Шедевр

Она подошла ко мне как старая знакомая. Не знаю, насколько знакомая, но старая на все сто. Даже на сто с хвостиком. Никому не пожелаю встретить такую на улице ночью, особенно когда свет фонарей красит вымощенную булыжником площадь в пестрое. Где я могла ее видеть? На старуху ложились блики: тут синие и красные, там желтые с зеленым отливом… Подумалось даже: человек это или какая-то мистическая дребедень из преисподней? – но я прогнала эту мысль как абсурдную. Оттого, что свет не рассеивал темноту, а лишь подчеркивал ее, морщины на лице моей визави казались только резче. Из-под платка выбивались пряди волос, давно не видавших расчески, а когда я набралась решимости посмотреть ей в глаза, наваждение слетело. Передо мной стояла просто неухоженная сгорбленная старуха, во взгляде - просьба. Меня аж передернуло от жалости, хотелось поскорее от нее отделаться, и я зашарила по карманам в поисках мелочи. Нашла. Протягиваю ей несколько монет – качает головой: не то. «Ишь ты, - думаю, - разборчивая», - и достаю сторублевку, которую заныкала на вкусности. В облике старухи что-то неуловимо меняется, но она снова качает головой. Во взгляде появляется требовательность. Теряю терпение:
 - Чего Вы хотите?
 - Подумай, - и смотрит так, будто я ей что-то должна. Помимо воли и здравого смысла чувствую к ней уважение – и снова замечаю перемену: подросла она, что ли? Нет, просто выпрямилась.
 - Почему Вы все время меняетесь?
 - Потому что у тебя каша в голове, - опять непонятно.
 - А Вы строгая.
Морщины не разглаживаются, нет, просто я неведомо почему испытываю к ней симпатию. И есть же что-то знакомое в этом лице, на котором я теперь замечаю намек на улыбку.
 - И все-таки, чем я могу Вам помочь?
 - Сейчас ты все правильно делаешь.
 - Я же ничего не делаю.
 - Ты правильно чувствуешь.
«Бред какой-то, - мелькает мысль. – Может, она сумасшедшая?» Старуха болезненно морщится, машет руками:
 - Прекрати сейчас же!
«Ну точно, - думаю, - двинутая», - и бочком, бочком пытаюсь отойти.
 - Кому говорю, прекрати! Ты все испортишь! – я уже хочу послушаться приказа, но не понимаю, что от меня требуется.
 - Хорошо, но объясните толком.
Моя собеседница успокаивается, вздыхает:
 - Объяснением тут не поможешь. Просто именно здесь и именно сейчас ты можешь изрядно облегчить мне жизнь, если захочешь.
Я затаила дыхание, боясь спугнуть самый длинный монолог.
 - Понимаешь, мне тяжело вот так… - неопределенным взмахом руки она указывает то ли на себя самое, то ли на свои лохмотья. То есть не лохмотья уже, а вполне симпатичное платьишко – для ее возраста, разумеется. И платка никакого нет в помине, а есть старательно уложенные седые волосы. Довольно, кстати, густые. Старушка явно хорошеет на глазах, и вдруг до меня доходит!
 - Постойте, так Вы меняетесь от того, что я о Вас подумаю?
 - Не совсем так, но почти.
 - А поточнее?
 - А поточнее, - передразнивает, - от того, как ты меня воспринимаешь.
«А бабка-то с юмором!»
 - Да какая разница, думать или воспринимать?!
 - Сама-то поняла, что сказала? – улыбается.
 - Ой… Ну да, восприятию приказать сложнее, чем мыслям.
 - Ну вот и представь, подхожу я к тебе и сразу прошу поднатужиться и подумать обо мне получше. Куда ты меня отправишь? – хохочет, да так заливисто, что я начинаю смеяться вслед. От прежней разбитой старухи не осталось и тени, передо мной подвижная, веселая и чертовски красивая женщина неопределенного возраста. Осмелев, спрашиваю:
 - Ну, и как Вам мой шедевр?
Она критически оглядывает руки-ноги, одежду, разочарованно косится на небольшую грудь.
 - Не прокатило…
 - Не про… что? – удивляюсь ее сленгу.
 - А что, сама ты так не говоришь?
 - Говорю, но это же я… - смущенно замолкаю, а она опять хохочет. Потом, к моему удивлению, достает откуда-то из кармана трубку, уже набитую табаком, и долго, с наслаждением раскуривает. Принюхиваюсь к табачному дыму:
 - Датский?
 - А какой же еще.
 - Мне тоже нравится датский.
 - Я знаю, - улыбается слегка грустно. – Ну, мне пора.
 - А…
 - Свидимся еще.
 - Скажите хоть, кто Вы?
 - Уж думала, не спросишь, - теплеет. – Я твоя старость. И впредь думай обо мне получше, а то снова заявлюсь в непотребном виде! – и, погрозив напоследок пальцем, она просто взяла и исчезла.

"Свидимся ещё," - только теперь я улыбаюсь.