День ли царит...

(Предупреждение от автора: эту историю нельзя воспринимать серьёзно, это просто шутка, вся она выдумана – ни о какой  такой лаборатории автор понятия не имеет, никогда не было и главных  героев, так что он просит не обижаться, если кто-либо решит, что речь идёт именно о нём).

I.

Роберт, он же Вася, устал от успеха у женщин и, вообще у всех. Девицы буквально вешались на нём. Когда он появлялся в институте,  некоторые из них, терпеливо поджидающие его прихода, ходили за ним по пятам. Педагоги ставили ему зачёты и экзамены буквально ни за что, и не мудрено – он этого заслуживал. Такой голос! Такая музыкальность! И при этом такая биография – круглый сирота с пятнадцатилетнего возраста. И ещё замечательная внешность – высокий, стройный, волосы курчавые, глаза большие.

Сам Вася, он же Роберт  (так он любил себя называть, объясняя это имя своим аристократическим иностранным происхождением), имел о себе мнение ничуть не меньше того, что и окружающие  нём.  Он учился, живя у одной немолодой балерины, всячески его опекающей, и ревностно следившей за его поведением. Эта опека его немного тяготела, но без балерины ему пришлось бы жить в общежитии, а изнеженный  Вася это не вынес бы. Притом, балерина его кормила и одевала. Несмотря на возраст, она исключительно хорошо сохранилась, и выглядела, как стройная тридцатилетняя женщина. Так что Вася терпел её строгость, тем более, что ничего интереснее вокруг себя не видел. Как уже было сказано, женщины и девушки ему порядком надоели, никто из них не вызывал в нём ничего сходного, пусть не с любовью, но хотя бы увлечением. Во всех их действиях он усматривал только желание заловить его, бесценного Роберта, и лишить свободы. О том, что он уже не был свободен благодаря балерине, он не думал. Ведь он мог всегда разорвать эти узы.

Помимо балерины, Петю опекали в институте все. Все считали своим долгом помочь подняться талантливому сироте, и он чувствовал себя в этих тепличных условиях очень даже  неплохо. Правда, некоторые говорили, что неплохо было бы ему иметь хоть чуть-чуть человеческого тепла. Но, чего не было, того не было. Всё, что для него делалось, в том числе просто так проставленные зачёты и экзамены, он воспринимал, как должное, нисколько не ценя хорошего отношения.

Вася был неплохо воспитан для того, чтобы всем улыбаться и говорить комплименты. Но если он считал, что человек ему больше не понадобится, в его глазах появлялся холод и отчуждение, и он чуть ли не переставал с недоумевающим педагогом, который недавно поставил ему  последний зачёт за красивые глаза и голос, здороваться. Если же педагог снова мог быть чем-нибудь ему полезен, то Вася подходил к нему, как ни в чём не бывало, образно говоря,  с раскрытыми объятиями, и отношения налаживались. Ему всё прощалось – что можно требовать от сироты? Сам же он никогда над своим поведением не задумывался и жил, как пташка в песне, у которой без забот и хлопот всё складывается на редкость удачно.

Подойдя, таким образом, к четвёртому курсу, Вася, сделавший за годы обучения неплохие успехи по специальности, благодаря тому, что один замечательный педагог на стороне, жалея его, занимался с ним вокалом чуть ли ежедневно и бесплатно, только и думал, что о Большом театре и всемирной славе.

Только в внутренней его жизни наблюдалась, так сказать, дисгармония. Как и все вокалисты, Вася был очень эмоционален по природе. Это качество развилось ещё сильнее и благодаря исполняемым произведениям. Как известно, по преимуществу вокальная музыка повествует о любви, о страсти. О любви счастливой, несчастной, неистовой, недосягаемой – в общем, самой разнообразной. При этом она выражается крайне преувеличенно, в расчёте на большие массы слушателей. Сам музыкальный материал, выражающий эту любовь, столь повышенно эмоционален, что, исполняя такую музыку, просто невозможно оставаться безразличным. От певца требуется вжиться в образ, представить себя на месте героя повествования и донести этот образ до слушателя. И пока певец выйдет  с произведением на сцену, из него все жилы вытянут, заставляя повторять романс или арию по множеству  раз с нечеловеческим чувством, и добиваясь в исполнении невесть чего: «Ах, как я сча-а-а-астлив!!! Тебя благотворю-ю-ю я!!!», или «Страсть кипит во мне, сжигая» и тому подобное.

