Культурология церковных расколов

Статья 1994 года.


Почему культурология? Разве расколы не явление по преимуществу церковной жизни? Это, безусловно, так. Однако если обратить внимание на обстоятельства, сопутствующие многим разделениям, бывшим в двухтысячелетней истории нашей Церкви, то можно сделать осторожный вывод, что часто причины раскола лежат вне вероучения. Допустимость того, что противник верует истинно, но с ним, тем не менее, следует разорвать молитвенное общение, составляет своеобразный психологический стержень сознания раскольника. Заметим, что именно это много раз помогало легко восстанавливать единство и братолюбие после устранения причины раскола.

Социальный стереотип раскола отличается от социального стереотипа ереси. Взаимные обвинения в ереси не такое уж частое событие. Нередко на выявление и определение ложности вероучения уходили десятилетия, созывались соборы, в их числе и Вселенские. Факт же раскола всегда сразу и легко признавался обеими сторонами. И хотя мы не усомнимся, что в расколе лишь одна сторона остается в Церкви, а другая образует раскольничью группу, есть основания также для другой, осторожной гипотезы: виноваты часто бывают обе стороны. Сколько раз православные шли на уступки ради воссоединения раскольников с Церковью! Вспомним хотя бы введение единоверия (православного богослужения по старому обряду) в XIX столетии. Уступки еретикам означали бы отступничество самой поместной церкви, уступки же раскольникам возможны ради единства христиан. Чистота вероисповедания — прежде всего, но единство Церкви — часть православной веры.

Если мы предполагаем, что причины расколов в значительной части лежат в сфере культуры, уместно подумать: четко ли мы представляем себе, что есть культура? Чаще всего речь идет об искусстве или об умении вести себя в обществе. Но почему мы говорим о древнерусской культуре, о культуре античной, объединяющей эллинов с римлянами, этрусками, фракийцами? Почему пользуемся термином «археологические культуры»? По определению большинства философов и ученых, культура — это среда обитания, создаваемая для себя человеком. В христианском понимании культура — это то, в чем человек реализует Божественный дар сотворчества. Большинство национальных культур объединены в немногие великие культуры. И русская культура — такая же часть великой восточнохристианской культуры, как, например, итальянская — часть великой культуры Запада.

Очевидно, прав был священник Павел Флоренский, впервые предположивший, что стержнем культуры служит культ, то есть тип и образ богослужения. Чем дальше от богослужения, тем менее заметны общие черты великой культуры и более заметны черты национальной культуры. Так, политика — тоже часть культуры, но уже, к примеру, значительно более русская, чем восточнохристианская. Когда политика определяется культурной традицией, это нормально, но когда политика пытается управлять культурой, вместо того чтобы ей служить, — это преступно. Радикальное реформаторство весьма часто порождает церковные расколы. Ведь человек крайне чувствителен к изменениям традиции, порой более чем к разногласиям в вероучении.

Так бывало несчетное число раз. В нашей стране, например, в конце XVII — начале XVIII века, когда за церковным старообрядческим расколом последовал грандиозного масштаба петровский культурный раскол. Та эпоха нам вроде бы хорошо известна: множество книг, кинофильмов, других произведений искусства. Как же дела трехсотлетней давности воспринимаются современным обществом? Вот появился телесериал о жизни Михаила Ломоносова. Симпатии авторов прямолинейны. Люди первого сорта — это «птенцы гнезда Петрова», «прорубатели окон». Второй сорт — поморские старообрядцы, замкнувшиеся в своем мирке. У этих изоляционистов, конечно же, нет будущего, но они вызывают умиление. А третий сорт окопался в Славяно-греко-латинской академии — первом, между прочим, московском университете, будущей Московской духовной академии…

Можно было бы не придираться к кинематографистам, ибо с образованностью у них плоховато, к тому же им часто свойственно романтическое восприятие истории. Однако и в серьезных учебниках вина за церковный раскол нередко возлагается на патриарха Никона и его последователей, тогда как вопрос о вине перед Церковью Петра I, тирана и гонителя, даже не ставится. Нынешние «демократические» политики и журналисты, сплошь почитатели Петра (выдающегося «демократа»!), не позволяют себе даже малейшего осуждения старообрядчества, тогда как православные у них — ретрограды, виновные не только в извечной отсталости России, но и… большевизме! Даже А. И. Солженицын не упускает случая упрекнуть Церковь в провинностях перед раскольниками. А некоторые ученые петербургского Пушкинского дома сочетают почтительное отношение к глубоко антицерковным петровским реформам с нежной любовью к старообрядцам. Но ведь протестантствующий модернизм Петра, навязывавший Церкви покорность суете мира сего, на первый взгляд полярно противоположен консервативному духу старообрядчества.

