Чистая вода для палача

   Боркес был палачом. Должность скучная, занятие однообразное и тяжелое физически, радости оно не приносило. Да и жалованье было более чем скромное. То ли дело конная гвардия или летучий отряд разведчиков  - скрытные ночные вылазки, упоительные погони, упорные осады вражеских городов, блистательные сражения, чествования героев, лукавые взгляды и благоволение красавиц, придворные празднества и триумфальные шествия под мерный грохот барабанов и звонкую медь труб. Бьются на ветру алые знамена, сверкают начищенной бронзой знаки покрытых славой легионов, под ногами воинов содрогаются покоренные земли, плененные цари в богатых одеждах, влача тяжелые цепи, следуют за колесницами победителей.
А в это время Боркес где-то на задворках имперского великолепия, в заброшенной хижине раскладывает на тростниковой циновке свою нехитрую утварь - ржавые ножи для снятия кожи, щипцы для выдергивания зубов, сверла для черепов и расплавляет в медном котелке опостылевший свинец, дабы залить его в глотку очередному бедолаге.
   В углу дремлет пастушья овчарка Руф.
   У Боркеса одна нога короче другой. Подростком он неудачно упал, собирая фиги с дерева и сломал  ноги, кости срослись неправильно. Просить бы ему всю жизнь милостыню, но его сводный брат, герой Аттикус, возглавлявший  стремительную атаку в битве при Кардисе, позаботился о калеке и Боркесу нашлось занятие по силам - мучить и убивать людей. Боркес утешал себя тем, что Аттикус, в сущности, занимается тем же самым, только на поле боя. Но существенное различие заключалось в том, что противники брата были вооружены и могли дать отпор, а  жертвы палача были беззащитны. Сегодня очередь к Боркесу была не очень велика: постоянный клиент,  дядя правителя Кортикус, приговоренный за коварство и попытку отравления императора Стратора к долгой пытке -  надлежало выдергивать зубы за предательство по одному в день и забивать их в его же череп, осужденный на лишение кожи и конечностей раб, убивший своего хозяина и ведьма Таласа, обвиненная крестьянами в наведении порчи на овец. Был еще дезертир, но он в счет не шел. Его всего-то нужно было задушить. С ним Боркес справился быстро. Пара минут и презренный перестал загребать пыль тощими ногами, вытянулся и затих. Мерзавец обделался и теперь в хижине стояла невыносимая вонь. Руф поднялся и вышел из хижины, морща нос. «Чем их там кормят?» - с досадой подумал палач и принялся за Кортикуса. Тот проклинал правителя, Боркеса. свою несчастливую судьбу и угрожал предать палача лютой казни в случае своего возвращения во дворец.
Судьбы царедворцев изменчивы, сегодня я в твоих руках, а завтра мой возлюбленный племянник вспомнит, как я качал его младенцем на своих коленях и рассказывал волшебные истории  о великой богине Атарес и ты, Боркес, окажешься в моих руках, - шипел он, выплевывая пузырящуюся кровь.
    - Подумай, жалкий палач об этом!
      Когда вдалеке затихли вопли предателя, которого волокли обратно в яму,
  Боркес решил сделать перерыв. Раб дрожал от страха в углу, его зубы выбивали прерывистую дробь, но это не испортило Боркесу обед, за долгие годы работы он уже привык и к угрозам, и к страху приговоренных,  их мучения его совсем не трогали. Трапеза его была проста: ячменная лепешка с ломтем овечьего сыра и красное вино, разбавленное водой. 
   - Хочешь? - спросил он раба. Тот отрицательно помотал головой. Затем все-таки взял обеими  руками кружку и, стуча зубами о край, жадно выхлебал вино, проливая благословенную жидкость на рубище и глиняный пол хижины. Закончив обед, Боркес вышел из хижины и прилег в тени старой оливы, посмотрев, нет ли в высокой траве змей. Рядом лег Руф - единственный друг Боркеса. Щенком он подобрал собаку у скотобойни. Его передние лапы были перебиты и он был брошен умирать на куче гниющих внутренностей. Боркес перевязал и выходил его. Со временем маленький комочек шерсти превратился в огромного лохматого пса.
