Глава - Кот очнулся у Лори

Благородство вполовину с жертвенностью
     Условия: дома у Лори.
I
     Мила и Юна не потревожили юношу от сна. Слабопамятный, Кот тревожно посапывал – девочки желали другу крепкого, спокойного сна, - и вышли: Мила вывела Юну за лапку. В глади озёрной, лик подруг изводил лучезарие...
     Квартира принадлежала Лори.
     Девочки вышли. Мила направилась вернуть ключ.
***
     Лори ожидала на скамье окраины парковой зоны, вникнув в рукопись: шёлковый шарф овевал белоснежную шею...
    Винтажный пакет с горсткой пряников полагался левее...
     Непринуждённая избирает большим и средним пальчиками левой руки лакомство, откусывает краешек, раздавливает и всматривается в вытекающий джем, недостойный коснуться руки...
    Девочка выбирается из прохожего потока – лица не выдают возраста – присаживается... Лори рассматривала кекс “три шоколада” в лапке гостьи...
     Девочка заворожена, растеряна неясным чувством, - и решает обратиться – «Милый шарф»
     Болезненный смех искривил Лори – казалось, Она отдаёт последний воздух – «Это подарок» - с улыбкой иронии, альбинос провела по укрытой от ветров и лжи шее. Девочка поняла – «Я Мила»
     Лори смотрела на пришелицу, нечто влекло – «Ничего не меняет»
     Мила коснулась ладони собеседницы, взглянула на грудь за снежной блузкой и заметила значок – «Ты приезжая?»
     Лори сорвала кружочек с греческим словом – «Я Лори, того достаточно»
     Мила смекнула – «У меня шоколадка, с миндалём».
     Лори ухмыльнулась, улыбка померкла в ухмылке – «Оставь к чаю»
     Мила возрадовалась – «У меня чай» - разомкнула тканевый рюкзачок атонального цвета – «в термосе» - и осыпала крупицами лучезария
     Лори укрыла страницы сшитого жёлтого пергамента – «Соглашусь»
     Мила вынула термос – «Ура!»
***
     ~Мила отмахнулась от воспоминаний и шагнула навстречу объятиям. Ключ скользнул в карман альбиноске, рука Лори на груди Милы...
     Лори поцеловала в щёку. Мила метнула взгляд на ключицу подруги. Зрительный контакт. Мила рассыпала искры, заполнив собственную реальность рисовой жменькой счастья...
***
     Больше часа прошло. Лори вернулась улечься с Котом.
     Он проснулся поздним вечером: альбинос мелькала игрой сумерок, неподвижная, заманчивая и обманчивая... Он опёрся на руки, чтоб сойти с кровати.
     Лори упёрлась ладонями в руки Кота. Он дрогнул – Лори подалась в поцелуй.
     Лори впитывает сок Его губ, попытку напитать наслаждением отвергли.
Кот отпрянул – «Мила...»
Лори дотронулась запястья друга – «Её нет здесь. С Тобой только я, Лори»
Кот отстранился – «Нас двое?»
Лори придвинулась – «И мы вместе»
Кот осмотрелся – «Не помню»
     Лунный свет просачивался в сцену, ростовое зеркало ликовало встрече в одинокой ночи двоих, – не важно. Он осмотрелся. Воздух заряжал магией вечерий. Она указала сомкнуть губы.
Лори зашептала – «Хочешь меня? Раздень...»
Кот вздрогнул – «Уходи или дай уйти, я жду Юну»
Лори залилась смехом – «Камиллу уже не помнишь, глупый?» - прильнула к невольному – не случайному – спутнику и вдалась в объятья.
...непрестанное колебание движет ими...
Лори выдохнула лунный туман Ему в губы – «Хочу Тебя. Ты завёл меня, с первой строки» - впилась в подбородок - белоснежные руки нырнули под одежду, в ласке лунной завесы приятели ночи столкнулись во невзаимности. Она пила аромат шеи, направилась ниже – «Хочешь Меня? Не отвечай вслух...»
Лори не колебалась – «Ни Мила, ни Юна, ничего не узнают – Я хочу Тебя и поблагодарю. Прими Меня»
Лунный свет подрисовывал Коту сотни ошибок – «Прости»
Лори - «Ты...не хочешь? Возьми меня, Я Твоя, безраздельно и полностью. Твоя!»
Кот – «Прости... Кого угодно, кроме Тебя... Ты мне не нужна»
Лори хмыкнула – «Ты не получишь Её!»
Кот – «Она согласилась, просила немного времени...»
Лори – «Уже поздно... Попьём чая, ладно?»
Кот – «Можно остаться?»
Лори – «Останься...и вино...будем пить вино, пока не понравимся друг другу, а затем...танцевать! Я оденусь в особое платье» - иным голосом – «Я люблю Тебя. Безумно»
     Ночник отрисовал ночной лес в эпоху заката: веточки в россыпи песчинок звёздного океана покачивались в течении бриза, полночь студила лесных жителей и предрекала откровение...
     Она всмотрелась в глаза-изумруды – «Взрослый» - ткнула Коту в щёку – «Ребёнок» - ткнула другим пальцем в другую щёку – «Я знаю Твоё существо глубже Тебя, не сомневайся и не думай. Ты позволил потешаться – Я благодарна и понесу Тебе помощь» - скользнула в сторону кухни и принесла чайник с двумя чашечками на ножках – те упирались в блюдце.
