четыре стены и люди

Первый день в заключении светло-зеленых стен.

 Выезжая вечером в направлении больницы, я заранее была настроена довольно-таки оптимистично: почему-то сам факт того, что я буду пребывать где-то вне квартиры делал меня сравни героя, я сама себе представлялась кем-то иным, более сильным, способным прожить не дома, а где-то в другом месте, месте, где меня совершенно точно будут пытаться откормить разными, вполне возможно, высоко калорийными вещицами. Я была готова к этому. Собрав волю в кулак, продукты и манатки – в пакеты, я и моя бабан выдвинулись в сторону Морозовского ада.
 По прибытии я успела вкратце ознакомиться с правилами поведения в этом заведении: тут черным по белому было написано, что компьютеры и телефоны использовать нельзя. С этой поры мое настроение начало стремительно приближаться к отметке нуля. Странное дело, прожить без еды не составило бы для меня большой проблемы, а вот прожить без моего дорогого Асусика – извините.
 Однако все мои треволнения вскоре разрешились довольно мирно.
 Правда, с первых минут меня поставили в известность, что на все отделение в живых оставили только одну-единственную розетку. Сие обстоятельство еще более убавило мой пыл. Также моя палата кишела довольно нелицеприятными особами – то есть, полными, тучными людьми, одной из которых была девочка Амина в розового цвета одежде, плотно облегающей ее телеса. Тот факт, что она неправильно ставит ударение в слове «звонит», заставлял мои кулаки сжиматься в диком желании дать ей в тучное личико.
 В скором времени в добавок ко всему выяснилось, что даже в таком маленьком пространстве не исключено наткнуться в иной раз на доказательство своей неоригинальности – в какой-то палате лежал мальчик с такой же фамилией, как и у меня. Просто блеск.
 Когда я только начала обустраиваться в палате номер 4, я увидела, к своей радости, новое лицо, совершенно отличное от всех остальных лиц именно своей привлекательностью. Как потом выяснилось, этим лицом была Марина. Мы с ней оказались в одной палате ввиду некоторых обстоятельств – видно бог решил-таки, что с меня хватит его насмешек, пора мне все же изведать, что значит насладиться хоть какой бы то ни было стороной этого места.
 Тут вдруг ни с того ни с сего подали ужин – нечто расплывчатое с горохом и рыбной запеканкой. И хлеб. Хлеб был чертовски вкусным – это улучшило мое мнение о больнице на пару пунктов. Расплывчатое нечто оказалось картофельным пюре, которое я всеми силами пыталась не употребить в качестве еды. То есть, в итоге всего я съела хлеб, рыбу (слишком соленую, по моему личному мнению) и вкусный, действительно вкусный хлебушек.
 Вечером я сделала попытку посмотреть фильм «шаг вперед 5» и сразу, буквально с самого начала угадала, как все пойдет далее: слишком уж все понятно в подобного рода фильмах. Но сегодня мне удалось его досмотреть в связи с тем фактом, что не было какого-то особенного желания у меня на это.
 Уже немного позднее я сходила на ЭКГ, а потом меня более тщательно осмотрели, заставив раздеться прежде всего и не упустив случая напомнить мне, какая я нездорово худая и что мне нужно немедленно набирать вес. Меня немного смутил сам факт того, что приходилось раздеваться перед Мариной. Будь то перед кем еще, я бы спокойно пошла на это, но перед ней почему-то было как-то неловко. Она девушка с нормальным весом и красивой, здоровой фигурой, а я, я – не пойми что.
 Сегодня мне ничего не сказали, никакого диагноза не произнесли, хотя я вполне точно знаю, что у меня компрессионно-ишемическая невропатия малоберцового нерва слева. Правда, в чем именно заключается мое заболевание, остается для меня загадкой и тайной, покрытой кромешной тьмою.
