Глава 5. Больше, чем могли

Первые дни работы на новом месте всегда памятны, – говорю я Кротову. Какой  стиль работы был у председателя, я знаю. Вечно в делах, заботах, в движении. Если в правлении не планировалось проведение мероприятий, то после разнарядки председатель спешил в бригады, к людям. Интересно, какую цель он ставил перед собой, став руководителем огромного коллектива? Ведь был молодой, с амбициями.
– Да, стиль был такой. Звонят утром пораньше из бригады и говорят: «На ферме транспортёр лопнул. Навоз не убирается. Коровы по уши в дерьме, не доены. Доярки забастовали. Приезжай, разбирайся»…
Пока разбираюсь с фермой и доярками, мне передают: «В такой-то бригаде, а всего их одиннадцать, закончилось дизельное топливо. Трактора и комбайны заправлять нечем. После обеда, если не раньше, техника встанет»…
Начинаю «вышибать» топливо. На очереди ещё с десяток требующих неотложного решения вопросов.
Шучу, конечно. Хотя заниматься подобными проблемами приходилось довольно часто. Но вот что характерно. В те времена для меня не было неразрешимых хозяйственных вопросов. Конечно, всё в пределах разумного. Так происходило, видимо от общего настроя в стране. Большинство руководителей, всех рангов и уровней чувствовало личную ответственность за общие дела и не отмахивалось от просьб надоедливого председателя колхоза.
Вот лишь один характерный пример.
Приехали как-то работники колхозной бухгалтерии в районное отделение Госбанка за зарплатой для коллектива, а им говорят:
– Лимит на выдачу наличных средств у отделения закончился, деньги выдать не можем.
– Какой лимит? – возмущаются мои работники, – мы, ведь не подаяние приехали просить. На счёте колхоза денег достаточно…
– Нет, не можем выдать, – твердят банковские служащие, управляющий запретил.
– А где ваш управляющий?
– В Пермь уехал.
– Приезжают мои работники в правление, чуть не со слезами на глазах рассказывают, как получили от ворот поворот.
Звоню в Пермь, начальнику областной конторы Госбанка СССР. Секретарь соединила без лишних вопросов. Объясняю ему, так, мол, и так, люди ждут зарплату, деньги на счёте есть, но нет какого-то лимита.
Начальник выслушал и говорит:
– Панкратов находится у меня в кабинете, на совещании и слышит наш разговор. Он немедленно выезжает в район. И не дай Бог, если за то время, пока он едет до райцентра вы не получите деньги на зарплату, он войдёт в отделение Госбанка уже не управляющим…
Подобных примеров я могу привести сколько угодно. Вот это был стиль работы! Не формальный, государственный подход к делу.
– Вы говорите правдиво. Чего не отнимешь у бывшей партии, так это чётко поставленной работы с кадрами. На улице руководителей она не искала, на ответственные должности – выращивала, поэтапно продвигала человека по служебной лестнице и проверяла. Но давайте вернёмся к начальному периоду вашей работы председателем и вашим амбициям.
– Если честно, то вначале я думал только об одном: я не могу не справиться. Я должен, обязан удержаться в «седле», не свалиться, сработать не хуже, чем другие руководители хозяйств. Ты знаешь, что это были за люди.
– Действительно, вспоминая добрым словом то поколение хозяйственных руководителей, нужно сказать, что среди них было много личностей с большой буквы. Что ни председатель колхоза, то самородок, руководитель, который по своим разносторонним знаниям, широте кругозора, масштабности мышления, государственному отношению к порученному делу, личной требовательности мог дать здоровенную фору не то что областному сельскохозяйственному начальству, но и многим федеральным деятелям.
Величие этих людей исходило из их добрых дел, успехов и замечательных достижений в работе.
Негласным лидером среди руководителей хозяйств ряда районов Кунгурской зоны считался С. П. Копылов. При нём колхоз «Урал», один из самых крупных в области, процветал. Государству из колхоза потоком шли многие сотни тонн мяса, тысячи тонн молока и зерна. При этом председатель не довольствовался финансово – экономическими результатами основного производства, искал дополнительные источники доходов. Успешно развивал подсобные  и народные промыслы.
