Обычная история

- Ну, что друзья? Расскажите теперь о экономической ситуации в вашем, так сказать, регионе.
Лёгкий, оптимистичный тон беседы, сменился пустым молчанием. Люди в комнате, словно опомнившись, притихли и ушли в себя, причём каждый по своей, одному ему известной, причине. Нехорошей была это тишина, от доверительной атмосферы знакомства не осталось и следа.
- Я понимаю, что любой из вас, столкнулся с какими-то трудностями. И именно поэтому все мы здесь. Ведь ясно, что сами по себе проблемы не рассосутся, так или иначе придётся их решать, а делать это сообща, всегда проще, чем поодиночке. Тем более, что не голод и не война, люди вокруг нас как-то живут, значит есть  шанс и нам найти место под солнцем. Поэтому предлагаю начать с того, какие есть возможности, что получается, какие успехи и чем живёт большинство населения. Кто готов поделиться?
Группа зашевелилась, люди выйдя из ступора, стали почёсывать носы и затылки, украдкой поглядывая друг на друга, в поисках того смельчака, который озвучит общее мнение. Давно подмечено, что в незнакомой ситуации, взрослые люди снова становятся детьми, вот и теперь, наблюдая со стороны, можно было легко заметить, кто в какую игру в этой жизни привык играть, и от кого чего ожидать.
Через пару минут перешептываний и переглядываний, наметилось два неформальных лидера: высушенный временем мужчина, похожий на водителя-дальнобойщика, и нагловатая баба с замашками мелкого предпринимателя. Последней, явно было, что сказать, но опыт, видимо, научил не высовываться, а пропустить вперёд другого и посмотреть, что будет.
Ждать пришлось недолго, «дальнобойщик» откашлялся и рассудительно начал:
- А что у нас? Думаю, как у всех. Предприятия позакрывали, поля стоят пустые, молодёжь уезжает.
- Ну, а как же люди живут? Население же не вымерло.
- Ну, по-всякому живут. Кто как может. Кто-то лес продаёт, кто-то хозяйство имеет, кто-то работает.
- Значит, какая-то работа есть?
- Ну да. Врачи, учителя, чиновники всякие. Они на зарплате сидят. Заводик есть деревообрабатывающий – паркет делают, ещё пара предприятий в округе…
- Да толку-то с этого? – Вмешалась в разговор баба-коммерсант, повысив градус напряжения. – На паркете тридцать человек работают, да и то, каждые полгода за свой счёт в отпусках сидят, потому, что заказов нету. А что тут ещё? Молокозавод закрыли, кирпичный закрыли, строят, зато, центр логистики, обещают трудоустроить сто человек, но что-то не верится…
- Кирпичный завод специально разорили, и под банкротство пустили. – Отозвалась тётка хуторского типа, с бойким рыночным язычком. – А молокозавод закрыли, потому, что молока нету – коров-то не осталось.
- А куда они делись?
- На мясо сдали.
- Зачем?
- А не выгодно. Чтобы сено заготовить, техника нужна. Аренда дорогая, топливо дорогое, электричество, отопление, вода… а закупочная цена на молоко низкая. Выходит – год работаешь, а прибыли не видишь. Ещё молоко надо сдавать, почти за сто километров везти, а ветеринару платить, ещё проверки, налоги. А вы знаете, какая закупочная стоимость за литр? (Цена, действительно, была до обидного смешной. Интересно, откуда такая стоимость в магазинах?). У нас сосед-куркуль, последний кто держался, да и тот теперь своих пятьдесят голов забивает. Не выгодно.
- А на мясо? Если откармливать?
- То же самое. Мы тут хряка хотели продать, так сунулись, посчитали: должны были все прививки, анализы, а потом за забой заплатить, за место на рынке и налог. Выгоднее бесплатно отдать. А его ж ещё откормить надо было.
- И что?
- По закону, должны были застрелить и похоронить.
- С почестями… - хихикнул кто-то из мужиков.
- Ну да, в специальном месте. Но мы сами втихаря закололи. Вот едим. Кстати, ни кому мясо не нужно?
- И что, хозяйство продаёте?
