Школьное сочинение

Рассказ

- Здравствуйте, ребята! – в десятый класс вошла завуч Екатерина Геннадиевна и вместе с нею какая-то молоденькая белокурая девушка с румянцем на щеках.
Все смолкли и не столько оттого, что в классе была завуч, сколько оттого, что эта девушка с раскрасневшимися щеками даже как-то немного робко смотрела на всех.
- Садитесь! – завуч подошла к столу и положила на него классный журнал. – Ребята, Елена Николаевна серьезно заболела и, пока ее не будет, у вас будет вести уроки русского языка Татьяна Викторовна. Это у нее первый в жизни урок, поэтому прошу вас вести себя, как подобает... Ну, в общем, я думаю, что вы уже вполне взрослые люди и особых слов вам не нужно. Особенно прошу воздержаться тебя, Тарелкин. Теперь я вас оставляю и надеюсь на вашу сознательность.
Екатерина Геннадиевна вышла.
- Надо же, какие высокие слова и какие приятные комплименты, – неожиданно раздался с заднего ряда приятный юношеский тенор.
 Все засмеялись, улыбнулась и молодая учительница. Она неуверенно прошлась по классу, стараясь охватить сразу все лица. Однако, быстро заметив свою неуверенность, подошла к столу и села на стул. Все выжидающе молчали.
 - А теперь давайте знакомиться, – Татьяна откинула назад ловким движением руки красивую белокурую прядь волос, сползшую на глаза. – Меня зовут Татьяна... Викторовна, – она почему-то смутилась, называя себя по имени-отчеству.
Открыв журнал, она начала делать перекличку.
- Аветисов Рафик...
- Это я, - поднялся стройный, высокий черноволосый юноша.
- Садись. Батюшкова Светлана...
- Я, – с заднего ряда поднялась невысокая девушка с симпатичными маленькими косичками. Она сидела рядом с тем самым тенором.
Татьяна взглянула на количество человек – всего было тридцать два. На несколько секунд она себе представила, сколько уйдет времени на то, чтобы каждый вставал при произнесении его фамилии. Но это, с другой стороны, показалось ей спасением: это должно было помочь ей несколько прийти в себя. Она с удовольствием произносила каждую фамилию и имя и тут же бросала внимательный, запоминающий взгляд на встающего ученика.
   Вдруг с заднего ряда над партами поднялся бумажный голубь. Долетев до доски, он неожиданно развернулся и, сделав круг, плавно опустился на учительский стол. Класс замер – все ждали, как отреагирует на это училка. А ей вдруг стало смешно. Она вспомнила, как на втором курсе на одной из лекций на стол к профессору опустился такой же бумажный голубь. Профессор любил пошутить сам, и любил принимать шутки, поэтому он, улыбнувшись, произнес: «Ну вот, и первый голубок прилетел. А ведь в нем что-то есть. Вы знаете, товарищи, создатель этого бумажного творения был прав: чем передавать записку через много рук, лучше ее отправить лектору своим ходом». Он и верно подумал, что это была записка с вопросом ему и, развернув голубя, начал читать вслух. Однако эта записка была довольно интимного содержания, в которой назначалось свидание. Хорошо, что профессор спохватился и оставил время и место свидания в тайне. Но смеху было много...
Татьяна рассказала ребятам эту историю. Удержаться от смеха не мог никто. Лишь Тарелкин покраснел и по щекам у него заходили желваки. Наконец он встал и, когда все стихли, явно сдерживаемым тоном произнес:
- Моего голубя можете не разворачивать, Татьяна Викторовна, я такого рода послания открытой почтой не отправляю.
В классе снова грянул смех, а Тарелкин вышел из-за парты, подошел к учительскому столу, взял голубя и, изорвав его в клочья, положил в карман пиджака.
Внутри у Татьяны что-то дрогнуло. Ее поразила манера держаться у этого парня, его уверенность в себе; нет, нет, не самоуверенность, а именно уверенность в хорошем смысле. Но она тут же вернулась к своему делу.
- Тарелкин Михаил...
