Тьма и Люцифер. Главы 9-10

Я до­тяги­ва­юсь до пер­вой по­пав­шей­ся кни­ги. Она выс­каль­зы­ва­ет из сла­бых тря­сущих­ся паль­цев. Ме­ня мо­розит нес­мотря на то, что ле­то в са­мом раз­га­ре. Мысль о ле­те ко­лет мой окон­ча­тель­но оту­пев­ший в пос­леднее вре­мя мозг. Ле­то, шко­ла. Где ло­гика?

 Нет, не бу­ду по­ка об этом ду­мать. По­иг­ра­ем в Скар­летт. Пло­хая идея. Чи­тать эта силь­ная и сме­лая кра­сот­ка не лю­била. Воз­можно, по­это­му унес­ло вет­ром не толь­ко ее. Ее близ­ких то­же не по­щадил ура­ган дан­ной ей при­родой си­лы. Ум­ные моз­ги, не раз­ви­тые чте­ни­ем, и фи­зичес­кое здо­ровье. Сти­хий­ное бедс­твие. Ма­ло им, бед­ным, вой­ны. Она ни­ког­да не вер­нется с нее. Я то­же. Но она смог­ла выс­то­ять и про­кор­мить семью. Я, сла­бак, ед­ва мо­гу про­кор­мить се­бя.

Хва­тит, оч­нись. Опять про­валил­ся. Нуж­но ус­петь заг­ру­зить в мозг-компь­ютер дан­ные для но­вой иг­ры. По­ка не явил­ся Он.

Тя­нусь за рас­крыв­шей­ся на «вве­дении» книж­кой. Чи­таю: «Тол­пою нимф ок­ру­жена…» Что это та­кое? Стран­ные, но хо­рошо зна­комые кар­тинки. Тер­ми­ны на инос­тран­ном язы­ке. Каж­до­му, счи­та­юще­му се­бя ин­телли­ген­том, он зна­ком. Сот­ни слов жи­вут и в мо­ей па­мяти. Но та­кие я не встре­чал в ху­дожес­твен­ной ли­тера­туре. Толь­ко слы­шал, но да­леко не все. Не все мо­гу про­читать без сло­варя. Смот­рю на об­ложку, чи­таю ан­но­тацию. Сме­юсь. О, гос­по­ди! Ну, вот где бы я еще встре­тил та­кой учеб­ник? В биб­ли­оте­ках — школь­ной и го­род­ских — мне та­кое точ­но не по­пада­лось.

 Пы­та­юсь под­нять го­лову, что­бы пос­мотреть на пол­ки. Силь­но бо­лит за­тылок. Стис­ки­ваю зу­бы и уты­ка­юсь лбом в пол. Все поп­лы­ло в гла­зах. Не смог раз­гля­деть, есть ли на пол­ках еще что-ни­будь по­доб­ное.

Лад­но, ус­пе­ет­ся, на­де­юсь. Нуж­но по­быс­трее прог­ло­тить хоть что-ни­будь из не­обыч­но­го сок­ро­вища, по­пав­ше­го мне в ру­ки. Я поч­ти все­яден. Мне ин­те­рес­ны да­же учеб­ни­ки, да­же по хи­мии и чер­че­нию, да­же «для пос­ту­па­ющих в ВУ­Зы». Му­сор­ные кон­тей­не­ры воз­ле школ в пер­вые дни лет­них ка­никул — пе­щеры с дра­гоцен­ностя­ми. Ку­да там Мон­те-Крис­то.

Чи­таю. Уми­раю от бла­женс­тва. Бла­гос­ло­вен­ный по­ток ин­форма­ции ль­ет­ся мне пря­мо в ссох­ший­ся мозг со стра­ниц учеб­ни­ка. С нас­лажде­ни­ем рас­смат­ри­ваю каж­дый ри­сунок. При­чаща­юсь к тай­не. Она дав­но ма­нила ме­ня. С то­го са­мого дня, как я впер­вые вос­поль­зо­вал­ся сво­ими убий­ствен­ны­ми спо­соб­ностя­ми не для это­го. Ну, вы по­няли.

