Конец тайны Печорина

 
               
               
                ...проникая в скрытый смысл по смыслу видимому, как       
                отыскиваешь путь в подземелье по слабому свету, падающему сверху.

               
                А.Дюма, Граф Монте-Кристо.
               

       Споры о печоринском феномене начались ещё в 19 веке, продолжились в следующем столетии и перешли в третье тысячелетие. В основе романа лежит литературный приём, ныне называемый "ненадёжный рассказчик". Это все, кто повествует о герое: он сам в своих записках; издатель в Предисловии к ним; Максим Максимыч в своих воспоминаниях о нём. Печорин пишет: "Одни почитают меня хуже, другие лучше, чем я в самом деле...Одни скажут: он был добрый малый, другие  -  мерзавец!.. И то, и другое будет ложно" (с.109). Но подсказка не сработала. Гениальный автор признал переоценку своих читателей:"Наша публика так ещё молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце её не находит нравоучения" (с.6).

     Считается, что свои мысли и чувства Печорин раскрыл в дневнике: "Ведь этот журнал пишу я для себя, и, следственно, всё, что я в него ни брошу, будет со временем для меня драгоценным воспоминанием" (с.86). Но в дневнике содержатся большие отточия (с.57,72,86,104,108), из чего следует: какие-то из записей, которые могли нанести вред, герой потом удалил, а значит, он тоже неправдив, и драгоценность поддельная, в известном смысле.    

     Увидев на курорте тайного недруга, герой пишет: " Я чувствую, что мы когда-нибудь с ним столкнёмся на узкой дороге, и одному из нас не сдобровать" (с.60).  Ничего о том, как при этом уцелеть, в его дневнике нет. "Я никогда сам не открываю моих тайн, а ужасно люблю, чтоб их отгадывали, потому что таким образом я всегда могу при случае от них отпереться" (с.68), -  говорил он. Поскучав в захолустной крепости, куда был сослан служить после дуэли, Печорин перечитал записи и применил это правило к ним. На последней странице есть лишь концовка его замысла, а подробности скрыло отточие.   
 
    Их герой описал далее, при изложении дуэли, и закончил Журнал "странными событиями" в казачьей станице (с.109). Но теперь Печорин сразу закамуфлировал мотивы своих действий так, чтобы правка потом не требовалась, а об истории с Бэлой и про "наше житьё-бытьё в крепости" с Максимом Максимычем, как назвал это последний (с.43), вообще умолчал (и это подчёркнуто названием "Окончание журнала Печорина"). Собственная его цензура не пропустила запретные темы, а без них "драгоценное воспоминание" утратило ценность и было брошено без сожаленья при отъезде из крепости.
   
     Второй повествователь, офицер, получив от Максима Максимыча записки героя, дал им свою оценку, в свою очередь неправдивую. Штабс-капитан сохранил бумаги Печорина, оставленные при отъезде, и при встрече через несколько лет спросил, что с ними делать. "Что хотите",  -  был ответ, включавший в себя, в том числе, любую степень огласки. Он подтверждает факт обработки текста героем, после которой они стали для него безопасны. Максим Максимыч передал записки первому встречному, это пожелавшему, с таким же разрешением: "Хоть в газетах печатайте" (с.44,45), что тот и сделал.

     Прочитав "сердечные тайны человека, которого я никогда не знал" и который назвал заведомо ложными все мнения о себе, собственное суждение о нём офицер выразил тонко: "...я видел его только раз в моей жизни на большой дороге" (с.46). Последние слова органично дополняют метафору самого персонажа: "Я, как матрос, рождённый и выросший на палубе разбойничьего брига..." (с.122), до известного выражения, объяснившего его чувство: "Недавно я узнал, что Печорин, возвращаясь из Персии, умер. Это известие меня очень обрадовало: оно давало мне право печатать эти записки, и я воспользовался случаем поставить своё имя над чужим произведением. Дай Бог, чтоб читатели меня не наказали за такой невинный подлог!.."            
 
