След на земле Кн. 1, ч. 3, гл. 52 Всё ещё впереди

Глава 52.   Всё ещё впереди

1
    Афоня был уже дома, когда Егор заявился в квартиру.
    - Что-то случилось? – спросил тот, внимательно посмотрев на друга.
    - А, что, заметно?
    - Ещё как заметно. Во-первых, ты не светишься радостью, как обычно. Во-вторых, …ты никогда так рано не возвращался из редакции.
    - Что же, ты угадал, мой друг, - тяжело вздохнул Егор. – Меня снова уволили  по собственному желанию администрации.
    - Тебя? – удивился Афоня. – Странно. И почему, если не секрет?
    - Какой может быть от тебя секрет? Всё та же история, - насупился Егор, - оказался неудобным для начальства. Не угодил своей критикой.
    Егор стал рассказывать Афанасию всю историю, случившуюся сегодня по поводу своего фельетона «Потерянный миллион»: звонках, угрозах, одобрениях и неожиданном визите самого управляяющего трестом Пугачёва с устроенным им погромом редакции и избиением Шмулевича.
    - Я так и знал, что подобное может случиться. Слишком ты порядочный для этой работы, Егор. Веришь в справедливость, в высокие качества человечества. Ищешь правду и размахиваешь ею, как знаменем, считая, что всем она необходима. А она, оказывается,  не всем по вкусу, не каждому нравится. Ведь своими фельетонами и критическими статьями ты показываешь недостатки, обнажаешь чужие пороки, мошенничество и подлость тех, кто устраивается в этой жизни за счёт других. Кроме того, те, кто занимает руководящие должности, из-за твоей критики получают нагоняи за ошибки своих подчинённых или друзей и знакомых, поставленных на выгодные должности, они лишаются премий или этих самых должностей с привилегиями.
    - Ты, что, меня осуждаешь?
    - Да, нет, конечно. Сочувствую. Но и в какой-то степени рад, что так случилось. Я вчера разговаривал с журналистом «Сталинградской правды» Юрием  Каштановым и он мне поведал, что в начале прошлого года, месяца за два до нашего приезда, в редакции газеты, где он сейчас трудится, были арестованы восемь лучших журналистов. Их, как и многих объявили врагами народа, обвинив в связях с Бухариным. Сколько лет Бухарин был членом правительства? Он же был и соратником Ленина. И вот за идеологическую связь с этим человеком арестовали лучших журналистов, заметь, не Московской или центральной, а Сталинградской газеты. Каштанов говорил, что их всех расстреляли и только один выжил. Виктор Иванович Ефимов, - Афанасий огорчённо вздохнул, глядя на друга. – Понимаешь, Егор, что тебе ещё сильно повезло. Тебя ведь только отстранили от работы и даже не арестовали. Вот тебе очередной урок, как опасно быть газетчиком. Уже второй раз страдаешь из-за писательства. Возвращайся-ка ты лучше в строители.
    - Хм, но ведь и строителей арестовывают тоже. Сейчас нет такой профессии, где бы людей не арестовывали. Военных арестовывают и колхозников тоже сажают. Может, мне в артисты податься? Артистов вроде бы щадят. Наверное, потому что они не свои, а чужие слова со сцены произносят.
    - В артисты тебя не возьмут. Чтобы стать артистом талант нужно иметь. Уметь перевоплощаться и жить чужими жизнями.
    - А ты сомневаешься, что такой талант у меня есть? Я просто в себе его ещё не открыл. Нас же с тобой в художественную самодеятельность приглашали, значит, что-то всё-таки есть. Вот сыграю одну-две роли на сцене, и тогда видно будет, есть он у меня или нет. Если талант не обнаружится, тогда уж пойду в слесари или, ещё лучше, в дворники. Вот, наверное, кого совсем не сажают, - пытался шутить Егор, чтобы как-то развеять собственную грусть.
    - У нас в стране таких, кто скачет с места на место, с профессии на профессию, и ищут свой талант, называют «летунами». Их презирают и не очень жалуют. Ты уж лучше сразу определись, к чему тебя всё-таки тянет, и дуй в этом направлении. Глядишь, годам к семидесяти чего-нибудь из тебя получится и след о себе оставишь. Я думаю, если хочешь, чтобы тебя заметили и зауважали, нужно долго проработать на одном месте и придумать что-нибудь такое, что принесёт огромную пользу обществу…
    - Например, трактор, мощностью в сто лошадиных сил, чтобы мог тащить  за собой плуг в 20-30 лемехов? – в тон ему спросил Егор.