Шум, гам, рев. Во дво­ре со­сед­ско­го до­ма. Ни­чего се­бе! Не­уже­ли это ти­хоня Мыш­ка так ра­зош­лась? Моя ма­лень­кая под­ружка — часть боль­шой тай­ны. Не смей­тесь. Я сво­ей под­ружке Мыш­ке с «пам­персов» чи­таю книж­ки. Вот так. Иног­да она чи­та­ет мне, ког­да я не мо­гу пе­релезть че­рез за­бор к ней в сад. Ле­жу в са­мом даль­нем уг­лу воз­ле со­бачь­его ла­за. По кро­шеч­ке рас­са­сываю раз­би­тым ртом под­су­нутое мне в лаз ов­ся­ное пе­ченье. Слу­шаю ее ми­лое спо­тыка­юще­еся: «М-мне ка-за-ло-сь прос-то ужас-ным воз…». Не вы­дер­жи­ваю, под­хва­тываю: «…воз­вра­щать­ся до­мой в зяб­ких су­мер­ках, ког­да паль­цы на ру­ках и но­гах не­ме­ют от сту­жи, а сер­дце сжи­ма­ет­ся тос­кой от веч­ной вор­котни Бес­си…»

 Моя иде­аль­ная па­мять. Не под­во­дит ме­ня да­же пос­ле оче­ред­но­го сра­жения. Мой ос­трый язык и ку­лаки брат­ца и ком­па­нии. Ис­ход всег­да за­ранее ясен. Но язы­ку это­го не объ­яс­нишь. Го­лова плы­вет. То­ну. Го­лос Мыш­ки хоть как-то дер­жит на по­вер­хнос­ти.

— Мыш­ка, мо­жет, луч­ше про Стра­шилу до­чита­ешь, а? — еле слыш­но спра­шиваю я. Впро­чем, без осо­бой на­деж­ды. Мыш­ка не­веро­ят­но уп­ря­ма. Ута­щила у ма­мы кни­гу с ин­те­рес­ны­ми кар­тинка­ми, а я му­чай­ся.

Так что за шум-то? Ле­зу на вер­ши­ну оре­ха. От­ту­да хо­рошо вид­но сце­ну пе­ред со­сед­ским крыль­цом: за­реван­ная шес­ти­лет­няя Мыш­ка и ру­га­ющий­ся по на­воро­чен­но­му ай­фо­ну при­ятель дя­дюш­ки, Мыш­кин па­паша. Че­рез па­ру ми­нут въ­ез­жаю. Ма­лая мне вче­ра все уши про­жуж­жа­ла о том, что у па­пы «прин­ци­пи­атель­ная по­зиция». Ес­ли ко­рот­ко, то: не же­ла­ет этот му­дак дочь на «тан­цуль­ки» от­да­вать. Ма­маня где-то шля­ет­ся. А се­год­ня эк­за­мен на хо­ре­ог­ра­фичес­ком от­де­лении в ДШИ.

Де­лать не­чего. Спус­ка­юсь, про­бира­юсь, об­ра­ща­юсь, уго­вари­ваю. Ву­аля! Ма­гия! Вот уже тре­тий год во­жу уп­ря­мую ме­лочь «на хо­ре­ог­ра­фию». Ма­маше не­ког­да, па­паша боль­ше не воз­ни­ка­ет, Мыш­ка счас­тли­ва. Сда­ча от мар­шрут­ки — мне. Че­тыре ра­за в не­делю! Коп­лю на теп­лую кур­тку. «Бо­лонь­ка» по на­шим ура­ганам в ми­нус двад­цать — на­день­те са­ми и поп­ро­буй­те как оно. Ко­пить — дол­гая пес­ня. Но хо­тя бы тру­сы и нос­ки те­перь мои собс­твен­ные, а не дра­ные брат­це­вы. Да и с таб­летка­ми поп­ро­ще ста­ло.

До­жида­юсь свою тан­цовщи­цу в ко­ридо­ре. Ужас там у них. По­толок те­чет, все обод­ра­но. Тре­щины. Там­бу­ра вход­но­го нет. Ле­дяные сквоз­ня­ки. Тя­желен­ная дверь на мощ­ной пру­жине час­то по­пада­ет по неж­ным дет­ским паль­чи­кам. Сле­зы и слез­шие ног­ти. Луч­шее — де­тям. Уга­дай стра­ну по ее от­но­шению к ма­лень­ким граж­да­нам. Дверь со­лидар­на с Мыш­ки­ной «клас­су­хой» — вы­пус­кни­цей мес­тной «пе­духи»: «Не­чего по тан­цуль­кам шлять­ся. Луч­ше пусть еще па­ру ча­сиков за уро­ками по­сидит! ФГО­Сы!»

