Песок... 14 Финал

      «Лучше всего под кальян вести легкие беседы, такие, которые можно прервать в любой момент, или изменить тему. Очень хороши по такому случаю дорожные рассказы. Дервиш рассказывал, а принцесса то смеялась, то грустила, то буквально замирала, когда старик описывал свое путешествие через океан. Ей стоило немало напрячь фантазию, чтобы представить вместо пустыни изобилие воды.

      И вместе с этим, старик видел, что в глазах принцессы постоянно присутствует некое чувство, которое не изменялось, не зависимо от того, что именно рассказывал старик. Так отражается в глазах, незажившая сердечная рана, или боль потери, или ненависть, ставшая путеводной звездой.

- Принцесса, - дервиш завершил очередную страницу своего путешествия и обратился к собеседнице, - что тебя печалит? Я старик, вдруг, я смогу тебе помочь, советом, а может, тебе поможет уже то, что ты поделишься со мной…
- Никто и никогда не слышал этой истории, и, скорее всего, я бы не решилась рассказать ее, но ты прав, она стала слишком тяжела для меня одной. Может быть, и правда, ты поможешь мне, святой человек…»

      Наталья неожиданно вздрогнула и проснулась. Костер радовал практически последним угольком. Девушка огляделась – Владимир и Григорий спали. Буря за пределами башни продолжала бушевать. Наталья поднялась, кинула на уголек три щепочки. Низ живота болел, и боль разбегалась по мышцам всего тела.

- Господи, когда же это закончиться, - чуть не плача пробормотала Наталья.

      От всего этого, включая и пустыню, и башню, и месячные, чувствовала она себя какой-то больной, почти прокаженной. Ее затошнило, и она заторопилась в самый дальний угол помещения. Облокотилась на стену и с удивлением почувствовала, что стена теплая. Помучившись немного, но так и не сумев ничего выдавить из себя, она решила, что ей не стоит возвращаться к огню, такому маленькому, готовому в любой момент погаснуть. Она перенесла куртку, на которой дремала и устроилась около стены, а потом и вовсе, прислонилась. Так, и уснула. А еще, и это тоже ее порадовало, снилось ей продолжение все того же сна.

      Только девицы  уже возились с мужчиной ее мечты на огромном ковре, под балдахином, а две девицы танцевали и продолжали песню…

      «Принцесса сама проводила старика, и долгое время смотрела ему в след. Да, теперь она знала, что надо делать, но она даже и не представляла, что прежде чем у нее появиться возможность сделать тот шаг, который требовал всей ее решительности и смелости, пройдут годы ожидания…

      Годы, заполненные событиями, суть которых печаль и грусть. Принцесса ждала, но ее время было другим, в отличие от людей, которые ее окружали. Сначала они просто проявляли недовольство тем, что вынуждены торчать здесь, в пустыне около этого жуткого места, называемого Черными камнями – тогда принцесса приказала лишить головы каждого пятидесятого из солдат, чем восстановила порядок на пару лет.

      Ежедневно она выходила из своей палатки, устраивалась на ковре и смотрела вдаль.

      Потом начался бунт, солдаты словно позабыли о казненных, а может и действительно забыли, потому что речь шла о человеческом времени. Тогда Принцесса приказала казнить каждого десятого и пустыня покраснела от крови, и потребовалось еще пять лет, чтобы к песку вернулся его естественный, желтый цвет. К этому моменту в подчинении у принцессы осталась, приблизительно одна пятая от того войска, с которым она вышла в этот поход.

      Но наступил месяц безумия – месяц цветения дурман-травы, и остатки войска вновь решились на бунт. Самый безнадежный, и поэтому, самый страшный. Трое суток шла битва многих отчаявшихся воинов против сначала пятерых, потом четверых, потом троих. Потом ее защищали только двое. Принцесса, словно очнувшись, сама вступила в битву,  и к вечеру их осталось снова трое. Трое в пустыне, заваленной трупами воинов. Что-то произошло с принцессой, она словно открыла у себя еще один глаз, который видел мир без искажений. И тогда в сердце ее открылась еще одна рана. Ей стало жаль двух этих воинов. Она позволила им приблизиться к себе и спросила, какой награды хотят они за службу и преданность.