    - Ну, вроде того.
    - А что это идея. Махну ка я на Тракторный завод. До августа нельзя же дурака валять. Нужно и поработать с пользой. Может и ты со мной?
    - Нет уж. Устраивайся один. А устроишься, осмотришься, узнаешь, что там к чему, тогда, может, и я брошу стройку и приду к тебе на помощь, мастерить твой стосильный трактор.

2
    Сдав успешно выпускные экзамены и получив аттестат о среднем образовании, Егор, действительно, решил устроиться на работу. Деньги будущему студенту всегда пригодятся. Во всяком случае, пока не придёт ответ из Свердловска о том, что он допущен к сдаче вступительных экзаменов в институт журналистики у него было время заняться полезным делом, расширить кругозор, ну и, заработать. Расчёт за работу в редакции он ещё не получил, хотя ему пообещали выслать почтой.
    В отделе кадров Сталинградского тракторного завода над его заявлением принять в конструкторское бюро, откровенно посмеялись.
    - Может, тебя, парень, сразу директором завода назначить? – съехидничал лысый, как бильярдный шар, инспектор по кадрам.
    Начальник отдела был сдержаннее. Он, похихикав в кулак, добродушно объяснил Егору, что для работы в конструкторском бюро нужно иметь, как минимум, специальное высшее образование. И неожиданно спросил:
    - А как у тебя со здоровьем, товарищ Никишин?
    - Нормально со здоровьем. Пока не жалуюсь. А почему вы спрашиваете?
    - Тебя осенью, скорее всего, в армию призовут. Если хочешь заработать, мы тебя можем взять в стройотряд. А если осенью не призовут, то тогда придумаем для тебя что-то другое, получше.
    - А чем в вашем стройотряде придётся заниматься?
    - Разумеется строительством. Вы же по документам каменщик пятого разряда. Да ещё были бригадиром каменщиков. Вам и карты в руки. Возможно, и здесь будете бригадиром.
    - Хм, пожалуй, я не прочь принять ваше предложение. А кому я буду подчиняться?
    - Начальнику строительного участка Филимонову. Слышали о таком? Он из вашего строительного управления к нам перевёлся.
    - Слышал ли о Филимонове? Не хочу показаться грубым, но этого…, - Егор хотел назвать Филимонова и мерзавцем, и подлецом и ещё более грубо, но собрал волю в кулак, чтобы не выглядеть перед незнакомыми людьми обиженной бабой, и взволнованным голосом произнёс, - … человека я знаю очень хорошо, и не только отказываюсь работать под его руководством, но и даже находиться с ним на территории одного завода не желаю.
    - Вы знаете Филимонова? – переспросил инспектор.
    - Знал. И не хочу больше знать. Полагаю, и вы скоро узнаете его натуру и качества.
    - Слыхал, Петрович? А я, что тебе говорил? Это уже вам говорю не я, а человек со стороны, который, похоже, хлебнул с Филимоновым слёз, который даже на территории одного завода находиться с ним не хочет.
    - Ну, слыхал, слыхал, Федор Петрович. Чего ты от меня хочешь? Характеристика у него положительная. Рекомендовали его сверху. А в душу к нему мне не заглянуть.
    Егор ушёл недовольный. На заводе «Красный Октябрь» он попросился работать в сталелитейный  цех. Но и там ему отказали, предложив снова стройотряд.
    - Нам, Георгий Семёнович, нужны каменщики. Вы весьма кстати. Поработайте в стройотряде, а потом, когда освободится место, переведём вас в сталевары.
Егор уже передумал работать на стройке. Того и гляди, там снова может оказаться этот вредитель Филимонов. Пошёл в другое место искать рабочего счастья.
    На химическом заводе молодого здорового парня встретили с распростёртыми объятьями. Предложили работу сразу в трёх местах, на выбор.
    - Я бы хотел работать в цеху, где производят химические материалы.
    Желание новичка работать именно в цеху по производству химматериалов как-то насторожило кадровиков. Завод то, номерной. Военный. С какими целями он туда рвётся? Попросили оставить документы и придти через пару недель за ответом. За это время рассчитывали подробно выяснить, кто такой этот Егор Никишин и можно ли ему, вообще, доверять?