     Лори поставила ношу на письменный столик близ кровати - «Пей чай, заговорённый»
«не хочешь Ты – не хочу и Я; но Я хочу, пусть утверждаю обратное»
     Альбинос наполнила чашки терпким, выставила блюдца на древесную гладь, первой отмерила глоток и задала темп церемонии: чередующиеся сгущённые пары’ корицы и гвоздики заполняли комнату до самых уголков, впитывались в кожу, въедались в одежду, вскруживали сознание...
     По-прежнему, в гостях у ночи, незнакомцы вкушали тишину созвучия - спонтанная симпатия влекла; незнакомцы ли?
     «Прежде, чем явь сменит светило» - Лори встревожилась – «Скажи, что не подпустишь ко мне ни крупицы света. Скажи»
     Он принял – «Скажу. Я - с Тобой, пока со мной Ты – и ни в чём не признаюсь, ровно не скрою»
     Она обняла и выдохнула – «Моя песня разрешается первой нотой Твоей симфонии» - альби’ скользнула на кроватку, под осенний плед
     Он поблагодарил трижды и совершил исчерпывающий глоток – благодарил благородный напиток.
     Искра попадает в воздух – так зарождается огонь.
     Она объяла. Потеплевшая Ангел и случайный спутник полюбились.
Альбина
     Белый лист ютился над кроватью, на стене, - неспокойной руки послание написано тушью – он достоин внимания, сверх мнений.
      В сопении Лори, Он чтил лунный свет.
;
***
II   Я потягиваюсь терпеливой темноте. Она заждалась, я тоже. Обрывок сыплется каскадом – фрагмент изжитого стелется предыдущей ступенью, изжитый до изнеможения в жажде достойной последней капли. Решаюсь, отбрасываю душное покрывало страха – мой черёд творить историю... Выбор предложен – уйти в новое или остаться с знанием. Я избираю новую ступень истории; жизнетворчество.
     Шёпот зла умолкнет, ничто изничтожится, - мне безразлично: цель в моих руках, я освобождаю сознание – обретаю исток первозданной силы. Выбираю вольное океанское течение, избираю откровение – непрерывное знание и со-знание. Луна шлёт луч – на потолке, звёзды радуют мерцанием – устойчивым подтверждением эфемерной силы в весеннем обрамлении... Заручусь эфемерным – в мире, обречённом исчезнуть, прямым путём достигну высшего, постигну высшее и сольюсь с ним, воссоединюсь.
     Время дано мне. Я обрёл призвание – дарить миру волшебство. Я обрёл самоцель – творение, создание. Я владею средством – видением, разумом, умением. Я способен исполнять призвание безоговорочно к себе, неотрывно и вровень ленты моей удивительной жизни, в изобилии волшебства, обещано  и дано рождением.
     Я помню предназначение: творить болью одного живого существа... мне дали волшебство любви и боль умирания – в избытке, - и дали мир, где я, нежный цветок, раскрываюсь. Кладези обрамили путь, энергия поиска во мне... Я парю над пропастью и взмываю над облаками.
     Пусть тьма облачит – я верен. Любовь и вера переживут и сохранят – во всём пространстве и на одном листе; ядро выпадет из обители пленений в пыльные осколки. Я дышу. Я бросаю себе вызов.
     На что я способен, пока волос отрастает на четверть миллиметра?
Прежде, чем ушедшие становятся мертвы,
Путь избирает им их сердце:
Если душа жива в Любви,
Двоим, находит место.
Душа Любви вселилась в мотылька –
Круу-жит у цветка, к спасенью неспособный;
но не лишится влага почв вьюнка –
Из дня в день, дни мотыль свьёт в кокон
*Сон затянул сознание колыбельной пеленой рассвета*
;
III
     Утренние лучи миновали, биоритмы обратили пробуждение – Он отделял крупицы сна от действительности и едва различал себя от несебя; Лори, в обрамлении нагой прекрасии, направилась к створчатому зеркальному шкафу, добыла зачехлённый струнный инструмент и изъяла из тканевого чехла.
     Белоснежка уместилась на краю одной с полусознательным кровати, Она извлекала хрупкие мечтания старанием (приятно аккуратным) перебора: тонкие пальчики зажимавшей лапки чуть уступали извлекавшим, - мелодия питала...
     Он следовал гармонии велений – та усыпала блеском недоступного – и вернулся в излюбленное, полотно мечтаний, залюбленное до потери дыхания.
     «Слушай мою душу. Слушай» - девочка за гитару-то взялась впервые...
     Здесь, Она нежна для Него, исключительно – Они встретились в одном мире.
     Голова Лори покачивалась в такт минору, гость сопротивился и сполз кровати, обратил взгляд...
     Холод тонок и проникновенен в Её исполнении. Ей не согреться. Она – отточенный холод...
     Трещинки обрамили отражение паутины узорчатого оледенения – слёзы искрились на струны сладкими градинками – темп сбивался, лапки заметнее и заметнее теряли в синхронности. Она выронила инструмент.
     Она дрогнула - Он придвинулся – причина! – ладонь коснулась бедра, - и подхватил инструмент, но не вернул, настроил. Врознь, струны плакали и звучали одной владелице подвластной гармонией, – резонанс Шумана.
