Коучинговый человек. Книга первая. Глава 27

     Аврора вернулась домой возбуждённой и расстроенной произошедшей сценой в гостинице. Мать, заслышав, как она вошла в квартиру, окликнула её из спальной, но дочь ответила не сразу. И лишь когда снова раздался беспокойный вопрос, нервно сбросила босоножки, надела тапочки и прошла в комнату Елены Григорьевны, лежащей в кровати.
     — Это я, мама! Медсестра приходила?.. А где домработница?
     — Нюра убралась… сготовила и отпросилась домой… Сестра только что приходила, — тяжело дыша, ответила больная мать.
     — Ну и как ты себя чувствуешь? — механически задала вопрос Аврора, продолжая мысленно всё ещё оставаться в гостинице «Космос».
     Ей вспомнилась неестественная поза Наташи, в которой та осталась лежать на полу. «Господи! Пронеси и помилуй, — взмолилась про себя Аврора. — Ещё не хватало, чтобы с ней что-нибудь случилось. Тогда у нас с Виктором ничего не получится: калеку он не сможет бросить. А если она умерла?» — и Аврора почувствовала холодок за спиной. Ещё по дороге домой она хотела позвонить Виктору, но побоялась и теперь с ужасом ждала звонка из милиции.
     — … Ноги опухли и давление было высоким почти под двести, — пожаловалась Елена Григорьевна дочери, которая снова начала слушать её. — Сестра сказала, что надо во время пить таблетки, а я, дура старая, забываю: память совсем никудышная стала…
     — Ну, а Нюра почему не напоминает? Я же ей наказала следить за тобой, а она  умоталась...
     — Да это я её отпустила. С утра она крутилась по хозяйству вот и забыла.
     — Ты, я вижу, мама, её совсем избаловала! Придётся мне другую домработницу искать.
     — Ну зачем ты так, дочка! Нюра добрая женщина и очень общительная. Мне хоть есть с кем поговорить. Не трогай её… Пусть остаётся.
     — Тогда не жалуйся и принимай вовремя таблетки, — сердито ответила Аврора и вышла из спальной.
     В своей комнате она переоделась в домашний халат, села в широкое кресло из белой кожи, поджав под себя ноги. Кресло было её любимым местом отдыха и размышлений. Забившись в него, она ощущала здесь покой и уют, как бы отгораживаясь от всего плохого и опасного, что могло быть в окружающем мире. Но в этот раз Аврора не только не могла успокоиться, но и начала вспоминать, как на днях ходила к гинекологу.
     Пойти заставило недельная задержка менструального цикла, несколько необычное состояние организма и неожиданно появившееся отвращение к запахам. И хотя Аврора предохранялась, встречаясь с Борисом, а интимные отношения с Виктором начались совсем недавно, в период задержки, она сделала тест на беременность. К изумлению, тестирование подтвердило её подозрения даже после повторной проверки.
     Чтобы окончательно разобраться в чём дело, Аврора позвонила своему врачу, профессору и заведующему кафедрой гинекологии Румянцеву Ивану Григорьевичу. Тот выслушал и попросил сдать анализы в институтской лаборатории, а затем прийти на приём.
     Помнится, когда она вошла в кабинет, доброе лицо Ивана Григорьевича расплылось в улыбке:
     — Поздравляю, Аврора Дмитриевна! Вы находитесь в интересном положении.
     Собственно говоря, для неё это была уже не новость, а окончательный приговор. Она побледнела и тяжело уселась в кресло напротив стола врача.
     — Ну-с? — с любопытством посмотрел тот на пациентку, почему-то не радующуюся вместе с ним по поводу «интересного положения».
     — Иван Григорьевич… — не глядя в его внимательные глаза, начала Аврора, — мне сейчас нельзя рожать.
     — Та-ак! — профессор встал из-за стола, заложил руки за спину и начал  ходить взад и вперёд по просторному кабинету. — Понятно… Аборт, значит, надумала делать! — неожиданно перешёл он на «ты», несмотря на то, что Аврора платила хорошие деньги за предыдущие осмотры и консультации.      
     — А ты знаешь, чем может кончиться прерывание первой беременности? — подошёл он к ней.
     Аврора склонила голову, но потом подняла и посмотрела в его строгие глаза:
     — Иван Григорьевич! Я всё знаю и понимаю. Мне не шестнадцать лет. Статьи читала. Но у меня нет другого выхода. Вы это поймите, — перешла она на просящий тон и расплакалась.