В этом го­ду в со­сед­нем за­ле сме­нил­ся пе­дагог. Де­ва в оч­ках не от ми­ра се­го те­перь там пра­вит. Ху­дая, страш­ная. «Иди сю­да, не­чего там тор­чать! Все рав­но си­дишь, как ду­рак. Ста­новись!» Это она мне. Я ох­ре­нел. Взгля­нул на де­шевень­кие ча­сы в ко­ридо­ре. До окон­ча­ния за­нятий у Мыш­ки еще час. За­шел ос­то­рож­нень­ко.

В пер­вую се­кун­ду аж по­пятил­ся от не­ожи­дан­ности. Тол­па на­роду. От­ку­да взя­лись? Ми­мо ме­ня столь­ко ни­ког­да не про­ходи­ло. Дру­гого вхо­да нет. Со­об­ра­зил в чем де­ло, ус­мехнул­ся. Зер­ка­ло. Ог­ромное. Ма­лень­кий заль­чик ка­жет­ся в два ра­за боль­ше. Дев­чо­нок пять, маль­чи­шек трое. Не­нам­но­го млад­ше ме­ня. Все не из на­шей шко­лы. Все та­кие при­лизан­ные, чис­тень­кие. Теп­ло. Кра­сиво. И уве­личен­ные кар­тинки из это­го учеб­ни­ка на сте­нах. Ска­зоч­ный вол­шебный мир. И я… обод­ранный бомж.

 Учил­ка, ви­димо, сов­сем сду­рела. «Дан­ные и тру­долю­бие — ред­кое со­чета­ние. Не про­пус­кай за­нятия, при­дурок, у те­бя та­лант. По по­воду де­нег — не парь­ся, зап­ла­чу. Вы­рас­тешь — от­дашь». Это она мне. Ска­жу по сек­ре­ту: она иног­да ма­терит­ся. Как заг­нет. Мой единс­твен­ный лю­бимый пе­дагог.

У ме­ня час­то «бо­лит го­лова». Она го­ворит: «Опять? Сей­час по­едем в боль­ни­цу. Таб­летки ты зна­ешь где». Не едем. Я ус­пе­ваю уд­рать. Я час­то мер­зну. Она фыр­ка­ет: «Быс­трее на­буль­ки­вай­ся. Са­хар воз­ле чай­ни­ка, буб­лик и ря­жен­ка в па­кете». Мне уже не стыд­но. Я дол­го умо­лял ее раз­ре­шить по­мыть ок­на, про­тереть зер­ка­ла. Пог­ла­дить кос­тю­мы. Под­шить отор­вавшу­юся обор­ку на «ис­па­нии». Нет, мне уже дав­но не стыд­но.

В не­отап­ли­ва­емом ко­ридо­ре ле­дяные сквоз­ня­ки и гро­ха­ет по моз­гам тя­желая две­рюга. В за­ле сте­ны в зме­ис­тых тре­щинах, теп­ло, при­ят­ная му­зыка «фо­но». Иног­да зад­ре­мав­ший кон­цер­тмей­стер ро­ня­ет лок­ти на кла­виши. Бам! Сме­ем­ся. Я все еще умею это де­лать. Сме­ять­ся.

Про­пус­каю, ко­неч­но. Не мо­гу не про­пус­кать. Жаль. Так жаль. Я бы век от­сю­да не вы­лезал. Но бы­ва­ют дни, ког­да уж очень боль­но дви­гать­ся. Я ста­ра­юсь тер­петь. Но иног­да не по­луча­ет­ся. Тог­да я «про­гули­ваю».

Те­перь у ме­ня тай­на. Ник­то не зна­ет. А мо­жет, зна­ет. Ме­ня не­дав­но бра­тец «пе­диком» обоз­вал. С че­го бы это? Ес­ли опе­куны про­нюха­ли, мне ко­нец.



Я злюсь на се­бя, ког­да вре­мя от вре­мени мне ста­новит­ся так пло­хо, что строч­ки и кар­тинки сли­ва­ют­ся в се­рое пят­но. Опус­тить го­лову на пол. Пе­реж­дать прис­туп сла­бос­ти. Гла­за быс­тро ус­та­ют. Я об­ни­маю кни­гу ру­кой — вдруг ис­чезнет. Вспор­хнет «как пух от уст Э­ола» на пол­ку и за­теря­ет­ся сре­ди под­ру­жек. Зак­ры­ваю быс­тро уто­мив­ши­еся гла­за. Прос­матри­ваю внут­ренним взо­ром толь­ко что уви­ден­ные кар­тинки. И вот уже все встре­тив­ши­еся тер­ми­ны без еди­ной ошиб­ки за­писа­ны в блок­но­те па­мяти. Нав­сегда. Да­же че­рез го­ды, как в эту се­кун­ду. Не выц­ве­тут чер­ни­ла, не по­тус­кне­ют чер­ные ли­нии ма­тема­тичес­ки точ­но вы­верен­ных кар­ти­нок.

