Тревога

Та весна стала особенной для Нади. Когда первые апрельские дни, переплетаясь с пасхальной неделей, отличились своей до абсурда изменчивой погодой, на душе у Нади становилось неспокойно, словно кто-то невидимый пытался докричаться до нее, предупреждая о надвигающемся несчастье.
Тревога появилась еще на Страстной неделе: горячий воздух раскалял одуревшие людские головы, сжигал их бледные лица, еще не отошедшие от лютой зимы, и предвещал ранее наступление лета. Надя уже успела подготовить к Святому празднику все необходимое, но в этом году она нарушила самое главное правило: соблюдение поста. Перед Пасхой Надя с дочерью отдыхала на море, вот и решила сделать исключение. От этого женщине становилось стыдливо и неловко, ей казалось, что аномальная жара в апреле – для нее знак Свыше, словно наказание за нарушенные клятвы.
Чувство вины еще больше усилилось, когда в Великую седмицу при освящении пасхальных куличей жаркое небо внезапно заволокло тучами, подуло ледяным ветром, а с неба посыпался снег. Люди охали и удивлялись, кто-то в толпе сказал, что год будет тяжелый. Но уже на пасхальной неделе погода наладилась, вновь заиграло солнце, хоть и не такое знойное.
Семь лет назад сорокалетняя Надя стояла на коленях у алтаря одного известнейшего столичного храма и в очередной раз со слезами просила Господа послать ей ребеночка, что называется «для себя», обещала до конца жизни соблюдать Великий пост, каждый день молиться и ходить в церковь на воскресные службы. Надя все со строгостью соблюдала и спустя три года забеременела.
Рожать первый раз и в таком возрасте было страшно, еще страшнее –  вынашивать. Нет, в этом нет ничего плохого: рожают и в сорок, иногда и в пятьдесят, но мнительная Надя боялась осуждений и косых взглядов, боялась своим несовершенным уже здоровьем нанести вред невинному малышу. Ей повезло и в этот раз: абсолютно здоровую девочку Надя выносила и родила даже легче, чем молодая цветущая барышня. Стоит ли говорить, какое счастье испытала эта женщина?
Жанна, так звали малышку, росла самым нежнейшим и чутким ребенком на планете. Ее тоненькие арахисовые волосики всегда аккуратно причесаны, платьица и костюмчики мягких цветов, чистенькие и выглаженные, идеально сидели на ней, радуя глаз. Худенькое заостренное личико всякий раз выражало прилежность и задумчивость, а ясные синие глаза раскрывали бурю детских страстей и любопытство. Она постоянно со всеми деловито здоровалась, без слов приходила на помощь, подняв чью-то упавшую монетку или платок, например. Ей было всего три годика, но, казалось, она лучше нас понимает, как устроен этот мир: один ее вопрос мог привести в замешательство любого человека.
Однажды в троллейбусе пожилая женщина отпихнула Надю с Жанной своим массивным тазом от широкого пассажирского кресла, предназначенного для инвалидов.
– Встали… – прошипела недовольная незнакомка.
В ответ Надя терпеливо промолчала: она не любила вступать в конфликты, даже тогда, когда правда оказывалась на ее стороне.
Девочка смотрела на незнакомую тетю своими ясными глазами и пыталась понять, что они с мамой сделали не так.
– Что? – выпучила глаза эта ядовитая женщина.
Надя сжала руку дочери и ушла в другой конец троллейбуса.
– Мам, а почему эта тетя ругает нас?
– Она злая.
– А почему она злая?
– Наверное, она родилась такая. Есть люди, которые уже рождаются злыми.
– Мам, а Боженька точно существует?
– Да, Жаннушка, существует.
– А ты Его видела?
– Нет, не видела.
– А кто видел?
– Никто не видел, Жаннушка.
– А вдруг Он уже умер?
– Жаннушка, с чего ты взяла, что Он умер?
– Потому что на свет рождаются злые люди. Вот почему Его никто и не видел.
