Ритм расхождения 1

Историк, Германия пережила две катастрофы, 1918-й, 1945-й, чуть менее тридцати лет.
Если считать от 1914-го, чуть более тридцати. А как же Тридцатилетняя война, южная Германия, погибла треть населения? На карте была империя, но Германии не было, на ее месте отдельные княжества, их судьба и была поставлена на карту. Катастрофу переживали немцы, как принято говорить, простые люди. Далее, каких-то двести пятьдесят лет. На смену старой империи пришла новая, уже Германия, ее развитие резко ускорилось, через сорок лет две катастрофы, одна за другой.

1.
1.1
Это общеизвестно, интересно то, что об этом говорит русский историк,
он видит две катастрофы. Что вижу я, тоже две катастрофы, одна, первая половина 17-го века, вторая, первая половина 20-го века, между ними триста лет, каждая растянулась на тридцать лет. Это значит? Там, где историк видит две катастрофы, я вижу одну. Возможно, там, где я вижу две катастрофы, кто-то сможет увидеть только одну, как знать. Но тогда? Ему придется найти еще одну. Впрочем, именно потому, что он увидит вторую катастрофу, наподобие той, которую сотворил Марий, на месте моих двух он будет видеть только одну.
…
Что для меня история России, две части, скажем, Россия и Советский Союз.
За этим обычным примером? всегда есть две части, разделенные во времени, есть такое свойство времени, разделять однородные события. По крайней мере, сходные. Первые 60-е. Вторые 60-е. Первые контрреформы. Вторые контрреформы. Первая смута. Вторая смута. Первая мировая. Вторая мировая. Найдя одну часть, я отправляюсь на поиски второй, еще бы, такая возможность сделать прогноз. Обычно? Искать ничего не надо, уже все сделано, задолго до меня, польза, лежащая без пользы? Почти как власть, валяющаяся в пыли, пользуйся. Две разделенные части, как их связать, это проделают уже современники. Первая катастрофа, полная неожиданность. Вторую уже ждали, некоторые даже  приближали. Потомки связывают нечто другое, обычно, себя и достижения. Поэтому две части становятся ступенями, я ошибаюсь? Однородные события, уже в силу своего полного сходства, сами стремятся разойтись во времени. К этому подталкивает? Обычная человеческая усталость, сколько можно! Хотя бы две ступени, но быть должны, зачем? хорошо известна стандартная ситуация, ее обозначают следующим образом, есть две крайности, в которую вы бы желали свалиться. Кто-то возмутится, почему обязательно надо сваливаться, подняться! Что бы на это сказал Владимир Ильич, он бы не захотел падать, наверняка, всегда вперед. Переходить из крайности в крайность, это его визитная карточка, тем и силен. Но я отвлекся. Верно, крайности почему-то ходят парами. Если все-таки попадается одна крайность? Это уже центр. Что это меняет, ведь центр – частный случай крайности. И если есть один центр, всегда находится второй. История? еще один частный случай крайностей, начало – конец. Надо определиться с началом, что там, корабль с беглецами. Надо избежать конца, хотя бы отдалить его, не направить ли нам, наш корабль в устье Тибра. Стоять на месте, обгонят, надо шагать, понятно, речь о шагах истории, чего ради? Наша история есть способ осознания самого себя. Я бы добавил, удержания себя на королевском пути, почему королевский? нотка превосходства, не сдерживать, а удерживать, улыбайтесь. До верховенства, еще далеко. До верхоглядства, куда как близко. Одновременно, повод для гордости, мы такое терпели! Но если удерживать себя? Не сделать ли себя символом. Тем самым задавать себе собой тот путь, который будет наиболее подходящим путем. Тогда, наверное, несложно представить, есть центр, который осознает самого себя, кем? В роли единственного центра. Далее? Реальное действие, быть таким единственным центром. И снова, чего ради? Есть то, что можно назвать критическим рубежом. Перед ним?