Еще не успевший дойти до своего места, Тарелкин повернулся и, в знак ответа, кивнул головой.
- Мы уже имели честь с вами познакомиться.
- Да, и я очень рада нашему знакомству.
Улыбка снова прошлась по классу. Тарелкин еще раз склонил голову и сел. После этого короткого диалога Татьяна почувствовала себя совсем уверенно. Она даже забыла, что переступила порог класса, как учительница, впервые. Закончив перекличку, она спросила, какая тема у них была последней. Как и следовало ожидать, ответы были самыми разноречивыми.
- Ну что же, тогда давайте повторим все, что вы учили и остановимся на том, что вы знаете хуже всего.
В это время прозвенел звонок.
- До свидания! Не забудьте всё повторить, – Татьяна взяла журнал и вышла из класса.
Как только за ней закрылась дверь, дружно грянул смех.
- Да, Тарелка, ловко тебя подколола эта училка, – Рафик Аветисов хлопнул Тарелкина по плечу.
- Это что-то небывалое – наш Тарелкин впервые попал впросак, – хихикнула Верка Затулина.
Михаил и на это промолчал и быстрым шагом вышел в коридор. Лишь там он улыбнулся и покачал головой.
Татьяна вошла в учительскую такой же раскрасневшейся, какой сорок пять минут назад появилась в классе. Там ее уже ждала Екатерина Геннадиевна и еще несколько преподавателей.
- Ну как, Танечка, твой первый урок прошел? – заботливо спросила завуч. – Всё нормально? Как Тарелкин, номера не показывал?
- Нет, нет, что вы! Я даже сама не ожидала, что мой первый в жизни урок пройдет так хорошо.
- Что же, тогда нам остается только поздравить вас и сказать, что мы будем ждать вас у нас в школе после окончания института, – к Татьяне подошел плотный, лысеющий мужчина лет сорока – учитель истории – и по-дружески пожал ей руку.
- Спасибо, – Татьяна улыбнулась.
Все остальные так же поздравили ее, кто с улыбкой на лице, а кто и с сочувствием. Когда в учительской осталась одна Екатерина Геннадиевна, Татьяна решилась подойти к ней.
- Екатерина Геннадиевна, можно вас кое о чем попросить?
- Ради бога, Танечка, всегда рада тебе помочь.
 Они сели на стулья друг напротив друга.
- Расскажите, пожалуйста, хотя бы вкратце о Тарелкине.
- И ты им заинтересовалась? – завуч улыбнулась. – Ну что ж, это в порядке вещей. Очень занимательная личность. Вся школа с ним носится. Сам по себе он довольно интересный и умный мальчик, остроумный, иногда даже чересчур. Но вот характер у него... Скажу тебе по секрету, Танечка, это моя дальняя родня.
Татьяна удивленно посмотрела на старую учительницу.
- И я его люблю по-родственному, но мне поэтому и укротить его сложнее. Он не одну учительницу до слез доводил...
- Ну, меня-то довести до слез не так-то просто.
Прозвенел звонок с последнего урока.
- Иди домой, Танечка. С Мишей ты еще успеешь познакомиться. Только об одном прошу тебя – будь с ним построже. А, в сущности, он очень чуткий и отзывчивый мальчик, поверь мне, и душа у него легко ранимая.
Последним словам, правда, Татьяна не очень поверила, отдав дань родственному чувству Екатерины Геннадиевны.
Попрощавшись, Татьяна вышла на улицу. Там было хорошо, свежо. В воздухе уже пахло зимой и первым снегом, но некоторые деревья еще не полностью освободились от своего багряно-золотистого убора, и Татьяне нравилось это стремление к жизни. Она взглянула на синее безоблачное небо, на котором нехотя прохаживалось уже не ласковое позднеоктябрьское солнце. Вот пролетела огромная стая ворон, еще одних предвестников приближающихся холодов.
 Ну что же, сегодняшний день полностью удовлетворил Татьяну.
