Тьма и Люцифер. Главы 5-6

Я бо­ял­ся со­бак. Бо­ял­ся до ужа­са. Ког­да я был в треть­ем клас­се, ме­ня не­хило так пог­рыз те­тин буль­дог. Это страш­но зву­чит, но в ре­аль­нос­ти все бы­ло еще страш­нее. Я по­лол грядку в са­ду. Бра­тец ска­зал мне ка­кую-то га­дость, я не ос­тался в дол­гу. Сло­во за сло­во, и он нат­ра­вил на ме­ня сво­лоч­но­го пса с труд­нопро­из­но­симым име­нем. Прос­то ска­зал: «Фас!» Не знаю по­чему, но это­го хва­тило.

Я не­дол­го ду­мая бро­сил­ся бе­жать, на­де­ясь заб­рать­ся на де­рево. Злоб­ная пси­на мо­мен­таль­но дог­на­ла ме­ня и вце­пилась в но­гу чуть вы­ше щи­колот­ки. Я со все­го ма­ху упал на жи­вот. Вы­шиб­ло ды­хание. Пес на этом не ус­по­ко­ил­ся и стал тре­пать мою но­гу, как иг­рушку. Он ры­чал и тас­кал ме­ня из сто­роны в сто­рону. Я орал от ужа­са и бо­ли. Пе­ревер­нулся на спи­ну. Мне уда­лось сво­бод­ной но­гой силь­но уда­рить буль­до­га в нос и выр­вать­ся. До де­рева ос­та­вались нес­коль­ко мет­ров. По­лучи­лось.

 Пес вновь бро­сил­ся на ме­ня, но я уже под­прыг­нул и за­цепил­ся ру­ками за вет­ку. Я де­лал это мно­го раз, спа­са­ясь от бра­та, ко­торый час­то бил ме­ня. Брат был очень тол­стым, по де­ревь­ям ла­зить не умел.

Я вска­раб­кался по­выше и за­мер. Брат хо­дил вок­руг, уг­ро­жал, из­де­вал­ся. По­том ушел, а пес ос­тался.

Я про­сидел на де­реве ка­кое-то вре­мя. По­каза­лось, что очень дол­го. На­конец, злоб­ную тварь отоз­ва­ли. Я начал слезать с дерева, пос­коль­знул­ся на мок­рой от кро­ви вет­ке и сор­вался. Упал с вы­соты па­ру мет­ров. Не­удач­но. Опять уда­рил­ся го­ловой.

 Мне всег­да «вез­ло» на та­кие трав­мы. Ес­ли че­лове­ка все вре­мя бить по го­лове, он мо­жет стать ду­раком. Я хо­чу ска­зать — сла­бо­ум­ным. Я не стал, хо­тя как на это пос­мотреть. Тог­да нуж­но бы­ло, на­вер­ное, пос­та­рать­ся доб­рать­ся до боль­ни­цы, но я по­чему-то не со­об­ра­зил.

Ког­да при­шел в се­бя, — пе­ретя­нул но­гу вы­ше ра­ны ве­рев­кой. Я ей под­вя­зывал шта­ны, дос­тавши­еся от бра­та. Это так обы­ден­но зву­чит «пе­ретя­нул но­гу», так му­жес­твен­но. Так и пред­став­ля­ешь се­бя эта­ким «Рем­бо». Пом­ни­те, как он без сто­нов и соп­лей за­шивал се­бе ца­рапи­ну на ко­же в филь­ме? Них­ре­на я не был рембой тог­да. И сей­час не яв­ля­юсь.

Я всег­да был тру­сом. Всег­да бо­ял­ся бо­ли. Не стал орать от бо­ли и ви­да лу­жи, на­тека­ющей из ра­ны кро­ви. Боялся, что сей­час кто-ни­будь явит­ся из родс­твен­ни­ков. Я же раз­бил это­му дол­ба­ному псу нос. На по­дош­ве крос­со­вок, то­же дос­тавших­ся от бра­та, бы­ли нес­ла­бые ши­пы. Хоть и по­лус­терши­еся. Ими и раз­бил. Те­перь ме­ня дол­жны бы­ли на­казать. Так и про­изош­ло. Но я ус­пел-та­ки по­иг­рать в не­доде­лан­но­го Рем­бо. Кровь дол­жна бы­ла ос­та­новить­ся. Так бы­ло на­писа­но в «Ма­лой ме­дицин­ской эн­цикло­педии». Она ос­та­нови­лась. Ме­ня тош­ни­ло. Тряс­ло и мо­рози­ло.

