Предательница

                Пьеса в двух действиях
Действующие лица
Ольга Маркина, 38 лет.
Леонид Маркин, 40 лет, ее муж.
Александр, 16 лет, их сын.
Екатерина, 14 лет, их дочь.
Старушка Мария Матвеевна.

                Действие 1


(На сцене вид парка.  Старушка  в шляпке сидит на скамейке и кормит голубей, крошит им булку.)
Старушка. Гули, гули, гули... Гули, гули, гули... Ешьте, ешьте, маленькие мои...
(К ней подходит Ольга, ухоженная женщина. Вид растерянный, пальто расстегнуто, в руках она сжимает дамскую сумочку.)
Ольга. Я Вам не помешаю, если присяду вот тут?
Старушка. Садись дочка, в ногах правды нет. Ничего, что я с тобой на "ты"? (Птицам). Ах вы, хорошие мои, заиньки мои...
Ольга. Любите птиц?
Старушка. Люблю. А  ты любишь птичек-то?
Ольга. Люблю... Но я больше людей люблю.
Старушка. А я вот, детынька, людей не очень жалую. Недобрые они, люди-то. Птички куда лучше. Гули, гули, гули... Я в этом парке душой отдыхаю.
Ольга. А у Вас семья есть?
Старушка. Была семья. А как же. Муж мой, Константин Анатольевич,  уже двадцать лет как на кладбище. Хороший был, хозяйственный. А  вот деток Бог не дал... (Ольге.) А у тебя есть детки-то?
Ольга. Есть, двое. Дочь и сын.
Старушка. И супруг имеется?
Ольга. Имеется. Тоже хозяйственный, заботливый. Все в дом, все в дом.
Старушка. Начальник, небось?
Ольга. Начальник. На железной дороге.
Старушка. Ты, я вижу по одежке, и сама не из последних?
Ольга. Да вроде того. В банке я тружусь.
Старушка. Деньги, значит, чужие считаешь. А кислая-то ты чего, девонька?
Ольга. (Встает со скамейки, нервно прохаживается). Знаете, мне кажется, я живу какой-то не своей, чужой жизнью. На работе одно и то же. Бумаги,  счета, клиенты, кредиты... Дома тоже как-то все приелось, весь этот быт. Дети почти взрослые, у них свои интересы. Вроде бы все хорошо, только иногда хочется бежать куда-нибудь...
Старушка. Да ты сядь, не мельтеши. С жиру, может, бесишься?
Ольга. Может, и бешусь. Не знаю. Только ноет вот тут, в груди. Вот половина жизни прошла, а я как будто и не жила вовсе. Детство в бедности прошло. Мать меня одна растила, говорила: учись, старайся в люди выбиться. Я и старалась. Замуж вышла  удачно и даже по любви. Думала,  впереди все самое прекрасное.
Старушка. Да что случилось-то?
Ольга. Недавно меня с коллегами направили от банка в дошкольный детский дом, нужно было отнести подарки ребятишкам. Я вернулась оттуда больная. Представляете, дети были на прогулке. Завидев нас издалека, бросились к воротам с криками "Мама! Мама!", облепили нас со всех сторон. Мое сердце разрывалось на части, я пыталась каждого приласкать, погладить по макушке. Но ведь этого мало, согласитесь? (Встает, заходит за скамью, оказавшись за спиной старушки, говорит в зал). Понимаете, в душе что-то зашевелилось, заныло. Одеты ребята были неплохо, ухожены. Но  глаза смотрят на тебя с такой недетской болью, с такой надеждой... Словами не передать... Мы отдали подарки заведующей, посидели с ребятишками, пообщались... Представляете, мне  среди них стало так хорошо...
Старушка. Да разве тебе своих деток мало?
Ольга. Не то чтобы мало. Мои дети воспринимают меня как должное. Они знают, что у них есть мама, которая накормит, обстирает, денежку даст...  Эгоисты.
Старушка. По-моему,  эгоизм -это нормальное состояние счастливого человека. Если так рассуждать, то и ты эгоистка, потому что ждешь благодарности.
Ольга. (Садится). Как Вас зовут?
Старушка. Мария Матвеевна.
Ольга. А меня Ольга. Ольга Маркина. Знаете, Мария Матвеевна, я думала о том, что Вы сейчас озвучили. Но я уже не сумею жить по-прежнему. Вы, вот Вы, не чувствуете, что могли бы принести миру больше пользы?
Старушка. Да я и так пользу приносила немалую. Я ж  в бухгалтерии работала, зарплату людям начисляла. Ты когда-нибудь видела, как сияют глаза у людей в день аванса и получки? Впрочем, вы там, в банке, наверное, наблюдаете за тем, какой магией обладают деньги. А еще я на субботники выходила, во дворе клумбы разбивала, да мало ли  полезных дел было...
Ольга. А Вы не подумывали с мужем усыновить ребенка?
Старушка. Знаешь, Оля, как-то нет. Я  уже говорила: жили мы с мужем хорошо. Я, можно сказать, была его ребенком. Мне кажется, с судьбой не нужно тягаться. Чего не дано, того не дано. А если ты о пресловутом стакане воды...  В наше время не каждое родное дитя стакан воды поднесет  в старости. Пока меня социальный работник обслуживает. А в немощи будет видно, может, оформят в интернат для стариков. В нашем мире столько сирот, инвалидов, бездомных. Разве одного человека на всех хватит?
Ольга. Я тут подумала, может мне усыновить ребенка? Понравился мне там мальчонка один, Ванечка.
Старушка. А семья-то твоя не против будет?
Ольга. Надеюсь, не против.
Старушка.  Не обижайся, но ты, Ольга, блажишь. А у блаженных, запомни, нелегкая судьба. Я бы ни за что не решилась на такое. Лучше бы ты хомячка себе завела.
 