 Со мной в палате лежат: Марина (как уже было сказано) семнадцати лет, Маша шести лет с мамой и Настя тринадцати лет, вполне выглядящая на все шестнадцать. Мне тут уже все сделали замечание насчет моего вида. Немного смешит и подбешивает.
 А вот уже под ночь произошло то, что я могу назвать случаем реально чего-то стоящим:
 Маша как и всегда сидела за столом и рисовала, разговаривая сама с собой, комментируя каждый свой штрих, каждую свою мысль.
 - Я принцесса, - говорила она, придавая своему голосу наигранную интонацию вымышленного персонажа. – Я такая красивая, у меня пышные платья, я могу надевать все, что захочу, - она будто создавала словами свой мирок, параллельную реальность, представляемую так ясно и так ярко, что обрывки диалогов созданных героев долетали даже до нашей действительности.
 Мама то и дело просила свою дочку помолчать, ссылаясь на наше нахождение в комнате. Мол, ты тут не одна – другим девочкам вряд ли хочется слушать твои реплики. Нет, не пойми меня неправильно, ее мама не брюзгливая женщина, ворчащая по пустякам, вовсе нет, скорее наоборот – эта женщина на самом деле была заинтересована в том, чтобы МЫ (совершенно посторонние для нее люди) чувствовали себя комфортно в далеко не домашней обстановке.
 Но мне было интересно послушать ее дочь, что бы там не казалось матери. Я делала это в пол-уха, но все же не оставляла без внимания ни одно слово, как вдруг…
 После очередного замечания со стороны своей родительницы Машина рука, в которой та держала карандаш, повисла в воздухе. Ребенок с секунду размышлял, стоит ли ему произносить пришедшую на ум мысль, озвучивать ее, давать ей крылья и способность влететь нам в сознание?
 - Ну почему случился этот приступ? – спросила она, спустя эту секунду. Я навострила внимание, полностью сфокусировала его на Машиных словах. – Ведь такого же не было раньше. И вдруг…раз…ведь не было раньше, и вдруг произошло, и мы должны сидеть в этой больнице…
 - Машенька, что поделаешь, - попыталась прервать ее мама.
 - Зачем мы здесь? – не слушала девочка. Она всеми силами хотела показать, что она чувствует, что хранится в ее маленьком сердечке, какие страшные мысли блуждают в ее юном мозгу. – Я не хочу быть здесь, - Маша обернулась на миг. – Когда мы уже уедем? – и, словно не заинтересованная в ответе, словно ее вопрос ни для кого ничего не значил, отвернулась.
 После такого резкого всплеска эмоциональных переживаний я сама почувствовала себя не так уж уверенно здесь, в этих светло-зеленых стенах палаты номер 5. Вся моя стойкость, решительность и вся моя уверенность в том, что я все смогу превозмочь в один жалкий миг просто рассыпались в прах от услышанного.
 Чье сердце не дрогнет при звуке детского плача?
 Машина тоска была камнем, брошенным в воду, и я почувствовала, что настала очередь на глади появиться еще одному кругу. И не только я это чувствовала – мы все мысленно поняли друг друга, испытывав сейчас такой острый приступ одиночества, этого режущего изнутри ножичка.
 А ночью я буквально сходила с ума – круг от брошенной в душу тоски достиг апогея, наивысшей своей точки. Это уже была не рябь – это было целое цунами, захлестнувшее всю меня, влившееся ужасной судорогой мне под кожу, заполнив собой мою кровь, ставшей настолько обжигающей, что казалось невозможным терпеть ее течение в своих воспаленных венах.
 Я плакала в эту ночь.
 В свои практически-семнадцать я рыдала, как дитя, страдая от того, что я не дома, а в неизвестном месте, полном незнакомыми людьми.

 Второй день безрадостного пребывания в отвратительном месте.

 От рыданий ночь моя прошла кошмарно.