     «Сыграй Мне красоту, солнечный лес, град и ливень, затем море, космос и океанскую глубину, - и себя, - и Любовь – мне не хватает; сыграй мне. Сыграй» - Она бросилась на Него с кулачками и оцеловала.
     «Минуту» - порадовал Он – «Закрой ушки пока колдую, а начну играть – открой незаметно»
     Она подчинилась, единожды.
;
«Герои Ночи»
     Он звучал пустотой в эскизах – для Неё; звучала душа, белый свет на фоне...
     Крупицы чувств осели пылью, завертелись атомом акта импровизаций. Он создал историю. Маэстро на премьере.
     Воздух разряжался, таял и сбивал с хрупких ног.
     Они сплелись на вершине вихря – атомы музыки непрестанны стремлением...
     «Так грустно и красиво... Хочу чтоб это стало саундтреком моей жизни... Будто девственницу на алтарь несут» - Она обвила Его, Он проник.
     Пульс учащается, пламя вспыхнуло.
     Много часов после, Они изучали непохожие тела. Она обратилась особым голосом – «Я люблю Тебя, очень давно. Ты трогал меня, а я трогалась рассудком»
     Он [неразборчиво] избравшую – «никогда, не поступлю вточь Твоей просьбе, но, в дальнейшем, буду знать Твои желания»
     Она уместила Его ладонь на белоснежной груди. Хладное, проведение замерло, холодный ветер пронзал стальными иглами надтреснувшее пространство. Она получила желанное? – погибла.
     Тревожный лист обелел – бумага осталась, а слова ушли, пропали, исчезли, - так бывает в исключительных случаях – с предостережения, путь берёт одиссея...
     Они излакали душу Любви - та питала воздушное волокно. Расщепились во сне – одном на двоих, распались недосказанностью и замерли в паре шагов от откровения. Во сне, одном на двоих...троих!
     Златокудрая девушка, кричала под коркой хрустального льда.
     ...когда боль избыточна, хрупкая защитная корочка стелется поверх Любви, со временем становится толще, не выпускает сок чувств из сот сердца...
     Она знакома Ему...
      Волосы Лори странствовали во внеземном пространстве... Она схватила за локоть и вывела из эфемерного пространства, крикнув...
     Меркло.
     Нагая скользит к балкону, поднимает со столика монокль, обращает к Лунному Озеру и умолкает в алмазной улыбке. Цветок сочится – в смехе, Она бросается в обратно и посвящает себя безмерной ласке, достойной истинного Нарцисса, злополучной ночью двадцать пятого апреля.
     Она зажмурилась и предалась памяти, о девушке: воспоминание льстило.
     Он не заметил... Она напряглась и отдалась кратким судорогам.
;
Постой...
I
     Сердце апреля извело небосвод, свило лучья в мешочек, - непокорное ранило. Чистейшая вода обагрила лучезарный час, лучеиспустилась и благословила. Плюмаж позора свершению...
     Фигура вожделела Озёрного побережья, женская тень вторила изумрудным кудрям. Девушка переводила дыхание.
     Дневная звезда избирала планету иглой внимания. Она вспорхнула.
     Иной возникает вдали: колосья сквозят тень пустых глаз и иссушенную кожу безжизненного. Пустота дымится. Сбившаяся теряет чувственна и силы...
     Озёрная поверхность - водное зеркало - обернула антураж: тучи сокрыли от Космоса...
     Рыжекудрый Ангел отгорожен от спасения. Море впадало в озеро, ландшафт не одномерен: пологий обрыв блистал контрапунктом мягкому подступу, пустыня игнорировала роскошь... Недалеко – в двадцати метрах от обрыва - трёхэтажный дом. Кто-то живёт там – Она знала. Солнечный луч скользит в чистоту...
     Надменность. Вопль обливает дрожью. Слова - пепел. Он утёр глаза.
     Она закашляла, обернулась через левое плечо и узнала...
     Бег, шаг, бег, шаг – аллюзия оставляла незнакомца близко позади: сухие руки, впалое лицо...или нет. Раздался крик, отчётливый – «Постой...»
     Лисички на заколках в развитых ветром прядях разделились – одна испугалась, другая скорбела, – но не лисья забота предупредить о камне...
     «Шлюха! Шлюха» - истерия, агония... Слишком  скоро, настиг и схватил за локоть, обессиленную.
     Дом на другой стороне останется далёкой пульсирующей точкой...
*
     Госпожа дремала в башне – лет шестнадцати, снежная, кротко размыкала глазки и тёрла лапками-кулачками.
     Постукивание в дверь предрекает слугу – «Госпожа, на другом берегу. Прошу» - почтенный вручает монокль и удаляется.
     Она сбрасывает осенний плед, ступает обнажённой к балкону над обрывом: минует письменный стол, бросает восхищение на спящего в одеялах обнажённого и поднимает взгляд гордости...
     Ясность дня размыкает половинки юного тела, сок райского бутона высвобождает тягучую нить нектара, лепестки источают утреннюю влагу. Разомкнутые булочки покачиваются в такт движениям, не скрывают розовой впадинки. Госпожа, наблюдает сцену, во утоление жестокости юных лет.
     «Озеро призвало Лотос» - изрекала альбинос и закрыла локотками обнажённые холмики кремовых грудей. Впадинки ключиц вбирают свет в пучки теней - та пала очерченным шлейфом. Монокль передаёт скорбное. Дадим мгновению превосходство над вечностью...