Солнце было в зените, на небе заблудилась пара облачков, ничто не предвещало дождя. Было жарко и Боркес снял заскорузлую от крови кожаную куртку, оставшись в коротких холщовых штанах. Вчера Боркес принес в жертву Атарес черного петуха и пока жирный дым от горевшего в костре животного поднимался в небо и Атарес вдыхала его, он попросил богиню послать ему спутницу. Теперь он ждал знака, важно было не пропустить его. Общение Боркеса с женщинами ограничивалось храмовыми шлюхами, охотно отдававшимися любому за пару медяков. Считалось, что прислуживать богине могут только проститутки. Ремесло его было не из уважаемых и почтенные женщины сторонились его, говоря что от Боркеса пахнет падалью. Это была неправда. Боркес в летнее время окунался в священные воды реки Нее, что текла под городом. Боркес не умел плавать, так что заходил в реку по самую шею и натирался прибрежным илом, который смывал кровь и пот. Руф в это время лаял на берегу, он боялся воды.
  Боркес вытащил из кармана штанов книгу, оставшуюся от одного из казненных вельмож. Читать он не умел, но ему нравилось рассматривать картинки в ней. Вот по морю идет корабль, его паруса полны ветром, на палубе воины подняли мечи, салютуя восходящему солнцу. На горизонте виден вражеский город. Вот сказочный зверь Гиппо. Толстые ноги его похожи на колонны, а на морде загнутый рог, на который нанизаны неосторожные охотники. Вот горная долина. Плакучие ивы обрамляют чудесное озеро, на берегу которого стоит хижина. На пороге черноволосая женщина баюкает ребенка. Небо над озером полно незнакомых созвездий. Ярко светит полная луна. С горной вершины в озеро низвергается водопад, вспенивая спокойные воды. Боркеса одолевала дремота и он закрыл глаза - сквозь сомкнутые веки мир был цвета свежепролитой крови.
   Боркесу приснилось, что он умер и попал в прекрасное место. Он был на берегу прозрачного горного озера, от воды тянуло прохладой,  поступь его была легка, а песок бел, как январский снег. С кожаной куртки, лица и  рук Боркеса капала кровь, оставляя на песке темные пятна. Он зашел по колено в воду и к пальцам ног подплыли красные, синие и желтые рыбы. Боркес набрал воду в ладони и умылся.
- Палач! Долго нам тут возиться с отбросами?, - услышал он крики стражников, которые  вылили на него ковш вонючей воды из колодца. Проклиная недоносков и свою жалкую участь, Боркес поплелся в хижину. Разложил раба на деревянном столе, привязал кожаными ремнями руки и ноги, и принялся за работу. Ножи были тупыми, ленивый помощник Сай так и не наточил их, несмотря на напоминания. Раб вопил во все горло, так что закладывало в ушах. Сняв кожу, Боркес топором отрубил убийце голову, хотя положено было сначала отделить руки и ноги. Но Боркесу надоели его крики и он решил, что расположившиеся поодаль стражники ничего не заметят.
Умыв лицо и руки, Боркес велел привести ведьму Таласу. Он приготовил щипцы для сосков и положил железный прут  на раскаленные угли, дабы тот хорошо нагрелся. Ведьма оказалась молоденькой девушкой с черными волосами, на ее полуобнаженном теле были синяки и ссадины - то ли крестьяне ее хорошенько поучили, то ли стражники развлеклись, пока он занимался с другими.
    - Таласа, так ведь тебя зовут? Тебя обвиняют в колдовстве и порче скота. Лучше будет, если ты сознаешься.  Тогда пытать я не буду. Тогда тебе почти не придется мучиться. Тебя лишь приговорят к сожжению на костре и, если повезет и дрова окажутся сырыми, ты задохнешься в дыму, прежде чем огонь до доберется до тебя. Ты понимаешь меня? - объяснил палач.
Таласа подняла голову и кивнула. Ее глаза были зелены и прозрачны, как вода горного озера во сне. Это был знак богов и Боркес сразу это понял. Боркес нагнулся и развязал веревки на руках девушки.
    - Выйдешь через заднюю дверь, по высокой траве доберешься до реки, а дальше - положись на богиню, - напутствовал Боркес ведьму.
     Девушка молча выскользнула из хижины, не поблагодарив Боркеса.
  Когда исчезновение Таласы было замечено, Боркеса после короткого допроса, на котором он во всем сознался, бросили в яму. Кортикус, выплевывая кровь, пытался выцарапать глаза палачу, но Боркес отшвырнул слабого царедворца от себя и тот уполз в темноту, шипя о возмездии справедливых богов.