Именно эта двойственность восприятия нашими современниками истории русских расколов побуждает к рассмотрению их причин с культурологических позиций. Первые осторожные гипотезы были высказаны автором этих строк в небольшом сообщении 1993 года. Тогда профессор и протоиерей Глеб Каледа, видный апологет и просветитель, ныне, увы, уже покинувший наш мир, рекомендовал продолжить изучение проблемы, что и делается ныне с благодарной памятью к ушедшему батюшке. Разумеется, в этой небольшой статье мы только приступаем к необъятной теме культурологии расколов, надеясь привлечь к ней внимание коллег, и предлагаем читателю рассмотреть первые два фактора, способствовавшие возникновению весьма известных раскопов.

Итак, во-первых, церковные расколы обычны для переходных исторических эпох, а во-вторых, в расколах весьма часто повинны государства, их вмешательство в каноническую свободу Церкви.

Переходность может быть, разумеется, самого разного свойства. Переходность может лежать в сфере смены историко-культурных эпох, например, перехода от Средневековья к Новому времени. Переходность может быть связана с редчайшей ситуацией окончания жизни целой великой культуры, например, античной. Возможен переход этнологического свойства: между фазами, которые проходят в своей жизни все без исключения народы. Переходность может иметь и политический характер: последствия революций, гибель влиятельных держав. А если держава — империя, последствия ее расчленения так или иначе переживаются всем миром.

Рассмотрим примеры. Донатистский раскол IV века по вопросу об отношении к вероотступникам, не выдержавшим гонений. То была эпоха переходная — начало христианской античности. Донатистский раскол приходится на эпоху, когда Римская империя (тогда это весь античный мир) становится христианской, общество в основном становится христианским. Мы можем говорить о пребывании средиземноморского мира на протяжении III-VI веков в культуре античного христианства. Средневековье наступит значительно позднее. Переходный характер налицо.

484-519 годы — так называемый «раскол Акакия» из-за «Энотикона» императора Зенона. Безусловно, то была переходная эпоха — падение Рима (476 год), вечного города, ощущавшееся всеми как вселенская катастрофа.

Разрыв между христианскими Западом и Востоком в начале VIII столетия из-за иконоборчества константинопольских императоров Исаврийской династии. Само иконоборчество — конечно, ересь. Однако нас интересует исторический фон переломного характера, и он есть, ибо иконоборчество приходится на этническую фазу надлома ромейского народа (мы часто говорим ошибочно: «византийского») — ведущего народа в империи. Причем это играло, возможно, большую роль в разрыве с Западом, чем сама ересь, ведь лидирующие в Западной Европе франки сами были умеренными иконоборцами, и Карл Великий проявлял иконоборческие симпатии. Так что, казалось бы, нет особенных вероучительных противоречий, а на самом деле Франкская империя и Византия вступили в противоборство. Вдумчивый читатель попробует окончательно разобраться в исторических деталях этой интереснейшей эпохи, прочитав «Конец и вновь начало» Л. Н. Гумилева и «Вселенские соборы» А. В. Карташева.

Противостояние Константинопольской и Римской кафедр в патриаршество святителя Фотия Цареградского (IX век) — эпоха чрезвычайно интересная культурологически. За время иконоборчества окончательно сложились и всеми ощущались две великие культуры в еще едином вероисповедно христианском мире — восточное и западное христианство.

Целую группу расколов на Западе породила эпоха Возрождения. Часть из них позднее оформилась Реформацией в новые вероисповедания. Немало возникло ересей. Однако Англиканская церковь, сохранявшая несколько столетий в основном римско-католическое вероисповедание, демонстрирует нам раскол, созданный культурно-историческими факторами.