У ме­ня ур­чит в жи­воте. Боль­но. Под­тя­гиваю ко­лени, сво­рачи­ва­юсь в клу­бок. Пы­та­юсь ды­шать раз­ме­рен­но, до­жида­ясь, по­ка от­пустит. В этот мо­мент дверь в ком­на­ту рас­па­хива­ет­ся. Ша­ги. Пу­га­юсь, пы­та­юсь под­нять­ся. От рез­ко­го дви­жения боль про­шива­ет те­ло. Не мо­гу встать. Во­шед­ший уже воз­ле ме­ня. Ступ­ни в чер­ных нос­ках пря­мо воз­ле ру­ки, что не от­пуска­ет на во­лю сот­канную из по­летов в ара­бес­ках ба­боч­ку-кни­гу. Близ­ко-близ­ко.

Я ис­те­ричес­ки хрю­каю: от­четли­во вид­но, что один из нос­ков на­дет на из­нанку. Сос­то­яние край­ней де­биль­нос­ти. Я бо­юсь, я в ужа­се, но не мо­гу ос­та­новить­ся. Сме­юсь, как при­падоч­ный. Прос­то ис­те­рика. Плющ, алоэ, плед, учеб­ник по «клас­си­ке», но­сок на из­нанку. У Лю­цифе­ра? Да мо­жет ли та­кое быть? Ах, Мар­га­рита, что там боль­ная ко­лен­ка у Во­лан­да, прок­ля­того ведь­мой! Но­со-ок! Ой, не мо­гу!

Свер­ху оза­дачен­ное ни зву­ка. Я из­во­рачи­ва­юсь. Я дож­де­вой чер­вяк на пес­ке. Та­ки са­жусь. Ус­трем­ляю взгляд в об­ра­щен­ный ко мне воп­ро­ситель­ный знак вы­сочен­ной чер­ной фи­гуры. Где-то там на­вер­ху бе­ле­ет ли­цо. Не мо­гу раз­гля­деть чер­ты. Но это точ­но Лю­цифер. Хоть те­перь и не уку­тан в вы­жига­ющее гла­за ма­гичес­кое све­чение. Я икаю. Взгляд вновь уты­ка­ет­ся в нос­ки. Вновь ис­те­ричес­кий смех бе­рет за гор­ло лап­кой в пер­чатке из ко­лючей про­воло­ки. О Гос­по­ди, по­щади! Ме­ня сей­час от­пра­вят в ад и от­бе­рут книж­ку. Да­дут по го­лове злос­час­тным гор­шком с алоэ и за­душат плеть­ми плю­ща. Не знаю, что страш­нее.

Там, на­вер­ху, оза­дачен­ное мол­ча­ние сме­ня­ет­ся воп­ро­ситель­но-оза­бочен­ным. Я чувс­твую это. Чер­ные нос­ки и шта­нины чер­ных… о, ма­ма, моя ма­ма, — джин­сов! - со­вер­ша­ют мяг­кий пи­ру­эт, и их об­ла­датель при­зем­ля­ет­ся на ди­ван. Мол­чим. Точ­нее, мол­чит Лю­цифер. Я те­перь об­хрю­киваю джин­сы, икаю, вы­тираю сле­зы, за­жимаю се­бе рот. Сло­вом де­лаю все, что­бы по­лучить в аду ско­вород­ку по­горя­чее и смо­лу по­гуще.

Ну, на­конец-то! Дож­дался. Да­же дь­яволь­ское тер­пе­ние ра­но или поз­дно ис­то­ща­ет­ся. В мгно­вение ока Са­тана ока­зыва­ет­ся воз­ле ме­ня. Я заж­му­рива­юсь и сво­рачи­ва­юсь в клу­бок. Прик­рыть го­лову. Вто­рая ру­ка су­дорож­но стис­ки­ва­ет книж­ку. Зве­нит в ушах. Рез­кая тош­но­та. На ка­кое-то вре­мя вы­падаю из ре­аль­нос­ти, а ког­да при­хожу в се­бя, то ком­на­та пус­та. Ис­чез. Ап­па­риро­вал. Казнь от­кла­дыва­ет­ся?