;
***
     Развеем неясности.
     Мужчина, лет сорока, за локоть, ведёт Её к пруду чрез пшеничное поле. Колосья жалеют и жалят. Агония аккомпанирует  шагу, уверенному и неспешному. Она не высвободится... Нечто позади разума сотрясает планету. Враг чихнул, пустил.
     Она спешит: минует камни с грацией лани – едва касаясь лапками – и разбивается. Острие луча препарировало и ослепило с верхнего этажа, падение означило тяжёсть удара.
     Некто наблюдал в шаге, склонился и взял за роскошные волосы... На лице у того маска свиньи. Камень умножает ссадины. Её движение – пальцы врываются в отверстия глаз.
     Она взмывает, Лотос, совокупиться душой озера прежде... Тем вечером, с Ней поступили жестоко – Она не вернулась... Она не пришла. Не все законы подобны воплощению математических равенств, некоторые не стоит принять данностью. Вечер, с Ней обошлись жестоко.
     Глубокая жестокость относительности  ошибается в учениках и уроках. Никто не достоин жестокости. Ни чей гнев не достоин и слеп жадностью тянущего предвкушения. Не нужно пожелание боли реализовывать. Я знаю.
*
     Её растил отец - поумневший на собственной мудрости, интеллигент.
     Когда возлюбленная умерла от сердечного приступа и оставила полугодовалую дочь, утерял растительность. До сочетания осталось полгода. Скорпион и Телец, с разницей в девятнадцать лет, нашлись.
     Он взрастил в дочери глубины созерцания, освободил от змеиных оков – сознавшие сущность возносятся и познают истинных себя.
     Он учил Её, от гигиены до сотворения – союз образовался гармоничным сочетанием. Никто не помогал – отец с дочерью не нуждались в друзьях и родственниках, - самообразованный психолог-мыслитель взрастил ребёнка... Двадцать пятого апреля Ей двадцать три – удивительная девушка запечатлела вечность; отцу сорок два, всем существом счастливому...
     Её мать была удивительной: на вершине мироздания, двое обустроили игровую площадку. Некоторые обращаются со слезами: Они, творцы Ангела, достойны взаимности; причина неизвестна. Она покинула, оставила красоту – существо высшей духовности, одарённое непринуждённостью к играм.
     Мир красив поверх невежества несуразиц – или пониз,- и все умираем. Ему дар быть с Ней, и никогда – с собой, единственным врагом...
*
.....Вернёмся к Озёрной глади, кудрявой зеленоглазой девушке, одержимому и невинной с балкона.
     Скатерть дроблённых камьев грацией песка вникала в обувь и вела к зеркальному побережью. Она спотыкалась и теряла направление – цель распадалась на мазки. Пальцы девочки с песочными веснушками пускали череду красочных пылинок...
     Нагромождение – тяжёлое, неприятное, физическое тело отнимет у дыхания свободу. Мужчина ловит Её на берегу, приминает к поверхности несогласной планеты.
     «Нет!» - звон неспособной противиться призвал непокорный луч и сошёл на гортанный беззвучный хрип. Гибнет красота, молодость, воплощённая духовность... «Прошу, не нужно» - выводят ссохшиеся губы.
     Руки смыкаются на шейке, окуная в мрак.
     Песок вобрал сглаженность черт мягкого лица – спасение красоты завещало стихии стихи. Нет общего с наблюдательницей на другом конце злодейства – острые контуры лица альбиноски резонировали угловатому телу...
     Погибшую хватают за ворот блузки с журавлём и, в шуме волочеи, Она дрейфует беззвучными волнами. Её раздевают: блузка, длинная фисташковая юбка и открытые шлёпанцы в стороне. Она в белье цвета морской волны и ночи – почти синем, почти фиолетовом...
     В гримасе невежества, Её зовут шлюхой.
     Несуразица: безжизние оскверняет красоту и, опороченной, возносит на пьедестал; палач вознёс Её – песчинки и мелкие камушки пристали к вспотевшей спинке – причалил к Озеру Небесных Лотосов, потревожил небосвод носами туфлей, грубо (остаётся ли место критериям грубости в подобном?..) бросает осквернённое подношение обители морей – Озёрному острову среди океана пустоши. Озёрное дитя развело руки, волнуясь на спине, в окружении небесных Лотосов обращённое полуразомкнутыми губами к ушедшему солнцу.
     Некто плюёт и уходит. Тем вечером, Облака обступили и покинули небосвод.

***
;
II
     Глубокий вечер: ночное светило раскрывается, столб лунного света пронзает водную гладь - готовый исполнять желания... Златокудрой с сомкнутыми зелёными глазами нечего просить.
     Скрипичное «си» второй октавы в полную длительность. Безмятежность окутывает непринуждённых, вплетает в вечность случившееся. История не поддаётся формам. Несколько дней понадобятся Пространству, чтоб обойти зеркальные искажения, убедиться, собрать горечь...
     Прохожий исследует прибрежный контур лёгкостью излюбленного маршрута. Он направиляется к контурам побережья, с лёгкостью  давно знакомого маршрута ступает в тонкой вере в себя, впивается в землю и, неуклюжими шагами, оставив цепочку следов. Он катил велосипед...