                Действие 2

(В центре обеденный стол. Справа небольшой складной диван.  Леонид хлопочет у стола, расставляет приборы. Входит Ольга.)
Леонид. Явилась? Что-то ты, Оля, в последнее время задерживаться стала с работы. Уж не появился у тебя кто?
Ольга. (Целует мужа в щеку, начинает выкладывать продукты). Извини. В магазин забежала.
Леонид. Как будто ты раньше не забегала. Я на кухне провожу гораздо больше времени, чем ты. Это нормально?
Ольга. Да, ты прав. Тысячу раз прав. Я хотела бы с тобой поговорить.
(Входят дети, Саша и Катя).
Леонид. Наконец-то все Маркины собрались.
Саша.  Ма, ну где тебя носит? (Садится за стол). Завтра в школе родительское собрание, не забудь.
Катя. Привет, мам. Что у тебя новенького?
Ольга. Да что у меня может быть новенького? Все старенькое. (Мужу). Да ты садись, Леня, я все сама по тарелкам разложу.
Катя. Мама, ты говорила, что получишь очень даже приличную премию. Получила?
Ольга. Ну, получила.
Катя. Мы тут с Сашкой посоветовались и решили попросить тебя купить нам...
Ольга. Ничего не выйдет.
Саша. Как не выйдет?!
Ольга. Премии уже нет.
(Пауза).
Леонид. Оля, что за шутки?
Ольга. Это не шутки. Я перевела эти деньги на счет детского дома.
Саша. Мам, ты в своем уме?
Леонид. Ну ты даешь, мать!
Катя. Офигеть!!! Накрылись мои новые роликовые коньки...
Саша. И мой новый планшет.
Леонид. Ольга, может, ты себе золотое украшение купила и стесняешься мне сказать? Ты признайся. Я пойму.
Ольга. Нет. Я сказала правду. Думала, вы меня поймете и поддержите.
Леонид. Мы бы тебя поддержали, если бы ты отдала в детский дом десятую часть или, скажем, треть премии. Но всю? Ты понимаешь, дорогая, что ты перестала считаться с семьей? Это как?
Катя. Мама, ну почему мы должны страдать?
Ольга. Дети, разве вы страдаете? У вас все есть, а у тех, обездоленных, детей нет ничего.
Саша. Как это ничего? О них заботится государство. И не хило заботится.
Леонид. Выходит, что тебе чужие дети дороже собственных? Так?
Ольга. Не так, Леня. Я очень люблю и сына, и дочь. И тебя люблю. Но почему вы меня не хотите понять?
Леонид. Ты прекрасно знаешь, Ольга, что я неплохо зарабатываю. Можно даже сказать, хорошо зарабатываю. Так вот, всю свою следующую зарплату я раздам бомжам на вокзале. Посмотрю, как тебе понравится это.
Саша. Папа, я думаю, нашей маме понравится. И когда мы сами по миру пойдем, ей тоже понравится.
Ольга. Почему вы утрируете? Почему вы такие злые?
Катя. А ты, мама, добренькая! За папиной спиной - добренькая!
Ольга. Зарплату я приношу в семью. А премия - мое личное дело.
Катя. Мама, может, тебя в секту какую-нибудь затянули? Сначала премию отдашь, потом квартиру. Ты признайся, мы тебя вытащим оттуда. Мы же семья!
Саша. Пока еще семья... (Встает из-за стола). Пойдем отсюда, Катя.
(Дети уходят).
Леонид. (Берет Ольгу за руку, пересаживает на диван.) Оля, ты отдаешь себе отчет в том, что ты игнорируешь интересы семьи?
Ольга. Леня, почему из-за такого пустяка вы разыграли целый спектакль?
Леонид. Для тебя наши чувства - спектакль? 
Ольга. Я поговорить с тобой хотела вот о чем. Я после работы забегаю в детский дом, чтобы пообщаться с одним мальчиком. Его зовут Ванечка. Он такой хороший, такой беззащитный,  глазки у него такие ясные.
Леонид. Так вот оно что! Ванечка. Ванечка - это, конечно, хорошо. Но почему бы нам не родить своего Ванечку? Наш возраст еще позволяет. Если тебе дома мало забот, то хотя бы ты будешь заботиться о своих, кровных, детях. Ты хотя бы понимаешь, что Ванечка твой вырастет и уже не будет таким беззащитным? Ты знаешь, например, какая у него наследственность? Оля! Ты же не в состоянии помочь всем!
Ольга. Я и не должна помогать всем. Если я буду помогать всем, то что останется делать другим людям? У каждого человека должен быть шанс проявить себя в чем-то хорошем. Нести добро.
