Из рассказов моего деда. Про кино

- А девчонка та прокАз-ница, на свиданье не покАз-вается, он и есть и пить откАз-вается..., - звучала из динамиков очень и очень популярная тогда песенка...
- Кажется это был шестьдесят девятый год. Лето. Гагра. Тенистый парк принца Ольденбургского. Мне всего десять лет, и я самый счастливый мальчик на свете. У меня есть папа, мама, и брат. Я на каникулах, и отдыхаю у моих бабушки с дедушкой, на Чёрном море. И вообще, надо сказать, у меня всё хорошо...
 А сегодня утром, мы с моим дедулей, я так его называю, поехали в Гагры. Вернее поехал он, по делам, что б зарегистрировать нашу лодку, ну и меня прихватил с собой, прогуляться. А мне-то, радость, как же, событие, поездка в Гагры...
- Ну и вот, все дела были успешно сделаны, и мы с ним чинно шагаем по парку от самой Колонады, и кушаем мороженное. Знаешь, какое оно тогда было вкусным, то моё далёкое мороженное? Его накладывали в хрустящий вафельный стаканчик специальной ложкой, да побольше, что б с горкой, а потом взвешивали, и вручали тебе эту вкуснятину, и ты довольный, шёл и наслаждался этим неимоверным лакомством нашего детства, ты даже не представляешь, но оно было вкуснее, чем « ...варили щербет во дворце султана...», кажется так говорил про мороженное кувшинный джин Гасан Абдурахман ибн Хоттаб, или просто - старик Хоттабыч. И стаканчик так приятно хрустел на зубах, и вкус мороженного был густой, и дедуля рядом, такой высокий, красивый, в белом костюме и шляпе...
- А девчонка та прокАз-ница, на свиданье не покАз-вается, он и есть и пить откАз-вается... - продолжал напевать Мулерман про какого-то несчастного влюблённого, а мы медленно прогуливались  по тенистой аллее парка, наслаждаясь лёгким ветерком, густая листва деревьев смягчала температуру раскалённых зноем солнечных лучей, а ароматы разных цветов, смешиваясь кружили вокруг, и всё это вместе создавало  ни чем не перадаваемую ауру счастливого беззаботья,  времени оставалось много, и дедуля предложил посидеть на лавочке, под толстенным развесистым платаном, что б зря не стоять на жаре в ожидании автобуса. Перед нами было небольшое озеро с белыми и чёрными лЕбедями, по газонам важно разгуливали раскрыв свои хвосты разноцветным гигантскими веерами два павлина, а рядом прогуливались три павлинихи, и так мне было в этот момент хорошо от всего этого, что не передать словами. Я даже и сейчас, спустя десятилетия, помню то ощущение своего восторженного детского счастья.
- Мдаааа, - произнёс дедуля, оглядываясь по сторонам, парк-то как разросся, он неторопливо достал свои папиросы и стал прикуривать. Когда я сюда первый раз приехал, он был совсем не такой, и деревья были ниже, и территория меньше. А может мне это только кажется, - добавил он, выпуская дым от папиросы в верх. Дым ухватился за ветерок, закружился, взмахнул крыльями и загадочным драконом растворился в густых ветвях...
- А когда это было, - спросил я, наблюдая как дети кормят лебедей.
- Да, давно было, ещё в тридцать первом, году, что ли...
- Ого, да это когда было, разве парк этот был тогда?
- Конечно был, его ещё перед революцией посадили, по приказу прынца. (Дедуля произносил  почему-то через Ы). То ли в третьем году, то ли в пятом, я и не помню уже...
- Это какого принца, настоящего? У меня в голове сразу же возникла масса вопросов, про принцев, и про рыцарей, это же интересно — рыцари, крестовые походы, вспомнилась недавно с таким трудом прочитанная книга про этих самых королей, принцев и их рыцарей...
- Конечно настоящего, - заверил меня дедуля, тот, который брат царя. Вы в школе проходили революцию?