- Тебя, - ответили они оба, едва ли не в один голос.
- Вы знаете закон. Он не запрещает мне, но для вас он – смертный приговор, - возразила принцесса.
- Быть с тобой, все равно, что ходить по лезвию клинка, ожидание смерти уже просто наскучило нам. Мы благодарны, что ты предоставила возможность принять участи в этой битве, а теперь ты еще спрашиваешь о награде. Любая награда меньше названной унизит, прежде всего, тебя.
- Да, - и ответила и согласилась принцесса, и, став женщиной, двое суток отдавалась воинам, а на третьи, они, знавшие закон, поклонились принцессе, коснулись края ее одежды, и ушли в пустыню, чтобы встретить смерть, как положено воинам…»

      Владимир проснулся от голода. Желудок настоятельно требовал пищи, урчал и неприятно сокращался. Единственным способом успокоить его, а точнее обмануть голод, было закурить, что он и проделал. Желудок недоуменно затих, пытаясь обнаружить что-нибудь питательное, то есть, похожее на пищу, в клубах сигаретного дыма. Посмотрев по сторонам, Владимир увидел, что Григорий спит, как и Наталья, с той лишь разницей, что девушка зачем-то перебралась к стене. Владимир поднялся на ноги, его качнуло…

- Поганое дело, - пробормотал он, - сигареты на голодный желудок.

      Владимир дошел до дверного проемы и выглянул, солнце поднималось, но было оно кровавого света, тусклое, да еще с какими-то разводами – одним словом, что-то физиологически неприятное. Он сделал полукруг и дошел до открытого люка. Теперь оттуда холодом уже не тянуло – просто присутствовала некая прохлада. А еще был какой-то запах, приятный, вкусный, дразнящий одним своим присутствием. Желудок, распознавший сигаретный обман недовольно заурчал.

- Черт возьми, не хватало еще от голода сдохнуть, в этой проклятой башне…

      Дрогнул под ногами пол, что-то посыпалось с потолка, у Владимира сложилось впечатление, что двинулась вся башня. От неожиданности он присел на песок.

- Проклятие, - прошептал он, и снова башня отдалась стоном и движением.

      Вскрикнула Наталья, мгновенно проснулся и подскочил Григорий.

- Что происходит?! – завопили они в один голос.
- Не знаю, - словно боясь своего голоса, прошептал Владимир, - я сам только что проснулся. Закурил и подошел к люку.
- Опять землетрясение? – попробовала уточнить девушка.
- Не знаю. Со здешней почвой происходит что-то совершенно непонятное. Может быть, это все из-за Блуждающего моря. С точки зрения науки, оно ведь ушло только что, наверное, пласты еще не устоялись, вот они и движутся.
- Возможно, - согласилась девушка, а Быков, как не особо посвященный в науку, просто промолчал.
- А что же тогда еще?

      Какое-то время все трое топтались вблизи открытого люка. Сначала сигареты достал Григорий, потом и Наталья попросила у него сигарету, а, глядя на них, снова закурил и Владимир. О чем думал каждый не известно, но лица у них был какие-то осунувшиеся и сероватые, наверное, из-за тусклого освещения, голода и усталости.

- Надо что-то делать, - произнес Владимир и посмотрел сначала на Григория, а потом на Наталью.
- А что? – спросила Наталья, словно действительно думала, что Владимир знает нечто, что сможет вытащить их из этой ситуации.
- Не знаю, - это все, что мог ответить Владимир, да и любой из присутствующих.