 
На следующий урок русского языка Тарелкин не явился. Он вообще не пошел в этот день в школу, сказав родителям, что у него до невозможности болит голова. Голова у него и правда болела – вчера перетренировался, но не настолько, чтобы пропускать занятия. Однако ему не хотелось вставать с постели, не хотелось встречаться с Татьяной Викторовной, не хотелось выслушивать добродушных укоров тети Кати – Екатерины Геннадиевны.
И все же Михаил заставил себя встать, но что делать дальше? В кино, что ли, пойти? Он не любил кинотеатры, но ребята говорят, что сейчас идут хорошие фильмы. Он наскоро позавтракал приготовленной матерью едой, оделся и вышел из дому. На него сразу пахнуло морозцем, однако Михаил этого не заметил. Настроение у него было прескверное, но он все-таки свернул на соседнюю улицу, где находился кинотеатр.
Фильм ему не понравился и этим он еще больше испортил себе настроение. Он ненавидел себя за то, что не пошел в школу, за то, что чего-то испугался… Вдруг Михаил остановился. Нет, ему не показалось. Впереди него шла Татьяна с каким-то мужчиной. Михаил надвинул по самые брови вязаную шапочку и быстро перешел на другую сторону улицы и взглянул на спутника Татьяны – на первый взгляд ему можно было дать на восемь-десять лет  больше, чем ей. Его густая, пышная рыжая шевелюра играла на ветру и вполне себе заменяла шляпу. Они шли под руку и о чем-то увлеченно разговаривали, ничего не замечая вокруг. Михаил остановился. Сейчас он, неизвестно почему, еще больше разозлился на себя. Может быть, потому, что неожиданно встретил Татьяну на улице да еще с каким-то типом. Интересно, о чем они сейчас разговаривают? Может быть, она ему рассказывает и о нем, Михаиле Тарелкине? Ну и пусть! Ему-то какое дело?
Незаметно для себя Михаил продолжал идти за ними. Вот рыжий обхватил Татьяну за талию. Это уж слишком! Пусть даже они и не чужие друг другу. Не понравился Михаилу и смех этого рыжего, какой-то писклявый и бесцветный. Да и походка у него была очень уж самоуверенной.
Вот пара свернула за угол и исчезла. Тарелкин повернул назад. Следить за ними дальше не хотелось, да и считал он это пошлостью.

Татьяна правду сказала Екатерине Геннадиевне, что её очень трудно довести до слез. И все же тогда она еще очень плохо знала Тарелкина. Она никак не могла понять сущность этого молодого человека – учился он очень хорошо, но вел себя отвратительно. Уже на шестом своем занятии Татьяна не выдержала и после очередного выпада, хлопнув ладонью по столу, громко, почти криком, приказала:
- Тарелкин, выйди вон из класса!
Это было настолько неожиданно, что все моментально смолкли, испуганно посмотрев сначала на Татьяну, потом на Тарелкина, который от неожиданности даже привстал. Он густо покраснел и почти ненавидящими глазами посмотрел на учительницу.
- Прошу вас, во-первых, не тыкать мне, а во-вторых, не разговаривать со мной таким тоном. Я не ваш рыжий институтский дружок, или еще кто-то там, не знаю, – Тарелкин четко выделял каждое слово, не спуская глаз с лица Татьяны. – У нас в школе не принято разговаривать с учениками таким тоном, да еще при этом стучать по столу. Если вас еще этому не научили в институте, не надо было и заниматься педагогикой.
Татьяна побагровела, на глазах у нее заблестели слезы. В классе установилось гробовое молчание.
- Тарелкин, выйдите вон из класса, – тихим, дрожащим голосом, но весьма настойчиво повторила Татьяна.
Тарелкин стоял молча, не двигаясь. Сердце у него дрогнуло. Зачем он обидел эту девушку? Почему он так бесстыдно ведет себя с ней? Неужели из-за… из-за того, что она ходит с человеком, который ему сразу же не понравился? Ерунда это! Чепуха на постном масле! Но тогда почему? Ведь так нагло он не вел себя до сих пор ни с кем. А может быть из-за ее молодости и красоты?
- Ну, это ты уже перегнул, Тарелкин! – этот оклик комсорга Сергея Будицкого привел Михаила в чувство. – Ты должен или сейчас же извиниться перед Татьяной Викторовной, или выйти из класса. А на комсомольском собрании мы будем тебя разбирать.
