Конец тайны Печорина

 
               
               
                ...проникая в скрытый смысл по смыслу видимому, как       
                отыскиваешь путь в подземелье по слабому свету, падающему сверху.

               
                А.Дюма, Граф Монте-Кристо.
               

       Споры о печоринском феномене начались в 19 веке, продолжились в следующем и перешли в третье тысячелетие. В романе применён литературный приём, новый для того времени, а ныне называемый "ненадёжный рассказчик", который показывал: истина недоступна. Но Автор был в итоге разочарован: "Наша публика так ещё молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце её не находит нравоучения" (с.6).

    Все те, кто повествуют о герое, получили единую оценку: "Одни почитают меня хуже, другие лучше, чем я в самом деле...Одни скажут: он был добрый малый, другие  -  мерзавец!.. И то, и другое будет ложно" (с.109). Таков же его дневник. Раньше Печорин относился к нему весьма трепетно: "Ведь этот журнал пишу я для себя, и, следственно, всё, что я в него ни брошу, будет со временем для меня драгоценным воспоминанием" (с.86). События на курорте он фиксировал детально, включая ночь перед хитрой дуэлью. Через полтора месяца службы в крепости герой перечитал написанное.

    В результате заменил большими отточиями (с.57,72,86,104,108) то, что могло указывать на подготовку его мести, реализуя своё правило: "Я никогда сам не открываю моих тайн, а ужасно люблю, чтоб их отгадывали, потому что таким образом я всегда могу при случае от них отпереться" (с.68).
   
   Затем описал саму дуэль и то, что было сразу после неё, а также "странные события" в казачьей станице, но таким образом, чтобы потом вновь не убирать компромат. Про "наше житьё-бытьё в крепости" с Максимом Максимычем, по выражению последнего (с.43), и Бэлу Печорин совсем умолчал.

    Подвергнутые санации "драгоценные воспоминания" перестали быть дороги его сердцу, и герой фактически бросил их, причём дважды. Сначала при переезде на новую службу он без сожаления оставил в крепости, однако штабс-капитан сохранил бумаги. Спустя пять лет при случайной встрече он спросил, что с ними делать. Печорин ответил: "Что хотите", второй раз пренебрегая стерильным вариантом записей. Максим Максимыч отдал их своему случайному знакомому, выразившись в том же духе: "Хоть в газетах печатайте" (с.44,45).

    Этот офицер, он же второй повествователь, негативно отозвался о Печорине, которого видел только раз "на большой дороге" (с.46). Последнее выражение и самооценка героя согласуются: "Я, как матрос, рождённый и выросший на палубе разбойничьего брига" (с.122). Тогда понятно отношение к нему: "Недавно я узнал, что Печорин, возвращаясь из Персии, умер. Это известие меня очень обрадовало: оно давало мне право печатать эти записки, и я воспользовался случаем поставить своё имя над чужим произведением. Дай Бог, чтоб читатели меня не наказали за такой невинный подлог!.."            
 
      Но он здесь не один. Чтобы вызвать доверие читателей к запискам, офицер сравнил их в Предисловии с "Исповедью Руссо", которая "имеет уже тот недостаток, что он читал её своим друзьям". И умалчивает, что в исповеди Печорина этот недостаток тем больше, что он дал возможность читать её всем желающим, бросив рукопись. Издатель же заверяет: "Перечитывая эти записки, я убедился в искренности того, кто так беспощадно выставлял наружу собственные слабости и пороки". Печорин, имея "верный признак некоторой скрытности характера" (с.42), в своей "истории души человеческой" многое утаил. Но офицеру правда и не нужна: "Итак, одно желание пользы заставило меня напечатать отрывки из журнала, доставшегося мне случайно" (с.46-47).       
         
     Третий повествователь, Максим Максимыч, рисует "славного малого" Печорина (с.13). Всего через четыре месяца жизни с горянкой его "обращение стало холодно, ласкал он её редко, и она заметно начинала сохнуть, личико её вытянулось, большие глаза потускнели"(с.32). Такого рода признаки присущи и началу интересного положения, чего штабс-капитан не понял. Печорин же высказал ему разочарование в женщинах: "Любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни" (с.32). Хотя он не имеет другой подруги, Максим Максимыч твёрдо знает, что тот покинул бы девушку: "А это бы случилось, рано или поздно" (с.36). 
 