     — Нет и ещё раз нет! — не на шутку рассердился обычно добродушный профессор. — После аборта, Аврора Дмитриевна, могут быть большие осложнения, вплоть до летального исхода. Это, во-первых. Во-вторых, потом вы вообще не сможет иметь детей, потому что организм начнёт отторгать плод из утробы и воспринимать ребёнка как инородное тело! — Врач подошёл к столу, открыл карточку Авроры и постучал по ней костяшками пальцев. — У вас же отрицательная группа крови! Вы это знаете? — Аврора молчала. — Зна-аете! — ответил за неё Иван Григорьевич. — Поэтому, если вы сделаете аборт, то никогда не сможете забеременеть ещё раз из-за возможности возникновения резус конфликта. На вашем месте, другая женщина страшно бы обрадовалась, узнав о своей беременности, и уповала бы на благополучный исход.
     Аврора хорошо запомнила наступившую тишину и то, как профессор резко отвернулся от неё, отошёл и снова уселся за стол, с осуждением разглядывая пациентку.
     — Значит, не советуете? Я вам хорошо заплачу…
     — Аврора Дмитриевна, красавица ты моя! — умоляюще  стал  объяснять Иван Григорьевич. — Да не могу я пойти на такое преступление. Даже за деньги! Я врач, а не душегуб с большой дороги. И мой совет: рожайте, чего бы вам это не стоило! Потом благодарить будете, что не совершили такого кощунства. Вы в бога верите?
     Аврора вспомнила, что этот простой вопрос застал её врасплох.
     Она оторвала платок от заплаканных глаз, растерянно посмотрела на Ивана Григорьевича.
     Вообще-то о боге Аврора никогда серьёзно не задумывалась. Она росла в семье советского офицера. Попытки бабушки научить внучку молитвам пресекались матерью, ну а в школе, будучи отличницей, пионеркой, а потом — комсомолкой, Аврора уже гордилась своим атеистическим мировоззрением. Правда, в трудные минуты жизни её губы произносили слова, обращённые к богу. Но она считала это привычку пережитком прошлого и быстро забывала о невольно сказанном, как только трудные обстоятельства отступали.
     — Я уж и не знаю, — перестав плакать, ответила Аврора. — Наверное, нет, — вздохнула она и спрятала платочек в сумочку.
     — Зря… зря! Плод человеческий — дар божий, а аборт — великое страдание невинной души, ещё не появившегося на свет младенца.
     — Ну, хватит, Иван Григорьевич! Плохая я. Но мне будет ещё хуже, если я не избавлюсь от ребёнка! …Значит, не поможете? — нервно спросила она.
     — Не могу, Аврора Дмитриевна! — развёл руками профессор. — И не хочу… — негромко добавил он. — Вы уж извините. Попробуйте обратиться к кому-нибудь другому, — врач встал из-за стола, и Аврора поняла, что разговор окончен.
     В тот день, придя домой, она просидела в этом же кресле в тяжёлых раздумьях до самого вечера. Слова профессора, хотя и огорчили, но не испугали. Вместо того, что бы запаниковать, Аврора стала хладнокровно обдумывать сложившуюся ситуацию.
     В первую очередь, её заинтересовало, как отнесётся Виктор к невозможности иметь от неё общих детей. Поразмыслив, Аврора быстро успокоилась. Она была уверенна: будущий муж — порядочный мужчина и в конце концов смирится с таким обстоятельством. Тем более, что у него есть собственная дочь. К тому же, ей пришла в голову мысль, что в таком случае можно будет взять на воспитание ребёнка из детского дома. Авроре даже вспомнилось известное суждение: настоящая мать не та, которая родила, а которая воспитала. «А Виктора я сумею уговорить: он добрый и не откажется растить приёмного сына… Или дочь? Ну ладно, для него можно взять мальчика, а назвать, как мне и хотелось, Аполлоном. Такого симпатичного розовощёкого и с белыми кудряшками на головке», — живо представила Аврора идиллию усыновления, и её озабоченное лицо ненадолго озарилось улыбкой.
     Потом она встала, начала ходить по полутёмной комнате, разминая отсиженную ногу, но свет не включила, чтобы не отвлекаться.