- Зачем продавать? Сами с него кормимся. Огород, куры, две козы. А пахотная земля пустует – не выгодно обрабатывать.
- Да, через Германию или Польшу едешь, там все поля засеяны, везде фабрики работают и цены в два раза ниже от наших. – Это вступил «дальнобойшик». – А у нас, мало, что земля скудная, так ещё и делать на ней ни чего не дают!
- А вы в Германии работали?
- Да, и в Германии и в Финляндии. Там два года по строительству, тут водителем несколько лет…
- И понравилось?
- Конечно. Платят хорошо, чисто, профсоюзы, порядок… – Мужик воодушевился под впечатлением от воспоминаний.
- Почему тогда здесь и без работы? Если, конечно, не секрет.
- Да какой секрет? Жена, - мать её! – уезжать не захотела. «Родина, родина». А теперь на инвалидности – кому я такой нужен? Там работать надо.
- Жена на инвалидности?
- Жена сбежала, сука, когда деньги кончались. Я на инвалидности. Тут на стройку подался, а там ни какой техники безопасности… В общем, ладно. – Он насупился и замолчал, не желая продолжать больную тему.
- А почему Вы здесь? За инвалидность ведь платят.
- Говорят, раз ходить могу, то и работать должен. Ни чего, толком, не платят. Нищенские гроши. Да я и сам бы работал с удовольствием – чего дома сидеть, штаны протирать? Так всем нужны молодые и здоровые…
Он осёкся и опустил глаза. На время оживлённую перепалку сменила тишина, и пока группа не погрузилась в депрессивное саможаление, нужно было подтолкнуть её в сторону поиска позитивных решений.
- Хорошо… Точнее плохо, конечно, но понятно. Ну что, группа, что можем предложить в этой ситуации? Какие есть идеи?
Но люди продолжали помалкивать. Все десять человек, собравшиеся в этом помещении, были уже не молоды. Видимо, жизнь потихоньку отвадила от них и юношеский максимализм, и молодёжный задор, и оптимизм новых свершений, оставив на пепелище надежд только опыт разочарований и осознание ограниченных возможностей. Сейчас это были агенты безнадёжного уныния и плохие помощники в поиске решений.
- Так, ладно… Тут ещё говорили, что есть какие-то предприятия. О чём идёт речь? Расскажите пожалуйста.
- Ездят наши, тут в пятидесяти километрах, из пластмассы что-то делают. – Сказала женщина с лицом попивающей домохозяйки. – Им всегда люди нужны. Соседка месяц отработала и ушла. Говорит, что физически трудно выдержать, а по зарплате – что минималка, что социалка – то-на-то и выходит.
- Швейка есть. – Отозвалась высокая блондинка ухоженного вида. – Но там тоже текучка. Те, кто со стажем, могут нормально зарабатывать, а человек с улицы – та же минималка.
- А в чём разница? Какие-то сложные операции, может нужно пройти курсы?
- В усидчивости. Я там восемь лет отсидела. Операцию можно освоить за неделю, а чтобы заработать, нужно сидеть не разгибаясь, без выходных и после работы оставаться. Это ни семьи, ни дома, ни жизни: сидишь как робот и с ума сходишь. Основной состав фирмы – четыре швеи и хозяйка, а остальные десять человек постоянно меняются, не выдерживают.
- Но вы же выдерживали?
- Я от скуки работала, чтобы дома не быть. У меня муж в море зарабатывает. Но всё равно спину себе испортила, лечусь сейчас. А те, кто постоянно, они одинокие и пьют каждый день…
- Хм, ну хорошо, предприятий почти нет, но можно же самим что-то открыть, предпринимательством заняться?
- Это не выгодно. – Эффектно, с удовольствием вбила гвоздь баба-коммерсант. – Я две фирмы имела, и обе закрыла. Производить дорого - из Китая проще привезти,  да и налогами душат. А продавать некому: и конкуренция, и людей мало, и бедные все. Привезёшь по десять наименований каждого товара, и сидишь пол года, аренду отбиваешь.