 Наутро, когда в семь часов нам раздавали лекарства, я вспомнила, что примерно в полночь подходила к дежурным медсестрам, спрашивая, может ли моя родня забрать меня отсюда домой. Я чувствовала себя настолько паршиво, что даже не задумывалась, каким ребенком я выгляжу со стороны. Мне было просто плевать – настолько сильно душила меня тоска по родному дому, бабушке и Маврику.
 Я позвонила с утра домой, просясь забрать, и дом ответил мне, что надо подождать до вечера.
 Если большую часть дня провести во сне, то время ожидания будет совершенно незаметным.
 Проспав до завтрака, я внутренне разочаровалась в том, что вообще жива. Привезли отвратительное подобие каши, носящее имя рисовой, ломоть черствого белого хлеба с маслом.
 Пришлось отвоевывать у нового отряда медсестер свой кусок хлеба в прямом смысле этого слова. И я добилась куска черного, правда, на вкус он был совершенно не тот, что накануне вечером на ужин. Волшебство какое-то. Чудеса расчудесные.
 Выпив таблетки и получив болезненную порцию уколов в свою тощую задницу, я почувствовала внутри странное предчувствие ужасной тошноты, а потому приняла решение пойти на боковую. Таким образом я проспала до обеда. А обед (гречку, черный хлеб) я впихнула в себя с силой, стараясь не выблевать все это обратно.
 «Ничего, думала я, скоро приедет бабушка и заберет меня отсюда».
 В этот день, в периоды просветления рассудка между сном я пообщалась с Мариной и нашла ее очень приятным собеседником, как и человеком.
 Мы поговорили с ней на разные темы, обсудили то и иное, я рассказала ей о Паланике и посоветовала пару книг к прочтению (так как увидела, что она читает «Снафф»), мы поговорили насчет кинематографа и также обменялись мнениями на этот счет, опять же посоветовали что-то к просмотру, а я таки заставила себя досмотреть «Шаг вперед 5».
 Бабушка приехала часов в пять. В этот час я уже готова была пожалеть о звонке ей, потому что с Мариной на соседней койке жизнь в больнице уже не казалась так обременительно скучной, как накануне.
 А меня никто и не выпустил. Сказали, что без врача никто не может этого сделать, так что времени есть еще до завтрашнего утра, и, если я не передумаю, то меня можно будет забрать, так как в отделении будет сама заведующая.
 «Еще немного, думала я, еще немного – и воля».
 В этот вечер я испытала нечто, похожее на дежа-вю. Мне внезапно показалось, что то же самое со мной уже происходило когда-то: бабушка уже приходила за мной, я уже оставалась тут. Было как-то неловко от этой мысли, что одно и то же имеет всегда тот же самый эффект на меня – и я всегда не в силах что-то изменить в своей судьбе, будто бы есть какое-то предопределение, предначертание моего жизненного маршрута, которого я должна во что бы то ни стало придерживаться.
 Вечером, обыкновенно, ко всем приходят родные и друзья, а я, проводив недавно бабушку, сидела сиднем и разгадывала кроссворд наедине с самой собой.
 Стоит ли придавать значение тому факту, что за оставшиеся часы сего дня я не съела полдник и поужинала только куском хлеба – не знаю.
 С девяти и до одиннадцати я читала «Мою борьбу» Гитлера, а потом вышла в коридор подзарядить телефон и пообщалась с мамой одной новой девочки. Уже не помню, каким образом, но тема перешла с телефона на бабушку:
 - У тебя только бабушка? – спросила женщина, вперившись в мое лицо своим пронзающим душу взглядом.
 - Да.
 - А что с родителями стало? – она отвела глаза в сторону и немного пошатнулась, потрогала пальцами чехол своего телефона и вновь посмотрела на меня.
 - Ну, отец умер где-то два года назад, а мать давным-давно уехала, - ответила я зазубренную фразу, не вызывающую у меня уже никаких эмоций, а лишь улыбку.
 - Как? – удивилась та, будто меня только что распяли. – Она бросила тебя, что ли?
 Я усмехнулась.