В детском саду на прогулке Жанна отстала от группы, повернув налево: ее заманили желтенькие весенние цветочки – мать-и-мачеха. Она отходила от группы все дальше и дальше, вышла через сломанные ворота, которые хронически не закрывались, и дошла до местного рынка. Хлопая своими синими глазами, она смотрела по сторонам и пыталась понять, куда попала. Помнила, что ходила сюда с мамой, но куда идти дальше – не помнила.
Внезапно кто-то ловко схватил ее за руку и уверенно повел мимо рыночных прилавков через многолюдную галдящую толпу незнакомых женщин и мужчин. Своего поводыря она видела лишь со спины: пестрый блестящий платок, из-под которого выбивались черные смоляные волосы, и загорелая худая рука, с грубой ладонью и выступающими венами. Это была женщина. Жанна по пути наблюдала за ее почерневшими пятками, мелькавшими во время ходьбы под подолом длинной бардовой юбки.
Вскоре девочка оказалась в просторной прохладной комнате голубого деревянного дома. На полу и на диване играли смуглые дети. Заметив новенькую, отличную от них, девочку, они как обезьянки собрались в кучку поглазеть на гостью. Жанна не понимала, о чем все эти люди говорят. Громкие, грубые голоса нескольких старух и мужчин выкрикивали какие-то незнакомые для нее слова. Жанну опять взяли за руку, посадили в машину и увезли в неизвестном направлении.
Надя после самостоятельных поисков, рыдая, глубокой ночью сидела у полицейского дежурного и умоляла взять ее заявление о пропаже дочери.
– Дамочка, я же вам сказал, приходите завтра, сейчас никого нет… – медленно зевая, отвечал полицейский. – Вашу дочку, скорее всего, отец выкрал, а значит, с ней наверняка все в порядке.
– Он не видел ее ни разу! Ну, помогите мне…
Надя еле выговаривала слова, горло сжималось от слез и горя, тело дрожало от озноба. Она не хотела представлять, что могло случиться с ее маленькой хрупкой девочкой, но страшные картины так и лезли в голову. Не хотелось есть, не хотелось пить, не хотелось спать. Хотелось найти дочь или умереть.
– Надо было сразу приходить вместе с воспитателем, пока участковый был здесь. Ладно, я возьму заявление, но потом вы отправитесь домой и вернетесь утром.
Надя до рассвета бродила по небольшому подмосковному городку и звала дочь. Утром она снова стояла у ночного дежурного, сдающего свою смену, и ждала участкового. Участковый заявление рассмотрел, задал кучу вопросов и отправил Надю домой, поручившись на днях найти Жанну. Но Жанну не нашли.
Через два месяца в интернете появилась статья: на одном из столичных вокзалов у женщины-попрошайки на руках спала трехлетняя девочка, внешне очень похожая на пропавшую Жанну. Малышку видели и на другом конце города с новой бродяжкой, просившей на лечение больной раком дочери. Девочка действительно выглядела нездорово: бледная, очень худая, с впалыми щеками и темными кругами под глазами,  которые уже не отличались своей былой детской ясностью и жизнелюбием, а отражали смирение и равнодушие. Но эту информацию Надя обнаружит потом, после похорон Жанны, тело которой найдут на обочине подмосковной трассы. Умерла Жанна от отравления. Стоит ли перечислять, чем эти существа из ада в человеческом обличье травили несчастного ребенка?
– Это моя вина: я нарушила обет, и Господь наказал меня! – жаловалась потом почерневшая от невыносимого горя Надя батюшке на исповеди в церкви.
– Хоть и плохо нарушать обет, данный Богу, но пенять на Него не надо. В делах людских виноваты люди. Бог дал нам правило жизни, но мы не все ему следуем – от того наши беды и печали. Господь не наказывает никого: Он — Человеколюбец. Наказание – это месть, а месть – это грех. Люди сами себя наказывают.
– А кто виноват тогда в смерти моей безгрешной дочери?
– В её смерти виноваты понемногу все мы – люди.