     Опять устроившись в кресле, стала обдумывать другой вариант выхода из создавшегося положения: родить ребёнка, но скрыть от Виктора тот факт, что он не имеет к нему никакого отношения. Ей сразу вспомнились подобные случаи, рассказанные другими женщинами. Из их слов выходило, что большинство обманутых мужчин так ни о чём и не догадывались или узнавали о том, что воспитывают чужого ребёнка, слишком поздно. Но, если ребёнок будет походить на неё, то есть на свою мать, пронеслось в голове Авроры, то можно и совсем не волноваться! Другое дело, когда он будет походить на Бориса. Однако и здесь Аврора успокоилась следующими доводами: красивые лица любовника и Виктора чем-то схожи: у обоих — прямые носы, широко открытые глаза. Правда, у первого отсутствует волевой подбородок, и черты лица несколько женственные. Но это обнаружится не скоро.    
     И тут Авроре вспомнились о безалаберности и врождённой лени Бориса. «Да-а! Но если ребёнок унаследует ещё и характер отца, то быстро промотает полученное от меня наследство!» — с ужасом прошептала она и надолго задумалась.
     Спустя некоторое время, Аврора всё-таки пришла к выводу, что от врождённой лени есть только одно лекарство — это очень строгое воспитание. «Ничего, если надо, я розгами выбью из него отцовскую дурь. Но не теми, бутафорскими, которые так любит его папочка, а настоящими», — тихо рассмеялась она, представляя голую задницу Бориса, раскрасневшуюся после очередной «порки».
     Утром она позвонила Румянцеву и сказала, что передумала делать аборт.
     — Вот это другой разговор, Аврора Дмитриевна! — прокричал профессор. — Поздравляю. Теперь, как говориться, я слышу слова не мальчика, а мужа. Оч-чень правильное решение! Становитесь на учёт по поводу беременности в нашей клинике, а ко мне придёте через месяц. Будьте здоровы, Аврора Дмитриевна! — пожелал на прощание Румянцев.
     …Зазвонил телефон. Аврора вздрогнула. Отбросив воспоминания, вскочила с кресла и включила свет. Затем подошла к столу, на котором стоял аппарат, но долго не решалась поднять трубку. «Кто это может быть? Неужели из милиции?» — со страхом подумала она. Виктор обычно звонил на мобильный, и Аврора была уверена, что звонок не от него.
     Но телефон не умолкал.
     — Аврора, ты что там спишь? — раздался недовольный голос матери. — Возьми, деточка, трубку… Сколько же можно звонить, господи!
     Подрагивающей рукой Аврора поднесла трубку к уху. Звонил Виктор.
     — Да! — с облегчением откликнулась она.
     — Ты выключила мобильник…
     — Да-а?! Не может быть! Сейчас посмотрю.
     — Да бог с ним… Ты-то чего не звонила? Твой домашний на память я не помню и поэтому смог позвонить только сейчас, вернувшись домой.
     — Как Наташа?
     — Она в больнице, — потускневшим голосом стал рассказывать Виктор. — Положили в склифосовского с тяжёлым сотрясением мозга, и я всё это время был там. Сделали томографию черепа, взяли анализы. Ну, в общем, врач объяснил, что ничего серьёзного пока не обнаружили… анализы хорошие. Теперь она спит, поскольку ей нужен полный покой и сон. Из-за этого поговорить не удалось. Да собственно, что я мог сказать? — пожаловался он. — Сам виноват…
     Последние слова Виктора задели самолюбие Авроры и обескуражили. «Он что, хочет у неё прощение на коленях вымаливать! — мысленно возмутилась она. — А как же я? Наверное, от сочувствия даже забыл, что обещал жениться на мне. Или передумал?.. — пришла ей в голову ужасная мысль.
     Но Аврора тут же взяла себя в руки и, сославшись на недомогание после увиденной сцены в гостинице, предложила обо всём поговорить на работе.               

* * *

     На улице вечерело, и одноместная палата, куда поместили Наташу, постепенно погружалась в полумрак. Она только что проснулась после сделанной инъекции и теперь пыталась осмотреться в мало освещённом помещении. Из приоткрытых дверей тянулась тонкая и жёлтая полоска электрического света; из коридора слышались бойкие голоса медсестёр, везущих на скрипящей коляске больного; напротив кровати, у противоположной стены, стоял стол и, вздрагивая, гудел холодильник; а над прикроватной тумбочкой угадывались контуры не включённой лампы дневного освещения.