Немало мрачных расколов произошло в жизни Вселенской церкви в XIX-XX столетиях. И все они вышивались по одной канве — канве разрушения империй. Греко-болгарский раскол XIX века был вызван распадом Турецкой империи. Гибель империи Австро-Венгерской — несомненный толчок к расколу македонскому, не преодоленному и поныне, даже укрепленному насильственным расчленением Югославии. Разрушение православного царства — Российской империи — вызывает церковные расколы в Грузии, Финляндии, Польше, Прибалтике, Северной Америке, Западной Европе, Японии и Китае. Раскольничьих групп было бы в наши дни много больше, если бы кириархальные церкви (церкви-матери) не сочли возможным многие из них покрыть истинно материнской любовью. Так было в XIX веке с Элладской церковью. Так Православная Российская церковь снисходительно простила расколы грузинский, финляндский, американский. Даже расчленение Советского Союза, государства откровенно антихристианского, искусственного, паразитировавшего на исторической территории России, вызывает на наших глазах украинские и эстонский расколы.

Обращаясь ко второму историко-культурному фактору, прискорбной роли государства в качестве инициатора или по крайней мере провокатора расколов, ограничимся в основном теми же примерами. Донатистский раскол усугубляется грубым вторжением государственной власти в жизнь епархий Северной Африки. Раскол Акакия был просто-напросто создан государством — император Зенон изданием «Энотикона» не только посягнул на каноническую свободу, но утвердил государственное вмешательство в догматические споры своего времени. Иконоборчество начинается не с еретических построений, а с чисто бюрократических антимонастырских эдиктов императора Льва III, то есть первый толчок к расколу совершает государство, покинув сферу кесарева и вторгаясь в сферу божественного. Точно так же, грубо и противоканонично вмешиваясь в вопрос назначения и смещения первоиерарха, государство провоцировало вмешательство Рима в дела Константинополя, что привело к церковным нестроениям при святителе Фотии.

Греко-болгарский раскол XIX века имел долгие, развивавшиеся в культурной и социальной среде, фанариотские корни (прежде всего лишение городских болгар богослужения и преподавания на национальном языке). Однако настоящий разрыв произошел только в итоге возникновения Болгарского государства. То есть, и здесь государство стремится обзавестись своей «собственной» церковью, чем усугубляет тенденцию, которая могла бы и не привести к расколу.

Расколы в Православной Российской церкви созданы исключительно правительствами. Так действовало довоенное правительство Финляндии, навязывая Григорианский календарь и разрыв с матерью-церковью. В итоге — раскол, который был с торопливой готовностью покрыт омофором Константинопольского патриарха, а нашей поместной церковью был прощен только после Второй мировой войны. Та же картина наблюдалась в крошечных прибалтийских республиках, созданных в зоне немецкой оккупации в 1917-1918 годах. Сейчас мы видим тенденцию совершенно аналогичную: по сути своей безбожное и далекое от православной культуры правительство пытается управлять делами и собственностью церкви в искусственно образованной, не имеющей исторической территории Эстонской республике.

Раскол грузинский был создан правительством грузинских меньшевиков. Все польские правительства ХХ века были более или менее антиправославными, учиняли в 20-З0-х годах прямые гонения, активно поддерживали униатов. Уход православных в раскол в этом государстве был единственным шансом сохранить хотя бы часть храмов и монастырей. Давление коммунистического режима на возглавлявшего тогда иерархию митрополита Сергия породило разрыв с патриархией сначала Синода Зарубежной церкви, затем уже разрыв с Синодальной церковью митрополита Платона в Америке, митрополита Евлогия в Западной Европе.

Все без исключения украинские расколы ХХ столетия созданы государством, полицейской силой, считать их националистическими совершенно несправедливо. Не этнос, не национальные движения, а наганы чекистов и дубинки ОМОНа порождают автокефалистскую тенденцию на Украине, начиная с 1918 года. Убиение новомученика митрополита Владимира Киевского на совести тех первых автокефалистов! И самосвятский раскол поощрялся полицейской властью, как и нынешние две «автокефалии». Более того, весьма вероятно, не без активного вмешательства государства в продолжение большей части советского времени существовал и Киевский экзархат. Напомним, что исторически экзархатом называется епархия или группа епархий, чья территория оторвана от канонической территории поместной церкви. Непонятно, какие мусульманские или католические земли отсекали Советскую Украину от СССР! У митрополита Киевского никаких оснований для титула экзарха не было, но титул был: тем самым власть раскачивала маятник будущего раскола…

Увы, государство часто приводило христиан к расколу, раскольники часто прибегали к помощи государства. Так было с расколоучителями XVII столетия. Известно, что уже в XVIII веке старообрядцы именовали Православную Российскую церковь «Церковью государственной», нередко именуют и сейчас, после десятилетий коммунистических гонений. Но кто апеллировал к государству? Разве патриарх Никон? Нет, первосвятитель отстаивал симфонию с государством и внутреннюю каноническую свободу Церкви. Его же противники протопопы Аввакум Петров и Иван Неронов, наоборот, требовали от царя Алексея Михайловича силой подавить позицию патриарха и его сторонников.

