Филателист и коллекционер

               
     Насколько я себя помню, отец всю свою сознательную жизнь занимался филателией. Еще мальчишкой, прибегая домой с улицы, я почти всегда заставал его склоненным за столом и держащим в руках лупу. Рядом  лежали марки, а также  альбомы и кляссеры, в которые отец их аккуратно вклеивал или вкладывал. Он мог заниматься своим любимым занятием все свободное время после работы, а в воскресные и праздничные дни – с утра до позднего вечера. На предложение жены прогуляться он всегда отвечал отказом.
    По вечерам к нему нередко приезжали такие же заядлые филателисты, как и он. Они часами рассматривали марки и тут же обменивались дубликатами. Раз в неделю отец уезжал в Парк культуры имени Горького, где на скамейках сидели его знакомые коллекционеры марок. К вечеру отец возвращался, привозя новые марки и иногда деньги, вырученные от продаж ненужных ему экземпляров. Еще одним местом встречи филателистов был магазин марок на Кузнецком мосту. Там они совершали обмен марками и приобретали каталоги, привезенные из-за рубежа. Своим увлечением отец занимался в течение многих лет. Когда я подрос, он пытался привить мне любовь к коллекционированию, но, несмотря на мои старания, успехов в этом деле я не добился. Правда, у меня  поначалу появилось желание собирать марки с изображением животных, и я уже имел небольшую коллекцию, однако на долго меня не хватило. Думаю, отца это огорчало, хотя он и не показывал своего настроения.
     Однажды, когда мне было уже 18 лет, придя домой, я увидел отца, разбирающим на столе большую кипу мелких бумаг, которые оказались марками без зубцов. Вернее, это были даже не марки, а нечто подобие купонов, на которых были призывы помогать бедным и нищим, беспризорникам и бездомным, нашей армии и флоту и прочее. Люди, приобретавшие такие купоны, тем самым оказывали материальную помощь разным категориям граждан. Коллекционирование таких  купонов настолько увлекло отца, что он вскоре избавился от всех марок, продав или обменяв их.
    А еще через год отец вернулся вечером домой, неся огромный рюкзак за плечами. Отдышавшись, он внес его в комнату и стал вынимать оттуда книги, газеты и журналы с пожелтевшими обложками и страницами. Оказалось, отец приобрел все это за один рубль на свалке, куда его пригласил друг-коллекционер. Разбирая, как мне тогда показалось, макулатуру, отец все время восклицал от удивления и радости. На мой вопрос о том, чем он так восторгается, он пояснил, что этим книгам, журналам и газетам нет цены. Они были выпущены до революции или вскоре после нее и имели большую историческую и коллекционную ценность. А оказались они на свалке только потому, что в Библиотеке имени В.И. Ленина не хватало места для  помещение туда новых многотомных “трудов” наших партийных лидеров. В связи с этим библиотека избавлялась от дубликатов бесценных изданий, вывозя их машинами на свалку.
    Каждую неделю отец ехал на ту же свалку и возвращался с полным рюкзаком. Потом он бережно извлекал эти бумаги, разглаживал их утюгом, кое-что переплетал, а потом созванивался со своими коллегами-коллекционерами и встречался для продажи и обмена. Нужно сказать, что больших денег такое коллекционирование не приносило, но отец всегда был при деле. Самые ценные экземпляры он хранил дома и иногда делился с нами информацией о некоторых экземплярах газет и журналов.
    Когда моей мамы не стало, отец погрустнел, стал чаще выпивать и все реже и реже встречался со своими приятелями по коллекционированию. Однажды, когда я женился и мы уже жили врозь, я не мог ему дозвониться в течение двух дней. Тогда мы поехали к нему на квартиру. В окнах горел свет, но нам никто не открывал. Почувствовав неладное, я вызвал друга, который вскрыл дверь. За кухонным столом мы увидели отца, который сидел на стуле с запрокинутой головой. Он был мертв. Перед ним стояла недопитая бутылка водки и две рюмки. Видимо, во время застолья ему стало плохо. Его собутыльник потихоньку ушел, прихватив с собой оставшиеся в доме отцовские коллекции.