На грани любопытства

— Несколько раз я пыталась расстаться с жизнью, — сказала Ирина.
— Вот этого я вообще не понимаю, — ответил он.

Вода была невыносимо холодная, можно сказать, ледяная. Тогда подходил апрель, пруд недавно освободился от льда,  берега, обеленные сухостоем и прошлогодней травой,  в черных рогатых деревьях, уныло глядели на нее, раздетую до белья, боязливо ступающую по скользкому дну в стальную воду. «Ты ведь не сделаешь этого», — думала она, с трудом удерживаясь на глине, — «ты слишком влюблена в жизнь, пусть даже никчемную и бессмысленную». И тут же мысленно себе отвечала: «Я больше не могу,  все опротивело, особенно я сама. Хочу домой, домой, домой... Я помню, как там, дома...».

Много времени  назад — несколько лет, а быть может, несколько жизней  — она тонула в океане. Берег был очень далеко, сильное подводное течение тащило тело вниз, девушка почти не сопротивлялась, даже хотела, чтобы поскорее все закончилось. В какой-то момент она потеряла сознание, вспышка невероятного, ни с чем не сравнимого света, беспредельной любви, покоя, радости изнутри ударила, как молния. Девушка увидела земную жизнь мрачной, далекой, игрушечной, словно карточный дом. А здесь — то, чего она так жаждала всей душой. Еще мгновение встречи — и возвращение станет невозможным, она  осознавала это  краем сознания. И  испугалась. Теперь, стоя в ледяной воде, она жалела, что не смогла пройти сквозь страх. В то время она была другой: готовой, верящей, несвязанной, легкой. Сейчас на ней скопилось слишком много чужеродного, лживого, мусорного, что тянет назад, делает шанс на повторную встречу слишком маленьким. А может быть,  страх говорил в ней пугающим голосом надуманного греха, забвения, тьмы. За взросление  на Земле приходится, порой, платить слишком дорогую цену...

Внезапно она поскользнулась и медленно скатилась в воду. У нее перехватило дыхание от ужасного холода, пронзившего до самого мозга костей.  «Вот они, смерти объятия», — пронеслась в голове мысль. Вода залила лицо, дышать стало невозможно. Она выскочила на берег, словно ошпаренная. Какая жизнеутверждающая сила и прыть! 

— Ты не понимаешь... любопытство —  мой самый непреодолимый порок, — сказала Ирина после долгой паузы, садясь в машину. — Если однажды заглянешь в бездну, бездна тебя уже не отпускает. Она манит,  обещает,  ждет тебя снова. Она превращает тебя в многомерное существо и это — очень круто! Мне скучно жить только земным измерением. Я кое-что в себе обнаружила. Мои боги придумывают меня, а я — придумываю их. Я существую на грани, мне трудно жить ровно, гладко, постепенно. Мне нужно прыгать, пытаясь достать Луну. Или звезду. Пожалуй, я не умею летать, я умею прыгать, но очень высоко.
— Контролируемое безумие может перестать быть таким однажды, ты не боишься? — спросил он, заводя мотор.
— Я боюсь однажды залгаться так, что уже не смогу вспомнить про свой настоящий дом, — ответила она.  — Я боюсь, что мне однажды перестанет хотеться прыгать выше  собственного эгоизма. Я боюсь... перестать любить то, чего здесь нет. Потому что  по-настоящему я люблю только то, чего нет, что невозможно...
— Если возможно об этом подумать, значит, это есть, как ты думаешь?— спросил он.
— Я верю, что возможно — все.