    Егор против проверки не возражал. «Нужно, так нужно. Пусть проверяют. За мной преступлений не водится и политически я благонадёжен, и родственники мои из самого рабоче-крестьянского класса», - рассуждал он. Важнее всего для него было, устроившись в этот цех, изобрести такое химическое средство, лучше всего снотворный газ, с помощью которого можно было победить противника.
    «Разорвется, скажем, снаряд, начинённый этим средством в расположении врага, - объяснял он свою идею Афоне, - и все, кто не погиб от самого взрыва и осколков, в округе 30-50 метров мгновенно засыпают. А наши войска продвигаются вперёд, собирают этих сонь на автомашины и отвозят в Сибирь на лесозаготовки. Тогда и наших будут меньше сажать, коли там всё будет занято пленными».
    Однако, познакомившись с девушкой из этого цеха и пообщавшись с ней, Егор был разочарован. Она сказала, что у работающих в нём нет никакой инициативы, что делают только то, что изобрели и разработали другие, строго по их технологиям.
    «А на хрена тогда я добиваюсь этого места? Только время теряю». Егор забрал с завода документы и вернулся домой расстроенный.
    Афанасий  в отличие от него всё свободное время проводил за учебниками, готовясь к поступлению в строительный техникум. Он хотя тоже успешно закончил семилетку, но понимал, что для поступления ему ещё очень не хватает знаний и усердно штудировал учебники восьмого класса.
    - Ну, что вызовы нам пришли из Свердловска? - поинтересовался Егор.
    - Нет, не было.
    - А пора бы уж. Может, поедем туда без вызова?
    - Не знаю. Если ехать туда без вызова, то мне надо заранее оформлять отпуск. Это ты у нас птица вольная, а я не хочу потерять работу, если не получится поступить.
    В дверь постучали. Егор открыл и обнаружил на пороге высокого крепкого парня с загорелым лицом и чёрным, как смоль чубом, выбивавшимся из под фуражки. Он оглядел Егора, прихожую и, поздоровавшись, спросил:
    - Афанасий Кобликов или Георгий Никишин здесь проживают?
    Услышав свою фамилию, Афоня подошёл в прихожую. Ребята вопросительно смотрели на незнакомца.
    - Ну, да, это мы. А ты, кто такой? В чём, собственно, дело?
    - Я из военкомата, парни. Завтра к одиннадцати часам вам приказано явиться в военкомат в девятую комнату, к капитану Капустину. Вот повестки. Распишитесь в получении, - он протянул им бумаги.
    - Приехали, - с иронией заметил Егор. – Если мы в ближайшее время не представим в военкомат вызовы для поступления в учебные заведения, нас точно заберут в армию.
    - Не переживайте, парни. Времени у вас ещё много. Успеете. Всё лето в вашем распоряжении, - улыбнулся незнакомец. – А я с вами знаком. Заочно, правда, как и вы со мной, наверняка. Я Ефим Садчиков из Кирсанова, внук деда Парфёна. Он мне о вас писал. Просил вас проведать и передать от него поклон. Раньше всё как-то времени не было, а сейчас вот выполняю его просьбу и передаю.
    - Ого, здорово, Ефим. Рады с тобой познакомиться, - ребята стали пожимать Ефиму руку. – Ну, как он там?
    - Да ничего. Вроде бы на здоровье не жалуется. Хотя он, сколько его знаю, никогда ни на что не жалуется.
    - Ну, и хорошо. Будешь ему писать, передавай и поклоны от нас. И пусть приезжает к нам в гости, - сказал Егор.
    - Это я могу. Хотя не уверен, что дед соберётся. Я сам постоянно зову его в гости, но ему всё некогда. А скоро и мне вместе с вами в армию идти. Рассчитываю сам к ним приехать.
    - А ты где сейчас работаешь, - спросил Афоня.
    - Сначала работал каменщиком на стройке. А сейчас слесарем на химзаводе. А вы? Дед писал, что вы тоже завербовались на стройку, но срок вербовки-то истёк.
    - Верно. Афоня и сейчас работает на стройке бригадиром каменщиков, а я сейчас в поиске нового места. Был, кстати, на химзаводе и мне предложили сразу, аж три места, - ответил Егор.