Леонид. (Расхаживая по комнате). А я, по-твоему, не творю добро? Не выполняю достойно свою работу? Не забочусь о семье? Да на твоем месте другая бы радовалась: не кобелина, не алкоголик, семье помогаю. Чего тебе не хватает? Хочешь возвыситься в собственных глазах?
    Вот я вспоминаю соседку свою, Зойку. Одна тянула двоих ребят, Валерку и Мишку. Вырастила. Правда, выпивать стала, да и пацаны тоже прикладывались к бутылке. Вроде хорошие ребята, беззлобные, с ясными, как ты выразилась, глазками. А жрать было дома нечего, на работу их не брали. Так вот один из них, Валерка, помер с голоду. Похоронила его Зойка, а потом вышла на балкон, подняла какое-то тряпье и увидела Валеркину "заначку": кусочек сальца и хлебушек. Посмотрела она на все это и на следующий день повесилась. От стыда повесилась, что дожила до такого, что детей своих обеспечить не смогла. Ты тоже этого хочешь? А это может быть, если ты разрушишь семью, годами складывавшиеся отношения.
Ольга. (Встает). Леня, я не хочу разрушать семью. Я хочу, чтобы поняли меня, приняли то, что для меня важно. Я хочу защитить ребенка-сироту.
Леонид. Защищай! Но кто защитит тебя?
Ольга. Я думала, ты защитишь.
Леонид. Право выбора за тобой, Оля. Но и вся ответственность за твой выбор - на тебе! Одно дело - навещать ребенка в детском доме, это еще куда ни шло, а другое - взять в свою семью.
Ольга. Я думала, у меня настоящая семья, то есть та, которая и в горе, и в радости...
Леонид. В горе? Да разве я тебя бросал в горе, когда умерли твои родители? Разве я не организовал похороны? Разве я не утешал тебя?
Ольга. Помогал. И я тебе за это благодарна. Почему же сейчас ты не одобряешь моего выбора? Что плохого в том, чтобы заботиться о чужом ребенке, дать ему шанс на полноценное детство?
Леонид. Понимаешь, Оля, если я тебе дам такой шанс, ты не остановишься.  Через некоторое время ты возьмешь еще одного, и еще. Тут дело не в твоем Ванечке как таковом, а в том, что ты ступаешь на опасный путь самопожертвования, чтобы компенсировать, как тебе кажется, свою невостребованность, в том, что ты видишь в этом свое назначение и именно таким образом  ощущаешь полноту жизни.  А я другой. И мое назначение - в другом. Лучше бы ты видела свое назначение в вязании или , на худой конец, кур разводила. Пусть бы даже ты организовала приют для бездомных кошек и собак.  Если бы тебе все это надоело со временем, ты бы могла остановиться. Перебесилась бы и все. А человек - живое существо, непредсказуемое существо, иррациональное существо, его не оставишь, разочаровавшись,  на половине пути, с ним придется идти до конца. Я не могу позволить себе такую роскошь.
(Оба садятся на диван.)
Ольга. Я всегда считала, что супруги - это те, кто находится в одной упряжи, те, кто на двоих делит тяжелую ношу.
Леонид. Я к этому не готов! Зачем самим себе искать проблемы? Я не смогу, Оля, идти дальше с тобой в одной упряжке. Я подам на развод, потому как наши отношения дошли до определенной точки, и с этого момента наше мировоззрение расходится. Я не думаю, что нашим с тобой  детям уже не нужны ни ласка, ни внимание. Они так же ранимы и беззащитны. Им нужно дать достойное  образование, поддержать в дальнейшей жизни. Уверен: быть хорошим отцом для своих детей - это нормально! Поговорим с ними, пусть они сами решат, с кем им остаться. Возможно,  со временем  ты встретишь мужчину, согласного со всеми твоими "тараканами" в голове, и  вы  создадите  семейный детский дом. Возможно, со временем  я буду за тебя рад. А пока мне больно. Очень больно.
(Выбегают дети).
Катя. Папа, мама, простите, мы подслушивали ваш разговор.
Леонид. Нехорошо, конечно, подслушивать. Но уж когда семья рушится, тут уж не до наставлений.
Саша. Мама, мы очень любим тебя, хотя редко говорим тебе это. Не обижайся, но, если вы разведетесь, мы останемся  с папой. (Отцу). Папа, ты от нас не откажешься?
Катя. Папа, ты нас не бросишь? (Бросаются к отцу, он  встает, обнимает их).
Ольга. Боже мой! Какие шекспировские страсти! Как легко вам удалось сделать из матери предательницу...
Июль 2016