Пусть никто не вмешивается, извне.
Это может быть очень просто, мы не собирается быть под чьим-то крылом. Верно, если есть свои крылья. А если кто-то пожелает бросить огонь в наш остановившийся мир? Ничего страшного, он очень скоро погаснет. Бросить огонь, погасить огонь. А где же первая ступень? Охранять огонь, или хранить. Если он запылал, мы вышли на вторую ступень.
…
Две ступени – это минимальное число шагов, куда?
Вверх, путь наверх, или восхождение, где-то оно закончится, конечно, наверху. Если удалось не свалиться в процессе восхождения. Путь наверх, удел немногих. Катастрофы, судьба миллионов. Я позволил себе перефразировать русского историка. Смысл? Значит, есть путь наверх, это значит, есть символ. Это? чисто человеческий способ роста. Но везде, где есть символы, есть и вера. Если церковь изгнали? Это значит, на ее место пришла светская религия, только и всего. Чуть иначе, там, где есть две ступени, всегда есть преемственность. Мы связаны, связываем сами себя, обречены связывать? Просто обречены. Тащить свои связи. Впрочем, было бы странно, если бы мы взялись тащить чужие связи. Такое пространство связей? его можно приблизительно передать с помощью несложной формулы.
История = Преемственность + точка отсчета + ориентиры.

1.2.
Какие ориентиры были в Германии середины 19-го века.
Это очевидно, объединение немецких земель, обычный путь к империи. Нужен повод? Дала Франция, вернее будет сказать, Франция Наполеона-3. Кто-то настаивает Наполоен-3, стоявший во главе Франции. Франции пришлось потесниться, началось ее постепенное сближение с Россией. А какие ориентиры были в России середины того же века? Как всегда, планетарные. Но этим пробавлялись профессионалы пера. Люди, более близкие к земле? топали по земле, натоптали дорожки, наставили дома. Начался бурный рост столиц, бывших столиц, и что интересно, будущих столиц, кто знал. Заодно началось строительство новых городов, примером чему может служить Новосибирск.
Городская жизнь?
У нас не может быть! стандартный оборот, сколько раз звучал, звучит. Чего все-таки у нас не может быть. В смутные разливы ответ звучал примерно так, у нас не может быть – подлинного, образцового, тем более классического. Приложить? Можно и к городской жизни, вернее, к городскому обществу. Ибо город, или горожанин, и представлял собой совсем другое общество. Как тут не увлечься, собрал легкие пожитки, и в город, навстречу, чему?
…
Волнующий поначалу процесс, как иногда подчеркивали, открытия себя для себя, очень скоро стал болезненным, и даже так, невыносимо болезненным. Из воспоминаний очевидца, все городские – лентяи и лодыри. Но это к слову. Если растет напряжение, общество прибегает к защите, его право использовать свои же защитные механизмы. Легко потерять связь с действительностью? не без этого. Но увлечение городским строительством, само по себе, может оторвать элиту общества от той или иной реальности. В самом деле, ради чего увлекаться городскими подвигами? Попутно, железными дорогами. Ради другой, более лучшей жизни. На мой взгляд, тем самым был предложен другой способ роста, для лиц со сметкой и наглых. И для всей страны, как целого, это понятно, но элита страны, тем более самодержец – это традиционный способ роста. Патриархальное общество, им держится жизнь, во главе державы, хозяин земли Русской.
И вот город отрывает общество от этих патриархальных корней, или традиций.
И что может сделать Хозяин в ответ на городской вызов?