      Погасла сигарета Натальи, она кинула окурок на песок и побрела к тому месту около стены, где провела ночь. Стена по-прежнему была теплой, девушка прислонилась к ней и задремала…

- Буря не стихает, выходить сейчас – чистое самоубийство, - говорил тем временем Владимир Григорию.
- Да что ты мне объясняешь, - раздраженно откликнулся Быков, - я может, в институтах и не учился, но и так понимаю – надо ждать.
- А ждать – умом тронемся.
- Это если об этом думать, то тронешься.
- А чего ты предлагаешь?
- Ищи дрова, - вполне резонно предложил Григорий, - или пересыпай песок, или ищи сокровища, займись хоть чем-нибудь…
- А ты?
- А я полезу в люк.
- Зачем?
- Чтобы умом не тронуться, - с какой-то злой усмешкой отозвался Быков.

      В общем-то, если всем им предстояло сойти с ума, то Быков был бы последний, кого тронула бы подобная участь. И не потому, что у него было мало ума – просто у него был другой ум.

- Давай тогда вместе полезем, - предложил Владимир.
- А тебе это зачем? – в свою очередь как-то зло поинтересовался Григорий.
- Так ведь, все равно, что делать, так хоть, по крайней мере, интересно.
- Ладно, полезли, - быстро согласился Быков, и тут же переходя на деловой тон, посочувствовал, - жаль только, веревки нет. Так, для страховки, а то темно там, хоть глаз коли. Не понятно даже какая высота там.
- Можно ремни связать, все лишний метр будет, - предложил Прохоров, ему тоже было легче от того, что он решает какую-то предметную задачу.

      Ремни были выдернуты из брюк и связаны вместе, получилось что-то около полутора метров. Потом они подошли к открытому люку, Владимир намотал один конец веревки на руку, второй подал Быкову.

- Ладно, - ответил тот, - рискнем…

      Не известно, чего именно ожидали Владимир и Григорий. Можно лишь наверняка утверждать, что каждый представлял себе что-то свое. Григорий, например, ожидал золота. Много золота, его должно было хватить на то, чтобы навсегда скрыться из этих мест, а может, и из этой страны и осесть, где-нибудь в Турции, где у него были родственники. Владимир же предполагал, что-нибудь такое, о чем читал в книгах. Сундук в паутине, пару скелетов в углу, ну и прочую дребедень.

      Дело не в этом. Важно, что они оба ошибались.

      До дна оказалась не так уж и высоко, все на всего, около двух метров. На дне был все тот же песок, правда, в меньших, но все равно, в достаточном количестве, чтобы приземлиться и ничего не сломать себе при этом. Освещение, которое давал открытый люк, было слишком тусклым, чтобы рассмотреть хоть что-нибудь. Поэтому действовать пришлось на ощупь. Первое, что попало в руку Григорию, была какая-то палка…
      
- Что там, Григорий? – спросил сверху Владимир.
- Палка какая-то, здоровая, с тряпкой… Ерунда, - сделал вывод Григорий, - но на растопку пойдет.
- А может это факел? – предположил Прохоров.
- Черт, конечно факел! – воскликнул Быков, он быстро нашел зажигалку и чиркнул ее.

      Огонек горел ровно, тень немного отступила, но не настолько, чтобы рассмотреть окружающую обстановку. Быков поднес огонек к тяпке, и та мгновенно вспыхнула – это действительно был факел, а тряпка была пропитана каким-то специальным раствором, который давал свет, неровный, метающийся, но достаточно яркий свет.
- Ого, - разочарованно пробормотал Григорий, оглядывая помещение – оно было значительным, но пустым.
- Что там у тебя?
- Ты спрыгивай сюда, - предложил Быков.
- А наверх, как. Наташка одна нас не вытянет.
- Тут невысоко, сами справимся.
- Отойди тогда в сторону, чтобы я на тебя не рухнул…

      Григорий сместился в сторону. Через мгновение показались ноги Прохорова, который висел, держась за край отверстия. Он несколько раз качнулся и отпустил руки. Еще мгновение и он поднимался, становясь рядом с Быковым.

