Штабс-капитан. Ч 2. Гл 13. Легализация

   
               Самые страшные капканы  - те,
               которые люди ставят сами себе…
   
    На второй день пребывания в Буэнос-Айресе, Джим, гуляя по улицам, случайно забрёл  в заведение, которое здесь, называлось «Академией» и здесь  от одного из завсегдатаев, узнал историю появления знаменитого аргентинского танца под названием – «танго».
       Внутри этого просторного помещения,  где  около стен стоял  ряд столиков со стульями, а центр зала был освобождён для танцевальных пар, было достаточно много народа. В основном, почти все мужчины, и всего десяток женщин, которые обслуживали столики.
   На небольшой эстраде играло пианино и скрипка, а посетители пили вино, закусывали, приглашали, обслуживающих их женщин выпить с ними, а потом и потанцевать. Джим про себя отметил, что среди всех десяти женщин, три были очень даже ничего себе.
    Богатством Аргентины были бескрайние пампасы, где паслись миллионные стада коров и быков и самая широкая в мире река Рио - де - Ла- Плата, в устье которой заходили суда из Европы и Соединённых штатов Америки за солёной говядиной. Отгружалось мясо, как раз в этом самом порту, где работало грузчиками большое количество мужчин с мозолистыми руками, которых вербовали на год или два, специальные агенты для тяжёлой работы в порту.
   Те рабочие, которые за два года, так и смогли накопить денег, для того чтобы вернуться к себе на родину, становились вечными «портеньос» - «портовыми рабочими», слово, которое стало вскоре означать жителя Буэнос-Айреса.
   Вот эти мужчины с сильными мозолистыми руками, в свободное время шли или в «Академии» или в бордели, которых в городе было достаточное количество.
  А женщин в Буэнос-Айресе было мало, критически мало, это Джим отметил в первый же день, своего пребывания в столице, во время прогулки по городу.
   Ехали они сюда, в основном только для того, чтобы пить с мужчинами за деньги в «Академиях» или работать в борделях.
   Вечерами в районе Ла Бока стояли огромные очереди мужчин около борделей, тоскующих о женском обществе. Владельцы борделей и сутенёры, нанимали различных уличных музыкантов, чтобы развлекали очереди. Мужчины курили, пили, дрались, слушали музыку и начинали петь и танцевать.
    Петь песни о далёкой Родине и танцевать характерные вульгарные танцы в тоске о женщинах. Говорят, что из этого, на пересечении различных культур, национальностей и традиций, родилось танго. Нечто, до неприличия мужское, грубое, объединённое печалью и желанием – но и нечто свыше.
     А потом к скрипке и пианино добавился бандонеон – гармошка с характерным трагичным органным звучанием, и всем мужчинам  у борделей понравилась обречённость его голоса.
  Ну, а потом появился Карлос Гардель, и танго стало национальным богатством «портеньос» и всей Аргентины. С тех пор, день рождения Карлоса Гарделя – 11 декабря, отмечается как национальный праздник Аргентины – международный день танго. А танго, первоначально называлось – крильо.
   И что ещё особенно поразило Джима, когда он изучал прилежащие к отелю улицы, это их идеальное состояние.
   Все улицы и тротуары в городе были гладкие и  ухоженные,  ярко освещённые электрическими фонарями в ночное время, в то время как в его родном Санкт-Петербурге, электричеством был освещён только Невский проспект.
    Ну, и конечно, метро, которое аргентинцы называют «субтэ». Станции отделаны гранитом и мрамором и очень красиво смотрятся,  даже по сравнению с Нью-Йоркским и Вашингтонским метро, и  оно очень удобно для передвижения по городу.
  А к нему вдобавок, большое количество  городских трамваев, рельсы которых пересекали город, как паутина, а их  общая протяжённость составляла около 750 километров.
  Кондуктор, продавший ему билет, сносно говоривший на немецком языке,  увидев в нём иностранца,  недавно приехавшего в их город, похвастался, что сейчас в Буэнос-Айресе насчитывается около двух с половиной тысяч трамваев и более десяти тысяч сотрудников трамвайного депо, где работают в основном местные жители.
  Он рассказал также и о том, что первая  трамвайная линия была открыта в  их городе ещё 14 июля 1863года.
   В 1916 году уже готовилась к пуску вторая линия метро, протяжённостью более десяти с половиной километров.
   Интересно было увидеть, что город, разделённый на 48 районов, построен с использованием, так называемой «гипподамовой» системы. Это способ планировки с пересекающимися под прямым углом улицами, равными прямоугольными кварталами отводимые под общественные здания и рынки, кратными стандартным размерам квартала.