Она, в озере.
Серебристый лунный свет вычёркивает.
Серебристый лунный свет пробивает пелену непроницаемой тьмы. Кусочки битого зеркала устилают дно озера, свет разбивается о них.
Лучик обходит озеро и смолкает на Ней.
     Он замечает, видит Её.
     Взрыв терзает боль мелкими лезвиями – вселенная поделилась. Но мир ошибся – человек не совершил наказуемого, он увидел другое...
     Пласт тени приминает водную поверхность. Озёрной эфир лишился мелочей пыли с приходом апрельского Лотоса, – загадочное дно виднелось в чистоте неба и хрусте хрусталя. Звон досады резонировал сочувствию вод – «Нет!» - Он бросается к Ней, в беззвучие. Худшее, что могло произойти, уже случилось, пусть он видит несколько иное. (Удивительное чудо зовётся спасением, смиренность со свершённым – отнюдь не согласие на обречённость.)
     Тяжесть свинца не полнила лёгкие, отчасти (от меньшей)...
     Небесные Лотосы почтили гостью, на долгий миг ставшую сестрой. Лунный свет вёл – гость унёс Её.
     С осторожностью переступая через отпечаток тела красоты, на взывающих к вечности руках несёт Ангела к одеждам. Время остановилось – в опущенном занавесе полумрака, с болью, замечает след на шее...
     Он располагает Её на одежде, снимает с себя кофту и отирает личико: ссохшиеся губы, разомкнуты и обращены к избавителю; ножки, ручки...
     Больно. С каплями чистейшей воды на лице, давится сожалением, и болью – «Она, дитя высшего мира» - глаза взрываются блеском – «Кто посмел предать Тебя пороку смерти?!»
     Он обнял... Капли чистейшей воды сыплются на облачённую в мягчайшую кофту, скатываются по плечу и падают на запястья Ангела. Боль вырывается криком – глубина сожаления раскрылась болью мгновения, созвучила вселенной. Человек освящает Её щёчки влажными губами в дрожи, увлажняет губы, проводит низ шейки нежностью шёлка, гладит остывшее лицо и припадает к ушку – «Не повторится. Всё прекратится» - запускает одну руку девушке под плечи, другую – под коленки; коленные чашечки, совсем детские, оставили отпечаток во следах недавней волочеи...

     «Ты дочерь мне, я напою Тебя чаем и полюблю Тебя. Идём» - поднялся с Ней на разомкнутых руках, улыбнулся и обратился к лунному истоку.
     «Дома» - тихий нежный голос звучит вне границы сознания. Он обнимает. Они уходят.
***
     Занавес естества затмил Сцену Озёрную – полуночный луч предался грёзам и рассеялся пылинками люминесценции.
     Фигура знакомого вечерними событиям направляется к водной глади, но, потеряв терпение, бросается в голод падшего низ первозданности - «Шлюха, иди ко мне» - чужак духовного непроворотлив и путается в колосьях, мягкость голоса почти скрывает стальные нотки – «Нас двое, сегодня. Мы безграничны»
     Касается поверхности грязной обувью – комья грязи отмокают от носов туфлей.
     Эфир всепроницаем...
     Срывает рубашку, снимает подтяжки – раздевается до нижнего – одежда спадает на каменистый песок....
     Отпечаток паники отливал нежностью – убийца не приметил разомкнутого тела и насторожился блеску велосипеда... Рвёт текстуру всемерного волокна – озёрные водоросли адресуют протест и отторжение. Рыскает в кристальной поверхности, с неучтивостью перебирает листья презирающих Лотосов. Тонкое настигало обитателей космоса – оттого беззвучное.
     «Шлюха! Ты не смеешь! Шлюха! Где Ты?!» - возгласы безответны. Свин кричит, разрывается – «Шлюха»
     Может адвокат, может, врач. Адвокат...
     Опустим занавес сочувственного сожаления поверх полотна случившейся картины и, пусть лучи лунного света распылятся тем траурным часом тонкой дымкой над озёрной поверхностью, в ореол глубокой скорби...
*Занавес.
;
III
Она ютилась в тёплом пледе с милым  душе возлюбленным.
     Трое суток в месяц, они жили вместе – готовились к супружеской жизни, негласно и с осторожностью: встречали день обнажёнными, в чистоте душ. Несколько бутылок вина, два бокала (зачастую, один); Она растворялась во сне, Он вносил пометки в книгу... Иногда, происходили маленькие трагедии – Она уходила к другим, но сознавалась во всём...
     Он не выдержал получасом ранее – попытка убить себя открыла новое дыхание и оставила три шрама четырнадцатью швами. Она взяла руку – серебристая капля скатывалась по курносой линии.
     «Я не знала» - Она прохрипела в удушье и обласкала смерть влажными губами...
     «Ты спасла меня» - Он оставил притворство и обнял. Тела сплелись величественной грацией, плющ отпустил жемчужину.
     «Я на это надеюсь» - Она изрекалась, вжимаясь в Него.
     «Хочу ласкать Твою обнажённую спинку» - Он шептал в пустоту.
     «Правда?» - отозвалась лепетом, легла животиком на колени и отдала миниатюрную спинку во власть умелых рук...