Комната, где мы собрались, была чистой и светлой. На стенах жили своей жизнью плакаты, посвящённые творчеству известного певца и композитора, помершего от пьянки где-то после войны. Справа, у входной двери, экспозиция начиналась с фотографии удивлённого доверчивого младенца, а слева, из угла напротив, на неё смотрел уже спившийся, отравленный жизнью мужчина, с неестественно-оскаленной улыбкой и потухшим взором. Всё, что было в промежутке между этими двумя: оркестры, барышни, счастливые мгновенья и фотографии армейской службы, казалось некой антрепризой к двум основным – первой и последней, ведущим, молчаливый диалог между собой.
Из слов горе-бизнесменши вытекало, что государственный сектор, это единственное стабильное образование в регионе, да и он медленно, но верно сокращается. Попадают туда люди перспективные и образованные, а вот удержаться могут только предприимчивые и гибкие. Бизнес дохода не приносит, потому, что неутомимый чиновник исхитряется в расстановке препонов: требования, предписания, проверки, налоги и штрафы, сводят на нет старания честных тружеников капитализма. Поэтому на плаву остаются либо филиалы глобальных корпораций, либо планктон грошовой коммерции – мелкие налогонеплательщики-взяткодатели.
За окном светило солнце, и из окна было видно, как по улице не спеша проходят обычные люди, но атмосфера благостного провинциального быта, постепенно сменялась какой-то предвоенной тревогой. Словно прямо сейчас зреет зловещий заговор властей, с целью сокращения численности населения региона, и все, на кого падает взгляд, сами того не подозревая, обречены на вымирание. А может некоторые из них и есть те самые заговорщики, и за беспечным видом прохожих маскируются их чёрные души!
В общем-то, в сказанном не было ни чего нового, и обычные жалобы тех, кто поотстал в гонке за выживание, есть лишь более густой вариант ежедневных новостей о бедах нашей экономики. Но одно дело слышать о войне, даже зная, что это такое, и совсем другое взглянуть в глаза пострадавших при обстрелах. По-человечески всё понятно, людей жалко и ясно, что помочь ни как нельзя, поэтому очень хочется влиться в жалобный хор плакальщиц со своей слезинкой. Но не дело ведущему впадать во всеобщую истерию, ведь, если честно отрабатывать свой хлеб, то задача как раз в том и заключается, чтобы помочь людям выдержать все трудности и лишения реальности, выстоять перед натиском судьбы и не скатиться на дно жизни.
Тем временем группа возбудилась и сплотилась единым гомоном в поиске общего врага. Нужно было срочно возвращать «разум возмущённый» в конструктивное русло.
- Господа, с ваших слов, в стране твориться какой-то ад. Кругом враги, которые оккупировали нас с вами и систематически истребляют. Оглянитесь вокруг – дети учатся, больницы работают, в магазинах всё есть, вы свободные люди, ни кто вас не мучит, в Сибирь не ссылает, насильно работать не заставляет. Да, в Германии жизнь лучше, но сами же сказали, что там они работают! Законы у нас в стране не хуже, чем у них, а если не нравится, как власти страной управляют, то идите на выборы. Нет нормальных кандидатов – вступайте в партию, или создайте свою, займитесь политикой. Не тридцать седьмой год, демократия уже давно. Если вы знаете как лучше, то идите во власть и измените что-нибудь. Жаловаться просто, а попробуйте сами реально что-то поменять, и все вам будут благодарны. Или ищите способы приспособиться. Или езжайте в другую страну, туда, где лучше. Сидеть и плакать – бесперспективно.
Группа притихла, но не отступила. Первым решился возразить «дальнобойщик».
- Лучше бы тридцать седьмой. Я не сталинист, но иногда хочется, чтобы всех этих чиновников, бюрократов, взяточников, воров вместе собрали и как собак перестреляли. Мы же всё видим. Начинают карьеру без копейки за душой – мамина комната в коммуналке, и костюмчик из гуманитарки. А через пять лет он уже важный человек, квартира в центре, дом за городом, машина новая, ходит важный и денег не считает. А откуда, спрашивается?