Зная это, вполне становится понятным, почему многие, не отличающиеся большим умом артисты, до крайности влюбчивы, без конца находят всё новые предметы обожания и наживают, благодаря этому, массу неприятностей.

То же, вроде бы, должно было  происходить и с Васей-Робертом, поскольку, как это видно из вышеизложенного, излишней интеллектуальностью он не страдал,  да она считается среди певцов пороком, мешающим  свободному проявлению чувств (особо выдающиеся личности не в счёт). Так что никому в голову не приходило ставить ему это свойство в вину.

 Вася  со страстью пел всё, что было нужно, полностью отдаваясь тому, что он мог понять из текста, и в голове его всё время крутились душещипательные, душераздирающие мелодии с соответствующими словами. Вследствие этого, он всегда находился в том состоянии, когда человек без оглядки кидается в объятия первой, приглянувшейся ему, девчонки, видя в ней королеву. Но, как ни странно, с ним этого не случалось. Душа, с одной стороны, подсознательно чего-то хотела, куда-то стремилась, с другой -  когда дело касалось грубой действительности, она оставалась холодной. Нет, конечно, Вася, как всякий уважающий себя баритон, не гнушался связями с женщинами и помимо балерины. Но это никогда не затрагивало какие-то высшие духовные порывы. В это-то и заключалось противоречие в его душе, о котором он сам, кажется, не догадывался. Он, вроде бы, был готов к большому чувству и, в то же время, ну, ничего подобного не ощущал. Наоборот, он испытывал некоторое раздражение к женскому  полу из-за страха за свою пресловутую независимость и свободу.



II.


Этим летом, чтобы хоть ненадолго отдохнуть от балерины, Вася не поехал, как обычно, с ней отдыхать, а взял путёвку в Сухуми в летний лагерь от  института. Правда, туда тут же вознамерились ехать его однокурсницы, учащиеся фортепианного и теоретического факультетов,  Таня и Света,  его обычные тени. Обе девушки всегда были там, где и Вася, только не рядом с ним, а немного поодаль. Если Васе случалось побыть с кем-нибудь из них наедине, он говорил ей, что вторая ему до ужаса надоела, прилипла и не отстаёт. И в то же время он просил её не быть с ним рядом на людях, чтобы ничего дурного не подумали. Поклонницы были готовы на всё, и, мечтая о ином, ходили за ним, с презрением посматривая друг на друга.

В лагере было скучно. К тому же Вася не мог не опаздывать хоть на две минуты на утренние и вечерние построения, устраиваемые начальником лагеря, человеком недалёким, ежедневно. За опоздание полагалось наказание, и Вася вынужден был то вне очереди то дежурить в столовой, то чистить туалет. Конечно, ему помогали его тени, по сути, делая всё для него. Но всё равно, это было до крайности унизительно.

Как всегда получается у музыкантов на отдыхе, они должны были дать в городе несколько концертов. В них принимали участие почти все, и вокалисты, в первую очередь.

Конечно, это было не такое уж развлечение, но хотя бы вносило некоторое разнообразие в монотонную лагерную жизнь. Вася, конечно, исполнял на концерте свой коронный номер – известнейший романс Чайковского «День ли царит». Аккомпанировала ему Таня, Света же, испытывая жуткую зависть, слонялась во время репетиций где-нибудь поблизости.

Первый концерт прошёл с большим успехом. Правда, пальма первенства на сей раз досталась не Васе, а сладкому тенору Косте, исполнившему народные песни, которого публика долго не хотела отпускать со сцены. По этому поводу Вася испытала к Косте жуткую ненависть, выразившуюся в том, что он грубо отругал Таню за плохой аккомпанемент.