Я все-та­ки сла­бо­ум­ный. По­ра это приз­нать. Уда­ры по го­лове и го­ловой не про­ходят без пос­ледс­твий. В эн­цикло­педии то­же на­писа­но об этом. Я очень бо­ял­ся на­каза­ния. Раз­би­тый но­сик лю­бим­ца дя­диной сес­тры — это вам не шут­ки. Я не при­думал ни­чего луч­ше­го, как «на­давить на жа­лость». По­казал ра­ну при­шед­ше­му за мной в сад дя­де. Воз­можно, я прос­то ду­рак. Не знаю.

Дя­дя выз­вал зна­комо­го вра­ча. Они вмес­те учи­лись в шко­ле, бы­ли друж­ка­ми. Нет, не друзь­ями. У дя­ди не бы­ло дру­зей. Врач был: «По­лез­ный, су­ка, но де­рет как не­род­ной». Ме­ня под­ла­тали. Без вся­ких обез­бо­лива­ющих.

Врач ушел, а ме­ня вы­поро­ли так, что боль от ра­ны по­каза­лась впол­не тер­пи­мой. Еще бы, столь­ко прес­тупле­ний за один раз. И со­баке нос раз­бил, а зав­тра ее на выс­тавку вез­ти. И бра­ту гру­бил. И пса драз­нил. И де­нег за ме­ня "вра­чу-су­ке" от­ва­лить приш­лось дох­ре­на. И грядку не до­полол. И тол­ку от ме­ня те­перь по до­му ноль. И во­об­ще, дав­но на­рыва­юсь. По­лучил по всем стать­ям.

Пос­ледс­твия трав­мы ос­та­лись нав­сегда. Это мес­то до сих пор час­то вос­па­ля­ет­ся и бо­лит. Осо­бен­но в хо­лод­ную по­году. Я при­вык, хо­тя иног­да бы­ва­ет очень боль­но, и тогда я слег­ка прих­ра­мываю. Я про­читал в ме­дицин­ской эн­цикло­педии все, что смог най­ти о стро­ении мышц и су­хожи­лий. О ле­чении, о прог­но­зах. Это навсегда. 

Я от­влек­ся. Вос­по­мина­ния о ть­ме, в ко­торой я про­жил все детс­тво, всплы­ва­ют не­зави­симо от мо­ей во­ли. Я ною и жа­лу­юсь. Я знаю.

А знаете что?

Мне не стыд­но.

Это все рав­но ник­то не проч­тет. Не ус­пе­ет. Я в лю­бой мо­мент мо­гу унич­то­жить эти за­писи. Я по­тому и пи­шу, что сла­бо­умен и слаб. Унич­то­жу, как поною всласть. Гля­дишь, хоть часть тер­за­ющей мою ду­шу бо­ли впи­та­ет бу­мага.

Пус­тынный про­мер­зший пляж. Стая со­бак. Мо­ре. Ле­дяной ве­тер. Гряз­но-жел­тые вол­ны. Я в ис­те­рике, на гра­ни об­мо­рока. Ни ду­ши вок­руг.

Ме­ляки. Не­дале­ко от бе­рега. Ес­ли доб­рать­ся ту­да, то я спа­сен. Со­баки не по­лезут в хо­лод­ную во­ду.

Я бро­сил­ся в мо­ре. Это за­лив, мел­кий, в том мес­те не вы­ше по­яса. Но я упал и не мог под­нять­ся. Стал зах­ле­бывать­ся. По­нял, что то­ну бук­валь­но в де­сяти мет­рах от бе­рега на мел­ко­водье. Ни­чего не мог сде­лать: те­ло отя­желе­ло, ста­ло не­пос­лушным. Но­ги увя­зали в гли­не.

Так глу­по выш­ло. Хо­тел уме­реть от не­выно­симо­го сты­да, но бо­рол­ся изо всех сил, ког­да смерть сжа­лилась и ре­шила от­нять ме­ня у ть­мы. Ть­ма и смерть — не од­но и то же. Я тог­да по­нял это. Лег­кую смерть нуж­но зас­лу­жить. Я не зас­лу­жил. Жел­то-ко­рич­не­вая муть от под­нявшей­ся со дна взба­ламу­чен­ной гли­ны за­лива­ла нос. Она дол­жна бы­ла стать мо­ей вре­мен­ной мо­гилой.