- Ааааа, - разочарованно протянул я, для меня революция, и царь, которого свергли, были мало интересны, но следующий вопрос вырвался как-то сам, не осознано:
- А ты, что, здесь жил тогда? И уже переключившись на лебедей, я произнёс показывая пальцем - смотри как они шеи вытягивают за едой, прям из рук берут...
- Нет, конечно, не жил, мы в тридцатом году здесь поселились с твоей бабушкой, когда поженились...
- Ага, - произнёс я, мне хотелось  подойти к лебедям и покормить их. Но корма не было, а мороженное уже съедено. Да и своё мороженое  жертвовать  лебедям, я не стал бы.
- Мы вооон там жили, - дедушка показал куда-то вверх, там раньше гостиница была, вот в ней мы и жили, потом её разобрали...
- Зачем разобрали, - спросил я больше автоматически, особо не вникая в смысл. Какая-то гостиница, которую когда-то разобрали, не понятно зачем, разве это может интересовать мальчика в десятилетнем возрасте?
- Она уже старая была, деревянная, сгнила, её кажется из Австрии сюда привезли, ещё до революции. Есть такая страна Австрия, где-то там, за границей, ты слышал о такой? Нет? Вот оттуда и привезли её, говорят, в разобранном виде везли, а здесь уже собирали...
- А на чём привезли?
- Не знаю, наверно сначала на поезде, а потом на пароходе, а может сразу на пароходе. И вот это здание тоже, видишь, Гагрипш написано, это говорят казино здесь было, так его тоже привезли оттуда...
- А что такое казино?
- Это там где в карты играют и в рулетку...
- Аааа, - протянул я, хотя ничего и не понял, да если честно и не особо хотелось вникать...
- А вон там, на горе, видишь, - дедуля показал пальцем на верх, видишь большой дом с башней, это и есть дворец этого прынца, Ольденбургского, такая у него фамилия была. А в этой  башне, он сОколов держал...
- СОколов? А для чего, - не понял я, как голубей, что ли?
- Нет Колюшка, не как голубей, он любил с соколами охотиться...
- А это как?
Дедуля начал рассказывать, как это охотиться с соколами, потом перешёл на парк, потом на дворец, потом про крепость, я погрузился в свои мысли, а он рассказывал и рассказывал...
- А вот этот дом на горе, видишь, вооон там, сюда, правее, там снимали кино «Весёлые ребята», помнишь, мы недавно смотрели его по телевизору?
- Про Весёлых ребят? Тут я очнулся от своих мыслей, это мне показалось более интересным, потому как фильм был, по моему мнению, очень и очень смешным.
- Так там же высоко, как они туда коров-то загоняли, на самую гору?
- А там, сбоку, вон оттуда если смотреть, есть дорога, и очень даже широкая, её просто за деревьями не видно, вот там и гнали коров. Мы, как раз не далеко жили, и я всё видел...
- Дедуль, а ещё, что ты видел?
- Да много чего видел. Вот ты помнишь, когда фильм начинается и главный герой, который пастуха играл, идёт и ведёт за собой стадо?
- Угу...
- А за спиной у него овечья шкура висит, помнишь?
- Ну, да, помню, и шляпа у него, такая, мягкая, белая, с мохнатыми краями, как у нас дома валяется...
- Да, и шляпа, так вот, эту баранью шкуру, я ему дал...
- Как, - удивился я, ты давал им эту шкуру, они, что, у тебя  просили её, а у них, что, своей не было?
- Ну, не знаю, наверно не было...
- А как?
- Да так, - начал дедуля, мы, с бригадой, тогда волокушу вытаскивали на берег, а тот, который снимает кино, как его там, режиссёр что ли, смотрел как мы это делаем. Это я потом узнал, что они приехали кино снимать, когда разговорились с ним, он подошёл ко мне, я тогда уже  бригадиром был, и попросил меня рыбы ему продать. А почему-бы не продать хорошему человеку, коль рыбы много, да? Продал, потом вино пили, он рассказывал про своё кино, которое будут тут снимать, про артистов, короче весело было. Выпили прилично, вот тут, он и говорит — Михаил, а у тебя случайно нет какой-нибудь бараньей шкуры? Есть, -  говорю, у кровати под ногами лежит. А не дашь ли, - говорит, ты её нам, на время, что б кино снять, ну и рассказал свою задумку, куда он её хочет...