   Размер каждого квартала в городе составлял 100 на 100 метров, а нумерация домов представляла собой метраж квартала, например «Альдомино 560», речь идёт не о 560-м по счёту доме, а о конкретном расположении входной двери в определённом квартале, на указанной улице.
  Удивил его, как разведчика и тот факт, что проходных дворов, как в Петербурге, в городе нет, все дома вплотную стоят друг к другу. Понравилась ему и улица Корриентас – аналог Нью-Йоркского Бродвея, на которой всегда было большое количество народа.
    А ещё ему понравилась вода в кранах, канализация, дешёвое и быстрое перемещение по городу,  будь то на такси или на метро, и ещё очень удобные писсуары для мужчин в мужских комнатах.
  Попробовал он и самое лучшее блюдо из мяса, которое называлось « Ассорти паррфильды», и с удивлением узнал, что его могут приготовить с использованием почти всех частей коровы. А это и вымя, и кишки, и требуха.
  Очень ему понравилось знаменитое аргентинское мороженое «эладо», и парагвайский чай – матэ. Сосуд, из которого пьют данный напиток, делается из тыквы. А напиток этот не чай, а листья и трава падуба.
   Обратил он внимание и на латинский темперамент аргентинцев, свойственный как мужчинам, так и женщинам. При всём при этом, местные жители очень внимательны к приезжим и  друг к другу.
      Аргентинцы – мужчины, и малочисленное количество женщин, следят за изменениями в моде и очень трепетно относятся к своему внешнему виду. Идя по городу, очень трудно отличить  по одежде портового рабочего от чиновника мэрии.
   Ещё одним своеобразным обычаем жителей этой страны – является вежливость, причём вежливость порождается не то чтобы желанием понравиться кому-то, она у аргентинцев в крови.
   Аргентинцы любят поспать и предпочитают вставать довольно поздно, особенно по воскресеньям.
    Обед в Буэнос-Айресе приходится на период с 16 до 18 часов, а ужинают коренные аргентинцы после 21 часа. И это расписание касается не только выходных, но и будних дней тоже.
   Первое, что сделал Джим, после недели проживания в столице, он попросил Хардинга подыскать ему недорогую квартиру, или часть дома, которые бы он хотел приобрести в собственность.
   И ещё через неделю такой дом, вернее половина двухэтажного дома, недалеко от центра, состоящая из пяти комнат, кухни и небольшого клочка земли перед входом, был им куплен за двадцать тысяч аргентинских конвертируемых песо.
    Хозяин дома - эскритура, синьор Пабло Дамеон, оставшись один, после смерти близких, решил, что половины дома для проживания ему достаточно, решил половину продать, и они быстро сошлись в цене.
  Джим даже не стал торговаться, когда осмотрел дом, хотя цена, даже для города, была достаточно высокой.
    После совершения сделки купли-продажи части дома, подписанной в присутствии Хардинга и аргентинского нотариуса, эскритура, направился в Регистр собственности, где сделке присвоился собственный регистрационный номер записи и дата. Хозяина устроило, что  американец рассчитался с ним наличными и сразу.
   В это же время Хардинг, при помощи своих друзей,  уже подыскал ему  и помещение для фармацевтического завода. Это была бывшая школа, на окраине города, двухэтажное здание в хорошем состоянии. Принадлежало оно мэрии, и он обещал походатайствовать о том, чтобы Джим получил его в аренду на десять лет.
    Став хозяином дома, Джим тут же подал  губернатору провинции прошение, в котором указал, что является собственником недвижимости и желает, получит вид на жительство в Аргентине сроком  сразу на пять лет. И одновременно просил, при положительном решении вопроса о виде на жительство, разрешить ему открыть на окраине города, в бывшей школе, фармацевтическую фабрику, по производству лекарств из местного сырья.
    Письмо он передал сам лично в канцелярию губернатора, и через неделю получил ответ.
    Губернатор любезно сообщал ему, что не имеет ничего против того, чтобы американский гражданин, на свои средства открыл в городе фармацевтический завод и дал городу новые рабочие места. Но, вопрос с получением вида на жительства решает не он, а чиновники в правительстве, перед которыми он походатайствует за него, и надеется, что вопрос будет решён положительно.
      Это письмо давало Джиму карт-бланш для  взятия здания в аренду, и он решил действовать.
    Первое, что он сделал, после получения письма от губернатора, это попросил  в банке у Хардинга кредит в десять тысяч песо, на оплату оформления документов на аренды и саму аренду,  сразу за несколько месяцев.