     Он разминает плечики, проникает под лопатки, мнёт ручки и бочка. Поцелуй пронзает электрической щекоткой родимое пятно в форме полусердия. Она вздрагивает лёгкость, смущается лучезарием – личико чувственной выражало счастье, то – улыбку. Кажется, осенние листья устелили мир... Они наслаждались.
     Она не дождалась вечера и сомкнула шторы – «Страшно терять...»
     «Страшно отпускать» - Он успокаивал Её по спинке – «Но отдайся потоку сознания – жизнь продолжится сверх смерти – Ты жива вечно»
     P.s. Неравенство сковало относительность жизнью: умереть недопустимо. Иллюзорное инако – Она жива сверх тела. Дар – видеть.
     Цепь замкнётся, верить стоит.
;
***
     Желанное случилось вне избытка, а меньшее – правдиво. Физическое расположили в пристани острова добра среди океана боли – на хладном ложе ничто не значившей стали (дюралюминия).
     Хирургический стол покоит: разведённые синеватые лапки дотрагивались воздуха. Тело обездолено в кислороде и помощи. Подушка задаёт жёсткое обращение в невидимое окошко наклоном головы. Ей вымыли волосы (а когда-то в Её волосы вплетали ленты)... Она красива.
     Непрозрачная клеёнка скрывает обнажённую понизу рук от плеч до колен.
     Довершение непрестанно в единстве: произведение трагедий необходимо свершению второго акта; доминанта непреклонна менее и воздух встретит земной холод, скользящий сквозь звенья стали...
     Ореол вьётся над Её телом – призрак присутствия.
     Мужская рука касается щеки.
     Бриз разминулся с чередой осенней корицы и послеполуденной гвоздики...
     Будь Она способна оглядеться, антураж однозначен: алюминиевые шкафы уставили подвал бесцветных стен; хирургический пьедестал в центре жизнеизоляции. Девушка уйдёт по сугубо своей воле...
     Когда мы умираем, Любовь, подкреплённая волей и ответной Любовью, остаётся..!
     Невинные, разобличённые, развешены не настигнутыми болью.
     Мягкая рука касается Её плеча. Нашедший девушку на Озёрной глади, когда шершень пролетал, принёс Ангела во вне жестокости.
     Ручей блестящих капель вырывается из сочувственных глаз и омывает Ангела, капли скатываются по влажной глади девушки с изумрудными глазами. Она непричастна. Ей мнут щёчки, гладят плечи, целуют в лоб и губы – голубоватые изгибы навек останутся хладны к ласке и Любви – «Кто осквернил Тебя, Ангел?..», - увы, увы...
     Тяжёлая входная дверь - безучастна на посторонних - скрипит: дитя аутиста принял данность в иной, близкой отцу сфере(не сразу) – «Что Ты сделал!» - испуг робкого источил крик – «Ты убил Её», - но нет.
     Отец опомнился от ласки не в меньшей скорби: руки дрожали, дыхание сбивалось, слова обращали вспять, –  взглянул Ей в глаза, посмотел на покрывшиеся синим руки, обернулся к сыну – «Не смей. Посмотри, кого я нашёл в озере»
     Сын задрожал – «Ты нашёл Её в пруду? В Озере?»
     «Она останется у нас» - огласил к гостье ближайший – «Станет сестрёнкой»
     Важно: старший, аутист, но дитя умён и искренен, ведь Он – воспитанник человека майского солнца...
«Отец, скажи, Она...»
«Чиста» - звучит ответ сыну – «Взгляни на Неё...Только посмел кто-то к Ней притронуться...»
Сын пошатнулся – «Когда  Ты нашёл Её?»
«Вечером. Её задушили...»
«...мы не можем говорить долго; нас не должны видеть вместе...»
Сын всплакнул – «Я знал Её в прошлой жизни»
Отец гладит Её волосы – «Удивительная красота, и смерть, венчались в Ней»
Сын коснулся Её, легонько – «Пожени нас, так можно?»
Отец обнял сына – «Вы брат и сестра, не знаю»
     Пантомима ~ Играются котятки

IV
     Дождь бьёт в окна. Звонок в дверь разгоняет тишь сожалеющего опустошения – непривычный день для чего-либо... Они услышали, известие омрачило.
     Сын грустнел – «Можно остаться?»
     Отец понимает – «Люблю Тебя и Её. Открою» - скрипучую дверь незахлопнута...
     Юноша, мальчик, ребёнок, дитя, обнажает Ангела, трогает распростёртое, незашитое тело, покрывает девушку объятьями и плачет – «Мы останемся вдвоём, обещаю. Ты и я, мы повенчаемся, останемся вместе. Ты проснёшься» - плачет над Ней тихо, совсем беззвучно – «Я знаю обряд. Через два дня мы вознесёмся в объятиях. Ещё немного, и закружимся небесным танцем».
     Она отзывается – «Да»
Оставим их вместе, отдавшись во вкушение иной сцены...
;
***
     Сверху, старший семьи Коттон впускает тревог – «Здравствуй. Не заходил по выходным... Рад видеть почтенного»
     Гость осмотрелся – «Рад преданности старого друга. Утвердил дела в конторе... Выпьем?» - демонстрирует бутыль вина – «Что нового? Собрал сумму?», - отец качает головой.
     «Я нашёл Ангела»
     «Ангела?» - гость откупоривает бутыль, наливает вино в бокалы и постукивает; хрустальный звон раздаётся по комнате.