Окончив выступление, студенты, было, совсем собрались уходить, как вдруг за кулисы явился представительный мужчина в тёмных очках. Отыскав глазами Васю, незнакомец отвёл его в сторону и предложил ему прийти сегодня вечером в обезьяний питомник для переговоров.

- Понимаете – говорил он – вы тот самый человек,  что нам как воздух нужен для серии серьёзнейших опытов по восприятию. Вы просто для нас клад, находка, от Вас потребуется совсем немного, а подработать ведь никогда не  лешне.

Вася согласился прийти, больше из любопытства и, напустив серьезный вид, пообещал сделать всё, что в его силах, если это не помешает отдыху.

Как всегда, Вася немного опоздал. Его ждали. Питомник для посетителей был уже закрыт, и служительница повела Васю мимо каких-то клеток, вольеров куда-то вглубь территории. «Вот, связался с какими-то обезьянами» - невольно подумал Вася – «Пил бы сейчас спокойно пиво, да перекидывался картами с кем-нибудь.

Тут Вася очутился перед уютным домиком и успел прочесть надпись: «Лаборатория эмоционально-комплексного восприятия». Его ввели в какой-то кабинет, где сидело несколько мужчин и женщин, и среди них тот самый мужчина в тёмных очках.  Все радостно обернулись к Васе, усадили его в кресло, угостили кофе и принялись вводить в курс дела.

Из сказанного, Вася многого не понимал, но постепенно кое-что начало до него доходить. Лаборатория по восприятию являлась лабораторией, недавно созданной, экспериментальной. Дело было совершенно новое, и в этой области ещё, практически, ничего не было изучено. Возможности открывались поистине грандиозные. Взять, хотя бы, обучение высших обезьян через эмоциональное восприятие руководству автоматизированным производством, или использование выделяемых ими положительных биотоков, выделяемых ими при определённого рода восприятии,  для питания энергией небольшой биоэлектростанции. Но это всё в перспективе. Пока исследования находятся в самой начальной стадии. Ещё только выясняются разные виды эмоционального состояния обезьян при восприятии всевозможных раздражителей.

И вот одной из отраслей новой науки является всестороннее изучение восприятия человеческого голоса, а подотдел занимается конкретно голосом вокальным. Способность человека петь не чужда и некоторым видам обезьян и, хотя человекообразные обезьяны, которые более всего интересуют учёных, этой способности не имеют, они очень эмоционально откликаются на человеческое пение. У них изменяется пульс, давление, электробиополе, сам поток биотоков и множество других физиологических показателей. Какие конечные результаты дадут такие эксперименты, предсказать пока ещё трудно, так же, как охватить взглядом высоченную гору, находясь у её подножия.

Эксперименты проводятся с участием самой настоящей шимпанзе, которую, наконец, после невероятных хлопот, удалось заполучить в собственность отдела. Уже кое-что было проделано с привлечением местных певцов и грамзаписей. Полученные данные находятся в обработке.

Тут Вася поинтересовался, к чему же привела эта работа. На него посмотрели снисходительно с лёгкой укоризной и объяснили, что о предварительных результатах обработки материалов при интенсивнейшей работе отдела можно будет говорить не раньше, как через пять лет, а об окончательных, вообще пока думать не приходится. Может, эдак, лет через пятнадцать, в зависимости от того, как пойдут дальнейшие эксперименты.

 - Да, я понимаю, это грандиозно, но чем я могу тут помочь? – растерянно спросил Вася.

Оказывается, местных певцов для проведения широкомасштабных экспериментов, недостаточно. Грамзаписи тоже имеют свою специфику. Пока не удалось установить, в результате чего это происходить, но при прослушивании грамзаписи реакция уровня биотоков обезьяны несравненно ниже, чем при восприятии натурального звучания. Сотрудники лаборатории давно мечтали привлечь к работе баритона – этот голос оптимален для воспрореактивной деятельности обезьяны, и при этом – настоящего артиста высшего класса. И Вася, совершенно случайно оказавшийся в Сухуми, устраивал их, как никто другой.