- Ну, может кредиты…
- Да что вы… - говорящий поморщился, словно спорил с идиотом. – Как он в мэрию залез, так всё хуже и хуже становится, а он и его друзья всё богаче. Все родственники и одноклассники сразу бизнесменами сделались, дома заграницей покупают, а остальные в глубокой жопе! Я извиняюсь перед дамами, но все понимают, о ком я говорю.
Дальше беседа покатилась под откос. Воодушевлённые поселяне, с проворством кухарки, перебирали косточки сильным мира сего, извлекая на свет божий их самое грязное бельё и строя смелые гипотезы. Под общий гомон, из информационного эфира стал выкристаллизовываться образ типичного чиновника – карьериста и пройдохи. Рассредоточив, как следует, внимание, не вникая в смысл отдельных слов и  представив в своём воображении того, о ком они говорят, можно было увидеть молодого полноватого человека в белой рубашке, деловом галстуке и дорогих брюках, строгого классического покроя. На маловыразительном лице, навсегда запечатлелась стандартная, ни о чём не говорящая улыбка народного избранника. С вежливым  безразличием он блюдёт интересы партии и народа, не ворует и взяток не берёт, зато имеет вокруг себя плотное кольцо деловых связей из важных чиновников, уважаемых политиков и успешных бизнесменов, каждый из которых, по какой-то странной кармической причине, оказывается либо его родственником, либо одноклассником. Господин в белой рубашке всегда принимает взвешенные и правильные решения, главным образом запретительного или ограничивающего характера, ибо очень заботиться, как бы чего плохого не случилось. Зато его ближайшее окружение, напротив, предпринимает решительные смелые действия, которые, благодаря их тонкому деловому чутью, приносят завидную материальную прибыль.  Это именно они выигрывают тендеры, получают проекты, скупают недвижимость в момент падения цен именно там, где это стратегически выгодно, приобретают за бесценок банкротные предприятия и оказываются, совершенно случайно, в том месте, куда скоро поступит солидный государственный заказ. Да, да, именно так, вопреки всем законам природы, лучшие сыны отечества, практически ни чего не созидая, богатеют, в то время, как государство беднеет. Слуга народа, понятно, об этом даже не догадывается, но подарки принимает без чванливости, а будучи человеком великодушным и не стяжательным, делится с вышестоящими коллегами по партии и столичными тузами козырной масти.
К счастью, время скоро вышло, и возмущённая собственным негодованием публика, устремилась на улицу, так и не дав образу врага до конца материализоваться. После них, в помещении осталось стойкое ощущение запаха пороха и горелого мяса. Хотелось открыть настежь окна, принять душ и почистить зубы. Певец на плакате совсем приуныл, и смотрел на собственную младенческую ипостась с какой-то жалостью, в то время как ребёнок, казалось, ещё больше выпучил глазёнки и готов был заплакать.
Зачем с ними работать? Им и так хорошо в своём трагическом угаре! Они упиваются страданиями, и готовы воевать и погибать, лишь бы сохранить удобный мирок беспросветной безысходности. Помочь можно тому, кто хоть чего-то хочет, а тут всё формально: безработные приходят как-бы искать работу, государство их как-бы в этом поддерживает, ведущий должен как-бы помогать им в том, чего они не хотят. Все врут, создают иллюзию деятельности и жалуются друг на друга и на общую разруху. Люди  играют в какую-то бессмысленную игру, выигрыш в которой нищета, упорно стараясь переиграть друг друга.
Трагичность происходящего усугублялась ещё и тем, что назавтра, банда воинствующих неудачников, снова должна была собраться в том же месте, в то же время и тем же составом, чтобы продолжить начатое. За ночь, бредовая дурь в их мозгах не только не остынет, но, скорее всего раздуется, подогретая домашними сплетнями и жаренными новостями средств массовой информации.
Ах, вот если бы кто-нибудь придумал средство от застрявших в душе впечатлений! Принял таблетку, и все события, переживания и образы минувшего дня, просто стёрлись из оперативной памяти, без вредных для здоровья последствий. Этот изобретатель моментально стал бы миллионером, потому как пиво всё ни как не помогало, а более мужественные напитки, норовят превратить душу в помойку подгнивших чувств, аккурат в тот момент, когда компания пессимистов-фанатиков, снова начнёт потчевать друг друга утренней порцией информационного дерьма.