      Но дело этим не ограничилось. В Предисловии он сравнивает с Журналом Печорина "Исповедь Руссо", которая "имеет уже тот недостаток, что он читал её своим друзьям"; однако Издатель умалчивает, что его Печорин бросил. Это допускало прочтение текста всеми и явно противоречило "верному признаку некоторой скрытности характера" героя (с.42), указывая на то, что рукопись ему неопасна. Так, в ней не было ничего о трагедии с Бэлой, хотя публиковалось всё, что "относилось к пребыванию Печорина на Кавказе". Тем не менее, владелец её утверждает: "Перечитывая эти записки, я убедился в искренности того, кто так беспощадно выставлял наружу собственные слабости и пороки". Сомнительная ссылка, будто история самой мелкой души важнее истории целого народа, значила одно:"Итак, одно желание пользы заставило меня напечатать отрывки из журнала, доставшегося мне случайно" (с.46-47), со своей ложной оценкой для привлечения публики.       
         
     Третий повествователь, Максим Максимыч, в отличие от предыдущих, откровенно рассказал историю о "славном малом" Печорине, "славной девочке" Бэле (с.13,29) и о себе, но в пределах своего разумения и приличий. 

      После четырёх месяцев проживания с "хорошенькой княжной" (с.15) печоринское с нею "...обращение стало холодно, ласкал он её редко, и она заметно начинала сохнуть, личико её вытянулось, большие глаза потускнели"(с.32). Штабс-капитан ранее "никогда с женщинами не обращался" (с.30) и не знал о ранних признаках интересного положения, приняв их за следствие её печали. Перемены во внешности не красили ни Бэлу, ни Печорина, из-за этого остывшего к ней, как бывает в таких случаях. В ответ на упрёки командира герой стал долго объяснять, что после светских красавиц его "сердце осталось пусто" (с.32), умолчав о своём чувстве к Вере, а с горянкой ему просто скучно. Из всего обилия полуправды Максим Максимыч понял главное: он оставит её. "А это бы случилось, рано или поздно" (с.36), хотя иной подруги Печорин не имел. Тот же не ускоряет события: состояние Бэлы и пьяница-лекарь могут сделать всё за него...
 
     Тем временем близ крепости появился давний поклонник Бэлы, о котором штабс-капитан сказал:  "...год тому назад она ему больно нравилась - он мне сам говорил, и если б надеялся собрать порядочный калым, то, верно бы, посватался… Тут Печорин задумался" (с.31). О чём, рассказчик не знал, но предположить можно: видно, тому нужна Бэла, которая стала бременем здесь, тогда интересы обоих совпадают. Личный контакт с претендентом рискован, поскольку командир предупредил, что "эти горцы народ мстительный" (с.31). Однако в том и нет нужды: девушка, не желая жить "рабой" (с.30), или из каприза нарушит любой запрет, сама выйдет из крепости и попадёт в засаду. Надо лишь помочь этому, удалясь отсюда вместе с начальником.
               
     "Вот раз уговаривает меня Печорин ехать с ним на кабана; я долго отнекивался: ну, что мне был за диковинка кабан! Однако ж утащил-таки он меня с собою. Мы взяли человек пять солдат и уехали рано утром. До десяти часов шныряли по камышам и по лесу, нет зверя.  …Только  Григорий Александрович, несмотря на зной и усталость, не хотел воротиться без добычи…" (с.33). Без них совершён захват Бэлы. "Она между тем успела закричать; часовые всполошились, выстрелили, да мимо, а мы тут и подоспели" (с.35). Печорину грозил возврат к прежнему тупику в отношениях с горянкой. Но помешать погоне невозможно: тут же Максим Максимыч, который к ней "привык, как к дочери…" (с.29).