     «Дочь»
     «У тебя нет дочери, только глупый мерзкий юнец. А у меня чудесный отрок... Пока шлюха не убила Его» - гость отпивает вина... взгляд... да, убийца Лесного Божества...
«Не смей! У меня чудесная дочь»
     «Мне нужно беречь дитя, пусть Он мёртв...» - гость заинтриговался – «Расскажи» - наполнил опустошённый бокал, межевал глотки – «Мне в похвалу, тебе не в обиду, но твой сын – жалкое бесподобное безобразное ничто»
     «Она божественна. Личико ангела, зелёные глазки... спит мечтательно, с улыбкой, - и смотрит вверх»
     Гость вскрикнул и зашептал – «Нет...» - голос уравнялся – «Познакомь меня»
     «Она с моим сыном, Она под Его опекой, в подвале, я не стану, не позволю их тревожить»
     Гость вспыхнул гримасой жадного гнева, обронил вино и понёсся к незапертой подвальной двери. (Существующему незачем отдавать внимание подражанию)
     Однажды, в детстве, гостивший у наших друзей некто злобно подшутил и оградил овзрослевшего ребёнка жестокостью – напрасной ценой - до конца жизни. Несётся в подвал, к Нему и к Ней, выросший, сейчас.
     Обиженный мальчик стал врагом и теперь смог бы спасти собаку...
жертвы неверно истолкованной Любви
V
     Они смыкаются высшим – естества преодолели сотни жизней. Они нашлись для прощания – отныне единые, возродили впредь вековую, страсть...
     Волосы вздрагивают пёрышками от дуновений ветра, – «О Ангел, Тебе незачем видеть мои слёзы»
     Она вкушает Его слёзы, утирает ввек юным телом, вкушает магию Любви и питает Любовью.
     Неприятный, нетрезвый крик – «Она!» - гость бросается к девушке, отталкивает юношу, но отец бросается на помощь – «Стой! Не смей трогать моего Ангела!»
     «Посмею» - пробует взять Её на руки - оводневшая выскальзывает из грубых, массивных рук.
     «Нет! Она наша!» - юноша разбивает что-то о голову гостя, кто в полусознании сползает о шкаф и в падении цепляет одну из ручек многих алюминиевых ящиков – в открывшейся створке мелькнула человеческая рука...
     Убийца сползает; переводит дыхание и обращается ко всем – «Отдай сейчас, иначе я заберу завтра. Ты представляешь, что я могу с тобой сделать? Ведь я адвокат... отдашь - я поспособствую, нет – засужу».
     Они ответили в унисон – «Убирайся»
     «Я приду завтра» - гость отругался – «Твоя вина всему, невежда...», - отец повёл того наверх - «Прочь»
     Двое ушли.
     Дитя, милый мальчик, обращается к Ней – «Ты в опасности. Друг отца – недруг нам»
     Она едва шепчет для одного Него – «Я Твоя»
     «Я уведу Тебя»
     Она шепчет – «Уведи»...
     Со скрипом, отворилась злосчастная дверь – вошёл печальный отец – «Хочешь уехать?»
     Юноша, неотрывно внимал Её и пошатнулся – «Мы останемся. Пожени нас»
     Отец улыбнулся – «Я Люблю Вас» - и правда...
     Она собрала Любовь в единую точечную силу и обратилась к отцу – «Пожените Нас»
     «Хорошо» - отец улыбнулся и, взявшись за руки, Они пошли в сад...

les fian;ailles
     Торжество угасающего дня расступилось пред замолкающей эгидой вечера: двое красивы в молодости, Любовью и чисты вечностью.
     Отец – «Возьмитесь за руки», - в Её волосы вплетена лента, Она чешет носик – так мило..., – «Теперь, скажите, Верите ли Вы друг в друга?».
     Двое изрекают гласием созвучия – «Да»
     Отец оглашает – «Объявляю душами Любви и равными мне детьми. Не знаю, что поднесёт новый день, но будьте счастливы»
     В прожекторе лунного света, Он обнимал. Они танцевали в Лунном Свете, на Озёрной глади, среди Лотосов, ведая про помолвку. Лотосы рады, чисты, искренне и нежно одобряя союз чувственной Любви, желали счастья...
                *Занавес на тёмную безвременную ночь тепла*
;
VI
    Утром, это возвело дня (предположительно, двадцать седьмого апреля).
     Лучи согревали поверхность беззаботной планеты теплом безмятежного лучезария. Недолгие минуты оставались до нежеланно известного.
     Помолвленные провели ночь в саду, отец провёл ночь на чердаке – неважно, чем был занят... Сад от дома отделяла прозрачная нестеклянная дверь. Что-то сменилось в убранстве внутренней территории – неуместная деталь дополнила антураж.
     Юноша несёт сомкнувшую в объятиях: Они минуют цветы и качели. Взгляд на крышу, юноша встретил тяжёлый взгляд отца, будто схватили за локоть.
     Кровать занимала Поляну, - хворост обрамлял ложе... Он счастлив. Она счастлива.
     Он располагает Ангела – «Отныне, Ангел, - и впредь, Мы вместе» - улыбается и вынимает зажигалку.
     Щёлк – искра попадает в воздух – так рождается пламя...
     Отец приходит неясным шагом – «так скоро?..»