    - Если честно, мне работать на химзаводе не нравится. Сам ушёл бы оттуда, да что скакать, если скоро в армию. Вот после армии буду решать, куда пойти работать. Там уж видно будет. Скорее всего, опять вернусь на стройку. Сейчас строителям стали хорошо платить.
    - Не обидишься, если задам тебе один нескромный вопрос? – не удержался Егор.
    - А чего обижаться. Если захочу, отвечу, если не захочу, промолчу. Задавай хоть пять.
    - Ты с Валентиной, медсестрой из городской больницы переписываешься?
    - Нет, - смутился Ефим. – Но забыть её, конечно, до сих пор не могу. Занозой сидит в сердце. А ты, что, её знаешь?
    - Я пролежал в больнице больше месяца. Признаюсь, это она меня из мертвых к жизни вернула. Врачи тогда на меня махнули рукой, а Валя…. Одним словом, я ей очень благодарен. Она молодец. А почему ты с ней не переписываешься, ведь между вами что-то было?
    - Долго рассказывать. Хотя, ничего особенного не было. Безответная любовь.
    - Ну, вообще-то, она хорошо о тебе отзывалась. Я бы на твоём месте написал ей. Хорошая она девушка.
    - Ладно, ребята. Пора мне, - засобирался Ефим, не захотевший продолжать на эту тему разговор. – До встречи завтра в военкомате.
    После ухода Садчикова, Егор задумался.
    - Всё-таки странно. Если, как сказал Ефим, у нас всё лето в распоряжении, зачем же сейчас вызывают в военкомат?
    - Наверное, для прохождения медицинской комиссии, чтобы потом знать в какой род войск нас определить.
    - Хм, возможно.
    - Ты в каких войсках хотел бы служить? – спросил Афоня.
    - Ты же знаешь, что раньше хотел быть лётчиком. Но для этого нужно стать офицером, ведь рядовой состав на самолётах не летает. Теперь всё равно. Куда призовут, там и отслужу два года. А ты, где хотел бы служить?
    - В артиллерии. Если бы меня взяли, я бы пошёл в артиллерийское училище. Но туда, наверняка, после семилетки не берут, - разочарованно вздохнул Афанасий.
    - Какие противоположные профессии ты себе выбрал. С одной стороны строишь, с другой разрушаешь. Ломать и строить – вот твоя стезя, - по театральному провозгласил Егор.
     Оба рассмеялись.

3
    Визит почтальона всегда вселял какую-то нервозную радость. Тебе интересно, какие новости принёс почтальон, но ты при этом побаиваешься, что новость вдруг будет неприятной. Сегодня почтальон принёс Егору заказное письмо и извещение на перевод.
    - Кто из вас Никишин? – привычно беспристрастно спросил почтальон.
    - Предположим я, - отозвался Егор.
    - Распишитесь в получении заказного письма и извещения о переводе. Деньги получите на почте.
    Перевод был из редакции на кругленькую сумму. Шмулевич не поскупился, заглаживая перед Егором свою вину. Зарплата за неполный месяц работы в мае и гонорар за фельетон равнялись трём месячным окладам заведующего строительным отделом. Он иронично усмехнулся. Лазарь Исаакович поступал в своём духе, «как бы чего потом не вышло».
    - Чего там? – поинтересовался Афоня.
    - Плата за уступку уволиться по собственному желанию редактора. Ладно, и на том спасибо. Деньги нам будут нужны. Кто знает, когда я ещё получу какую-нибудь зарплату? 
    Он осторожно вскрыл пухлый конверт заказного письма. Из него высыпались несколько тетрадных листков исписанных мелким почерком. Среди них было письмо из деревни от Шурки Змея.
    «Привет, Ёрш! У меня всё по-прежнему, - писал Шурка. – Всё идёт своим чередом без изменений и приключений. Без тебя и Толика заела скука. Едва не женился, чтобы не свихнуться. Но вовремя получил повестку из военкомата, поэтому передумал. Скоро заберут в армию, зачем же на два года оставлять кому-то молодую в соку жёнушку, а потом думать о ней Бог весть что? Одним словом, убедился, как хреново жить без настоящих друзей, как ты и Толик. Сегодня получил письма от Толика из Саратова. Сразу несколько. Видимо, застряли где-то в пути, и пришли разом. Посылаю их тебе, чтобы не пересказывать. Надеюсь, что теперь вы будете с ним переписываться. Ну, и меня совсем уж не забывай. С горячим приветом, твой друг Змей Горынин».