      Герой сделал то, что в наше время называется так: если нельзя помешать, надо возглавить. Началась гонка за похитителем: Печорин впереди, " я за ним… с каждым мгновением  мы были всё ближе и ближе… Не стреляйте! – кричу я ему, – берегите заряд; мы и так его догоним". Без всякой необходимости, прямо нарушая приказ командира, тот выстрелил. При бешеной скачке любое поражение преследуемых повлекло бы тяжкие последствия, сойдя за ошибку, что в итоге и случилось. "Уж эта молодёжь! вечно некстати горячится" (с.34).

      Дальнейшее Максим Максимыч не может понять. Во время агонии Бэлы "...я во всё время не заметил ни одной слезы на ресницах его; в самом ли деле он не мог плакать или владел собою  -  не знаю" (с.35). Сразу по её смерти опять "его лицо ничего не выражало особенного, и мне стало досадно: я бы на его месте умер с горя… Я, знаете, больше для приличия хотел утешить его, начал говорить; он поднял голову и засмеялся… У меня мороз пробежал по коже от этого смеха…" Герой был удовлетворён развязкой, а штабс-капитан насмешил попыткой изобразить сочувствие. "Я пошёл заказывать гроб. Признаться, я частию для развлечения занялся этим…" (с.37). Такое признание шло вразрез с ситуацией, для понимания чего вернёмся немного назад.
 
      Как сказал Печорин, до появления Бэлы у них было "давно всё пополам". После похищения её из отчего дома штабс-капитан строго объявил ему о домашнем аресте, "исполнив долг свой", а затем мягко сказал: "Послушай, Григорий Александрович, признайся, что нехорошо… Ну, признайся". Туманный упрёк тот понял и ответил, что его чувство естественно: "Да когда она мне нравится?..", чем поставил "в тупик" севшего к нему на кровать штабс-капитана. Последний сделал попытку выйти из него: "...если отец станет её требовать, то надо будет отдать", и вновь оказался там же: "А как он узнает?", что подразумевало укрытие содеянного.
      
      Старый служака выполнил это вместо обязанности пресечь "проступок, за который и я могу отвечать…" (с.21), и принял пари Печорина, что через неделю "она будет моя" (с.23). Когда так и случилось, Бэла "всё надо мной, проказница, подшучивала… Бог ей прости!.." (с.29). Впоследствии он скажет: "Нет, она хорошо сделала, что умерла: ну что бы с ней сталось, если б Григорий Александрович её покинул?" Однако Бэла совсем не опасалась вернуться к родным: "Если он меня не любит, то кто ему мешает отослать меня домой? Я его не принуждаю. А если это так будет продолжаться, то я сама уйду" (с.30).
 
      В связи с охлаждением героя штабс-капитан "имел с ним длинное объяснение: мне было досадно, что он переменился к этой бедной девочке…" (с.31). Она же перед своим концом "...ни разу не вспомнила обо мне; а кажется, я её любил, как отец… ну да Бог её простит!.. И вправду молвить: что же я такое, чтоб обо мне вспоминать перед смертью?.." (с.36). Вопрос не риторический, но ответ на него рассказчик замалчивает так же, как о причине своего послушания прапорщику и насмешек юной горянки над хозяином крепости, намного старше себя по возрасту. Она следует из повести "Максим Максимыч".
               
      Этот "бедный старик, в первый раз от роду, может быть, бросил дела службы для   с о б с т в е н н о й   н а д о б н о с т и, говоря языком бумажным...", ради встречи с героем (с.45). Словосочетание, в тексте выделенное курсивом,  вместе с его признанием, что "запастись женой не догадался раньше, – так теперь уж, знаете, и не к лицу…"(с.29), объясняет отношения обоих. Печорин же, знакомый со "всеми удовольствиями, которые можно достать за деньги"(с.32), испытывал "...какой-то врождённый страх, неизъяснимое предчувствие...Ведь есть люди, которые безотчётно боятся пауков, тараканов, мышей...Признаться ли?.." Оказалось, он чувствовал "непреодолимое отвращение к женитьбе..." из-за гадания, услышанного в детстве (с.102).
               
