Серафим покояния. глава 4

« Когда мы были маленькими, мы часто ходили в церковь. Высокое, величесвенное здание, которое почему то вызывало ощущение уюта и скорби. Удивительной для человека скорби. Мы с братом рассматривали иконы с лицами святых, заглядывали в их глубокие глаза и пытались понять то, что Они хранили внутри. Высокие, уверенные мученики, рабы Божьи. Мы с братом стояли рядом, во время прочтения молитв, но тогда мы не знали о нашей связи. Не знали того, что мы брат и сестра.
 В один вечер по золотым куполам церкви бил сильный дождь, ливень. Я тогда ушла из дома. Тогда я ничего не помнила, не осознавала. Маленькая девочка в легком платье, с заплаканными глазами стоит под дождем и рыдает навзрыд. Не зная куда идти и куда бежать, я просто бежала по пустым улицам своего родного города. Я добежала до церкви. Не знаю почему, но тогда я не думая забежала внутрь. С непокрытой головой, босыми ногами и голыми коленками. О, непослушное дитя. Неуважение к Великому Небесному. Неуважение к Богу? Со временем я запомнила только запах церкви в тот вечер и теплый золотой свет свечей. Тогда на маленькую, напуганную всем миром девочку, смотрела только одна икона. С темно-зеленого дерева на меня смотрели черные, бездонные глаза. Я бы хотела сказать, что они были пустыми, но тогда бы я соврала. А врать я не хочу. В тот вечер я впервые разглядела внутри иконы скорбь. А сейчас мне нужна исповедь».
 
 -Женя, Жень
 По темным тоннелям метро раздался отчаянный вопль.
-Женя, ты в порядке?
 Кажется, рядом кто-то плакал. Где-то слева раздавалось шмыганье маленьким носом.
-Тут есть кто-то, кто уцелел?
 Девушка открыла глаза, лежа на полу. Щеку не приято жгло, казалось, будто она потяжелела и на ней оказалась гипсовая корка. Хотя скорее это кровь, смешанная с пылью. Даже встать было очень тяжело. Неимоверно. А может, она просто не могла себя заставить? Дышать было больно. Девушка посмотрела в широко-распахнутые глаза напротив. Этот человек умер, даже не успев закрыть их. Даже после смерти видеть этот мир. Видел ли он, или смотрел сквозь вагон метро?
 Нана резко подскочила. Из ее глаз потекли слезы. Горячие, оставляющие на пыльной щеке следы. Девушка завыла. Ей было страшно. Очень страшно, до скрежета зубов. Она только что посмотрела в глаза смерти. Посмотрела в пустые глаза мертвого человека.
 -Женя.
 Девушка огляделась. В другом конце вагона сидел ее брат. Он аккуратно перевязывал руку какому-то мужчине. Рядом с ним сидели и другие люди. Все такие испуганные и никчемные перед тяжелым Небом обстоятельств. Запертые в туннеле метро. Все сидели в одном помещение, прижавшись друг к другу и боясь пошевелиться. Боясь наткнуться на чьи-то мертвые глаза рядом. Брезгливость.
 -Что я могу сделать? – тихо спросила Нана. Она все так же стояла, возвышаясь над покойными телами, оглядываясь. Даже темнота не укрывала ушедших. Даже острые осколки стекол не прятали падших.
 Голос девушки даже не дрожал, она говорила едва слышным, но четким, будто слаженный механизм, голосом. По ее лицу все так же градом катились крупные соленые слезы. О, противоречивое дитя. Человеческий ребенок, который гуляет по краю лезвия святости. Жалеть всех, кто умер. Всех без исключения, но при этом больше всего плакать из-за своей утраты. Желать сохранить жизни всех, кто находится в этом поезде, но при возможности спасти только маленькую девочку, что являлась отражением своей души.
Настолько же противоречиво, как быть иконописцем, но по вечерам подрабатывать в борделе. Олицетворение добродетели и порока, оживление греха и святости в одном человеке. Стало быть, ей нужно выбрать? Грех или святость, добродетель или порок? Грех или добродетель, святость или порок, порок, святость, добродетель. Что же ей выбрать?
 -Помоги найти в вагоне пищу и воду.
 Строгий голос разрезал тишину. Нана подняла свои ясные глаза.
 - А затем мы найдем и других выживших людей во всем поезде.
 Девушка покорно кивнула. Рыться в карманах мертвых, ради продолжения жизни умирающих. Грех или добродетель? Нана рухнула на колени.
 Женя молча смотрел на нее. Он знал, что должен спасти всех. Но не мог понять, хочет ли он этого. Пожалуй, самым странным было именно его решение. Броситься за сестрой, стремиться за своим личным солнцем, или же отдать ее душу. Хоть к Черту, хоть к Господу, но спасти весь народ? Это как бег на месте. В шахматах это называется Цуцванг. Это такой поворот игры, когда единственный правильный ход – стоять на месте.
 Но ведь он может стоять на месте вместе с Наной? А если земля, если целый мир под ногами начнет рушиться, то он схватит ее за руку и побежит с ней. Побежит… С ней?
 Их маленький мир с Наной был для него дороже, чем целый большой мир.
 В темном вагоне валялось множество предметов. Чьи то сумки, выпавшие из окровавленных рук телефоны. Ключи и документы. Цветы и мягкие игрушки. Обычная жизнь, что раньше держалась в чужих руках, теперь лежит на пыльном полу. Как это смешно. Смешно, что из глаз опять непроизвольно начинают капать слезы боли.
 -Девушка ползла на коленках по битому стеклу, аккуратно, не задевая людей. Она открывала чужие сумки, брала оттуда еду, воду, случайные перекусы. А затем она оставляла это на полу. Сил не было на то, чтобы собрать это в одном месте.
 Осквернение могил, неуважение упокоенных душ. Взять на себя мерзкий, грязный грех, ради жизни других людей. Memento mori. Но Нана знает, что возьмет на себя этот грех. И утонет в нем вместе со своим братом. Только вместе с Женей.