Вася был польщён сравнением с великими артистами. От него требовалось исполнять романс перед обезьяной нужное для эксперимента количество раз, а также записать его на плёнку для сравнения её реакции.

Вася заколебался – ему ли выкладываться перед какой-то обезьяной? Видя его нерешительность и догадываясь, от чего она происходит, его стали уверять, что это работа для науки, а не для обезьяны, а, вообще, Любка сама по себе замечательнее животное, умнейшее, сообразительнейшее, любимица всей лаборатории, и что, вообще, не грех было бы спеть специально для неё.

В доказательство этих слов одна из сотрудниц схватила Васю за руку и поволокла куда-то по тёмным коридорам. Он нехотя плёлся, с досадой думая, что влип в историю- и без того, скуки в этом городе вполне достаточно. Сунув ему белый халат, который пришлось надеть, сотрудница, наконец, распахнула дверь в комнату с большой клеткой.

Вначале Вася ничего не заметил. Но, приглядевшись, он увидел в углу какой-то ком шерсти, накрытый старым ватником. Он недоуменно поглядел на женщину. У той в руке откуда-то взялось яблоко. Она подошла вплотную к решётке и ласково позвала:
- Любушка, детка, проснись. Возьми яблочко.

Под ватником что-то недовольно заворчало и повернулось как-то иначе.

- Ну, Любочка, встань, не ленись, у нас гость, покажись ему!

Нечто лохматое выпрямилось во весь рост и оскалило зубы, но увидев яблоко, подбежало к сетке.

- Вот она, наша хорошая – сладким голосом говорила сотрудница, ласково гладя обезьяну по голове, просунув руку между прутьями решётки.  Та, откусив от яблока большой кусок, отошла, искоса поглядывая на Роберта.

В первое мгновение, как только Роберт увидел Любку во весь рост, он ощутил какой-то сильнейший внутренний толчок, заставивший его сердце подпрыгнуть,  и бешено заколотиться. Не понимая, что с ним происходит, он уставился на неё, и так и стоял, ничего более не слыша и не видя. Его захватила какая-то тёплая волна нежности и сильнейшего душевного влечения к этому существу, почему-то показавшемуся ему необыкновенно родным. Голос сопровождающей вывел его из этого состояния:

- Ну, я вижу, Любка Вам тоже понравилась. Согласны теперь для неё спеть?

- Да, да, конечно – механически, предаваясь только новому неизведанному ощущению, ответил Вася.


III.

Этим вечером Вася опять опоздал на вечернее построение. Разъярённый начальник в голос кричал, что если это ещё раз повторится, то Вася вылетит из лагеря, и в институте, соответственно, будут приняты к нему надлежащие меры. Сам он, Игорь Леонидович, человек семейный, и не намерен сидеть в тюрьме, если  с каким-нибудь дуралеем  что-либо случится.

Но Васе всё было нипочём. Блаженно улыбаясь и нисколько не реагируя на крик, он прошёл в комнату и улёгся на койку. Ему постепенно всё становилось ясно. То, чего он до сих пор не находил в женщинах, он, совершенно неожиданно, только что нашёл, и таким странным образом. Это любовь, наконец-то, настоящая, бескомпромиссная, любовь с первого взгляда, за которую Вася готов был отдать всё на свете. Он уже не мыслил свою жизнь без Любки, без её гибкой фигурки, подвижного и столь необыкновенного личика. Уж она-то не будет умничать, как некоторые. При этом было особенно приятно, что она на него не вешается, как остальные, и не собирается стеснять каким-либо образом его свободу, которая, впрочем, теперь показалась ему не столь уж и желанной. Он видел в новой знакомой, в подлинном смысле, чистое существо, необыкновенно милое и непосредственное до наивности. От одного воспоминания о ней Васю бросало в сладкий жар, и так, предаваясь этому замечательному чувству, он провёл всю ночь.