     «Ты поженил Нас. Уйти вместе – наша воля» - трескучее пламя укрывает кровать тёплой слоёной вуалью; им не жарко и совсем не холодно, нет, – Они – иначе - встречают счастье близ осеннего костра... Лежат на спинах. Она, златокудрый Ангел, обронила слезу – та испарилась. Девушка повернулась на бок и обвила возлюбленного... Им удалось встретиться, Они одержали верх над данностями. Правда: что-то подтолкнуло Её (отец); не важно...
     Горькое случается.
     Крики в аранжировке грохота – свора скандирует «ЭТО ЗАКОННО» - или ничто тому сродное.
     Отец кивнул сыну – «Я задержу их»
     Отрок попрощался – «Мы Благодарны Тебе. Помни Нас...» - душесочетание случится.
     «Поспешите» - защитник уходит...
     Тепло плавления поглощает оставшиеся сучья, Он обращается к Ней – «Ангел, Ангел...»
     Они сгорают в нежности пламенных объятий и касаний утреннего солнца. Луна осталась. Пара светил лучезарила небосвод... Что-то случается – блеск разливается из глаз помолвленных, волшебства занимает едва ограниченное пространство слоем блеска. Тела исчезают со вспышкой лучезария – «Луна приютит...»
***
     Восемь пробивают двери, врываются, - отец бежит вслед.
      Они идут к иглам пламени – карающие намерены отторгнуть, но увы: никого.
     Удар – отец схватил за ворот недавнего приятеля и рассёк тому бровь. Остальные расступаются в круг.
     Удар – хлопок ладонями по ушам отца, алые струи подвели брови.
     Удар – отец сбивает обидчика с ног и размачивает  мерзкую голову о камни. Головные внутренности не запачкали обуви...
     Процессия скормила проигравшего голодному до тучной плоть огню – иглы пламени, зубы стихии, поглотили губителя...
     Девушка с гитарой сидела на заборе и наигрывала La Procession
*Занавес

;
le mariage\
Свадьба радостной зеленоглазой девушки и радостного юноши
    Синие ленточки вплетены в локоны, ободок венка украшает свободную...
     Он в прежней одежде – только чистой – улыбается чудной улыбкой.
     Они взялись за руки, закружили против часовой стрелки и времени. Она становится неуклюже, подворачивает ножку и падает в Его объятия...
     Он располагает Её на руки, относит к качели, садит себе на колени и катает неспешно...
Он улыбается Ей –«Я счастлив»
Она улыбается Ему – «Я счастлива»
Он целует
Она целует
~Объятие~
(*занавес)
 
VIII
     Озеро Лотосов, Лунная ночь. Некто следует к водной глади, отец.
      Проходит маршрутом истоптанной боли, пинает изржавевший велосипед и идёт дальше...
     Доходит до водной глади, грубо ухмыляется, - Лотосы расступились с любезностью.
     Он, спускается в заледенелую трясину свинца, счастливый до невыносимого, – счастье давит, он поклонно спускается тому навстречу.
*
     P.s. Он почувствовал Её и отдал Озеру последний выдох...
***
     Госпожа наблюдала завязку и развязку. Смех омывает холодом жестокости и высокомерием альбиноски.
     Юноша, Кот, невольный свидетель раскатистого смеха, заворожён во вкушении чар неподвластного... Возлюбленную уничтожили.
     Она по-прежнему прекрасна, не смотря на безмерное впечатление, оставленное переживанием созерцания собственной смерти, – «Конец и безмерное, вечное сочувствие им. Всё»

;
Обратно к Лори.

     Она бросилась в кровать к Коту и не позволяла выпустить девственную вечность...
     Роль избыточной энергии – направлять поток на завершительные цели, Форсировать – ускорить личностный рост., Слиться с внутренним и Стать с собой единым.
     В комнате тишины, молчи. Привязки опадают – Ты воздух.
     Непостижимое вьётся нитью сквозь нас – капля вселенского потока доступна и достойна Тебя; жди, оттачивай пространство и увидь: Ты – привязка.
     Страшно? Отторгни  естественную – логическую - реакцию, - покинь рамки.
     Теперь – не сомневайся. Чувствуй. Сомневайся во всём и всех – Верь в СебяI
     (куда не взгляни – одна Ты) Смеюсь в самоиронии.

     Кот изучил послание, пусть не удивился – новая деталь захватила Его: сопевшая в отражении виделась иначе – другой, - вовсе не белокурой.
     Он взглянул пробуждающейся Лори в глаза, рассматривая зрачки нового, тёмно-изумрудного цвета...
     Начало третьего значилось на остановившихся часах – Он вникал едва: кто третий?.. Пески смыкались лилиями в очертания позади сомкнутых глаз – Она желала, не могла прийти: песок стекался золотистыми локонами, Луна облучала уходящим блеском...
     Хладный голос разбил звенья вопроса – «Я ненавидела Её, Она умерла... Не знаю, что Ей нужно – это вредно, - Её не хватит... Иди ко мне»
     Кот нисчез – «Я Тебя задушу..?»
     Лори заползла забвенцу на колени – «Делай со мной всё желанное – я слушаюсь. Иди ко мне», - Он послушался.
     В Его объятиях, Она нырнула лапкой под кровать, вынула пучок трёх вишенок и скушала, оставив косточки на стебельках – элегантно и эротично.
*Занавес