- Однако, солидное помещение, - пробормотал он оглядываясь.
- А что толку – пусто же, - пожаловался Быков.
- Так надо осмотреться, - Владимир слез с кучи песка, подошел к стене и шлепнул по ней рукой, - камень. Посвети-ка.
- Там еще факела есть, вон.

      Но Прохоров уже и сам увидел несколько держателей, в которых торчали палки, подготовленные для огня. Он снял одну и зажег факел от факела Быкова – в комнате стало светлее.

- Глянь, Володя, там какой-то проход, правильно, с двумя факелами удобнее. Пошли, посмотрим, что там.
- Пошли…

      Потолок здесь был низкий, поэтому пришлось идти с большим расстоянием друг от друга, чтобы случайно не подпалить. Это был коридор, с множеством поворотов, и как показалось Прохорову, имеющий некоторый уклон вперед. После очередного поворота Быков остановился.

- Ты чего? – спросил Прохоров.
- Тупик, черт.
- Может, дверь есть, посмотри внимательно, - предложил Владимир.
- Ты ко мне пододвигайся, места хватит…

      Тупик, в который они попали, был помещением и с потолком повыше, да и пространства было больше. После поисков Григорий действительно обнаружил дверь. Точнее, сначала он обнаружил кольцо вделанное в стену, и помня о том, как был открыт люк, повернул кольцо и толкнул стену, та мягко подалась вперед, открывая проход в очередное помещение.

- Черт меня, побери! – почти заорал Григорий, когда ему удалось протиснуться в помещение.

      Не удержался от восторга и Прохоров, когда увидел туже картину, что и Быков…

      Даже почитателю арабских сказок, которые полны пещер, заполненных сокровищами, даже им, не удалось бы сдержать восторга от открывшегося зрелища…

      Значительное помещение, размеры которого установить не представлялось возможным, из-за заставленных, в определенном, но своеобразном, порядке сундуками, шкатулками, ларцами и прочими емкостями с крышками. Десятки, хотя нет, сотни ковров, развешены по стенам, от потолка до пола, один ковер накрывает другой, второй третий, а от четвертого торчит только самый краешек, а поверх ковров висит оружие. Много всякого и разного оружия, мечи, шпаги, сабли и еще какое-то холодное, колющее и режущее оружие. Каждый экземпляр чуть выдвинут из ножен, чтобы можно было рассмотреть качество клинка, особенности ковки и клейма мастеров, если, конечно такие имеются. И каждый эфес, каждая рукоять, не говоря уж о ножнах, изысканно украшены и начищены, из-за чего тусклый свет факелов усиливается многократно…

      А еще есть копья, луки, стрелы, звездочки, дротики, духовые трубки, боевые топоры… очень похоже на запасники Музея Оружия. И все это действующие, рабочие, так сказать, экземпляры. А с потолка свешиваются отрезы тканей, переплетенные, как косицы, и между ними какие-то элементы убранства покоев разных стран, разных народов, разных времен. Множество посуды, тоже из золота либо с драгоценными камнями, либо без них. И драгоценности, золотые монеты, аккуратно расфасованные ограненные и неграненые камни. Жемчуг длинными нитями…

      Впрочем, хватит, чтобы представить ценность – надо читать не этот текст, а реестр этих сокровищ, а чтобы понять красоту – надо видеть своими собственными глазами…

- Матерь Божья, - в восхищении пробормотал Григорий, делая шаг от двери и проходя в сокровищницу.
- Да уж, - Владимир тоже был поражен, правда, трудно объяснить, что больше поразило его, количество или качество…

      Насмотревшись со стороны, выдохнув из легких положенное количество ахов и охов, Владимир и Григорий решили, что пришло время более детального осмотра найденных сокровищ. Хотя, для того, чтобы понять, что требуется не один месяц, чтобы разобраться с этой находкой, вовсе не надо было обладать какими-то специальными знаниями…

