Надгробный кадр

«А ну-ка, прекратили улыбаться и ржать, сейчас вылетит птичка…»

На московском кладбище,
Над кладбищем московским
Две голубые тени тихо пролетели.
Скучные цветочки по-страшному дрожат, 
Старые оградки, новые кресты.
Грустные лампадки, серые кусты:
Приходи поплакать, приходи поржать,
Мы всегда с тобою,
Осенью  и  летом,
Зимою  и весною…

В ванной комнате двое мужчин.
— Я думал, ты сюда поесть пришёл..
— Нет, руки помыть…
— По твоему кладбищу не в чем ходить…
— Кроме «ходить в» существует ещё «ходить на»…
«Ой, дверь не была закрыта», — юная особа лет двадцати пяти. Нагло разглядывая двух обитателей ванной, демонстрирует обоим только своё в дверях присутствие.
«Ванная  свободна», — негромко произносит мужчина в рваном и грязном, вчера ещё модном, пиджаке.
«Я вижу…» — Девица ухмыляется открыто.
«Пойдём в столовую», — шипит мужик второму, оба покидают ванную в лёгком раздражении. Мордобой на свадьбе они как-то себе представляют, потасовку на похоронах — ещё ни тот, ни другой не видели, в драке на кладбище ещё не участвовали, своим появлением на панихидах ещё не радовали и не развлекали…
 — Кстати, что за манера — плюхаться мимо свободных стульев на  поминках?
 — Я не играю в твои игры со стульями.
 — Это — не стулья…
 — В смысле, это - не игры… А, что?
 — Это — поминки…
 — Если это поминки, что ты тут делаешь?
 — Страдаю!
 — И я скорблю!
 — Запомни, идиот — тот урод, которого ты отлил из бронзы для отца моей невесты, тебе дорого будет стоить!
 — Я старался…
 — Я ненавижу так, что готов похоронить тебя прямо сейчас на собачьем кладбище… Подожди, я шепну тебе, как будет  выглядеть надгробие над твоей могилой!..
 — Сам сказал: «Пойдём в столовую…»
 — Торопишься?..
 — Мне кто-нибудь даст поесть перед смертью?..
 — Конечно, руки ты уже помыл…
 — Я нормальный скульптор, я кровь из носу пустил, костями своими лёг, когда ты наслаждался…
Гости на поминках не без удовольствия следили за продолжением кладбищенского скандала, который устроили над гробом своего общего друга два заклятых врага: один —скульптор, другой — бухгалтер. Скульптор бил бухгалтера, точнее, защищался от надоевшего клиента. Покойный повар во время драки над его ямой, рядом с его оркестром, двух своих старых и дорогих друзей, казалось, перекосился от злости в своём прекрасном уютном  ящике, и выглядел очень смешно под жуткие звуки похоронной музыки, сопроводившей пошлый мордобой, как будто бы специально, чтобы кладбищенская толпа, сначала удавила, как смогла, свои кладбищенские улыбки, а потом начала вполголоса ржать. Оркестр, вполне соображая, чего сходит с ума, чего рыдает над могилами — не улыбался, не веселился. Мёртвый повар, возможно, собирался навешать люлей своим хорошим друзьям, превратившим его похороны в курьёз. Все отлично представляли, как будут выглядеть на фотографиях оператора из компании ритуальных услуг, на которого обратили внимание только в автобусе, когда ехали с кладбища. Все всем готовы были одолжить, и все у всех занять денег, чтобы встретиться со своими веселыми фотографиями в папках со всеми, с кем было смешно в кадре, но в другом месте, по другому поводу, затем, чтобы понять, может быть, вспомнить, зачем надо ездить на похороны и чему надо было радоваться над гробом отличного человека…
 — Займи у меня пятьсот рублей на такси…
 —Я уже одной ногой в могиле, я не верну...
 — Что может быть хуже, чем  лежать с тобой в одном гробу.
 — Ничего.
 — Я пошёл, у вас тут плохо  кормят…
 — Скатертью…
 — До  скорого.
 — Эй, ты, надгробие!
 — Приятного аппетита, страдалец!
 — Если что, звони.
 — Я это чувствовал… что мне не дадут поесть перед смертью…
 — Убегаешь?
 — Всем — мои соболезнования…
 — Вовремя ноги уносишь, сейчас мы ещё выпьем, и тебя, если найдём, убьём!..