Или выход, для кого-то город – это шанс выжить. Он может выделить сорок миллионов десятин, из собственных земель, для устройства переселенцев. Население растет, в европейской части страшная нехватка пашни. И далее? Столь же традиционный ответ, расширение своих владений, выйти за пределы, в новые земли. И все тот же идеал, встать во главе всего человечества. Верно, не к лицу Хозяину толкаться во вторых рядах. Почему для расширения владений Хозяина, нужно класть головы отдельных граждан? В этот момент, отдельные граждане исчезают. Подданные на земле Хозяина, они обладают странными свойствами. Возникает нечто единое, Хозяин словно расширяется, разрастается, становится равным всем живущим и жующим на этой земле. И включает в себя всех. Бывает и такое равенство. Включил, далее? Удержать. У каждого есть свое место. И только у Хозяина есть место для каждого. Или будешь на отведенном тебе месте. Или Хозяин найдет тебе другое место. Быть на своем месте. Ну, куда мы без хозяина земли Русской. Предки говорили, утверждаю, значит, это есть. Хозяин может сказать чуть иначе, утверждаю, значит, ты есть. По мере роста Хозяина, растет и его слуга, его работник, его солдат. Даже его живописец. Через него растут все. А если не смогут расти, ответ известен, был дан как раз в 17-м.
…
Россия 1914-го, остановилась на пороге городского общества.
Россия 1929-го, второй раунд городского строительства. Как и в ходе первой попытки, без костей не обошлось. Сделать второй шаг, чтобы остановиться перед третьим. Почему-то считается, третий шаг – окончательный, сделан, возврата к прошлому не будет, ибо снято все прогрессивное. Начнется другая жизнь, о которой мечтали отцы и деды. И которые ради этой чудесной жизни согласились стать отрицанием, по-старому, стать орудием в руках судьбы.
Что может Хозяин?
Любые ситуативные действия включить в общий план мироздания. Скажем, откровенно враждебному действию сообщить вполне мирный характер. Или вовсе случайному действию – вполне мировой смысл. Или замахнуться на замысел, если сам не скажет об этом, потомки дойдут. Как это делал Александр-3. И как это стал делать Ленин. Так почему Ленин сумел захватить власть. И главное, удержать ее. Потому что стал большим человеком. Скорее, сначала он стал очень большим человеком, = символом. А что есть символ в патриархальном обществе? Солдат в тесном вагоне режет наглому меньшевику, не тронь Ленина. И что характерно, при этом солдатик сказал, не Ленина, а Лёнина, именно так. После чего добавил с дрожью в голосе, он – Святой. Принесли, положили к ногам, владей. Взойдя на вершину? тут же озаботился своим ростом. Делал весьма успешно, диктатура класса, партия, единоличная диктатура. Он рос, отдельный солдатик мельчал, растворялся в массе, такой процесс можно квалифицировать как расхождение.
Почему же вождь отступил, пусть даже временно?
Увлекся городом, стал горожанином. Оторвался, говоря образно, от той почвы, которая сделала его Святым, пришлось отыграть. Ярый революционер неожиданно превратился в столь же ярого консерватора? А разве революция не может быть консервативной, в своих основах, посылках. Тем более, контрреволюция.
Тень Святого.
Сам бы Владимир Ильич? учите диалектику, науку о превращениях противоположностей. На деле, горожанин оказался в стране, которая осталась без городского общества. А то и вовсе, задалась целью извести горожан. Ему повезло, если бы в стране было сложившееся городское общество, его бы наглость не прошла. А так? в стране сложился вполне определенный способ роста, через фигуру абсолютного правителя. Он охотно взвалил на свои уставшие плечи груз единоличной власти. Разве диктатура – не конечное состояние, тот самый верх, выше которого ничего во власти нет. В обществе с давними деспотическими традициями есть только власть, и нет ничего выше власти диктатора. Вся власть в одних руках, начинаем переделывать мир. Еще лет тридцать, или чуть меньше? Как известно, из России нэповской выйдет Россия социалистическая, вождь задал точку расхождения. Мог бы добавить, из России деревенской выйдет Россия городская, чутье политика удержало. Тем самым? Он обозначил два способа роста. Впрочем, не только обозначил, сделал выбор, зачем откладывать.