      Но разве можно отказать себе в удовольствие запустить руки в жемчуг, погрузить их по самый локоть, или поднять полные пригоршни золотых монет и подбросить их вверх. Ни с чем не сравнимое удовольствие! Вот они и развлекались, насколько хватало фантазии, или если ее становилось недостаточно, то использовали память, вспоминая, как в подобных случаях поступали герои не наших фильмов…

      Какое-то время они тешились пересыпанием камней и золотых изделий, но ведь всегда хочется чего-то большего…

- Володя, давай-ка оглядимся по сторонам, может быть, здесь не одна комната, - предложил Григорий, отходя от большого ларца, заполненного сапфирами от темно-синего, до дымчато-голубого цветов.
- Давай посмотрим, - согласился Владимир. Объем найденного, привел его в некоторое недоумение и состояние растерянности. Здесь было слишком много всего.

      Следующая дверь была обнаружена под слоем ковров разных расцветок, разного качества, и принадлежавших, по всей видимости, разным странам. Второе помещение оказалось меньше, и заполнено было высокими сосудами с узкой горловиной, которая была залита чем-то похожим на сургуч.

- Володя, а здесь что-то булькает, - поднял и потряс один из множества кувшинов редкой работы Григорий.
- Как думаешь, что там? – спросил Прохоров, подходя ближе.
- Не думаю, что сказочный джин, ответил Григорий, и не задумываясь особо, вскрыл ближайший к нему кувшин и повел носом около горлышка.
- И что?
- Володя, ты не поверишь, но, по-моему, это вино, - он еще раз понюхал, а потом сделал маленький глоток…

      Это действительно было вино, но что самое главное, оно не закисло, не превратилось в уксус, она по-прежнему оставалось вином.

- …глотни-ка, на мой вкус слабовато, но ощущение какое-то сумасшедшее…

      Прохоров тоже сделал глоток. Они оба не были ценителями вин, они предпочитали обыкновенную водку, ну или коньяк, а чтобы оценить подобный напиток, надо было родиться лет пятьсот назад и воспитываться в дворцовых покоях.

- И слабовато, и кисловато, но вкус, действительно приятный, - согласился Прохоров.
- Да Бог с ним, зато теперь от жажды мы точно не умрем, - к слову вспомнил, про намечающийся дефицит воды Григорий.
- Пойдем дальше? – предложил Владимир, - там, по-моему, еще дверь есть.

      Он поднял факел выше и осветил какую-то нишу, весьма похожую на дверной проем. Не известно, что именно, они собирались обнаружить в следующем помещении, скорее всего, их вело обыкновенное человеческое любопытство, которому подвержены и бандиты, и профессора. Обыкновенное человеческое любопытство…

      Из трех увиденных помещений, это, безусловно, было самое странное. Маленькое по размерам, но с высоким потолком. А стен не видно, потому что от пола до потолка стояли стеллажи, которые были заполнены свитками, книгами и, это было очень странно, песочными часами, различных размеров, с песком различного цвета. Часть часов уже остановились, но были несколько, которые все еще продолжали отмерять время…

- Ничего интересного, - пробормотал Григорий оглядев помещение. Заметил еще одной дверной проем и направился к нему.
- Гриша, - практически шепотом произнес Прохоров. И шепот этот был каким-то испуганным. Услышав его, Быков обернулся и удивленно посмотрел на Прохорова.
- Ты чего, Володя?
- Ты не понял, - продолжал шептать Прохоров, он поднял руку и указал на какой-то стеллаж.
- Чего не понял? – Быков удивленно посмотрел туда, куда указывал Владимир, - песочные часы, ничего интересного.
- Они идут, - а эти слова у него получились и вовсе какие-то придушенные.
- Ну и…, - наконец и до Быкова дошел смысл увиденного…
- Господи, чье это, - разглядывая комнату, но уже, как бы под другим углом зрения произнес Владимир.
- Мое, - послышался позади них голос.