Сразу после завтрака, как и было договорено, Вася явился в лабораторию для записи романса. Аккомпанемент для опытов не требовался, и он даже не вспомнил о Тане со Светой, которые недоуменно уставились ему вслед, когда он, показав вахтёру какую-то бумажку, скрылся в калитке служебного входа.

Весь день он надеялся, что его снова поведут к обезьяне, но этого не сделали. Зато на следующий день он пел, весь отдаваясь страсти, перед ней. Она была  вся в  датчиках, электродах, опутанная проводами. У Васи душа разрывалась при виде такого издевательства, но он ничего не мог поделать. В то же время он разглядел, какие у неё чудесные глаза, ушки, какие симпатичные чёрные ноготочки, аристократическая кисть и длинные тонкие пальчики.

Всё вызывало в нём восхищение – любое движение, специфические повадки, шубка, такая непритязательная, скромная, и, в то же время, изящная, подошвы ног, которые и ногами-то нельзя было назвать, так они походили на руки.

- Ну вот, Вы боялись, что эксперименты займут у Вас много времени – сказали ему по истечении этого дня – Ещё пару раз, и Вы свободны.

Про это Вася как-то не задумывался. Остаться без Любки? Навсегда?! Нет, это невозможно! Надо что-то срочно придумать! В отчаянии он бродил по берегу моря… И, когда он уже решил, что кончено всё, его вдруг осенило!

Поистине, любовь делает чудеса, пробуждает в человеческой натуре такие стороны, о которых раньше никто не мог бы и подумать. Можно ли было предполагать, что в этом артисте дремлет ум учёного?

Мысли, пришедшие ему в голову, явились поистине чем-то необычным. Ранее такое совершенно было ему недоступно. Вася опять всю ночь проворочался, обдумывая их, и находя всё новые варианты.

Утром, чуть свет, Вася бросился к питомнику. Он еле дождался прихода сотрудников и, поймав главного, стал высказывать ему то, что так его волновало. Тот слушал вначале не очень внимательно, потом, что-то поняв, забыл про остальные дела и, усадив Васю в кресло, заставил его повторить всё ещё раз. Затем он созвал сотрудников, и Вася ещё раз поведал свои соображения, суть которых состояла в том, что, по мнению Васи, эксперименты, проводимые сейчас, являются далеко не полными, и поэтому могут мало о чём говорить.

Вася предложил следующие варианты исследований – во-первых, всесторонне исследовать реакцию обезьяны на разные исполнения одного и того же романса – при разнообразной громкости, разных вариантах трактовки, различных эмоциональных оттенках исполнения. Далее Вася предлагал изучить, как влияют условия, в которых происходит восприятие. Для этого надо проводить эксперименты не только в лаборатории, но и в различных залах, кабинетах, на природе… Также неплохо было бы выяснить особенности восприятия в разное время суток и в во время разных времён года.  И ещё Вася предложил изучать реакцию Любки не только при слушании одного романса Чайковского, но и разных произведений всевозможных композиторов, так как все они обладают различным эмоциональным потенциалом. Последнее особо поразило слушателей.

Главный долго тряс Васину руку, и в восторженном заключительном слове, в котором Васины предложения были тут же переведены на малопонятный научный язык,  повторил много раз нечто, понятное Васе: «Новое слово в науке», «впервые в Союзе, и, возможно, в мире»… Он говорил, что открывающиеся горизонты позволяют думать об открытии в перспективе новой научной отрасли и, как следствие, появлению нового лабораторного комплекса.

Учёные тут же стали совещаться, в какой форме представить начальству проект, и о дальнейшем расширении и углублении метода исследований. Вася тем временем незаметно пробрался к  Любке. Она была одна, без проводов, и он ещё раз ощутил, что это судьба, от которой ему не уйти.

Почему же она, всё же, казалось ему такой близкой и родной? Вася долго думал, что-то вспоминал, и вдруг вспомнил. В раннем детстве у него была любимая игрушка -  обезьянка, очень  похожая на Любку. Вася с трепетом предложил Любке конфету, которую ему вчера сунула Света, а потом долго, не отрываясь, на неё смотрел, бормоча что-то нежное.