    Писем Толика было три. Отобрав их по датам, Егор принялся читать с первого.
    «… Теперь моим пристанищем стал Саратов. Здесь у меня совсем никого знакомых нет, а уж родственников, тем более. Поэтому первое время проживания в городе было туго. Две недели ночевал на вокзале, не мог снять себе даже комнату. Потом перебрался в сторожку автобазы. Дважды ночевал на берегу Волги в обычной плоскодонной лодке. Долго ходил по городу, по организациям и предприятиям в поисках подходящей работы. Наконец, кажется, повезло. Меня приняли на работу грузчиком на базу ОРСа одного из крупнейших заводов города. ОРС это отдел рабочего снабжения этого самого завода. Но в народе его переводят, как «Обеспечь Раньше Себя». Убедился, что оба значения, вполне, подходят к этой организации. Причём второе, даже больше.
В первый рабочий день получил ответственное задание, выехать с шофером легковой автомашины ОРСа за город, на речку, и наловить там раков. Привезти улов в охотничий домик, тайную резиденцию начальника ОРСа, сварить их и ждать к вечеру его приезда с гостями. Раков я раньше никогда не видел и не ловил. Они мне показались отвратительными, похожими на больших усатых тараканов, живущих в воде. Но дело не в этом. Представляешь, какая в мае холодная вода в речке? Одной рукой уключину тянешь, а другой яйца греешь. Замёрз, пока ловили этих гадов, как цуцик.
    Вечером к домику подкатили целых три легковушки, из которых вышли четыре лоснящихся от жира престарелых начальника, вроде нашего Васяева, и столько же  молоденьких девчонок, лет по семнадцать-восемнадцать, не больше. Гостей я, конечно же, никого не знал, но шофер Коля, объяснил мне кто они такие. Самый здоровый, толстый и лысый – заместитель директора завода по общим вопросам. Другой толстяк, поменьше и кучерявый, постоянно всем улыбающийся – секретарь партийного комитета завода. Ещё один толстяк, с проплешиной в седых волосах – заместитель начальника какого-то главка, и последний, четвёртый, был сам начальник ОРСа. Девчонок шофер назвал одним словом «проститутки», хотя одну из них я узнал сразу. Она была инспектором отдела кадров и оформляла меня на работу.
    Гулянка началась почти сразу после их приезда. Ведь раки и уха были уже сварены, бутылки с водкой, вином и пивом, а также закуски, привезённые нами заранее выставлены  на стол. Кое-то они привезли и с собой. Коньяк, шампанское, икру осетровую и шоколад принес другой водитель. Представь, как эти жирные боровы и козы набросились на еду и выпивку. Жрали и пили, аж за ушами трещало. А мы, как слуги сидели от них метрах в сорока и ждали, что ещё от нас потребуют. Можешь представить моё состояние. Я ведь думал, что при Советской власти такое невозможно. Такого просто не должно быть. При Советской власти все люди равны. Оказывается, нет. Как и у нас в деревне, здесь в городе люди делятся на тех, кто работает, но влачит жалкое существование и тех, кто пьёт, жрёт, командует другими и ни хрена ничего не производит. И грустно мне стало от такой ярой несправедливости. Чуть позже я узнал, что все они коммунисты, хотя и понятно, что других на такие должности не назначают. Нас работяг кормят светлым будущим, верой в коммунизм, в равенство, а сами, оказывается, уже живут при коммунизме, всё имеют и плюют на народ, на тех, за счёт кого они жируют.
    Охмелев, эти старые плешивые кобели повели девок в комнаты охотничьего домика развлекаться блудом, а мы за это время убрали объедки, перемыли посуду и снова накрыли эту скатерть самобранку. Эта гулянка продолжалась ещё весь следующий день, но самое удивительное и омерзительное случилось дальше. Когда мы вернулись из леса, мне подсунули для подписи акт на списание продуктов. Я обалдел, когда прочитал, что 118 килограмм шоколадного масла испортилось при хранении, а 183 килограмма колбасы были объедены мышами и стали непригодными для торговли. Две бочки селёдки упали с машины и разбились в городе на дороге в результате чего испортилось почти пятьдесят килограмм рыбы. Я, конечно, возмутился и отказался подписывать это враньё. И что ты думаешь? В этот же день я был уволен из ОРСа, как не выдержавший испытательного срока. Естественно, мне ничего не заплатили».