 - Ну да.
 Мы помолчали.
 - А тебе ее не хватает, да?
 - Я не сказала бы, - покачала я плечами. Когда-то давно я завидовала тем, у кого есть матери, но без нее проще, как я теперь поняла. Намного. – В какой-то мере, да, возможно.
 - Ты ее помнишь?
 - Нет, - улыбнулась я, смахивая на идиотку, наверняка.
 Снова молчание.
 - А отец пил?
 - Пил, - я готова была рассмеяться. Почему-то мне иногда кажется, что вся моя жизнь – сплошной анекдот и ничего более.
 - Ты его любила? – женщина продолжала всматриваться в мое в лицо со странным вниманием.
 - Да. Наверное, - это был тот единственный вопрос, на который мне до сих пор бывает очень непросто отвечать. Слишком долгий надо проводить анализ, чтобы действительно что-либо понять.
 - Но ты-то будешь своих детей любить, да?
 Я посмотрела прямо в глаза этой женщины. Последнее время я крайне редко прибегаю к этому, но сейчас мне слишком сильно хотелось узнать, во имя чего происходит этот допрос? И в глазах моей собеседницы я прочитала ответ, словно он был написан черным по белому. Просто у нее та же ситуация. Просто ее муж пьет и даже не уделяет времени ребенку, который лежит здесь же, в этой же самой больнице, на расстоянии всего лишь метров пяти от меня самой. И хоть у нас с этой девочкой немного разные ситуация, все равно пьющий отец – это знакомая мне тема.
 Я почувствовала, что сейчас не должна отвечать так, как я вижу свое будущее. Сейчас надо отвечать так, как если бы у меня действительно когда-нибудь родились дети.
 - Да, я буду любить их. Неужели я позволю своим детям пройти через то, через что я сама прошла?
 Она улыбнулась мне в ответ. Эта женщина мне улыбнулась и сказала, смягчая свой взор:
 - Ты очень умная девочка.

 Третий день в палате номер 5.

 В эту ночь мне тоже поспать не удалось, хотя все-таки в сравнение с предыдущей ночью эта не могла бы пойти. Может, на меня так успокаивающе подействовала книга Адольфа или, может, секрет в чем-то другом – не знаю, но факт того, что я практически выспалась, очень даже не плох сам по себе.
 Накануне мы договорились с бабушкой, что утром она приедет и увезет меня обратно. В принципе, скорее всего именно из-за этого я спала спокойнее – с надеждой на что-то лучшее спать всегда лучше. Всегда приятно думать о хорошем, даже будучи подсознательно уверенной в том, что ничего не изменится.
 Завтрак состоял из моего кишечного расстройства и упадка настроения: подали манную кашу, белый хлеб с сыром и маслом. Взяв только бутерброд, я направилась в кухню, где уже уверенным тоном востребовала черный хлеб, а потом атаковала запасы Марины, стащив у нее (с ее, понятное дело, разрешения) бананчик. Итак, день обещал быть прекрасным, так как начинался с очень питательного завтрака – черного хлеба с маслом и сыром и банана. Наверное, я выживаю только благодаря своим запасенным орешкам и яблочкам.
 Получив новую дозу уколов в зад, я внутренне утешила себя тем, что скоро это все кончится – в 12.00 приедет бабушка, а я уеду отсюда и бай-бай.
 Во время обхода, однако, мое решение на уезд пошатнула заведующая, предельно ясно расставив все точки над И и поставив меня перед фактом: либо ухожу, обеспечивая себе хромоту до конца дней, либо остаюсь и, возможно, поправляюсь. Возможно. Ответ был очевиден. И стоило предупредить бабушку, чтобы она не приезжала понапрасну.
 Но я не учла тот факт, что бабан живет вчерашним днем и другим, соответственно, временем – непереведенным. Посему и сегодня она приехала меня навестить. Вместе с ней мы порешили оставить меня на недельку в этой лечебнице.