- Гран мерси! –  Тарелкин покорно склонил голову. – Подумаешь, какие нежности.
Он был страшно зол на себя. Ему хотелось сейчас броситься перед Татьяной на колени и искренне покаяться. Но он тут же отверг эту мысль – гордость не позволяла ему этого седлать. И он вышел из класса, хлопнув дверью. Через минуту выбежала в коридор и Татьяна. Ей было стыдно, что она разревелась, как девчонка, но больше удерживать слезы она не могла. В перерыве между всхлипываниями у нее в мозгу постоянно вспыхивал один и тот же вопрос: «Почему ее так ненавидит этот мальчишка?».

Прошла еще одна неделя. На улице лежал уже далеко не первый снег и морозы крепчали. Прошли уже Октбярьские праздники, за которыми забылись обиды и ссоры. Но Тарелкин все еще не мог простить себе того позорного поступка и выговор с занесением, который объявили ему на классном комсомольском собрании, казался ему ничтожно малой карой. Он заслуживал гораздо большего. Всю эту неделю он ходил сам не свой. Он искал встречи с Татьяной, но не мог найти ее, не раз заходил в школу, но это было бесполезно – были каникулы. Даже день рождения не очень обрадовал его, хотя и несколько развеял его мысли. Были приглашены все друзья. Рядом с ним сидела Батюшкова, которая нравилась ему, но которая явно уступала ЕЙ.
- Ребята, айда прогуляемся, чего сидеть в этой конуре, – Михаил поднялся, улыбнувшись и выбросив из головы невеселые думы – немного выпитого вина позволили ему сделать это.
- А ведь и верно, чего сидеть, – поддержал именинника Рафик. – А позже придем, потанцуем. Верно, Миш?
- Конечно!
- Пошли гулять.
Все гурьбой вывалили в прихожую одеваться.
Они прошли несколько улиц с криками и веселым смехом, заставляя обращать на себя внимание прохожих. Вдруг перед вечерним баром Михаил остановился.
- Ребята, зачем нам танцевать в тесной квартире, если можно потанцевать здесь.
- А деньги у тебя есть?
- Если я приглашаю, значит, есть.
- Тогда пошли, – Рафик первый скрылся в дверях.
Внутри было хорошо, играла музыка, людей было не очень много. Михаил заказал каждому по коктейлю и все принялись сладко потягивать напиток из трубочки. Михаил одновременно лениво осматривал зал. Везде были незнакомые, полупьяные лица молодых людей и более серьезные лица людей постарше.
Вдруг он вздрогнул. Ему показалось, что в самом углу, плохо освещенном, сидит тот самый рыжий. Он вгляделся повнимательнее. Так и есть – это он. Значит, с ним должна быть и… Даже сквозь полутьму Михаил заметил, что Татьяна плакала. Он перевел взгляд на рыжего. У того на лице застыла ехидная, мерзкая улыбка. У Михаила по спине пробежали мурашки: неужели этот тип посмел обидеть это прелестное создание? Тарелкин в порыве сжал кулаки.
Его друзья шутили, веселились, некоторые уже танцевали и, казалось, все забыли о том, кому были обязаны этим вечером. Но это было и к лучшему – Михаил не сводил глаз со столика в углу. Татьяна что-то, плача, говорила или же о чем-то просила рыжего, а он только улыбался и гладил ее нежные волосы.
Батюшкова и Аветисов, вернувшиеся к столу после танца, перехватили взгляд Михаила и тоже посмотрели в угол.
- Татьяна наша с кем-то, – таинственно и удивленно прошептала Света.
Это заставило Михаила посмотреть на нее.
- Ребята, вот вам деньги, расплатитесь за все, – Михаил положил на стол пару красных , десятирублевых купюр. – Меня больше не ждите. Рафа, объяснишь им все.
Он встал и направился твердой походкой к Татьяне. Хмель полностью вылетел у него из головы. Он знал, что должен делать.