На вырученные деньги колхоз строил фермы, Дома Культуры, сельские клубы, школы, жильё, дороги. Многочисленные населённые пункты хозяйства преобразовывались буквально на глазах.
Председатель колхоза был неординарным человеком. Обстановка на селе оставалась сложной, но идеи и планы самого различного характера буквально распирали его. Умел председатель находить и единственно возможные выходы из тупиковых производственных ситуаций. Иногда то, что удавалось сделать Копылову, было настолько неожиданным и экстравагантным, что казалось не реальным, не правдоподобным.
Был такой случай. Приближалась весенняя посевная. Обычно в это время на селе нарастают объёмы транспортных работ. Нужно перебрасывать из центральных зернохранилищ в бригады и на участки семена, завозить в хозяйства горючее и удобрения, оборудовать автомобильные загрузчики сеялок и так далее. Но ситуация в колхозе «Урал» аховая, Большинство из имевшихся машин стоят на приколе. Нет колёсной резины. Искать её на базах, или в автоколоннах бесполезно. Обстановка повсеместно одинаковая. Резина в дефиците по всей стране, по всему СССР. Выручить могут только военные. И Копылов едет к ним. К командованию Пермского гарнизона.
– Рад бы выручить, – говорит командующий старому знакомому – Копылову, – да как я передам тебе колёса? Если дам команду отпустить со склада, наверняка попаду под трибунал. Государственное военное имущество не имеют право разбазаривать даже генералы…
У Копылова давно приготовлен на этот случай надёжный вариант. Он предлагает произвести обмен шинами на территории колхоза в условиях воинских учений…
Буквально через несколько дней после встречи Копылова с командующим, на центральной усадьбе колхоза появляется колонна военных грузовиков, совершающая учебный марш – бросок. Военные меняют часть колёс своих автомобилей на негодные колхозные и, усложнив тем самым условия передвижения, двигаются в путь, преодолевая возникшие трудности…
Как писала в дальнейшем пресса: «Посевная кампания в колхозе «Урал» прошла организованно, в лучшие агротехнические сроки и с хорошим качеством. Во многом этому способствовала чёткая, слаженная работа водителей хозяйства»…
Вспоминая добрым словом С. П. Копылова, который проработал председателем колхоза «Урал» четверть века и покинул его награждённым орденом Ленина, я как бы прикасаюсь к эпохе семидесятых годов. Ведь многие черты его характера были свойственны тогда абсолютному большинству руководителей и специалистов хозяйств. Все они жили заботами о производстве, эти заботы не тяготили их, наоборот, приносили удовлетворение и осознание сопричастности к чему-то большому и важному. Такие , беззаветно преданные делу руководители формировали в своих коллективах внутренний дух, атмосферу созидания и производственной состязательности.
– Конечно, и то время, и более позднее, было замечательное, – соглашается Вениамин Александрович. С одной стороны, ты весь в работе, ни на час не можешь забыть о производстве, которое для тебя словно малое дитя, постоянно требует внимания и заботы. Ты стремишься не сорваться с выполнением планов, не отстать от соседей. А с другой стороны – душевное удовлетворение от того, как заинтересованно работают люди, как вершатся колхозные дела, от того, что ты сам чего-то стоишь на этой земле…
Давай вспомним, как готовились, например, к колхозной посевной. В каждой бригаде всю зиму «стучали» кузницы. Там же, в мастерских механизаторы перебирали прицепную сельскохозяйственную технику и ставили её на линейку готовности, выводили на исходные позиции. Ещё и ещё раз проверяли инвентарь, сеялки, загрузчики, трактора. Агрономы и инженеры защищали рабочие планы. Бригадиры подбирали сеяльщиков и поваров. Словом, будни были наполнены хлопотами, сродни приготовлению к большому празднику. И томительные переживания, всеобщий подъём от ожидания этого праздника, передавались  всё большему числу людей и нарастали. Начиная со второй половины апреля, все, кто должен был быть задействован на посевной, ждали начала отсчёта того единственного дня и часа, который «год кормит».