      Тем временем близ крепости был замечен давний поклонник Бэлы, о ком штабс-капитан сказал: "...год тому назад она ему больно нравилась - он мне сам говорил, и если б надеялся собрать порядочный калым, то, верно бы, посватался… Тут Печорин задумался" (с.31): если тому нужна Бэла, ставшая бременем здесь, то их интересы совпадают. Правда, контакт с ним невозможен: "Эти горцы народ мстительный", -  сказал командир. Но Бэла не желает жить "рабой" (с.30) и сама выйдет за пределы крепости, нарушив любой запрет. Надо лишь удалиться отсюда на время, чтобы облегчить задачу охотнику.
               
     "Вот раз уговаривает меня Печорин ехать с ним на кабана; я долго отнекивался: ну, что мне был за диковинка кабан! Однако ж утащил-таки он меня с собою. Мы взяли человек пять солдат и уехали рано утром. До десяти часов шныряли по камышам и по лесу, нет зверя.  …Только  Григорий Александрович, несмотря на зной и усталость, не хотел воротиться без добычи…" (с.33). Без них совершён захват Бэлы. "Она между тем успела закричать; часовые всполошились, выстрелили, да мимо, а мы тут и подоспели" (с.35). Печорину грозил возврат к прежнему тупику в отношениях с горянкой. Но помешать погоне невозможно: "добрый человек" Максим Максимыч (с.21) к ней "привык, как к дочери" (с.29).

      Герой поступил согласно известному правилу: если нельзя помешать, надо возглавить. В погоне он был впереди, "я за ним… с каждым мгновением  мы были всё ближе и ближе… Не стреляйте! – кричу я ему, – берегите заряд; мы и так его догоним", ибо любое попадание могло кончиться плохо при такой скачке. Однако без необходимости и в нарушение приказа Печорин выстрелил, что сошло за его ошибку: "Уж эта молодёжь! вечно некстати горячится" (с.34). Пуля попала в коня, и седок убежал, перед тем смертельно ранив девушку.
 
     В течение нескольких суток жизни Бэлы "...я во всё время не заметил ни одной слезы на ресницах его; в самом ли деле он не мог плакать или владел собою  -  не знаю" (с.35). В конце тоже "его лицо ничего не выражало особенного, и мне стало досадно: я бы на его месте умер с горя… Я, знаете, больше для приличия хотел утешить его, начал говорить; он поднял голову и засмеялся…У меня мороз пробежал по коже от этого смеха". Фальшь штабс-капитана выглядела комично, и он сам не совсем грустил: "Я пошёл заказывать гроб. Признаться, я частию для развлечения занялся этим" (с.37). Почему скорбное занятие, вопреки ожиданию, развлекло его?
 
    Печорин сказал, что у них с начальником "давно всё пополам" (с.21). Максим Максимыч подтвердил: "...были друзья закадычные, жили вместе..." (с.40). Он же сообщил, что "запастись женой не догадался раньше, – так теперь уж, знаете, и не к лицу… Я, знаете, никогда с женщинами не обращался" (с.29-30).      
 
    В отличие от него, Печорин был знаком со "всеми удовольствиями, которые можно достать за деньги"(с.32), но имел "...какой-то врождённый страх, неизъяснимое предчувствие...Ведь есть люди, которые безотчётно боятся пауков, тараканов,мышей...Признаться ли?.." Он чувствовал "непреодолимое отвращение к женитьбе..." из-за предсказания о гибели из-за неё (с.102). Всё вместе указывает на подоплёку дружбы обоих сослуживцев.

   Когда Бэлу умыкнули из отчего дома, начальник строго объявил Печорину о домашнем аресте, "исполнив долг свой", а затем туманно упрекнул: "Послушай, Григорий Александрович, признайся, что нехорошо… Ну, признайся". Что он имел виду, не сказал, но герой понял и указал на естественность своего чувства: "Да когда она мне нравится?..", чем поставил "в тупик" севшего к нему на кровать Максима Максимыча. Тот попытался выйти из положения: "...если отец станет её требовать, то надо будет отдать", но вновь "стал в тупик", услышав в ответ: "А как он узнает?". Под этим подразумевалось сокрытие содеянного.
      