    Вечером приходил брат Аттикус. Он принес немного еды и упрекал Боркеса в глупости и вероломстве.  Ночью Боркес не спал, сквозь деревянную решетку ямы были видны звезды. Взошла полная луна и неверный, призрачный свет  лег на десятки заключенных, которые валялись как кучи ветоши на земляном полу среди груд нечистот. Большинство спали, кто по детски положив голову на сложенные ладони, кто раскинув широко руки. Некоторые храпели. Кортикус сверкал глазами на Боркеса в дальнем углу и его губы беззвучно шевелились.  Он  проклинал палача и молился богам. В кулаке  царедворец сжимал острый осколок кости. Он ждал, пока Боркес уснет, чтобы перерезать недругу глотку. Ряд зубов, вбитых в собственный череп Кортиса походили на варварскую костяную корону. Боркес вспоминал свою жизнь. Отца он не помнил, тот был простым пехотинцем и погиб в битве при Хорсании, когда Боркесу было два года. До двенадцати лет он помогал матери пасти овец и собирать оливы. Ночуя с отарой на горных пастбищах, он также, как и сейчас смотрел на звезды и пытался заглянуть в будущее, надеясь прочесть его в рисунке созвездий. Он слышал, что в странах Магриба есть мудрецы, которые могут читать послания звезд. Но их волшебство столь дорого, что было доступно только правителям. В двенадцать произошло это злосчастное падение и он долго  не мог встать с лежака. Мать выбивалась из сил, пытаясь прокормить немощного сына и себя. Однажды, отчаявшись, она пыталась задушить его, но ее руки были слабы и у нее ничего не вышло. Потом они вместе плакали, обнявшись. Когда кости кое как срослись, он заново учился ходить. Получалось скверно. Он был рад своей  работе помощника палача. Первым его клиентом был немощный старик. Когда Боркес делал неуверенной рукой  приговоренному надрезы на ногах, чтобы снять чулком кожу, его руки дрожали и он так боялся ошибиться. Вспомнив это, Боркес улыбнулся. Иногда Боркесу приходилось убивать детей. Союзные вожди присылали своих отпрысков в столицу, дабы уверить в своей преданности. Когда они выступали против Стратора, жертвуя собственными детьми, заложников предавали смерти. Не то, чтобы Боркес жалел несчастных, ведь это была воля правителя, а значит и богини Атарес, но он испытывал чувство вины после таких пыток и казней. Умом он понимал, что мучения отроков предопределены были еще в час их рождения, но сердце его было неспокойно.
Справедлива ли богиня?
    Он представлял ее похожей на свою мать. Высокую, красивую и милосердную. Только у богини в отличие от матери сильные руки. Атарес поддерживает равновесие в мире. Если для служения богине необходимо творить зло  и для этого она выбрала Боркеса, значит так тому и быть. Боркес вспомнил Таласу. Где она сейчас? Если бы ее поймали, она была бы сейчас с ним в яме. Может быть она и вправду ведьма? Собирала кости жертвенных животных, ночную росу, жабью слизь и изготавливала колдовские снадобья? Обернулась летучей мышью и исчезла в вечернем небе? Интересно, хороша ли она в постели? Почему боги выбрали его? Прозрачные глаза Таласы говорили об этом ясно.
   Под утро Боркес уснул и увидел хижину на белом песке у горного озера. В ней спит его маленький сын. В дверях стоит Таласа и протягивает Боркесу ковш воды. Боркес берет его, но не может удержать в руках. Ковш выскальзывает, обрызгав Боркеса с ног до головы. Вода оказывается горячей и соленой на вкус. Боркес проснулся и отшвырнул от себя Кортикуса, который осколком кости пилил палачу горло. Кортикус ударился головой о камни, которыми были обложены стены тюрьмы и затих. Порезы были неглубокими, но крови вытекло много. Больше Боркес не заснул. Он увидел, как Большая Медведица опрокинула свой ковш, и водопад Млечного пути стал прозрачным и понял, что прощен.
Утром за ним пришли стражники.
    Войдя в хижину, он обратился к Саю:
    - Ты  наточил ножи?  Сай ухмыльнулся и подошел к Боркесу. Сделал первый надрез на лбу. Тупой нож не столько резал, сколько рвал кожу. Глаза залило кровью и мир стал красным.
    Боркес ждал, когда наконец ступит на прохладный песок горного озера.