- А дальше, что? Что ты ещё давал ему, а этот кнут, что у пастуха был, не твой?
- Неее, кнут не мой, больше ничего не давал, - засмеялся дедуля, всё остальное у них было. Я когда утром, ему шкуру принёс, он обрадовался, позвал главного артиста, Утёсова, вот, говорит, Лёня тебе и шкура, на, держи, примеряй. А что, её примерять, ответил Утёсов, только и подёргал мех, всё отлично, говорит. Вот так я пристроил свою шкуру, вернее баранью шкуру в кино сниматься...
Дедуля достал опять свои папиросы, спички, и закурил...
- Хмуриться не надо Лааада, хмуриться не надо Лааада, для меня твой смех награааада, Лада, - напевал Мулерман. И действительно, разве в такой день можно хмуриться? Солнце и море, тенистый парк, и уверенность в завтрашнем дне, а кругом красивые счастливые люди, и улыбки, улыбки, улыбки...
- Ну, что Колюшка, пошли, скоро автобус будет, как бы не опоздать...
Мы поднялись и не спешным шагом направились в сторону остановки.
- А вон там, тоже снимали кино,  - дедуля показал в сторону берега. Помнишь, когда пастух из трусов рыбу вытаскивает и бросает её прямо в сковородку?
- Помню, как же не помнить, только как она ему в трусы попала, разве такое может быть в море, её и не схватишь, она вон какая прыткая...
- Так это я приносил им рыбу, целое ведро. Им нужна была обязательно живая. Утёсов сам старался попасть в сковородку, но у него ни как это не получалось, он ведь спиной к ней стоял, и кидал назад. Так вот, я несколько вёдер и стаскал им, правда они хорошо заплатили за эту рыбу, мы потом всей бригадой в ресторан сходили...
- Дедуль, пошли посмотрим, где он рыбу кидал?
- Нет, Колюшка, - дедуля посмотрел на часы, уже поздно, автобус уедет без нас, потом долго ждать придётся...
А ведь мог бы и распросить подробнее, про всё и про всех, и про Леонида Утёсова, про Любовь Орлову, да мало ли про что ещё. Уже много позже я осознано походил по тем местам, где когда-то давно жили мои дедушка с бабушкой, где снимался это прекрасный фильм "Весёлые ребята", вспомнил шкуру барана и представил, как это могло быть, мой дедуля, тогда ещё совсем молодой, ему не было и тридцати, рядом Леонид Утёсов, режиссёр и шкура барана, которая ещё вчера вечером валялась на полу около кровати, вместо коврика, а сегодня утром тщательно выбитая от песка и пыли, примерялась Утёсовым. Постоял на берегу моря где велись съёмки с рыбой, представил, где мог стоять мой дед, ведь не мог же он сразу уйти, он скорей всего стоял именно тут, под этой пальмой и наблюдал, как Леонид Утёсов бросает рыбу, и старается попасть прямо на разогретую сковородку. Потом постоял под сосной, подпрыгнул и дотронулся до ветки, на которой сидел Утёсов и пел свою знаменитую песню про сердце, про любовь. Помнишь?
Как много девушек хороших,
Как много ласковых имён!
Но лишь одно из них тревожит,
Унося покой и сон, когда влюблён...
Мог бы. Всё мог бы, но не расспросил. Детство, разве ж об этом оно думает...
Да и юность не лучше. А вот сейчас...
Сердце, тебе не хочется покоя!
Сердце, как хорошо на свете жить!
И действительно, сердце, как хорошо, что ты такое, как хорошо, что ты умеешь так любить.
Жаль, что понимаем мы это слишком поздно. А ведь так хочется опять побыть внуком, и прижаться к моему деду, к этому высокому и с виду суровому человеку. Прижаться и увидеть его нежную улыбку, и слезу счастья набежавшую вдруг так ни кстати...
Но, уже зовут свои внуки, и уже некогда мечтать, остаётся только помнить и продолжать любить...