- Миша, ты куда? Ты что? – вдогонку ему крикнула Светлана, но напрасно – он ее уже не слышал.
- Девушка, извините, вы – Таня?
Татьяна бросила на него испуганный взгляд, но в полутьме и сквозь слезы не узнала его. И это было очень хорошо для Михаила.
- Да.
- В чем дело, малый, а? – рыжий показал Михаилу ряд мелких, щербатых зубов, но Михаил даже не обернулся в ответ.
- Извините, там, у входа вас ждет одна девушка, ваша подруга. Он очень хочет с вами поговорить, но поится подойти, так как за столом с вами сидит не совсем приличный тип.
- Ты что, малый, спятил? Давно мыла не нюхал? – рыжий вскочил, но Михаил, отлично заученным приемом, быстро схватил его за руку, безжалостно сдавил ее и скрутил назад, посадив тем самым рыжего снова на свое место. Тот только взвыл. Михаил же, вынув из кармана брюк платок, тщательно вытер руки.
- Идемте, девушка, у вашей подруги нет времени.
Татьяне было все равно, она послушно встала и еще раз посмотрела на Михаила. И только теперь узнала его. Она хотела было остановиться, и открыла рот, чтобы что-то сказать, но Михаил быстро взял ее под руку и решительно и в то же время не позволяя ей освободиться, повел ее к выходу. Рыжий вскочил, хотел было броситься вслед за ними, но дорогу ему преградили Рафик с друзьями.

Они шли молча рядом по вечерним заснеженным улицам. Мимо мчались машины, рядом сновали туда-сюда прохожие. Где-то во дворах раздавались детские крики. Пошел небольшой снежок.
- Таня, вы знаете, у меня сегодня день рождения, – Тарелкин прервал затянувшееся неловкое молчание. – Семнадцать лет сегодня стукнуло.
- Правда? Поздравляю! – Татьяна уже успокоилась, но внутри слезы горечи от нанесенной ей обиды человеком, которого она любила, все еще душили ее. И как она была благодарна судьбе, что в баре совершенно случайно оказался Тарелкин.
- Таня, – он рукой остановил ее. – Ничего, что я вас так называю?
- Ничего! Так даже лучше.
- Таня, я хочу знать, чем обидел вас этот челов… этот тип.
- Прошу тебя, Миша, не надо об этом.
- Нет, надо! – голос его зазвучал резко, было видно, что он возражений не потерпит. – Я хочу это знать.
Они вновь пошли медленным шагом.
- А я просто не хочу говорить о нем, – она так же решительно ответила. – Он оказался плохим и пошлым человеком.
- Я это понял еще тогда, когда впервые увидел вас с ним. Он мне сразу не понравился.
Тут уже удивилась Татьяна.
- Что ты говоришь, Тарелкин? Так ты следил за мной?
Тарелкин смутился.
- Нет, нет! Я встретил вас совершенно случайно. Помните, когда я прогулял ваш урок? Я тогда в кино пошел, а когда вышел из кинотеатра, и увидел вас с этим…
- Хороший ты человек, Тарелкин. Только я не пойму, почему ты меня так ненавидишь? Или, может, тебе не нравится, как я веду уроки?
- Я вас ненавижу?.. – Михаил покраснел. – С чего вы взяли? Да я, может быть… – но он сдержался. – А уроки вы ведет прекрасно. А на меня вы плюньте, не обращайте внимания. Этот дурацкий мой характер и мне самому покоя не дает.
- А ты перевоспитай его.
- Не могу, не получается. Не скажу, что силы воли нет, а не могу ничего с собой сделать... А за тот случай, ну, в классе который, извините. Хотите, перед вами на колени встану? Тогда в классе не мог, а сейчас встану. Хотите?
- Что ты, Тарелкин! Перестань. Чудак-человек, – смеясь, она отмахнулась от него. – Я про то давно забыла.
Но Михаил уже опустился на колени, сложив в покорности руки.
- Встань, не дури, люди ведь кругом, – Татьяна озиралась по сторонам.