Лично для меня такая обстановка в колхозе была действительно праздником. Во время посевной оживала природа. Затем появлялись первые обнадёживающие всходы хлебного поля, люди становились чище, добрее, чаще улыбались…
То же самое происходило в колхозе и во время летней заготовки кормов, и в период осенней жатвы…
Это была наша эпоха, наша замечательная колхозная жизнь. Вот такими мы были в той жизни. С чистыми, христианскими помыслами перед людьми, словно святые, невинные дети перед господом Богом.
Ну, а уж если мы, или кто-то другой, из более позднего призыва колхозных специалистов и руководителей, чего-то там недодали обществу, то извиняйте. На большее у нас не было ни сил, ни возможностей. Мы сделали всё, что от нас зависело и ушли с чувством выполненного долга и поднятой головой.
– Знаете, Вениамин Александрович, с вами можно согласиться на все сто процентов, если забыть о «чёрной дыре». Помните такую расхожую характеристику всему социалистическому сельскому хозяйству? Мол, сколько колхозам не вали, всё исчезает бесследно, без отдачи…
– Мне обидно за такое сравнение и, более того – оскорбление нескольких поколений людей, живших и работавших в деревне. Тот, кто знает, каким были труд и быт на селе, ничего подобного не скажет. К тому же, нельзя мазать чёрной краской всех подряд. Наш колхоз с крепкой экономикой, не был исключением в области, а тем более в России. Дело заключается в том, что как научный мир до сих пор не может объяснить природу чёрных дыр во Вселенной, точно так же общественность не владела и сейчас не владеет причинами образования и местонахождением тех дыр, через которые утекали раньше деньги, выделяемые государством на подъём села. Хотя «ларчик» открывался просто.
Дело в том, что в те времена село было накрыто огромнейшей сетью отделений и предприятий самых различных специализированных объединений, управлений, контор. Ты знаешь их не хуже меня. Это объединения «Сельхозтехника», «Сельхозхимия», управление Мелиорации, транспортные предприятия «Сельхозавтотранс», объединения «Межколхозстрой» и «Межколхоздорстрой», различного рода инспекции и так далее и тому подобное, даже вспоминать не хочется. Все они, за исключением «Сельхозтехники», монополизировавшей запчасти на ремонт тракторов и комбайнов, были маломощными, выполняли мизерные объёмы подрядных работ, отчего в такие хозяйства, как наше, никогда не заглядывали. А в списке государственной бюджетной поддержки стояли на первом месте, впереди колхозов, которым вместо средств доставались лишь «фиги с маслом», да «шишки».
Народ не вникал, да и не мог вникнуть в хитросплетения государственной политики по отношению к крестьянству, безоглядно верил, что именно колхозники являются главными виновниками нехватки в стране продуктов питания. Я же убеждён в том, что не только после коллективизации, но и в семидесятые и восьмидесятые годы прошлого столетия правительство страны манипулировало показателями сельскохозяйственной экономики. По своему усмотрению  жонглировало перед народом цифрами и фактами, используя ценовую и плановую политику. При желании оно могло установить колхозам реальные производственные планы, исходя из их технологического развития, наличия материальной базы, людских и земельных ресурсов. Могло ввести обоснованные закупочные цены на сельхозпродукцию. Однако оно никогда не шло и не пошло бы на подобные шаги. Почему? Да потому, что в таком случае государство  потеряло бы рычаги постоянного давления на колхозы. Большинство их превратилось бы в нормально работающие хозяйства, которым положены «пряники». А нужны были коллективы, которые необходимо стегать, гнать вперёд, обоснованно изымая всё, что они производят. То есть политика тридцатых годов сохранялась в отношении колхозов до последних дней их существования. Вот лишь один наглядный пример.