Вол­ны-убий­цы. Стран­ные под­водные вол­ны, рож­да­ющи­еся на кон­це кос, кра­дущи­еся по кра­ям ме­ляков, са­жа­ющие на мель бар­жи в дав­но изу­чен­ном вдоль и по­перек спе­ци­аль­но про­рытом фар­ва­тере. О них рас­ска­зыва­ют страш­ные бай­ки, от них кровь сты­нет в жи­лах. По­тому, что ты зна­ешь, что это прав­да. Мес­тные жи­тели ни­ког­да не ку­па­ют­ся там, где вол­ны под­жи­да­ют сво­их жертв.

 Эти вол­ны нес­коль­ко лет на­зад уби­ли де­тей по глу­пос­ти пе­даго­гов, ос­та­вив­ших при­ехав­ших на от­дых уче­ников без прис­мотра. Де­тиш­ки по­бежа­ли ку­пать­ся в лас­ко­вое мо­ре на око­неч­ности ос­тро­ва. Вол­ны уто­пили их, как ко­тят. И пе­даго­га, бро­сив­ше­гося спа­сать.

Стран­ные вол­ны. Они сохранили мне жизнь. По­чему? По­чему они уби­ли тех, по ко­му ры­дала вся стра­на, тех, у ко­го ма­мы и па­пы по­седе­ли от го­ря? Но спас­ли ник­чемно­го, не­нуж­но­го ни­кому ка­леку?

Иг­ра вет­ра, под­вод­но­го те­че­ния, иг­ра слу­чая? Мо­жет быть. Но вол­ны вдруг рас­сту­пи­лись пре­до мной. Во­ды ос­та­лось бук­валь­но по ко­ле­но. Я смог под­нять­ся и бро­сил­ся к ме­ля­ку, увя­зая в гли­не и от­ча­ян­но каш­ляя. Ми­лость волн — шту­ка ред­кая. Нуж­но ус­петь вос­поль­зо­вать­ся.

 Ког­да они хлы­нут об­рат­но, ме­ня пе­ре­вер­нет вниз го­ло­вой и зак­ру­тит, слов­но щеп­ку. Про­та­щит мою туш­ку с наш­пи­го­ван­ны­ми гли­ной лег­ки­ми мно-о-го ки­ло­мет­ров под во­дой и выш­выр­нет. Там же, где выш­выр­ну­ло тру­пы мо­лод­ня­ка с бо­га­той бур­жу­ин­ской ях­ты. Мо­лод­ня­ка, по пь­яни и нез­на­нию си­ту­ации ре­шив­ше­го ис­ку­пать­ся ночью воз­ле та­инс­твен­но­го ос­тро­ва. Не они пер­вые. И не пос­лед­ние.

Поч­ти ус­пел. Во­да хлы­ну­ла с двух сто­рон. Так и бы­ва­ет. Вол­ны стол­кну­лись. По­сей­дон дал мне про­щаль­но­го пин­ка под зад. Ме­ня выш­выр­ну­ло на ме­ляк.

 Черт его зна­ет, как в на­шей лу­же, глу­би­ной не бо­лее пят­над­ца­ти мет­ров в са­мом гиб­лом мес­те, в счи­тан­ные ми­ну­ты раз­ви­ва­ет­ся та­кая ско­рость и си­ла волн. Но я бук­валь­но про­па­хал пе­сок, ед­ва не ска­тив­шись в мо­ре с дру­гой сто­ро­ны пес­ча­но­го ос­тров­ка.

«По­вез­ло, как ему по­вез­ло. Об­мо­ро­жен­ный он был от­прав­лен в тыл». Лев Оша­нин. Мой лю­би­мый по­эт. Эти стро­ки приш­ли на ум, ког­да сквозь ту­ман в гла­зах я уви­дел Хрис­та. Я бы зар­жал, пос­коль­ку тут же вспом­нил зна­ме­ни­тую сце­ну с не­заб­вен­ным Ан­дре­ем Ми­ро­но­вым. От ве­ли­ко­го до смеш­но­го. Но ле­дя­ной ве­тер дав­но вы­бил из ме­ня ос­тат­ки теп­ла. Ес­ли бы не Хрис­тос в ог­ром­ных ре­зи­но­вых са­по­гах, я раз­де­лил бы участь Кар­бы­ше­ва.

