Слегка хромой оловянный солдатик

Я хром, но горд,
Натянут как струна.
Своим движеньем вышибаю ритмы,
Своим касаньем попадаю в такт,
Своим стенаньем опошляю гимны.
 
Я призрачный корабль,
Уставший от пучин,
Я только там, где скука.
Я не терплю ни женщин, ни мужчин,
Пусть будет рядом только волчья сука.
 
Я принял пьяный бой от общества тайком,
Уже привык я к фальши.
С бизани я скатился кувырком,
На толстый слой коричневой гуаши.
 
Я понял смысл отчаянной мольбы.
Я знаю вкус победы.
Я помню, как рассудку вопреки
Спустили мне на родине заветы.
 
В дали от родины я насаждал свой мир,
Пропитанный экранною моралью,
Но кто же скажет, смыслу вопреки,
Чем отвратительны веселые рывки,
Футбольные финты, балетные прыжки?
Но кто же скажет смыслу вопреки,
Чем привлекательны с культею мужики?
 
Ну, почему на мне закончилось литье,
И почему безногим нету счастья?
Одна нога не так уж велико,
Одно ружье и счастье.
 
Но нет, ружье на ногу не меняй.
Ружье оно казенно,
А наших ног никто те сосчитал,
Они лежат покойно.
 
Они лежат оторваны в грязи,
Они гниют фривольно,
А ты попробуй хиленький спроси
Что в жизни есть зазорно?
 
Я хром, но горд.
Я стоек как утес.
Сижу на паперти устойчивый, увешанный медалью.
Лишь редкий звон монет о жертвенный стакан,
Набатом наполняет грудь печалью.
 
Скреплю зубами глядя на культю
Завернутую в длинную мотню.
Я восхищаюсь даже когда сплю,
Неношеной опрятностью штанины.
И проклинаю хрипло я в грозу,
Когда навеки сам себе отдан,
Устойчивую поступь горожан.
 
Я хром, но тверд,
Взращен своей идеей.
Я ожидаю счастья для себя,
Но от людей надежды не имею,
И в переплавку только верю,
Я счастлив, что не надо сапога.