    Максим Максимыч, разочаровавшись встречей с тем, с кем "были друзья закадычные, жили вместе..." (с.40), объяснил его холодность так: "Я не богат, не чиновен, да и по летам совсем ему не пара… Правда, мы жили долго под одною кровлей… Да мало ли с кем я не жил?.." (с.44, 45). До того попутчик оценивал его так: "Сознайтесь, однако ж, что Максим Максимыч человек, достойный уважения?.. Если вы сознаетесь в этом, то я вполне буду вознаграждён за свой, может быть, слишком длинный рассказ"(с.38). Но когда тот проговорился о своих отношениях с героем, вместо уважения офицер в мыслях посочувствовал Максиму Максимычу с его "старыми заблуждениями" (с.46) и предпочёл дальше ехать один.
 
            
       ...Известна оценка, которую император Николай 1 дал роману, коснувшемуся нравов в офицерской среде: «По моему убеждению, это жалкая книга, обнаруживающая большую испорченность её автора». В Предисловии ко второму изданию Лермонтов ответил про "несчастную доверчивость некоторых читателей и даже журналов к буквальному значению слов" в ней. Основным же "оправданием и ответом на критики" стала отповедь тем из них, кто полагал, "что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых» (с.6-7).

      Повод так думать дал он сам: в романе доктор Вернер имеет физическую особенность, "как у Байрона" (с.65), в ранних же стихах Лермонтова прозвучало: «Нет, я не Байрон, я другой…». Другим в этом тандеме был Печорин, но Лермонтов высмеивает смешение автора и персонажа как "старую и жалкую шутку" и "нелепости", упрекает публику, что та "просто дурно воспитана", как провинциал, понимающий дипломатический язык с точностью до наоборот и ищущий даже в сказке намёк на реальных лиц.
      
      Отчитав публику, он переходит к своему герою, который, "милостивые государи мои, точно портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии. Вы мне опять скажете, что человек не может быть так дурён..." В.Г.Белинский недоумевал по поводу столь явного преувеличения: "А чем же он дурён?" Но оно сразу устраняло подозрения в их идентичности.

      В конце Автор пишет, что "Ему просто весело было рисовать современного человека, каким он его понимает и, к его и вашему несчастью, слишком часто встречал. Будет и того, что болезнь указана, а как её излечить  -  это уж Бог знает!" Однако перед тем дал общий рецепт: "Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины", дозируемые с учётом того, "что в порядочном обществе и в порядочной книге явная брань не может иметь места; что современная образованность изобрела орудие более острое, почти невидимое, но, тем не менее, смертельное, которое, под одеждою лести, наносит неотразимый и верный удар" посредством двойного истолкования слов, фраз, ситуаций.
    
      Но тот, в кого целил удар, благополучно его пережил. Кто же он? Печорин наружно таков: "...среднего роста;  стройный, тонкий стан его и широкие плечи, ...белокурые волосы, вьющиеся от природы,... об глазах его я должен сказать ещё несколько слов... из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-то фосфорическим блеском... то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный;... он был вообще очень недурён и имел одну из тех оригинальных физиогномий, которые особенно нравятся женщинам светским" (с.42-43).
      
      Роман был задуман в год смерти Пушкина. Виновник её описан современниками так же: "Хорошо сложенный, с волнистыми белокурыми волосами, усами, тонкими чертами лица" и "стеклянными глазами"; "в вицмундире он был ещё недурён", им "увлекались женщины не особенно серьёзные и разборчивые, готовые хохотать всякому излагаемому в модных салонах вздору". Совпадение здесь исключено.

      Он тоже офицер того же возраста 25 лет, что и Печорин, с тем же пороком, и оба они совершили дуэльное убийство. Один "играл роль топора в руках судьбы" (с.108), и "судьбы свершился приговор ... безжалостной рукой" другого, как написано в стихах "Смерть поэта". Вопросы о соотношении судьбы и воли поставлены в заключительной части романа "Герой нашего времени".