 Заб­ро­шен­ная ба­за от­ды­ха ока­за­лась слег­ка оби­та­емой. Здо­ро­вен­ный ох­ран­ник вы­та­щил ме­ня из ле­дя­но­го пле­на. Я, иди­от, мог бы и со­об­ра­зить, что со­ба­чек кто-то под­кар­мли­ва­ет. Нуж­но бы­ло хо­тя бы по­пы­тать­ся поз­вать на по­мощь, но тог­да я это­го не умел де­лать. Прос­то не знал, что она бы­ва­ет, эта по­мощь. И в го­ло­ву не мог­ло прий­ти, что ко­му-то мо­жет быть де­ло до мо­их проб­лем.

Даль­ше бы­ло не­ин­те­рес­но. Раз­ве что я впер­вые ока­зал­ся пь­яным. Ви­ди­мо, сто­рож та­ким об­ра­зом ре­шил ме­ня отог­реть. Не пом­ню.

 Я дав­но за­ме­тил, что хо­ро­шо пом­ню свои злок­лю­че­ния. Но поч­ти ни­че­го не пом­ню, что нас­ту­па­ло по­том, ког­да по за­ко­нам прик­лю­чен­чес­ко­го жан­ра по­ла­га­лось бро­сать­ся на шею сво­им спа­си­те­лям.

 Они бы­ли, эти спа­си­те­ли. Да. Я им не бла­го­да­рен. За что? Это же бы­ла бы лег­кая смерть — за­мер­знуть на от­ме­ли. Ть­ма про­ве­ла пре­вос­ход­ную под­го­тов­ку. Я дав­но ни­че­го не ел, вы­мок, нах­ле­бал­ся кок­тей­ля из мор­ской во­ды, гли­ны и пес­ка. Мои нер­вы вы­го­ре­ли к дь­яво­лу. Бы­ли выж­же­ны на­пал­мом садизма бытового, обыкновенного. Но­ябрь­ский ве­тер в те­че­нии ча­са до­вер­шил бы на­ча­тое. И тут этот му­дак. Я хо­тел ска­зать, — ох­ран­ник. Нах­ре­на? Я вас спра­ши­ваю.

Мар­тин Иден. Он же как-то смог об­ма­нуть жаж­ду жиз­ни. Но это был силь­ный во­ле­вой че­ло­век. Мо­ряк. Пи­са­тель. А я так, — да­же не сле­зин­ка на рес­ни­це Ал­ла­ха. Бо­ги не ус­та­ли нас лю­бить. Нет, они прос­то не зна­ют о су­щес­тво­ва­нии та­ких, как я.

А нет, я вру. Прос­то не мо­гу не врать да­же са­мо­му се­бе. Это боль­но — пом­нить, но в тот раз я кое-что за­пом­нил. Я на­чи­тал­ся вся­кой хре­ни, ок­ро­мя дель­ных сто­ящих ве­щей.

Я ле­жу где-то. Не знаю где. С ме­ня стас­ки­ва­ют одеж­ду. Я го­лый. Ту­ман в го­ло­ве не рас­се­ива­ет­ся. Но вся­кая хрень, про­чи­тан­ная мной, нас­та­ива­ет, что нес­прос­та этот здо­ро­вяк жи­вет здесь один.

Я вспо­ми­наю стран­ные слу­хи.

 Тет­ка с под­руж­ка­ми пи­ли чай с омер­зи­тель­ным мо­лоч­ным за­па­хом и об­суж­да­ли что-то неп­ри­лич­ное. Да, это­го ох­ран­ни­ка. Или не это­го. Не­важ­но. Глав­ное, что я ве­рю в то, что го­ря­чие ог­ром­ные ру­ки, боль­но рас­ти­ра­ющие и мну­щие мое те­ло — это толь­ко на­ча­ло. И в ужа­се жду про­дол­же­ния. Оно обя­за­тель­но бу­дет. Го­лый под­рос­ток и оди­но­кий дядь­ка. Это же за­кон жан­ра.

