с самими подопытными в ролике не было… Потом перешли на американский популярный фильм про Оливера, самца шимпанзе, которого в 70-ых годах считался возможным гибридом человека и обезьяны. Дэн включил песни группы «Братья Шимпанзе», которая, по общему мнению, как нельзя лучше соответствовала нашим поискам. Тут в дверь к нам постучали.
- А я соседка ваша – Марфа Макаришна!

***

Среди святых икон в избе Марфы Макаришны я обнаружил портрет физиолога Павлова, явно подтибренный на полигоне Иванова, и даже полку с книгами (что мне приятно удивило). Там были: библия 1917-го года «с ятями», восьмой том из собрания сочинения Сталина, «Краткий курс философии», пара книг в самодельном переплете и почему-то Чехов.
- Чехов-то да! Это ж такой талант! – крикнула старуха, заметив мое внимание - У него было три сестры, так одна из них крепко на него повлияла! Ее отличала краткость, вот он и писал только короткие рассказы, пока не умер.
- А две другие сестры? – спросил я из интереса.
- А две другие, милок, отдали швартовый!
- Как же это?
- А так! Уехали в Москву и с тех пор про них не слыхать.
- Как жаль…
Я не мог понять шутит она, проверяет меня или просто не вполне адекватна. Сомнения развеялись, когда мы начали расспрашивать хозяйку, не знает ли она чего-либо о деятельности Иванова в здешних местах.
- Как не знать! Его-то тут все знают – вскричала старуха неожиданно расхохотавшись. Профессор Иванов он у нас, как второй Ильич! – с этими словами Марфа Макаришна начала рыться в тумбочке, а затем извлекла оттуда сосуд немыслимых размеров с мутной, беловатой жидкостью. Поняв, что женщине может быть что-то известно мы сели вокруг нее на полу и принялись слушать ее путаные речи.
- Хотите, мелки? – старуха тряхнула пузырем, отчего со дна вознеслись белые хлопья.
- Нет, бабушка, вы нам лучше расскажите о профессоре!
- Да, легко!
Чем больше старуха себе подливала, тем откровеннее становилось ее «выступление», краснее щеки и замысловатее фразы. Из полубезумного рассказа ее мы уразумели, что эксперимент Иванова удался.
- Но, ведь все биологи в один голос говорят, что скрестить человека и обезьяну просто невозможно, - попытался кто-то возразить тихо.
Однако, старуха не слушала, она лишь наполняла стопку и вещала, как заведенная. Из-за войны, толи скорой, толи уже начавшейся опыты в Инсмути прервали; было вынесено решение: гибридов уничтожить; почуяв угрозу, те, однако, разбежались по местным лесам. Обладая интеллектом среднего человека и ловкостью диких животных, они словно растворились среди сопок. Искать тварей было почти бессмысленно, да и дел у НКВД без того было достаточно, как говорится: «враги народа сами себя не расстреляют!». Угрозу расплодиться и заселить округу гибриды не представляли, так как по расчетам покойного ученого являлись бесплодными. В связи со всем вышеозначенным, судьбу «детищ советской генетики» было решено предоставить на милость суровой сибирской природы. Теплолюбивые потомки обитателей Африки никогда до того не появлялись за пределами хорошо отапливаемых бараков в зимнее время. При местном климате, где температура опускается ночью до – 65 градусов по Цельсию, гибриды не должны были выжить. Однако сердобольные поселяне вмешались и частично спасли приматов.
- Они ж родственники наши, хотя и обезьяны! – не унималась Марфа Макаришна, подливая себе самогонки. Глядя на нее сомнений относительно ее родства, у нас не возникало. Но как наивны мы были… Лишь только старуха произнесла эти слова, стены ее дома мелко задрожали, а по крыше застучали дробные удары.
- Это что же? Град? – спросил Мэтт.
Старуха вновь заливисто расхохоталась:
- Нет, милки! Это не град.
Тут мы услышали глухие, но сильные удары в дверь: кто-то колотился из всех сил. Мы онемели от ужаса, а бабка продолжала хохотать. Дверь сорвалась со щиколды и мы увидели перед собой… наших полубезумных друзей, которые вначале оставались в домике Богдана.
Как стало ясно из сбивчивых объяснений наших друзей: сидя одни, вскоре они заскучали и решили побродить. Они описывали сцену, как подойдя к двум местным старухам, чтобы узнать дорогу, в ответ услышали лишь нечленораздельное мычание. С ужасом они разглядели под пуховыми платками жутко искаженные и пропитые, но все же узнаваемые, обезьяньи морды!
Когда наши рассказчики добрались до этого момента, раздался оглушительный треск, от которого все вздрогнули – Макаришна стукнула кулаком по столу и разразилась очередным своим хохотанием, которое все более напоминал истерику.
- Это родственники мои, – покатывалась Макаришна. – Сестрички-родные. Неужто не находите сходства?
Тут ее мерзкий смех перерос в припадочное гоготание. Мы поняли, что старуха не владеет собой и решили покинуть ее дом.

В окно мы увидели, что к дому приближаются две фигуры. Вначале мы решили, что это два человека, но потом разглядели, что сквозь пургу к нам идет Макаришна с каким-то зверем. Старуха с трудом удерживала его на цепи, которую держала обеими руками. Животное рычало и рвалось…
- Какая собака – почти медведь! – сказал Богдан.
Присмотревшись, мы, однако, поняли, что это не собака, а еще одна уродливая химера, порожденная генетикой Иванова. Тут за нашими спинами раздался резкий хлопок. Не успели мы вскочить со своих мест, как увидели, что из-за темных маленьких окошек противоположной стены дома на нас смотрят несколько десятков глаз.
- Это ж родственники мои! – донесся до нас далекий крик.

***
Я очнулся в полутемном подвале с завязанным ртом. Рядом со мной кто-то сидел и мотал из стороны в сторону головой. Мне стало жутко. Присмотревшись, я по шелесту болоньевой куртки понял, что это Богдан, рот которого был также завязан.

***

Нам удалось сбежать. Сейчас мы сидим на чердаке одного из заброшенных домов, тут холодно темно. Я почти ничего не вижу, руки дрожат, но я стараюсь писать аккуратно. Не знаю, что нас ждет. Пока отложу этот текста и спрячу тетрадь. Если останусь жив – продолжу. Если ты найдешь эти заметки – мы, скорее всего, погибли. А теперь беги отсюда скорей, возможно, тебе удаться это напечатать, тогда…

12.12.2012 - 12.07.2016