  С помощью бюро по трудоустройству, он нашёл себе двух помощников опытных фармацевтов, давно живущих в Буэнос-Айресе, переговорил с ними, и рискнул отправить одного из них - Дамиана Лоренсо пароходом в США,  со списком оборудования для  будущего завода, вручив ему при этом наличными двадцать тысяч долларов США.
   А второго попросил, от его имени заняться оформлением документов на аренду и одновременно организовать небольшой ремонт в его новом доме
    Оформляя кредит, и выдавая доллары для покупки оборудования, он был приятно удивлён, заметив, что на его счёт в  Американо-швейцарском банке Буэнос-Айреса, поступило десять тысяч долларов – приблизительно сорок две тысячи аргентинских песо из банка Швейцарии. Это, видимо постарался полковник Афанасьев, через своих агентов.
    Деньги пришлись очень кстати. Решив, что дело сдвинулось, и у него пока появилась возможность поездить по стране, и заняться делом, ради которого он сюда послан, Джим, переговорив с Михаилом,  взял билет на поезд и выехал в город Мар-дель-Плата. Но перед этим они встретились, и обговорили все насущные проблемы.
   - Говоришь, что именно в порт Баия-Бланка, часто германские  корабли и пароходы заходят, да? А мы ведь с тобой как раз, именно этот город и включили в свой список? Так? Хорошо, я сам это проверю. А ты не оставляй Парану, мне очень нужно знать, чем там немецкие мудрецы занимаются, что производят, да ещё и в режиме такой секретности.
     Я купил себе дом в районе Боэдо  по адресу Ла - Плата 585а, и оформляю вид на жительство.
   Губернатор провинции Буэнос-Айрес,  фактически разрешил мне открыть свой бизнес в городе, в той самой старой школе в районе Вилья-Риачуэло, про которую я тебе рассказывал, и ходатайствует перед правительством о предоставлении мне вида на жительство сроком на пять лет, так что я уже почти гражданин Аргентины.
  Время у меня есть, недели полторы, две, пока все эти вопросы утрясутся, поэтому я поеду в путешествие на юг Аргентины на поезде. Посмотрю страну, расспрошу людей, поразузнаю, что и где. А ты, работай по нашему старому плану, и будь осторожен, помощи нам с тобой просить не у кого, помни это Миша.
  Когда вернусь из поездки, может, что и прояснится, возможно, прибудет оборудование для лабораторий нашего завода из США и решится вопрос с арендой старой школы. Подождём…
   Когда Михаил ушёл, Джим сел в кресло и задумался.
   Он хорошо знал, что Аргентина, поставщик говядины пшеницы и льна в Россию, одновременно  поставляла и некоторые лекарственные препараты. А поставляла их фармацевтическая фирма «Лаборатория Баго С.А..» и  компания «Био Сидус С.А.», расположенные  именно в городе Парана. Поставляли они в Россию ведущую войну с Германией с самого начала  1914 года  красный  стрептоцид и хинин. У него тоже были на руках американские патенты на производство этих двух важных для жизни человека лекарств, однако Джим собирался производить ещё некоторые виды препаратов, которые раньше в Аргентине не производились, и плевать ему на патенты. Он просто будет их  продавать под другими названиями.
   Стрептоцид – по другому, сульфаниламид, был впервые получен в 1908 году, при попытке синтезировать хороший краситель для текстильных материалов из льна и хлопка. Краситель - родственный анилину. 
  Афанасьев просил Джима, по возможности увеличить поставки этих препаратов,  а если не получится, попробовать найти специалистов и готовить эти лекарства на своём заводе. В общем, почти невыполнимая задача, потому что завода пока ещё нет, специалистов и оборудования тоже, да и конкуренты, вряд ли дадут ему развернуться на полную мощность.
    Он уже выяснил через Хардинга,  насчёт сфагновых повязок, которые заказала Россия в Аргентине через посольство и торговое представительство в количестве двадцати миллионов штук.
  Эти повязки, широко применяются в полевой и госпитальной хирургии. Михаил выяснил, что на настоящий момент, в Россию отгружен только миллион, остальные забирают  германские представители, предложив цену, в два раза большую, чем русские.
    Сфагнум – мох лестных болот,   применялся в Санкт-Петербурге ещё в 1884 году, для хирургических повязок, и теперь их в большом количестве производила Аргентина.
    Поставляла Аргентина и атропин и кофеин и кокаин, Последний широко применялся в качестве анестезии при операциях, наряду с опием, морфином,  и хлороформом, которые изготавливались в России из отечественного сырья.
   Морфин, выделенный из опиумного мака, был известен в России ещё с 1806 года. Однако, в период русско-японской войны и вплоть до 1914 года, производство фармацевтических препаратов в России было развито очень слабо. Крупных фармацевтических предприятий почти не было, свыше шестидесяти процентов всех медикаментов, ввозились в Россию из-за границы, в основном из Германии.