Последняя попытка раскольников переманить власти на свою сторону была совершена в 1682 году. Это прения в Кремле во время хованщины знаменитого Никиты Пустосвята с православными архиереями при поддержке восставших стрельцов. Тогда расколоучители стремились опереться на поддержку не только правительства царевны Софьи Алексеевны, но и на бунтующую военную силу. Цель оправдывает средства!

Раскольники и государство. Трудно не согласиться с мнением протоиерея Льва Лебедева, убедительно показавшего в лучшей своей работе «Патриарх Никон» (см. его книгу «Москва патриаршая»), как бюрократия, добившись смещения Никона с патриаршего престола, превратила раскол в старообрядчество. При любых ошибках, допущенных и первоиерархом, и собором, это были лишь ошибки, которые преодолевались. Государство же зафиксировало раскол на три сотни лет, он не преодолен и поныне.

Так почему же возможна удивительная и весьма последовательная симпатия одновременно к Петру I с его антицерковными реформами и к старообрядцам? Полагаем, что, так как речь идет о весьма образованных людях, дело не в эмоциональном восприятии колоритных фигур протопопа Аввакума и царя Петра. Вспомним, что предложил Петр России. Он предложил поменять свою великую культуру, перестать быть страной восточного христианства и стать одной из стран западного мира, перейти в другой культурный регион, в другой суперэтнос. Это не прямая измена Вселенскому православию, но ситуация, делающая для человека сохранение православия затруднительным. Последовав за Петром, русский оставался бы православным только по вероисповеданию, перестав быть православным по культуре (а последнее, в конечном счете, ведет к перемене веры).

Что предложили старообрядцы? Изоляционизм, при котором Россия противопоставляется всей Европе, вместо того чтобы Восточную Европу противопоставлять Западной. Россия, например, может противостоять Франции. Целый культурный регион, объединяющий славян, греков, грузин, может противопоставлять себя Западу. Но сравнение одной страны с целым миром заведомо проигрышно, как проигрышен любой изоляционизм.

Таким образом, обе стороны стремились ввергнуть русских в состояние скрытого раскола со Вселенской церковью. И лишь никонианство (пора это обозначение культурной принадлежности произносить с достоинством!) сохраняло Россию не только страной православного вероисповедания, но и православной империей, лидирующей страной православной культуры.

Думается, наша правота подтверждается неприязнью не только к никонианству, но и к исполнению Россией своего имперского долга, которая была выражена в книге московского псаломщика Б. Кутузова «Церковная реформа XVII в., ее истинные причины и цели». Поразительно, что эта книга написана клириком Патриаршей церкви, а издана раскольниками-беспоповцами в русофобствующей Риге в 1992 году. Следует помнить, что Россию как империю, как православное царство создала Вселенская церковь, создала в качестве преемницы погибающей Византии. И нынешние западники, потомки революционеров-цареубийц, наследники петровских реформ, лишающие Россию ее исторических земель, предающие балканских православных, выдающие за Россию бывшую коммунистическую РСФСР, могут лишь аплодировать московскому изоляционисту.

И наконец, не забудем и нынешних реформаторов-обновленцев, ставящих на грань раскола некоторые церковные приходы. Их предшественники в 20-х годах усердно служили безбожной коммунистической власти, совместными усилиями разрушая восточнохристианскую культуру. Власти навязали русским чуждый западный календарь, обновленцы стремились перевести на него богослужение и заодно упразднить церковнославянский язык, объединяющий нас со всеми славянами. Ныне обновленческие общины пытаются грубо русифицировать богослужение. Это все то же раскольничье стремление служить миру, обмирщить Церковь, вместо православного стремления оцерковить мир, все те же попытки разрушить православную культуру, все то же стремление опереться на политические силы. Только нынешние обновленцы понимают, что теперь не удастся, как в 20-х годах, послать чекистов выгонять из храмов православных священнослужителей. Потому-то и взывают они не к демократическому правительству РФ, а к «мировому», ко «всему прогрессивному человечеству»…

Да не будет! Не в силе Бог, но в правде.