Ураган

Ураган

Ничего удивительного в том, что на работу опоздала нет, – часть деревьев-штабелями ещё допиливали и растаскивали по обочинам.
Когда не стояла, а всё же ехала, глядела по сторонам, вновь и вновь удивляясь, какие могучие сосны, берёзы и тополя стихия с лёгкостью, словно играючи, вырывает вместе с мощными корнями, как ломает те, что не вырвала, будто о колено.
И вспомнился мне теперь уже далёкий 98-й год.
Мне восемнадцать. Я досрочно сдала сессию лишь для того, чтобы очутиться на практике.
Своей практики в то время у нас ещё не было, она начиналась после третьего курса, и я «вольнослушателем» ездила (второй год кряду) на практику биофака - к своей обожаемой сестре. Мы закончили второй курс, давно успели все перезнакомиться и подружиться. В период учёбы каждую свободную минуту я проводила именно на биофаке, а вовсе не в своём ВУЗе. Как-то так сложилось, что общий дух биофака и конкретные люди там оказались мне ближе.
Итак, Пущино. Старый пятиэтажный корпус какого-то общежития. Комнаты по четыре-пять человек, один женский и один мужской туалеты на этаж, одна кухня на всех.
Вольнослушателя из меня не получилось. На занятия меня не брали, поскольку кухарка им была нужнее. Каждое утро старший по комнате выдавал мне собранную накануне с бедных студентов, прямо скажем, некрупную сумму, и я отправлялась на рынок и по магазинам, проявляя чудеса бережливости и сообразительности, а потом с тяжёлыми сумками (готовила на ораву из десяти-двенадцати человек) рысью бежала обратно, чтобы успеть к обеду: не только приготовить, но и на стол накрыть. В противном случае эта весёлая, извечно голодная команда с радостным улюлюканьем, не мешкая, съела бы меня с той же готовностью, что и племя аборигенов, доберись они таки до Робинзона.
И так каждый день, в течение нескольких недель.
Число столовавшихся у нас росло, как на дрожжах: молва и запахи, доносившиеся из нашей комнаты, делали своё дело. Под конец практики гости набивались в неё почти доверху, я еле справлялась со своими поварскими обязанностями, а некоторые студенты умудрялись совершать набеги прямо на кухню и даже в учебное время, когда все остальные трудились в поте лица, приобретая опыт и знания, дабы в дальнейшем с гордостью носить имя биолога.
В наших весьма скромных и полудиких застенках телевизоров, конечно, не было. Может быть, у кого-то была пара радиоприёмников, но не более того. Информация о том, что грядёт ураган, до нас едва донеслась.
Вечером небольшой компанией мы пошли погулять на поле. Начавшиеся дождь и ветер наши молодые сорвиголовы пугали не сильно. Нам было весело и хорошо вместе. Пока на одного из друзей не упала весьма крупная ветка, повредив плечо. Пришлось прибавить шаг.
Уже на подходе к корпусу, промокшие до нитки и держащиеся за руки, чтобы не унесло очередным порывом, мы разглядели довольных дурочек из соседней комнаты, сидящих, свесив ноги из открытого окна, и любующихся разбушевавшейся природой. Зрелище и вправду было незабываемое. Пришлось крикнуть им прямо снизу: «Немедленно слезайте и закрывайте окна!». И тут, в подтверждение наших слов, где-то совсем рядом грянуло. Нас не послушали ни с первого, ни со второго раза, и вообще назвали занудами.
Утром пришло сообщение, что в городе есть жертвы. Как и во многих других населённых пунктах России.
На следующий день самые беспокойные из родителей, побросав работы и огороды, принеслись в Пущино проверять и ощупывать свои чада (мобильных ни у кого ещё не было). Мы гордо дрейфовали у них перед носом, мол, смотрите: живенькие и здоровенькие. И, конечно же, не без умысла продемонстрировать свою взрослость и самостоятельность (так, на будущее, чтобы им неповадно было нас куда-либо не отпускать или в чём-либо ограничивать).
Ещё через несколько дней начальник практики, некий Мих Мих, которого вряд ли кто-то забудет, поздним утром (все уже отчалили на каторжные работы) обнаружил меня, спящую, на раскладушке в мужской комнате. Одна девочка на четырёх парней.
Он долго приходил в себя от увиденного. А также от перебранного вчера. Допытывался сначала, что я тут делаю и вообще, кто я такая, потом (разобравшись с десятого раза) – не приставал ли ко мне кто-нибудь из мальчиков. И тут я хочу заметить, что у нас (точнее, у них – на биофаке) были какие-то совершенно удивительные мальчики - интеллигентные и во всех смыслах необыкновенные. С ними было незабываемо интересно, весело и, одновременно, спокойно. Мы просто дружили. А если кто-то кому-то нравился, то за девушкой долго и красиво ухаживали. И вообще это был какой-то маленький рай и истинный праздник юности. Юности, доверия и дружбы.
Мих Мих, окончательно протрезвев, потребовал от меня немедленно выкатываться из комнаты и отправляться подобру-поздорову восвояси, то есть домой, в Москву (женские места были заняты под завязку). И только я собралась расплакаться от несправедливости, обиды и бессилия, как один из наших благородных рыцарей, забывший что-то в комнате и вернувшийся за этим чем-то, спас меня от окончательного выселения, хоть и был в нашей компании самым скромным.
Всё закончилось мирно. Мих Мих пошёл в очередной раз опохмеляться, а я стала печально перетаскивать свои пожитки на случайно освободившееся-таки в одной из женских комнат место (какая-то девочка приболела и уехала). Жить с мальчиками мне нравилось значительно больше: дружить с ними у меня получалось всегда лучше, а рядом с сестрой поселиться всё равно не удалось - никто из её соседок переезжать на освободившееся в другой комнате место не согласился.
Но кормить, поить и ходить на ушах вместе со всеми допоздна я, конечно же, не перестала.
Отъезд с практики моя память стёрла подчистую, по-видимому, как одно из самых нежеланных воспоминаний. Остались светлая грусть, ощущение безмерного счастья и огромная, неизбывная любовь к биофаку, его педагогам, студентам и просто стенам. На всю-всю-всю оставшуюся жизнь.
Спустя несколько месяцев, старший по комнате, поразмыслив над съеденным в Пущино, расстался со своей предыдущей девушкой и сделал мне предложение.
Но это уже совсем иная история.

14.07.2016