      Оба вздрогнули и одновременно обернулись. Правда, получилось это как-то глупо, потому что, до этого они стояли лицом друг к другу…

      Наталья вскрикнула и открыла глаза. Сон, в котором присутствовало нечто огромное, тяжелое, нечеловеческое рассеялся, осталось лишь одно слово, от которого, как показалось девушке, должно все рухнуть. И башня эта проклятая, и пустыня и само небо… Наталья с трудом поднялась, первое, что попалось ей на глаза – был открытый люк.

- Чего они еще наворочали, - раздраженно пробормотала Наталья, но все-таки решилась подойти.

      Это было странное чувство, точнее целая гамма чувств, в которой доминировали два, перекрывая все остальные. Наталье было страшно подходить, где-то на подсознательном уровне она чувствовала, что самым правильным будет бежать отсюда, пусть даже, снаружи ждет буря…

      Она сама, частенько ругала героев и героинь американских фильмов, когда те шли навстречу чему-то неизведанному и опасному, а вот теперь она сама оказалось в той же самой ситуации. Она понимала, что этого делать не надо, но ничего с собой поделать не могла – шла вперед, словно ее тянули на прочной веревке к этому самому открытому люку.

      …да-да, ее именно тянуло туда, и это было то самое второе чувство. Тянула подойти, тянуло заглянуть, и этому невозможно было противостоять. По крайней мере, Наталья не могла этого сделать.

- Володя, Григорий, - позвала она, приблизившись к открытой крышке.

      Ответа не последовало.

- Ребята, - позвала она вторично, но на этот раз в голосе ее проступили жалобные, по-детски капризные нотки, - ребята, куда вы делись?! Вы там живы?!

      Ответа снова не было. Наталья решила, что кричала она не достаточно громко, поэтому легла на живот, и даже свесилась немного в открытое отверстие, после чего позвала еще раз:

- Ребята! Отзовитесь! Хватит придуриваться!

      Но и этот крик остался без ответа. Девушке ничего не оставалось делать, как подняться и выбирать из двух вариантов. Можно было к ним, вниз, и именно на это подталкивало ее второе доминирующее чувство, но пока оно было не в силах преодолеть первого доминирующего чувства – чувства страха. Следуя ему, она отступила, просто сделала пару шагов назад, присела около огня и закурила. В душе было пусто и холодно, а за пределами башни, по-прежнему, бушевала песчаная буря. Наталье было тошно, скорее всего, сложились здесь в одно месячные, голод, страх и сигаретный дым. А тут еще в ушах навязчиво прокручивались слова песни:

      «Прошло еще время. Втроем, в компании с песком и солнцем, время выбелило и скрыло кости павших воинов, потом источило дорогие ткани и ссыпало их прахом, последними уступили ковры. Теперь мускулистое и длинное тело принцессы лежало просто на песке, свернувшись кольцами. Солнце играло на чешуе и отбрасывало на песок замысловатый цветной узор.

      Проклятая башня появилась ночью, дважды качнув барханы и встав ровно посередине плато Черных камней. От него поднимался пар, и пока солнце не отогрело ее, на стенах башни можно было рассмотреть да и почувствовать кристаллики льда.

      Принцесса вздохнула облегченно, ее ожидание закончилось, поток тысячи мыслей, которые обычно преследуют ожидающего, был прерван, но вместе с этим, принцесса потеряла и еще что-то важно. Что-то такое, что еще сто лет назад заставляло ее скользить между камней, погружаться в прохладные источники, а пойманных рыбок и птичек отпускать на волю. Этому трудно подобрать верное название, а после того, как его не стало, название и вовсе потеряло смысл – ведь слово не может существовать дольше, чем существует объект или явление, которое оно обозначает…

      Она пришла к порогу Проклятой башни, обернувшись женщиной. Приняв, таким образом, вид первопричины многих человеческих бед и сама того не сформулировав, задала свой последний вопрос:
- Простил ли ты, старший брат…

      А второй вопрос она успел только продумать, но не успела сказать…»


- …вот мои условия, - голос кашлянул и стих.
- Я не согласен, я не могу пойти на эти условия. Я даже не считаю возможным обсуждать их! – Прохоров вскочил с ковра, попутно толкнув блюдо с фруктами, на полпути он остановился и посмотрел на Григория, - а ты что молчишь?! Или тебя такие условия устраивают?!