Видя, что Михаил и не думал подниматься, она присела, скатала большой снежок, подняла его и подбросила на шапку Тарелкина. Затем, засмеявшись, она побежала. Снежный комок разбился, осыпав Михаила. Он улыбнулся и побежал за ней, даже не отряжнув от снега брюки и шапку.
У большого девятиэтажного дома Татьяна остановилась, тяжело дыша, но продолжая улыбаться.
- Спасибо тебе, Миша, что проводил. Я уже дома. И ты возвращайся – поздно уже. Большое тебе спасибо.
Она быстро зашагала к подъезду, но Михаил догнал ее и взял за руку.
- Таня, я не хочу, чтобы вы больше встречались с этим человеком. Слышите?
Татьяна снова улыбнулась.
 - А вот это уже, милый ты мой Тарелочкин, тебя ничуть не касается. До свидания, – она пожала ему руку и тут же скрылась в подъезде.

Прошла еще неделя.
Татьяна вошла в класс немного возбужденной. Пожалуй, почти такой же, какой была в самый первый раз. Тарелкин, едва взглянув на нее, понял, что что-то произошло.
- Здравствуйте, ребята. Садитесь. Я у вас сегодня в предпоследний раз. Елена Николаевна уже дома и на следующей неделе занятия начнет вести снова она.
Класс зашумел, загудел. За этот месяц с небольшим они уже привыкли к обаятельной молодой учительнице.
Тише, тише, ребята! И поэтому я хочу прежде, чем попрощаться с вами, узнать о вас немножко больше, вернее, узнать о ваших мечтах, о ваших идеалах, стремлениях. Давайте напишем сочинение «Кем я хочу стать по окончании школы».
Михаил смотрел на Татьяну, не отрываясь, тем внимательным, изучающим взглядом, каким обычно смотрят на любимого человека при расставании, стараясь запомнить его лицо до малейших, едва заметных морщинок. Татьяна несколько раз перехватывала его взгляд и еле заметно покачивала головой. Он понимал, что это должно было когда-нибудь произойти, даже ждал этого, и все же это случилось для него так неожиданно. Он опустил голову на сложенные на парте руки. Светлана немного испуганно наклонилась к его уху.
- Миш, ты чего? Голова болит?
- Отстань! – так же шепотом резко отрезал он.
Светлана, все поняв, недовольно хмыкнула.
- Тарелкин! Миша! – Татьяна на секунду осеклась. – Ты что, заболел?
- Просто ему в лежачем состоянии мысли лучше в голову приходят, Татьяна Викторовна, – понимающе посмотрев на друга, произнес Рафик.
- А, ну если так, то лежи… Только не засни, смотри.
В классе засмеялись. Тарелкин поднял голову и, почему-то покраснев, вновь посмотрел на Татьяну. Их глаза на миг встретились, но теперь уже Михаил тут же отвел их в сторону. Затем он склонился над тетрадью и мелким, но красивым почерком вывел:
«Кем я хочу стать по окончании школы.
Сочинение…».

Татьяна устало потянулась и неопределенно посмотрела в пустынное вечернее окно. Время приближалось к полуночи, но спать не хотелось. Как жаль, что у нее осталась непроверенной всего одна тетрадь. Она задумалась. Правильно ли она сделала, что пошла в пединститут? Ведь до нее ее семью ничего не связывало с педагогической работой, да и раньше, еще в школе, у нее не наблюдалось склонностей к учительству. Что же побудило ее пойти по этому пути? И все-таки, она не пожалела о своем выборе. С каждым днем ей все больше и больше нравилось, чтобы ее, хотя бы в классе, уже сейчас называли по имени-отчеству, нравилось разбираться, точнее, пытаться разбираться в сложностях характеров и судеб людей переходного возраста, то есть попросту школьников, нравилось наблюдать зарождение первого чувства, первого влечения, первой любви.