      Наташе очень хотелось пить, а больше всего — сходить в туалет, и она потянулась к выключателю лампы. Но, приподнявшись, сразу же почувствовала слабость и головокружение. После небольшого отдыха, опираясь на локоть, всё-таки дотянулась до лампы, и та, потрескивая, заполнилась голубоватым, но ярким светом. И только теперь, окончательно вглядевшись, она увидела графин с водой, стоящий на столе.
     Желая напиться, Наташа попыталась встать с кровати, но, усевшись в ней, сразу почувствовала сильное качание из стороны в сторону, из-за чего пришлось откинуться назад и опереться на расставленные руки. Только теперь она поняла, что добраться до стола самостоятельно не сможет и беспомощно посмотрела на приоткрытую дверь.
     — Сестра! — позвала Наташа, но ничьих приближающихся шагов не услышала. — Сестра!! — как можно громче позвала она.
     Через некоторое время в проёме дверей показалась перевязанная бинтами старушечья голова.
     — Вам чего? — прошамкала голова.
     — Бабушка, сестричку позовите.
     — Да не бабушка я, а дедушка... 
     Дверь открылась шире, и Наташа увидела низкорослого старика в тёмно-синем больничном халате, из-под которого выглядывали голые ноги в больших, не по размеру, шлёпанцах.
     — Попробую её найти, дочка. Никого не видно. Поразбежались, ети их мать… — и старик, шаркая шлёпанцами, поплёлся по коридору.
     Спустя некоторое время, в палату стремительно вошла женщина в белом халате. Лет тридцати пяти, она выглядела достаточно стройной, несмотря на некоторую упитанность и полноту. Её загоревшее лицо, выпуклые формы тела и сильные ноги на высоких каблуках, привлекали внимание пышущим через край здоровьем.
     Улыбаясь Наташе, она сказала:
     — Здравствуйте, Наталья Григорьевна. Меня зовут Вера, я ваша медсестра. А вот вставать нельзя. Давайте опять ляжем. — С этими словами она подхватила одной рукой ноги и, придерживая другой голову, уложила Наташу на спину. — Вам что-то нужно?
     — Я хочу пить… и в туалет, — слегка покраснела она.
     — В следующий раз пользуйтесь кнопкой вызова над вашей головой. А водички я вам сейчас налью. Может быть, нарзану хотите? — двинулась сестра к холодильнику. — Ваш муж все полки продуктами забил! Хотите фрукты достану?
     — Лучше воды.
     — Хорошо! Воды так воды, у нас её много, — пошутила Вера и стала доставать из холодильника гроздья крупного винограда. — Вот только помою.
     Она взяла пустую тарелку, положила в неё виноград и зашла в душевую комнату.
     — У вас такой внимательный муж! — донёсся оттуда её голос сквозь журчание и плеск выпущенной воды из крана. — Просил меня присмотреть за вами. Очень заботливый мужчина…
     — Он мне уже не муж, — вырвалось у Наташи.
     После её слов журчание воды прекратилось, из туалета высунулось любопытное лицо сестры:
     — Что вы сказали?
     — Я сказала, что он мне не муж.
     — А-а… жених, значит, — опять заулыбалась женщина, домыла виноград и поднесла тарелку к кровати.
     — Я хочу пить, а виноград поставьте, пожалуйста, на стол.
     Медсестра наполнила стакан водой, подала Наташе.
     — Ну… а для того, чтобы справлять нужду, вам придётся пользоваться уткой, — рассмеялась она, доставая из-под кровати эмалированную посудину. — Никогда не пробовали?
     — Нет, — снова покраснела Наташа
     — Теперь придётся. Как закончите, нажмёте на вызов, и я пришлю санитарку. Договорились? Ещё что-нибудь надо?
     — Нет, нет. Большое спасибо…
     Сестра пошла к двери, немного задержалась:
     — Кстати, ваш лечащий врач — заведующий отделением. Зовут Игорь Анатольевич. Очень опытный доктор. Он вас быстро на ноги поставит, — обнадёжила Вера и скрылась за дверью.
               
* * *

     На другой день в палату явился Виктор. Поздоровавшись с Наташей и не получив ответа, прошёл к холодильнику, положил в него ананасы. Затем покосился на стол с полной тарелкой винограда, вздохнул, взял стул и уселся напротив кровати.
     — Как ты себя чувствуешь? — осторожно спросил он и посмотрел на бледное лицо жены. Но она ничего не ответила и отвернулась к стене. — Я всё хорошо понимаю… — продолжил Виктор. — Но я хочу лишь попросить прощения за то, что всё так нелепо получилось.