    «…Полторы недели я снова искал себе работу. Казалось, что снова нашёл что-то подходящее. Меня взяли вахтёром на мясо-комбинат. От начальника охраны получил обстоятельный инструктаж, как нести службу, по каким документам впускать и выпускать через проходную автомашины с продукцией и работников комбината.
    И вот подходит к воротам полуторка, груженная колбасой. В накладной, черным по белому, было написано восемьсот килограмм. Взвешиваю и вижу на весах фактически тысяча четыреста шесть килограмм. Говорю экспедитору, что машину не выпущу. Пусть едет обратно и выгружает лишнее. А он мне суёт тридцатку в карман. Думаю, специально провоцирует, сволочь, проверяет, беру ли я взятки или нет. Разумеется, послал его куда подальше. Вернул ему его деньги. Вызвал по телефону начальника караула. Тот при-шёл, пошушукался с экспедитором, взял деньги, только не тридцать, а сто тридцать рублей и выпустил машину за ворота. Шестьсот килограммов колбасы было украдено за какие-то полчаса и сто тридцать рублей взятки. Да, что же это такое делается?
     С мясокомбината уволился в тот же день, потому что, когда я сказал начальнику охраны про то, как видел его берущим взятку, он сначала стал давать мне пятьдесят рублей, а когда я отказался, то пригрозил, что у меня будут большие неприятности. Вот тебе и инструктаж о бдительности и сохранности народного добра. Все норовят украсть и нажиться любым способом».
    В следующем письме Толика Егор нашёл продолжение истории его мытарств в Саратове. «…На второй день устроился грузчиком в овощной магазин. Ну, думаю, тут уж будет порядок. Не станет же продавец сам у себя воровать.
Ради интереса стал записывать, сколько машин и с какими овощами и фруктами я разгрузил за день, за неделю, за месяц. Месяц закончился. Я подбил свои итоги. Вышло, что я за месяц разгрузил сорок две машины с овощами, общим весом сто восемь тонн, на сумму тридцать восемь тысяч пятьсот сорок восемь рублей с копейками. Ещё было семь с половиной тонн фруктов на сумму на двенадцать тысяч. Каково же было моё удивление, когда я узнал, что заведующая магазином сдала в кассу ОРСа выручку всего шестнадцать тысяч рублей с копейками.  Куда же делись остальные тридцать четыре тысячи?
Вскоре я это выяснил. Оказывается, часть этой суммы была передана шоферам, которые привозили в магазин левый товар. Левый, значит, неучтённый, ворованный. На этот товар были выписаны фальшивые накладные, поэтому и весь мой учёт оказался неверным. Естественно, большую часть выручки, заведующая вместе с продавщицей, присвоила себе. Ну, чего-то дала ещё начальнику торга, как откупные.
    Решил я их вывести на чистую воду. Разоблачить их воров-скую махинацию. Ведь не от голода же воруют. Ходят все упитанные, хорошо одетые, с украшениями, в конце работы из магазина полные сумки несут. Думаю, если не остановить, так всю Россию растащат. Пошел к первому секретарю райкома партии со своими записями. Принял меня товарищ Первый секретарь без особых проволочек, чуть ли ни как дорогого родственника. Выслушал внимательно. Всё головой кивал, да языком цокал. Обещал принять меры. И к моей радости принял. Заведующую магазином и продавщицу из магазина убрали, но, как оказалось, перевели в другой магазин, с большим объёмом оборота. А меня уволили на следующий же день. Объяснили, что по сокращению штата.
Завтра снова пойду искать работу. Кстати, вчера принесли повестку из военкомата, явиться на призывную комиссию. Быстрее бы уже пойти служить в армию, где порядка больше, но, наверняка, придётся ждать до осени. Противно всё то, что творится вокруг и воровство вошло в норму. Только лозунги с призывами развешаны, а толку никакого»…
    Егор задумался. Всё-таки сложная эта штука, жизнь. «Кипит, переливается, бежит куда-то. Сплошная суета и проблемы переплетены в ней в сплошной клубок. Поди-ка, распутай.  Пока разберёшься, где решение, где выход, кто прав, кто виноват, умирать пора. Самое противное в том, что люди стоящие наверху, которые должны вести за собой, указывать дорогу в то самое светлое коммунистическое будущее, говорят одно, а делают совсем другое, даже противоположенное.  В 1929 году, обещали, что на земле наступит рай, если крестьяне будут вступать в колхозы. А в итоге их обещания обернулись голодом и вымиранием около сорока процентов сельского населения. Только в Красавских Двориках умерло от голода почти половина деревни. Обещают, что скоро наступит изобилие, а за многими необходимыми товарами в магазинах выстраиваются длинные очереди. Женщины за ситцем дерутся в очередях, хотя дают его не больше, чем на два платья. Говорят, что перед законом мы все равны, а на деле…. Партийные босы жируют, а беспартийные лапу сосут.