   Даже карболовая кислота и раствор натрия хлорида в качестве физиологического раствора.
   Поэтому с началом войны, российскому правительству срочно понадобились медицинские препараты, и поставить их могли только Соединённые штаты Америки и Аргентина, как одно из самых развитых государств в Южной Америке в это время.
  Сам Джим решил производить на своём заводе хинин – противомалярийное средство, очень нужное в России, вырабатываемое из хинного дерева, произрастающего в Аргентине и болеутоляющие, жаропонижающие анестезирующие средства - фенацетин и анестезин. Было у него в планах и изготовление атропина, шосциалина и сколопамина. Эти препараты изготавливались на основе белладонны – сильно ядовитого растения, в большом количестве произрастающей  на территории Аргентины. Вернее из её плодов, в которых содержатся тропановые алкалоиды. Лекарственным сырьём служат листья, трава и даже корни белладонны. Как он выяснил, таких препаратов в Аргентине не производят.
  Фармакологические свойства белладонны, определяются – атропином.  По словам профессора, который его обучал, он обладает выраженными нейрогенными и спазмолитическими действиями. Препараты с атропином применяются при язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки, холецистите, желчекаменной болезни, спазмах кишечника, бронхиальной астме, инфаркте миокарда, а главное в глазной и анестезиологической практике.
  - Дело теперь за специалистами, а там будет видно, - сказал он вслух и  пере-нёсся мыслями на задание по поиску завода химического оружия.
      Джим надеялся, что его поездка даст, хоть какой-нибудь результат, по-тому что любезный Джеймс Хардинг, снабдил его рекомендательными письмами  практически ко всем управляющим английскими банками, именно в тех городах, которые ему были необходимы.
   Первый город, который он намеревался посетить, находился всего в пяти часах езды по железной дороге, поэтому Джим, решил не покупать отдельного купе, а проехаться в общем вагоне, а заодно и посмотреть на бедный люд, который в нём ездит.
    Ему очень понравились местные жители. Они одевались очень просто, но со вкусом.
   Одеждой отличались, лишь гаучо-песенники, так здесь называли  странников с гитарами - индейцев,   странствующих по стране и распевающих свои песни, которых в вагоне оказалось сразу трое.
   На них были надеты широкие шаровары и  рубашки, правда, разного цвета,  подпоясанные широким кожаным ремнём. Дополнял наряд платок на шее, неизменное пончо, и шляпа – мягкая, круглая, чёрная с небольшими полями. А на ногах, у одних были альпаргаты, а на других - мягкие сапоги.
  Как он потом узнал, пончо делается из плотной, почти непромокаемой шерсти, тёмно-оранжевого цвета с белыми полосами.
    Три женщины, сидящие напротив него, были одеты в простые юбки с кофтами, с накинутыми на плечи шалями, разных расцветок, и выглядели очень  даже привлекательно.
   За окном проплывали очень красивые пейзажи, в вагоне стоял шум и гам, словно на улице  в районе Ла Бока, и Джим осторожно, исподволь наблюдал за  своими спутниками, за людьми, с которыми ему придётся неизвестно, сколько жить вместе.
   Он очень радовался тому, что отговорил Катю плыть в Аргентину вместе с ним, и даже на минуту представил себе, какой фурор среди мужчин, произведёт его жена – красавица, когда пройдёт по  улице в районе Боэдо.
   Все местные мужчины,   даже из простого любопытства, просто вывалятся из окон.
   Джим живо представил себе эту картину, мысленно похвалил себе и улыбнулся.
    Но тут же его мысли перескочили совсем на другую тему.
    Он прекрасно понимал, что с его американским паспортом и нелюбовью аргентинцев к англичанам, даже при наличии рекомендательных писем Хардинга,  ему будет очень трудно, что-то быстро выяснить, что производят химические заводы в тех городах, которые его интересуют. 
   Поэтому, в очередной раз мысленно поблагодарив ротмистра Сосницкого,  он вынул из потайного места в саквояже, паспорт прибалтийского барона Андреаса Дубайтиса, биографию которого  знал, как свои пять пальцев и решил при случае им воспользоваться, когда придётся встречаться с немецкими хозяевами заводов.
  А свой паспорт, положил на дно саквояжа, у которого было второе дно, и прикрыл его своими рубашками.
   - Надеюсь, барон на том свете, на меня не обидеться, если я на время возьму его имя для  благих целей, - прошептал он себе под нос, и стал смотреть в окно.