     — Нелепо?! — Повернула голову Наташа с полными от слёз глазами. — Да ты просто негодяй и предатель. Как ты этого не понимаешь?!
     — Ты права... Прости, пожалуйста.
     — Нет! — зазвенел от обиды голос Наташи. — Я этой измены никогда не прощу и, как только выйду из больницы, уеду к матери. А тебя, Витя, очень прошу не приходить больше сюда. Здесь хорошо кормят… Внимательно относятся… И я не нуждаюсь в твоей помощи. А ведь я так тебя любила!!.. — вдруг громко разрыдалась она, отвернулась и, закрыв лицо руками, уткнулась в подушку.
     Виктор молчал. Оглушённый пониманием того, какой болезненный удар был нанесён им по самолюбию Наташи, он совершенно растерялся. Не находя нужных слов (да и что можно было сказать!), Виктор окаменел под напором совершенно справедливых упрёков и отчаянного признания Наташи в уже ушедшей большой любви к нему.
     Некоторое время жена продолжала рыдать, но потом притихла, а затем послышался её приглушённый голос:
     — Я очень прошу оставить меня. Уходи... Иначе, я позову врача.
    
* * *

     Когда Виктор вернулся домой, то, не разуваясь, прошёл на кухню. Там уселся за стол и стал размышлять, подперев голову и уставившись в одну точку. Его глаза задержались на кухонной плите, отчего он живо представил, как в самом начале их совместной жизни, Наташа хлопотала на кухне, что-то говорила, а её глаза сияли счастьем девушки, впервые познавшей радость семейной жизни. Тогда Виктору казалось, что он хорошо понимает жену, и в его душе тоже становилось светло и радостно: ведь он осчастливил это чистое и нежное создание, согласившись жить вместе и сумев дать то, о чём мечтает каждая порядочная девушка. Виктор даже гордился собой, как гордится дядя, подаривший ребёнку дорогой подарок.
     Но если одариваемый ребёнок искренне радуется подарку, но не всегда интересуется насколько сильно любит его «хороший дядя», то Наташу, подумал Виктор, этот вопрос волновал в первую очередь. Другое дело, что она умела скрывать боязнь потерять мужа, надеялась на то, что со временем всё наладится и он полюбит её как женщину. Но этого не произошло!    
     И только теперь Виктор ясно осознал: он совершил величайшую ошибку, сойдясь с молоденькой девочкой без настоящей любви к ней. «Богу богово, а кесарю кесарево» — пробормотал он, имея в виду себя и Наташу. И хотя эта мысль показалась ему кощунственной, но она, в сущности, ставила всё на свои места. «Но тогда почему так грустно и так жалко мне терять Наташу?!» — мысленно спросил он себя, однако искать ответа не стал.
     Вместо этого Виктор вынул из холодильника бутылку водки, налил полный стакан и, не закусывая, выпил. Но когда обжигающая жидкость ударила в голову, ему показалось этого мало: грустные мысли остались и от того, что он выпил, лишь сделались ещё горше.
     — Эх, ма-а! — пробормотал он, опрокинул в рот следующий стакан и стал искать по карманам сигареты.
     Зазвонил телефон. Виктор поднял трубку, из которой послышался голос Машеньки. Дочка начала теребить отца вопросом, когда же она, наконец, может приехать к ним в гости. В субботу вечером, после того, как Наташу отвезли в больницу, Виктор попросил Машеньку повременить, сославшись на занятость. На этот раз он предложил ей приехать в гости на майские праздники.
     Машенька вздохнула и попросила подозвать Наташу.
     — Я хочу проиграть ей по телефону пьесу Бетховена «К Элизе». Ты, папа, знаешь это произведение?
     — Нет, Машенька. Мне же медведь на ухо наступил. А Наташи нет дома...
     — А когда она будет?
     Виктор замолчал и стал соображать, что ответить.
     — Пап! Я спрашиваю, когда придёт домой Наташа. Ты что, совсем оглох?! — рассмеялась девочка.
     — Она уехала, — неуверенно ответил пьяный Виктор. — К маме…
     — Как жалко! А я хотела, чтобы Наташа послушала меня сегодня, — уныло протянула дочь. — Это она посоветовала разобрать пьесу. Такая клёвая вещь! Ну ладно... Скажи ей, что на праздники я обязательно приеду. Гуд бай, папуля! — чмокнула она губами и пояснила: — Это тебе от нас с мамой.


http://proza.ru/2021/05/05/1029