    А чтобы я сделал, если бы стал во главе государства? Первым делом распустил бы колхозы. Во-вторых, запретил бы воровство на всех уровнях, жестоко карая виновных. В-третьих, расширил бы сеть образовательных заведений, вплоть до строительства в каждой деревне семилетней школы, и в каждом городе, чтобы были высшие учебные заведения по всем профессиям. Четвёртое, обязал бы учёных придумать такую технологию, чтобы дым, выходящий из заводских труб, можно было прессовать и использовать в промышленности или как удобрение в сельскомхозяйстве. Главное, чтобы не загрязнял атмосферу городов, а приносил пользу. Пятое, чтобы проезд на всех видах транспорта и хлеб в столовых для всех были бесплатными, а вот табак и спиртное дорогими.  Что еще? Ну, на первое время, пожалуй,  хватит. Это, так сказать, программа минимум.

4
    В военном комиссариате Егор и Афоня прошли медицинскую комиссию. Их обоих признали годными к несению воинской службы и определили в пехоту.
Афанасий расстроился.
    - Просил же капитана записать в артиллерию. Он вроде кивнул, а теперь, выходит, обманул. Вот, какая ему разница, куда записать новобранца?
    - А тебе, какая разница, в каких войсках отбарабанить два года? – спросил у друга Егор.  - Служба везде одинаковая. Два года пролетят, не заметишь. Притом, пехота, как говорят, царица полей. Все рода войск в армии ей подчиняются и на неё работают.
    - Пожалуй, ты прав, - согласился Афоня. – Два года пролетят незаметно. А когда вернусь из армии, обязательно буду учиться дальше. Каким же я был дураком, что не учился, когда были для этого все условия. Жаль, мозгов не было и строгого родителя.
    - Не кори себя, дружище. Все мы когда-то делаем ошибки, и только спустя время понимаем, что были не правы. А учиться никогда не поздно. Вот и ты, уже закончил семилетку, почувствовал вкус и тягу к образованию, успеешь пройти и другие ступени, и лет через двадцать страна будет гордиться знаменитым архитектором и строителем Афанасием Кобликовым.
    В военкомате, выдавая приписные билеты призывника, всех предупредили, чтобы из города не уезжали. Ребята недоумевали, ведь в их планы входила поездка в Свердловск для поступления в местные учебные заведения. Если строительный техникум, в который хотел поступать Афанасий, в Сталинграде был, то института журналистики, для учёбы Егора мастерству репортёра не было.
    - И как нам быть? Почему, вдруг, нельзя уезжать? А если будет вызов на учёбу из другого города? – задавал вопросы Егор служащему военкомата.
    Но ответов не было.


* * *
    1939 год стал началом второй мировой войны. Немецкий фашизм набирал силу, вынашивая планы захвата чужих территорий и утверждения господства высшей немецкой расы над миром.  В это время главной задачей внешней политики Германии являлось  расширение «жизненного пространства на Восток для обеспечения гарантированного снабжения  и уничтожение угрозы большевизма».
    Наши герои, рано познавшие не лучшие стороны жизни в период становления социалистического строя и строительства коммунизма, прошедшие холод и голод, оставались наивными деревенскими ребятами, сохранившими в себе веру в справедливость и любовь к родной земле. Именно им: Егору, Афанасию, Шурке, Толику, Ефиму и еще десяткам тысяч сверстников предстояло встать на защиту отечества от «коричневой чумы». Именно на их долю выпало пройти огненные вёрсты войны, оставляя свои следы на полях сражений и на улицах городов и деревень, освобожденных от фашистской нечисти.
    Но всё это будет впереди, и дальнейшую судьбу героев мы узнаем в следующей книге.