      Чтобы не отвечать на эти глупые вопросы Быков надкусил очередной персик и принялся тщательно пережевывать фрукт.

- Зачем ты спрашиваешь у вора? – вновь раздался голос, - я не разговариваю с ворами – я их казню.
- Это кто вор? -  вспылил Быков, но вспылил трусливо, от страха вспылил.
- Ты, - ответил голос, - только ты крал не золото, ты крал жизни, ты крал свободу, волю и здоровье твоих ближних.
- Вы это о чем? – Владимир прекратил свое суматошное перемещение по гостиной и остановился напротив Быкова, - о чем идет разговор?

      Быков молчал, исподлобья поглядывая то на Владимира, то на колышущуюся штору, за которой предположительно был их странный собеседник.

- Он, - голос усмехнулся, - кто сказал тебе, что ты умный человек, что ты ученый? Он причина твоих бед, это его приставили к вам для транспортировки зелья. Не того парня, которого ты называл Рамиль, а этого.
- Григорий!
- Что Григорий! – Быков вскочил, - можно подумать, что это я употребляю дурь, и готов продать за нее мать родную. Я просто зарабатываю деньги…
- Чушь, - откликнулся голос, - и хватит об этом. На самом деле, мне все равно. Я уже принял решение, и знаю, как закончиться ваша бестолковая история.
- Как?! - в один голос, тихо спросили Быков и Прохоров.
- Ты – вор, будешь казнен на закате, но перед этим, ты подвергнешься пытке. Подвергнешься просто так – у меня такая привычка – пытать воров перед казнью. Тебя, ученый, я выпущу. Возьмешь ли ты что-нибудь из сокровищницы, или нет – твое дело. Любое твое решение меня устраивает, независимо от мотивов, которые диктуют тебе данное решение…
- А девушка?
- Она, естественно, останется здесь, как я и говорил раньше, она на некоторое время заменит мне сестру, женщину, собеседницу и куклу. Я слегка одичал за последние двести лет, - голос фыркнул, словно сказал что-то смешное.

      Стоило эху от смешка погаснуть в комнате, как Григорий почувствовал на себе жесткие и прочные ремни, которые невозможно было ни развязать, ни разорвать. Веревки этим тащили Быкова куда-то вперед, он вертелся, пытался вырваться, но каждое его движение происходило абсолютно без последствия ни для пут, ни для направления, по которому его тянули, ни для силы, которая все это проделывала…

      Та же сила, настойчиво, но более аккуратно выставила Прохорова сначала из гостиной, потом из сокровищницы, правда здесь сила дала некоторое время для наполнения карманов, но Прохоров не воспользовался этим временем. Потом сила выдавила его из люка, пронесла мимо округлившей глаза девушки, и буквально выбросило за дверь.

- Володя, - только и успела вскрикнуть она, как сила, с которой она не успела познакомиться, окружила ее.

      Что-то мощное, бережно крутило тело девушки в полуметре от пола, так ребенок рассматривает игрушку, еще не приняв окончательного решения, нравиться ли она ему или нет. Наталье было нехорошо – от всех этих переворотов и качаний ее поташнивало. Пока голова ее безвольно моталась от этих переворотов и вращений, а сила тем временем сдернула с нее одежду, брезгливо ухнула, заметив на ногах кровавые полосы, но не бросила, хотя на минуту такая мысль посетила хозяина Проклятой башни. Он ухнул еще раз, поднял тело девушки повыше и какое-то время рассматривал ее целиком, а потом принял решение, и опустил в огромный мраморный бассейн заполненный чистой теплой водой, по поверхности которой в изобилии плавали какие то лепестки, веточки и листочки. Наталья была без сознания, поэтому сила некоторое время поддерживала ее, следя за тем, чтобы его новая игрушка не ушла под воду с головой, а потом, когда девушка пришла в себя – сила позволила ей прибывать в воде самостоятельно, в свое удовольствие…

Эпилог.