Ме­ня на­чи­на­ет тряс­ти. Осо­бен­но, ког­да на спи­ну ль­ет­ся что-то ле­дя­ное и ос­тро пах­ну­щее. Ру­ки спус­ка­ют­ся все ни­же. От рез­ких дви­же­ний го­рит спи­на и яго­ди­цы, на­чи­на­ют го­реть бед­ра и го­ле­ни. От ужа­са за­го­ра­ет­ся мозг. Вот сей­час. Вот уже ско­ро. Но мне так пло­хо, что я не мо­гу ни­че­го — ни по­ше­ве­лить­ся, ни зак­ри­чать.

Кру­то я все опи­сал? Да, так все и бы­ло. Я же пом­ню. Не бы­ло толь­ко то­го, что я се­бе нап­ри­ду­мы­вал.

Даль­ше был го­ря­чий слад­кий чай, вод­ка, об­жи­га­ющая гор­ло и пи­ще­вод, бо­жес­твен­но пах­ну­щая уха. Отоб­ран­ная у ме­ня мис­ка с треть­ей пор­ци­ей еды, ког­да до ох­ран­ни­ка дош­ло, что что-то не так. Вро­де так­си или ка­кая-то дру­гая ма­ши­на. Я, спе­ле­ну­тый, как му­мия, на ру­ках у ги­ган­та. Ог­ром­ные гла­за дя­ди и звер­ское вы­ра­же­ние на его ли­це. Нет, на пе­ре­ко­шен­ной от не­на­вис­ти и зло­бы мор­де. Ру­гань: страш­ный мат-пе­ре­мат. Стран­ные сло­ва:

— Так, яс­нень­ко. По­ле­жи-ка здесь, па­цан.

Дя­дя на­ут­ро с ог­ром­ным фин­га­лом под гла­зом. И впер­вые в жиз­ни своя ком­на­та с про­дав­лен­ной рас­кла­душ­кой, сто­лом и сту­лом, ста­рым шка­фом с отор­ван­ной двер­цей. За­ва­лен­ная по­ло­ман­ны­ми иг­руш­ка­ми бра­та и вся­кой рух­лядью. Но своя! И ни­ка­кой пор­ки, ни­ка­ких на­ка­за­ний еще до­воль­но дол­го. День­ги.

 Дя­дя стал мне вы­да­вать каж­дую суб­бо­ту оп­ре­де­лен­ную сум­му «на про­пи­та­ние». Ми­зер­ную. Ее хва­та­ло на са­мую де­ше­вую кру­пу. Ско­пить на бу­тыл­ку са­мо­го де­ше­во­го под­сол­неч­но­го мас­ла, дол­го рас­тя­ги­вать, под­ли­вая в ка­шу по лож­ке. Мо­ло­ко. Па­кет на три дня. Я ко­пил на са­мые де­ше­вые ви­та­ми­ны, по­ни­мая, что без них про­тя­ну но­ги без ово­щей и фрук­тов.

 Ме­ди­цин­ская эн­цик­ло­пе­дия — я ей всег­да ве­рил. Кто-то в бо­га, в ор­фог­ра­фи­чес­кий сло­варь, а я в нее. Впро­чем, я во­ро­вал. Ес­ли при­сесть воз­ле ящи­ков с ово­ща­ми и фрук­та­ми в ги­пер­мар­ке­те, де­лая вид, что за­вя­зы­ва­ешь шну­рок, мож­но не­за­мет­но до­тя­нуть­ся до за­ка­тив­ших­ся под под­до­ны да­ров Фло­ры. Иног­да это про­ка­ты­ва­ло и воз­ле ко­ро­бок с кон­фе­та­ми. Главное не наг­леть и обя­за­тель­но в этот день что-ни­будь ку­пить. Пач­ку кру­пы. Да, до­ро­го. Луч­ше «на ­раз­вес». Но тог­да без Фло­ры. «Секь­юри­ти» в «ги­пе­ре» — не впол­не лю­ди. Не все из них.

Ги­ган­та-ох­ран­ни­ка я ни­ког­да боль­ше не ви­дел — он уто­нул на сле­ду­ющую ночь. Пь­яный, на ба­зе. Был страш­ный шторм. На­вод­не­ние. Вся ниж­няя часть го­ро­да ока­за­лась за­топ­ле­на. Ба­за уш­ла под во­ду пер­вой. По­сей­дон — стран­ный бог.

Главы 7-8 http://www.proza.ru/2016/07/17/381