«А может и вправду нужен Сталин? На пару неделек. За кумовство – к стенке, за кражу – в Сибирь, не хочешь работать – заставим, не можешь – всё равно заставим! И поедут возмущённые народы, в одном вагоне с чиновником-негодяем и его преуспевающими приближёнными, лес валить, на благо Народа.
Действительно, в Германии и земля такая же, и люди (наши же там работают, и вполне уживаются), но они богатые, а мы нет. Что мешает нам хлеб сеять и коров доить? – Мародёры-политики, да бездельники граждане. Сильная рука не помешает. Хотя бы на пару неделек».
На этой простой и ясной мысли, вторая бутылка пива помогла голове наконец-то успокоиться, примирившись и со стерильной пустотой гостиницы, и с тревогой завтрашней встречи с группой.

Фронтальная стена огромного белого колонного зала, была затянута кумачом, на котором поблескивали золотом эпические профили трёх великих учителей – Маркса, Энгельса и Ленина. Вокруг, в креслах сидели люди, которые отчаянно хлопали, потому, что им было очень страшно. И чем страшнее было, тем сильнее хотелось хлопать, а производимый при этом звон ладоней и энергичные движения рук, усиливали трепет сердца, от чего страх превращался в восторг переходящий в овации, а боль в руках заглушал грохот в ушах. На сцене, в президиуме, окружённый какими-то людишками, стоял ОН – всем нами горячо любимый, вождь и отец народов, Иосиф Виссарионович Сталин. В строгом белом кителе, без наград, этот человек был таким простым и могучим, что хотелось отдать всё на свете, за одну его улыбку.
Когда зал изнемог от аплодисментов и затих, вождь сел. Оказалось, что на сцене, рядом с ним, находятся знакомые люди: инвалид-дальнобойщик, бизнес-баба, моё начальство, представитель контролирующей мою работу организации (почему-то в чёрной форме ZZ), и вот уже выходит на трибуну давнишний призрак чиновника-бюрократа, только вместо белой рубашки и галстука, он одет в военный френч и пенсне.
- Товарищи! Под руководством нашего Великого вождя, товарища Сталина, мы проделали большую работу, и наши виновных в сегодняшнем плачевном положении вещей на рынке труда. У нас есть десять свидетельств, от десяти разных граждан, которые полностью доказывают, что во всём виноват он!
С этими словами, коварный приспешник мировой несправедливости, картинно указал на меня.
- Я?
Зал притих в ожидании, все обернулись ко мне, и я стал узнавать лица участников вчерашней группы, и лица людей с других таких же групп, проведённых мной ранее, и даже лица родственников и друзей оратора, которых ни когда не видел раньше.
Оправдываться было так же бесполезно, как и извиняться. Взгляд вождя блеснул ледяным холодом, и он негромко, но отчётливо произнёс:
- В Сибирь.
Зал взорвался рукоплесканиями. Несколько военных, с хорошо развитой мускулатурой, достали моё тело из кресла и потащили к выходу по красной ковровой дорожке центрального прохода. Лицо одного из них показалось мне знакомым. Это был известный джазовый певец и композитор, который, кажется, тоже узнал меня и даже подмигнул. В душе повисла глупая надежда обречённого, что этот симпатичный человек, обязательно поможет мне бежать, но в это момент худощавое лицо музыканта расплылось в безвольной улыбке алкоголика и стало ясно, что он полностью сломлен системой и способен только исполнять приказы.  Когда до дверей оставалось несколько шагов, а смятение, ужас и тревога стали нестерпимыми, аплодисменты стихли, конвойные ослабили хватку и развернули меня лицом к залу.
На сцене теперь стоял гроб, усыпанный цветами, а прежний оратор, выряженный теперь в рубаху-косоворотку с красной каймой, как ни в чём не бывало, продолжал свою речь:
- Мы должны разоблачить культ личности Сталина, и вывести на чистую воду его приспешников!