- …иди, там этот, твой пришел, - мужчина, хозяин дома отошел от двери в кухню и вернулся в зал, где смотрел по телевизору футбол.

      Женщина, средних лет, полная, но все еще сохранившая привлекательность, вытерла руки о передники, сняла с огня сковороду, быстрым шагом вышла из кухни, пересекла коридор и увидела стоящего на пороге старого, неопрятно одетого человека.

- День добрый, - приветствовала она странного гостя.
- Здравствуйте, - отозвался мужчина.
- Вы присядьте, пока - обратилась к нему женщина.
- Я постою…, - гость был какой-то нервный, каждая часть его нескладного худого тела изредка подергивалась, словно намеревалась совершить какое-то движение, но быстро передумывала, …я, знаете ли, не чист. С дороги.

- Опять ходили в город, несчастная Вы душа?
- Да, - кивнул старик.
- И снова ничего? – женщина уже знала ответ, старик приходил в ее дом, в среднем, раз в две недели.
- Осмотрел площадь, нашел под землей много тел, мертвых.

      Женщина всплеснула руками, а старик тем временем продолжил:

- Только они не сами умерли, в них стреляли.
- Степан Петрович, так вам в милицию надо, - всполошилась женщина.
- Зачем? – пожал плечами старик, - в них очень давно стреляли.
- А зачем же вы их раскопали? – спросила женщина, неверно поняв сказанное.
- Там раньше подвалы были, их просто присыпало песком и все, я случайно туда попал, провалился, а там целые катакомбы и все забиты мертвыми.
- Все равно, надо сходить в милицию, а хотите, я с вами скажу. Они меня знают, будут слушать.
- Не надо, Гюзель…
- А хотите кушать, Степан Петрович? У меня плов…
- Спасибо, но я не хочу. Я зашел спросить, мне почты не было…

      …времени и много чего случилось. Много чего случилось. Был закрыт филиал, попал на три года в психиатрическую лечебницу Каратаев, год условно, за использование служебного положения, получил Фазиль Асафов. В перестрелке, при сопротивлении органам, был застрелен Леший. Его место занял Карим – теперь он живет в столице нового азиатского государства, и должен переизбираться на второй срок в Думу. Вера…. Хотя, кому это может быть интересно…

      Пустой город по-прежнему полон, правда, теперь, он стал прибежищем радикально настроенных представителей оппозиции. Там теперь полувоенный режим и тренировочные лагеря, даже пограничники обходят это место стороной.

      Единственный человек, которого никто не трогает ни там, ни здесь – Каратаев Степан Петрович. После выхода из клиники, он вернулся сюда и продолжает поиски дочери – так сказался на нем шок. Ходит по городу и вокруг него, ищет, залезает в подвалы, копает, записывает. А еще, ведет сложную переписку с какими-то людьми в Москве, а так как собственного адреса у него нет, то письма шлют ему на адрес Гюзель. Она не против. Против муж, но высказываться не решается, так, просто, нудит иногда, но не более того. Как-то раз попробовал воспитать жену другим, очень здесь популярным способом, но на следующий день в его дом пришел тесть с двумя телохранителями. Теперь муж проявляет свое недовольство только тем, что бурчит и никогда не приветствует странного гостя…

      Среди тех, кто пишет Степану Петровичу, иногда встречается и фамилия Прохоров. Но тот ли это Прохоров, Гюзель не знает, как не знает и содержания писем. Она давно уже не секретарь и помощница столичного ученого. Она теперь домохозяйка и мама, а Степану Петровичу помогает так, по старой памяти, а еще по доброте душевной, как некоторые младшие сестры всю жизнь присматривают за старшими братьями…