Когда экономисты предложили Н. С. Хрущёву заинтересовать российских крестьян в увеличении производства отечественного зерна закупкой по тем же ценам, по которым страна закупала хлеб у фермеров Запада, а, также Аргентины и США, Хрущёв возмутился: «Нет! Никогда! Это будет способствовать развитию частнособственнической идеологии»…
Соблюдая стерильность советской идеологии в отношении колхозников, Советский Союз субсидировал зарубежное сельское хозяйство. Как известно, в восьмидесятые годы наша страна вышла на первое место в мире по импорту зерна, закупала его более сорока миллионов тонн в год, тем самым  щедро кормила зарубежных хлеборобов, а своих продолжала держать в чёрном теле…
Ну, а на какой технике мы работали? Может быть в других регионах страны обстановка была иная, но в нашей области, вплоть до распада Советского Союза , мы так и не увидели ничего стоящего. Ни тракторов, ни комбайнов, ни кормозаготовительных и зерноочистительных машин, ни оборудования для животноводства…
В конце своего председательствования я всё-таки, познакомился с образцами настоящих машин для села. В области начали появляться импортные зерноуборочные комбайны, которые на контрольных делянках намолачивали с гектара на 10 – 15 центнеров зерна больше, чем на тех же полях собирали комбайны отечественного производства. На заготовке сенажа стали применяться замечательные комплексы машин, разработанные в Венгрии. На некоторых молочных фермах внедрили немецкую технику и технологии содержания и обслуживания коров.
Если бы это были не единичные примеры, и подобная техника поступила нам в 70 – 80-е годы, когда она уже повсеместно применялась на Западе, колхозы и совхозы завалили бы родное отечество сельскохозяйственной продукцией. Возможно, вся история страны Советов сложилась бы не столь драматично. И слово «колхозник» писали бы сейчас с большой буквы, чтобы звучало оно только уважительно.
   
СПРАВКА:
«В начале 80-х годов прошлого века в СССР было 32300 колхозов и 15500 совхозов.
Советский Союз занимал первое место в мире по производству пшеницы, ржи, картофеля, молока, третье место – по общему объёму производства сельскохозяйственной продукции.
Вместе с тем, сельское хозяйство продолжало оставаться наиболее слабым звеном в экономике страны. Достигнутые успехи в производстве важнейших продуктов питания, не обеспечивали в полной мере их потребности.
С целью повышения эффективности сельского хозяйства советское правительство прибегало к многочисленным реформам, направленным на реорганизацию управления колхозным производством. Увеличивало вложения в аграрный сектор. Делало попытки изменить саму структуру сельского хозяйства за счёт снятия ограничений по хозяйствованию на приусадебных участках колхозников. Однако, результаты от всех этих мер оказывались меньше ожидаемых.  В начале восьмидесятых годов объём валовой продукции сельского хозяйства стал сокращаться.  Если в 1971 – 1975 годах он составил 13 процентов совокупного общественного продукта, то к 1985 году – снизился до шести процентов.
Немаловажную роль сыграло то обстоятельство, что принимаемые меры носили всё тот же экстенсивный характер, были направлены по большей части не на развитие производства, а на изъятие как можно больших объёмов производимой хозяйствами продукции. При этом колхозы и совхозы оставались технологически отсталыми, с крайне низкой производительностью труда и большими затратами на производство. В том состоянии, в котором находилось сельское хозяйство страны, оно не имело перспективы дальнейшего существования и с приходом реформаторов ельцинского призыва, было упразднено».
– Если вдуматься, то решение власти ликвидировать коллективные хозяйства, не что иное, как заявление колхозникам: вы занимаетесь не тем, чем нужно,  попусту потратили и продолжаете тратить время. Кротов не жалеет годы своей жизни, беззаветно положенных на алтарь отечества?
– Знаешь, я врагу не пожелал бы остаться на склоне лет у разбитого колхозного корыта, которое мастерил, долбил и латал всю жизнь. Однако думаю, что не только мои пятьдесят лет, отданные колхозу, но и время каждого, кто трудился на селе, не потрачено даром. Оно было посвящено самому благородному на земле делу – выращиванию хлеба. Я ни о чём не сожалею. Более того, иногда задумываюсь: если бы можно было сбросить годков сорок, то есть половину того, что прожито, я бы не раздумывая, организовал своё сельскохозяйственное предприятие. Подобрал бы единомышленников и утёр нос тем, кто, упёршись в сельские проблемы, впал в ступор и не может сделать твёрдые, уверенные шаги. Как бы хорошо, плохо, или совсем никак, не относились к деревне верха, они всегда остаются там, наверху. Здесь же, в деревне, нам наша жизнь виднее. Земля-матушка – здесь, рядом. Она ещё живая, истосковалась по настоящему хозяину и ждёт его. Думаю, дождётся!