Татьяна очнулась. Взяла в руки последнюю тетрадь и, не прочитав фамилии (она считала, что так ее оценка будет гораздо объективнее), открыла ее. Машинально начала водить красным карандашом по строчкам. Она читала шепотом:
«Я учусь уже в десятом классе, то есть стою у самого порога самостоятельной жизни. Это значит, что нужно уже сейчас подумать о своем будущем: какую выбрать профессию, по какому пути пойти. Мне даже сейчас самому интересно думать о том, кем же я стану после окончания школы…»
Начало сочинения очень понравилось Татьяне. Она довольно улыбнулась. «Интересно, это кто же такой философ?» Она посмотрела на обложку тетради: «Тарелкин Михаил». Ну, конечно, это был именно он. Могла бы и так догадаться. Ох, и попортил же он ей нервы… Впрочем, в последнее время, после того случая в баре, он неожиданно изменился до неузнаваемости и стал вести себя с ней как-то странно… А в общем, он даже очень симпатичный и умный человечек…
«Итак, кем же я хочу стать?..
Прежде всего, я хочу стать настоящим человеком, и Вы должны мне в этом помочь, Таня… Извините, Таня, но я так больше не могу…»
Татьяна непонимающе мотнула головой – ей показалось, что она задремала. Она снова быстро перечитала те же строки. «Что же это за человек такой, Тарелкин? Да он же меня в гроб вгонит в самом начале поприща»… Но тут она недовольно прервала себя. Нет, серьезность этих строк не вызывала сомнений, шуткой здесь и не пахло. Она читала дальше, теперь уже вслух отчего-то задрожавшим голосом. Потом, когда комок подкатил ей к горлу, она продолжала читать про себя.
«Я не могу так больше. И я хочу, чтобы Вы, Таня, прочли все это прежде, чем захлопнуть со злостью или изорвать в клочки мою тетрадь. Таня (извините, что я Вас так называю здесь), я хочу перед Вами извиниться за все, за все. За то, что когда-то вам нагрубил, что в классе запускал бумажных голубей, что… Впрочем, зачем лишний раз перечислять все эти пакости… Одним словом, я люблю Вас Таня. Не примите это за очередной мой подвох. Нет, я Вас люблю, хоть убей меня. Я понял это пару недель назад. А до этого у меня на душе была будто какая-то пелена. Причем, она покрыла мою душу с того самого момента, как вы впервые вошли в наш класс. Такая взволнованная и румяная, такая нерешительная и от этого еще более красивая…
Я прошу Вас Татьяна Викторовна, если Вы прочли это… сочинение, то или порвите его, или… поставьте хоть какую-то отметку, чтобы я понял, что Вы его прочли, а я дома его сам уничтожу. Извините меня, Таня, также за то, что я учусь в десятом, но, поверьте, – я уже вполне взрослый человек и открыт для таких высок чувств».
Кровь прилила к лицу Татьяны. Она почувствовала, что вся горит. Откинувшись на спинку стула, она закрыла глаза, пытаясь все это переварить и успокоиться. Но, как назло, в голове все это никак не могло уложиться.
Татьяна очень плохо спала эту ночь, но наутро, как ни странно, встала довольно бодрой. Первым делом она отдернула шторы, впуская в комнату пока еще неяркий свет и от удовольствия зажмурилась. Руки ее опустились на стол и совершенно случайно (а может быть и нет) нащупали отдельно лежащую на столе тетрадь. Сердце ее забилось сильнее. Что же делать? Ведь на письма (пускай даже в такой не совсем эпистолярной форме) нужно отвечать, или же не читать их вовсе. Она отдернула руку от тетради, повернулась и прошла в ванную. Никогда еще так долго не стояла она под прохладным душем и не получала от этого такого удовольствия. После завтрака она собрала все необходимое для занятий, положила в портфель и тетради, лишь одна осталась лежать на столе. Она взяла ее и хотела присоединить к остальным, но тут же рассердилась на самоё себя, взяла ручку с красными чернилами и, раскрыв тетрадь, красивым каллиграфическим почерком написала: «Подрасти немножко, Тарелкин, я согласна подождать…»
И в ее воображении тут же вспыхнуло такое красивое, довольно мужественно лицо, влюбленными глазами смотрящее на нее с задней парты.
Впрочем, сегодня это лицо оказалось с едва заметными синими кругами под глазами от первой в жизни бессонной ночи.
 Конец 1970-х гг.