    Штабс-капитан выполнил требование прапорщика, нарушая свою обязанность пресечь "проступок, за который и я могу отвечать…" (с.21), и даже принял пари, что через неделю "она будет моя" (с.23). Когда так и случилось, Бэла "всё надо мной, проказница, подшучивала… Бог ей прости!.." (с.29). Перед кончиной она "...ни разу не вспомнила обо мне; а кажется, я её любил, как отец… ну да Бог её простит!.. И вправду молвить: что же я такое, чтоб обо мне вспоминать перед смертью?.." (с.36). Обидное отношение при жизни и перед концом Бэлы объясняет её оценку: "Нет, она хорошо сделала, что умерла: ну что бы с ней сталось, если б Григорий Александрович её покинул?" Но она не боялась этого: "Если он меня не любит, то кто ему мешает отослать меня домой? Я его не принуждаю. А если это так будет продолжаться, то я сама уйду" (с.30).

       Повествователь закончил историю так: "Сознайтесь, однако ж, что Максим Максимыч человек, достойный уважения?.. Если вы сознаетесь в этом, то я вполне буду вознаграждён за свой, может быть, слишком длинный рассказ"(с.38). Однако он сам изменил своё мнение после встречи того с Печориным.

      Будучи раздосадован ею, штабс-капитан сказал откровенно: "Я не богат, не чиновен, да и по летам совсем ему не пара… Правда, мы жили долго под одною кровлей… Да мало ли с кем я не жил?.." (с.44). Узнав же, что тот пренебрёг делом ради встречи с героем, офицер разобрался: "Я понял его: бедный старик, в первый раз от роду, может быть, бросил дела службы для с о б с т в е н н о й   н а д о б н о с т и, говоря языком бумажным..." (с.45). От былого уважения осталась лишь жалость к попутчику из-за его "сладких" и "старых заблуждений". Они "простились довольно сухо" (с.46).
 
            
     ...Известна оценка, которую Николай 1 дал роману: «По моему убеждению, это жалкая книга, обнаруживающая большую испорченность её автора». Тот же в предисловии к новому изданию ответил о "несчастной доверчивости некоторых читателей и даже журналов к буквальному значению слов" в романе, а также отверг подозрение в том, "что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых» (с.6-7).

      Повод к такому суждению дан в тексте: доктор Вернер имеет физический изъян, "как у Байрона" (с.65), а в ранних стихах Лермонтова прозвучало: «Нет, я не Байрон, я другой…». Другим в этом приятельском тандеме  был Печорин. Но Автор отрицает связь между собой и персонажем как "старую и жалкую шутку" и "нелепости", упрекает публику, что та "просто дурно воспитана", как провинциал, не понимающий дипломатический язык, и даже в сказке ищет намёк на реальных лиц.   

     Затем пишет о герое, который, "милостивые государи мои, точно портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии. Вы мне опять скажете, что человек не может быть так дурён..." Этот придуманный портрет имел мало общего с Печориным, и В.Г.Белинский недоумевал: "А чем же он дурён?" Зато тождество с создателем романа было исключено.

     Задетый замечаниями об автопортрете Автор продолжает, что "ему просто весело было рисовать современного человека, каким он его понимает и, к его и вашему несчастью, слишком часто встречал". Свои "горькие лекарства, едкие истины" в романе он весело разбавил двойным смыслом слов, фраз, ситуаций, ибо "...в порядочном обществе и в порядочной книге явная брань не может иметь места; что современная образованность изобрела орудие более острое, почти невидимое, но, тем не менее, смертельное, которое, под одеждою лести, наносит неотразимый и верный удар". 
    
     Внешне рисунок вышел таким: "...среднего роста;  стройный, тонкий стан его и широкие плечи, ...белокурые волосы, вьющиеся от природы,... об глазах его я должен сказать ещё несколько слов... из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-то фосфорическим блеском... то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный;... он был вообще очень недурён и имел одну из тех оригинальных физиогномий, которые особенно нравятся женщинам светским" (с.42-43).
      
      Случайно ли это совпадает с описанием современниками пушкинского убийцы? "Хорошо сложенный, с волнистыми белокурыми волосами, усами, тонкими чертами лица", а также со "стеклянными глазами"; "в вицмундире он был ещё недурён", и им "увлекались женщины не особенно серьёзные и разборчивые, готовые хохотать всякому излагаемому в модных салонах вздору". Оба они офицеры, в одинаковом возрасте 25 лет, с одинаковым пороком и повинны в дуэльном убийстве. В стихотворении "Смерть поэта" написано: "Судьбы свершился приговор ...безжалостной рукой" противника. Спустя годы появился Печорин, уже исполнявший "роль топора в руках судьбы" (с.108), которая ответственна за всё в последней части романа "Герой нашего времени".