Когда часа через два он вернулся в кабинет, там всё ещё шло совещание. Увидев Васю, все кинулись к нему с вопросом, который сразу не пришёл им в голову – как же быть им с главным действующим лицом, то есть, с певцом, если начать осуществлять предложенную им новую экспериментальную методику, разработку которой они могли поставить в план на окончание следующего года.

- Я бы не против – краснея и заикаясь, начал Вася – у вас тут устроиться постоянно.

- Как, в театре? Из Москвы – к нам? Невероятно!

- Нет, не в театре. Мне бы очень хотелось у вас в лаборатории. Такая тут тёплая обстановка!

Такого поворота дела никто не ожидал. Научные сотрудники вначале не верили такому счастью, а когда поняли, что Васины намерения серьёзны, принялись его обнимать.

Некоторые затруднения вызвала должность, на которую можно было бы оформить Васю. Научным сотрудником он не мог быть в силу гуманитарного образования, да и то незаконченного. Об оформлении консультантом говорить было преждевременно до разработки новой методики и, соответственно, утверждения, в связи с этим, новых должностей. Оставалось одно – оформить Васю санитаркой, то есть, уборщицей, и дополнительно выплачивать ему  гонорар за участие в экспериментах, связанных, для начала, с изменением восприятия в разное время суток. Далее, по предварительно намеченной программе, собирались изучить особенности восприятия обезьяны в связи с изменением пищевого рациона, выраженного в калориях, а после исследовать особенности восприятия в связи с  освещённостью помещения. Одни эти эксперименты должны были  длиться года четыре-пять, как раз до того времени, когда будет окончательно разработана эта новейшая революционная методика.


Заключение.

Поскольку в этот день Вася пропустил утреннюю линейку, его с треском выгнали из лагеря, но ему было это совершенно безразлично. Собрав пожитки, он перебрался к одному из сотрудников лаборатории, любезно предоставившему ему комнатку в громадном собственном доме.

С этих пор началась настоящая Васина жизнь, полная душевного трепета и волнения. Работы было совсем немного, то есть, практически её, можно сказать, не было. Раз в день, а то и в несколько дней, он в определённой обстановке пел романс, а остальное время просиживал перед клеткой, всячески оказывая любимой знаки внимания, и ожидая снисходительного к себе отношения. Иногда ему казалось, что она смотрит на него внимательно, и даже с некоторой долей нежности. И в эти моменты он ощущал особое блаженство. И днём, и ночью у него в душе звучал, как гимн его любви, его любимый романс «День ли царит». «День ли царииииит, тишина ли ночнаааааа-я, в снах ли бессвязных, в житейской борьбе, всюду со мной, мою жизнь наполняяяяяяяя-яяя, дума всё та же одна роковаааааа-яяяяяяя – всё о тебееееее, всё о тебеееее, всё, всё, всё, всёёёёёёёёёё, ооооо тебеееееееее!». Вася напевал его и в нерабочее время, просто изливая перед клеткой свою душу.

Правда, один раз страшная мысль, пришедшая ему совершенно неожиданно, чуть не довела его до исступления. Перед ним вдруг предстал образ рослого самца шимпанзе, обнимающего Любку. Сама возможность такой ситуации лишила его на несколько дней сна и аппетита. Он был готов самолично задушить самца, содержащегося в соседней лаборатории как потенциального соперника.

Наконец, не выдержав, он робко спросил заведующего лабораторией, предполагается ли когда-либо получить от Любки потомство. Ответ совершенно его успокоил. Заведующий объяснил, что Любка полностью принадлежит отделу, который никогда этого не допустит, поскольку, в этом случае, теряется чистота экспериментов.

Таким образом, Роберт-Вася нашёл себя в жизни, начисто позабыв о всяких честолюбивых планах, и счастлив одним присутствием обожаемого существа. Он не теряет надежды, что со временем ему удастся добиться взаимности.


Декабрь 1980