Нет. Вот он. На ма­лень­ком сто­лике воз­ни­ка­ет обыч­ный плас­тмас­со­вый под­нос. Фи­оле­товый. Объ­ис­те­рить и это, что ли? Но я уже пе­рего­рел. Ус­тал и нет сил. Го­тов при­нять казнь. Пыт­ки на­чина­ют­ся. Ме­ня бе­рут под­мышки, пе­реса­жива­ют с по­ла на ди­ван. Лег­ко, как ко­тен­ка. Ле­вити­ру­ют. За­литое сле­зами ли­цо в пле­ну влаж­но­го по­лотен­ца. Мяг­кие дви­жения, стран­ные, бе­реж­ные. При­чиня­ют стра­дания ожи­дани­ем кри­ка и уда­ров. Вот сей­час, сей­час…

— Смор­кай­ся, го­ре!

От не­ожи­дан­ности вздра­гиваю и хрю­каю так, что нос мо­мен­таль­но ос­во­бож­да­ет­ся от про­дук­тов ис­те­рики. Ро­тация. С под­но­са — рюм­ка с рез­ким за­пахом ва­лерь­ян­ки и вы­сокий ста­кан с во­дой, на под­нос — ис­поль­зо­ван­ное по­лотен­це.

— Не смей ва­лять­ся на гряз­ном ков­ре. Ло­жись сю­да и чи­тай. Я сей­час вер­нусь.

Силь­ные ру­ки на пле­чах. По­душ­ку под го­лову. Опять плен пле­да. Под­нос ис­че­за­ет. Мозг пос­те­пен­но об­во­лаки­ва­ет ал­ко­голь­ное опь­яне­ние. Та­кое впе­чат­ле­ние, что в этом зелье не толь­ко ва­лерь­ян­ка.

Го­лос у Са­таны та­кой стро­гий. Та­кой спо­кой­ный. Ему нель­зя не по­вино­вать­ся. Я прос­то фи­зичес­ки чувс­твую, как у ме­ня от­раста­ет хвос­тик. Ще­нячий. Ви­лять и с нас­лажде­ни­ем ис­полнять каж­дый при­каз лю­бимо­го хо­зя­ина. Во мне ди­кая смесь са­мых раз­ных чувств. Хо­рошо, что как пе­ной из ог­не­туши­теля все за­лито ус­та­лостью, из­не­може­ни­ем и зель­ем. «Кок­тей­лю Мо­лото­ва» взор­вать­ся по­ка не гро­зит.

Да, Сли­зерин. Ос­то­рож­ность. За­жать под пе­чен­кой Гриф­финдор. Есть он, есть. От ма­мы в нас­ледс­тво дос­тался. Меч его — язык мой. Мол­чи, сво­лочь, веч­но мне из-за те­бя вле­та­ет. Раз­ведка и в пле­ну не по­меша­ет. Вы­жида­ем. По­тихонь­ку не при­ходим в се­бя. Ва­лерь­ян­ка на го­лод­няк дей­ствен­нее «сту­пефая». Не мо­гу по­шеве­лит­ся, сли­па­ют­ся гла­за. Ме­ня вы­руба­ет. Шпи­он на­зыва­ет­ся. Не мо­гу. За­сыпаю. Сла­бак...

Ка­кая-то хрень тво­рит­ся. Кол­довс­тво. Кол­дунс­тво. Я под «Им­пе­рио». Не мо­гу прос­нуть­ся. Все в по­лус­не. Все об­рывка­ми-урыв­ка­ми. Слов­но я опять на заб­ро­шен­ной ба­зе. Вро­де, ме­ня кор­мят чем-то жид­ким и не­обык­но­вен­но вкус­ным. Дав­но за­бытый вос­хи­титель­ный вкус. Ка­жет­ся, мо­ют в ван­ной. Теп­ло, да­же го­рячо. Хо­рошо-о-о. При­ят­но. Вдруг боль. Кру­тят, вер­тят. Я в со­ковы­жимал­ке? Прек­ра­тите, я не апель­син из рек­ла­мы. Уко­лы, уко­лы. Бед­ная моя зад­ни­ца. А вот это точ­но ка­пель­ни­ца. Гла­за. Чер­ные — встре­вожен­ные. Го­лубые выц­ветшие — спо­кой­ные, иног­да скеп­ти­чес­кие. Раз­го­воры. Ти­хие. Вро­де спо­рят о чем-то. Я сплю. Я от­ды­хаю, мне впер­вые в жиз­ни бе­зопас­но. Я не хо­чу про­сыпать­ся. Ос­тавь­те ме­ня в по­кое. Я в раю.

Главы 11-12 http://www.proza.ru/2016/07/17/579


Рецензии