 Мое общение с Мариной развивается – мне точно нравится проводить с ней время, и ей со мной, я чувствую, тоже. Это приятно. С ней я смогу дожить до пятницы. Только до пятницы – и свобода!
 На обед я вкусила макароны, два куска хлеба, хлебец и свои фрукты, после чего два часа заняла алгеброй, написанием дневника и нового рассказа. А после этого мне предстояло принять душ в душевой мальчиков, ибо у девушек вообще не было никакой душей – видимо, подразумевается, что все девушки не нуждаются в чистке своего тела. Глупость да и только.
 Мы пошли в душ с Мариной – она вызвалась подержать дверь, чтобы мальчики не ворвались. Я решила не мыться полностью, боясь подцепить грибок, так что я просто помыла голову. И помыла весьма по-лузерски, умудрившись перевернуть душ и окатить и себя, и Марину водой. Пришлось переодеваться в ее штаны (в которых я прохожу, наверное, до конца заключения тут).
 В принципе, день прошел не так и плохо. Единственное жестокое упущение – ужин, состоявший из мяса, что вынуждало меня вновь красть банан и заедать его хлебушком (который в этот раз оказался не очень-то и свежим).
 Однако вечером мы посмотрели с Мариной новый фильм с Дениэлом Рэдклиффом «дружба и никакого секса» в темноте и наедине, что вызвало ряд восклицаний со стороны парней за дверью палаты и также ряд насмешек в сторону бисексуальности Ри. Со своей стороны, я высказала свое личное имхо насчет их отношения к подобной ориентации, и мы дружно перевели все в шутку.
 Да, соглашусь, я такой идиот, который готов сблизиться с любым существом, находящим меня смешной, дружащим со мной. Но это же не так плохо, верно?

 Четвертый день среди больных невротиков.

 С самого утра сегодня меня затаскали по различным отделениям, дабы провести надо мною уйму опытов. Сначала у меня взяли кровь из вены – не знаю уж точно, для чего. Порадовал тот факт, что хотя бы этот человек не стал говорить мне, насколько я худа и так далее, и тому подобное. Она просто порадовалась тому обстоятельству, что мои вены так хорошо видны и в них так просто попасть. Это подняло мне мое настроение.
 Кстати сказать, сегодня я впервые выспалась в этом месте. Серьезно. Или я была очень близка к тому, чтобы выспаться – в любом случае, продвижение.
 Меня осмотрели на обходе и сказали, что мои неполадки с ногой вполне излечимы, стоит только походить на сеансы массажа, гимнастики, попить прописанные лекарства и потерпеть уколы витамина Б – и все уйдет. Сегодняшняя врач сказала, что это какое-то воспаление нерва. Мне уже так много всего наговорили, что я просто не знаю, кого слушать. В любом случае, я здесь доле, чем до утра-вечера пятницы не останусь, это точно.
 Завтрак также порадовал меня – была геркулесовая каша. Правда, как ни просила я добавки, мне ее не дали, мол, «еще два этажа обслужить надо». Зато потом эта самая развозящая-еду-персона гавкала что-то насчет того, что я ничего не ем и от каши отказалась сегодня. Такой поворот меня смутил, и я высказала ей все, что я думаю о ее нападках.
 Впереди меня ждал сеанс массажа и упражнения для развития ноги. Я была в свитере, от этого было некомфортно и жарко. Еще более некомфортно мне было в те моменты, когда руки массажистки очень сильно приближались к внутренним мышцам бедра. Мне хотелось ударить женщину по ладоням, оправдав свое поведение тем, что малоберцовая мышца находится не в бедре, а в голени. Но я понимала, что надо разминать не только нижнюю часть ноги, но вообще всю ногу.