Сильные руки вновь повлекли меня, но теперь уже обратно, к первым рядам.
- Перед нами, товарищи, не только враг народа и государства, но и низкопоклонник запада, певец капиталистических ценностей, немецкий шпион, и тайный сталинист, мечтающий воскресить враждебный демократическому обществу режим репрессий!
Зал снова отчаянно зааплодировал, как только оратор поднял руку, и указал пальцем в мою сторону.
«Ишь ты, как он быстро приспособился» - мелькнуло в голове.
- И приговор, товарищи, может быть только один: на дальний север, с конфискацией!
«Но как же? Я же хотел, чтобы всё по-честному было, чтобы лентяев заставить, воров наказать, взяточников убрать, чтобы как в Германии, чтобы страна богатой была и всем хорошо стало».
В этот момент, Сталин приподнялся, сел в своём гробу, повернул ко мне рябое усатое лицо и заговорил с грузинским акцентом:
- А ты хочешь, чтобы Сталин пришёл, и всё сделал? Чтобы дороги чинил, землю пахал, воров наказывал. Ты этого хочешь? Нет, Сталин не делает чужую работу. Сталин должен делать свою работу, а вы должны были делать свою.
С этими словами, он повернул мне свой профиль, и лёг на прежнее место с последними словами:
- Расстрелять.

За окном уже светало, отчего предметы в полумраке гостиничного номера был вполне различимы. Где-то неподалёку грохотал мотор какого-то дурацкого агрегата, голова была тяжёлой и очень хотелось двух противоположных вещей – пить и сходить в туалет.
К началу рабочего дня, группа собралась без двоих вчерашних лидеров. Разговор о политике удалось повернуть от бед экономики, к возможностям самореализации и заработка. Оказалось, что всё не так уж плохо, хотя до развитых стран ещё очень далеко. Сталина больше не поминали, зато уделили внимание гуманизму, человечности и позитивному отношению к жизни. Все же жить хотят, и когда каждый на своём месте делает то, что от него зависит, и делает хорошо, то понемногу всё налаживается.
Удачно складывается группа, похоже, для многих она окажется полезной, а кто-то, глядишь, и работу найдёт. Ситуация в стране, конечно, не изменится, но отношение стало более конструктивным.
Хотя… кого я обманываю? Не светит большинству из моих подопечных ни хорошей зарплаты, ни достойной пенсии – поморочу им головы и брошу обратно в бесперспективное болото реальности. Ни чиновника в белой рубашке, ни их возраст, ни их болезни, ни ситуацию на рынке труда ни кто не отменит, даже Сталин. А я им мотивацию повышаю и перспективы рисую…
Понимаете, чтобы спасти тонущего в житейском море, просто указаний со стороны не достаточно, даже самых грамотных. Нужно войти в его личный ад, оставив всё своё снаружи и тащить его за собой к свету - помочь поверить в себя, найти цели, смысл, силы, терпение и то, за что можно уцепиться. А это и само по себе не легко, да ещё когда человек не хочет, то совсем руки опускаются. И его можно понять, ведь там, на дне привычный пыльный мир декаданса и застоя, а тут, на более высоких ярусах каменных джунглях капитализма он ни кому не нужен, не конкурентоспособен и вообще безнадёжно отстал от эволюции.
Общество требует, чтобы я достал безработного из его, пропитанной алкогольными парами, диогеновой бочки, и вернул в ряды сизифов-налогоплательщиков. Общество тоже можно понять – ни хочется кормить дармоедов. Поэтому мне приходится снова и снова заходить в пованивающую бомжатиной аудиторию, и заставлять себя искренне верить, что у каждого нищего есть перспективы, у опустившегося сохранился ресурс, а отверженные достойны уважения. И верить нужно искренне, наивно и с надеждой, иначе не получится. А они смотрят на меня своим погасшим взором, и ничто в ответ не шевелится на дне их выгоревших душ.
Вот так сиди часами, разговариваем или молчим,чаёк попиваем, смотрим друг на друга. И вроде вместе, и одним делом заняты, а между нами такая пропасть, что поместиться в неё может целая жизнь.



Андрей Попов                08.07.2016