На грани
Мирон не был фетишистом, нет. Каждый день дома он надевал на голое тело свободные белые рубашки(которые, кстати, не всегда были застегнуты на все пуговицы), и они, просвечивая, подчеркивали худощавую фигуру, на которую иногда засматривался Иван. Федоров делал это намеренно. Он часто замечал на себе косые заинтересованные взгляды Вани, который иногда, просто проходя мимо, мог остановиться и наблюдать за движениями тела Мирона или действий его сильных рук, рукава рубашки на которых почти всегда были засучены.
Как и сейчас. Федоров сидел за рабочим столом в своей спальне и, схватившись за голову, смотрел на исчерканный и помятый лист бумаги. Сегодняшний вечер никак не позволял написать ему ни строчки, вымывая дождем за окном все мысли из головы рэпера. Как назло все его думы занимал какой-то неопределенный бред, который никак не мог сгруппироваться хоть во что-то стоящее. Он не мог ни на чем сфокусироваться. Время от времени на него нападала рефлексия, хватала за горло и заставляла Федорова думать о своих друзьях. Ему казалось, что в последнее время его отношения с друзьями как-то ослабились. Может, он сам виноват, что отгораживался от них? Вчера Мирон думал отшить Охру, сказать, чтобы тот возвращался домой, а он и один справится, но… не смог. На МС было сфокусировано все внимание Вани, который поддерживал его во всем и навевал вдохновение.
И Мирон не понимал, как такое могло быть. Евстигнеев вдохновлял на написание текстов не о любви, дружбе или семье, а именно о каких-то социальных проблемах. И… это было странно. Хотя да, в каждой строчке, затронувшей тему семьи, мелькало имя Охры или намек на него. Конечно, Охра, Порчи, Илья — ему семья и даже больше.
И сейчас рэперу явно не хватало вдохновения.
Ваня шел мимо спальни друга и, на секунду остановившись, заглянул внутрь. Бэк-МС никогда ему не мешал. Точнее, старался не мешать. Он боялся спугнуть его вдруг ниоткуда возникшее веяние. Да и вообще, Охра, на самом деле, восхищался его текстами.
Евстигнеев прошел мимо. На кухонно столе в его кружке остывал кофе, который Мирон заварил себе еще в обед, но забыл выпить. Ваня невольно улыбнулся. Вытащив из холодильника нужные ингредиенты, он начал готовить салат. Когда Федоров занят написанием материала, тогда у него обычно нет времени на еду, и поэтому Охра решил для себя, что будет заниматься готовкой.
В последнее время он слишком много думал о нем. Даже сейчас, нарезая огурцы, он по наитию представлял облаченную в белую ткань рубашки спину Мирона. Нет, в этом не было ничего пошлого. Он просто не мог не думать о Федорове и не вырисовывать его образ в голове. Его вдруг настигло осознание того, что он ощущает себя влюбленной школьницей. Потому что сейчас он, нарезая огурцы, размышлял о том, какой же, на самом деле, Мирон красивый.
Ему даже временами казалось, что МС пытался с ним заигрывать и даже делал некоторые намеки, но в итоге он понимал, что все это — плод его фантазии и озабоченность на почве его странной влюбленности. Ваня делал тщетные попытки приписать свои чувства к признакам восхищения рэпером. Но все это впустую…
Когда готовое блюдо уже стояло в холодильнике, а кофе следом отправился в раковину, Мирон расслабленной походкой ввалился в кухню. Его лицо накрыло пеленой какой-то грусти и это расстроило Охру.
— Мир, что случилось? — поинтересовался Евстигнеев, заваривая дешевый, быстрорастворимый кофе в свою кружку.
— Ничего, просто мне ***во, — ответил Федоров, отобрав у Вани кружку, и сделал первый глоток. Он всегда пил такой и без сахара, и Рудбой смирился с его вкусами.
Стрелка на часах, висевших в прихожей, приблизилась к цифре семь. В доме поселилась привычная тишина. Парни сидели на кухне, молча играя в гляделки.
— Слушай, Мир, может погуляем? Ты целый день дома просидел… Нужно же дышать свежим воздухом… — слова Вани были пропитаны усталостью и заботою, которая окутала Федорова своим теплом.
— Ты вообще видел, какая там погода? Да сейчас же гроза начнется.
— Да ладно, начнется и начнется. Мы около дома погуляем, ладно?
Мирон молча кивнул в ответ. Так они просидели еще минут пять, передавая друг другу кружку, из которой по очереди пили кофе. Ваня вдруг вспомнил об ужине и произнес:
— Я тебе салат приготовил…
— Спасибо, придем — поедим. А сейчас — гулять? — МС улыбнулся.
Охра удивился перемене настроения Мирона и, честно говоря, возрадовался. Он наблюдал за тем, как Федоров обул свои черные кроссовки, а затем надел свои.
— Ты такой мужественный в этих розовых вансах, — прыснул рэпер, с доброй улыбкой глядя на Ваню.
— Хэй, они не розовые! Они малиновые! — ответил Евстигнеев, удивленно наблюдая за тем, как смеющийся Мирон уткнулся лбом в его ключицу.
Охра замер; тем временем рэпер продолжал зарываться носом в ткань черной футболкой бэк-МС. Ивану это нравилось: даже мимолетное касание вызывало в нем волну удовольствия.
Правая рука Мирона плавно опустилась на талию Охры, который глубоко задышал, чувствуя, как нос рэпера очерчивал какие-то узоры на голом участке кожи Вани. Они молча смотрели друг другу в глаза, одаривая смущенными улыбками. Зрительный контакт прервался довольно быстро — Мирон прервал расстояние между их лицами и нежно коснулся губ Вани. Неожиданный раскат грома, загремевший чуть ли не над их домом, заставил Охру чуть вздрогнуть и прижаться к Федорову. Нежный поцелуй так и остался таким, не имея возможности перерасти во что-то большее. Но Рудбой не сдавался и, в конце концов, взял на себя инициативу, начав исследовать руками спину МС через ткань рубашки. Федоров прижал парня к стене, запустив руку в брюки друга.
Неужели Мирон готов перейти эту грань? Жалкую полосу, отделяющую их статус друзей от любовников? Ваня надеялся на это. Он был готов на все. И сейчас, даже если Федоров ничего к нему не испытывал, Евстигнеев был уверен, чего он хотел. Он хотел его, а остальное — фигня.
— Хэй, мы же хотели погулять...
Свидетельство о публикации №216071701083