 На обследование (на миографию, если быть совсем уж точной) в другой корпус мне довелось идти с новым мальчиком – он приглянулся мне еще накануне, просто чем-то таким зацепил, хотя по нему видно, что он немножечко петух. Но так как «петух» - это первое впечатление о нем, а первое впечатление у меня зачастую (а точнее всегда) кардинально меняется впоследствии. Так что могу с уверенностью чуть ли не в сто процентов сказать, что он не петух однозначно.
  Пока мы ждали приема, он со мной заговорил, и в ходе этого разговора я узнала, что у него половина лица не двигается, а еще я заметила, что он очень часто матерится. Что-что, а это меня слегка выворачивает наизнанку. Но, если пропускать ругань мимо ушей, парень довольно общительный и даже в чем-то приятный.
 На самом же обследовании мне пускали по ногам ток, проверяя реакцию того или иного нерва. Я уже в тот момент отметила про себя, что с левой дела не ахти как. И это меня расстроило.
 На обед я опоздала, плюс ко всему выяснилось, что меня уйма кого ждет. Я сказала, что в первую очередь я поем, а уж потом мы порешаем все вопросы.
 Непонятно, за каким чертом мне положили котлету, если уже каждый в курсе, что мясо я не ем. В общем, была гречка и был хлебушек, а также мои фруктики и борщец. Потом – физиотерапия пятнадцатиминутная и болезненные уколы в задницу, от которых пробрало на сон.
 Должна отдать должное сегодняшней смене медсестер: хотя некоторые из них редкостные стервы, в общем и целом они бабы неплохие. Одна даже разрешила мне воспользоваться розеткой в процедурной, дабы подзарядить ноутбук. Спасибо тебе, сестра.
 До вечера я продрыхла, силясь не сблевануть на пол – настолько сильно мне было плохо. Странно, как действуют на меня витаминки. Сквозь сон я услышала, что в коридоре собрались люди и смотрят «шаг вперед 5». Внутренне ухмыльнулась, ибо смотрели в связи с тем, что я согласилась перекачать с компа этот фильм на телефон однофамильца.
 Мне было настолько скучно и мне было настолько нечего делать, что я вышла в коридор. Марина пригласила меня сесть рядом, но не было стула. А стул мне уступил не кто иной, как новенький больной – Саша, кстати говоря. Так мило, я даже немножко покраснела. Для меня в новинку такое внимание. Наверное, больница дает всем нам понять, что у каждого здесь лежащего есть проблемы с нервной системой, поэтому все равны, все достойны одинакового уважения и участия.
 Конечно, глупо из ситуации со стулом выводить такие умозаключения, но на то я и я, чтобы так делать.
 А вечером рыбная котлета, хлеб, разговоры о еде и электричестве и «два с половиной человека» в компании с Ри.

 Пятый день вдали от всего родного.

 Этот день прошел как-то особенно быстро и незаметно. С самого утра, как с прошлого, меня гоняли по различным кабинетам на различные процедуры. Впрочем, эти мероприятия заняли только небольшую часть первой половины дня. Все было обыкновенно. Такому расписанию я, похоже, должна буду придерживаться и остальные дни тут: сначала таблетки, потом массаж и гимнастика, после – физиотерапия и в довершении всего – уколы. На завтрак были мои неоправданные надежды и разбитые мечты с бутербродами.
 Благодаря новому парнише у нас теперь появилась возможность пользоваться розетками в ночное время суток и немного с раннего утра, пока медсестры не обнаружили факт проникновения в щиток и включения электричества. Так что мне удалось кое-как скоротать время до обеда, переписывая сборник стихов в формат электронной книги. В сам обед я отведала хлеб, макароны, суп и куриную котлетку. Последняя мне настолько понравилась, что я на всякий случай решилась запастись еще одной для ужина, так как после уколов меня взвесили, а вес был всего-то 41,5 кг. Даже я понимаю, что это прискорбно.
 В пять вечера я встретила Алину, которая привезла мне гостинцы от некоторых одноклассников, себя и Татьяны Константиновны. Сей факт (поступления новых съестных запасов и проявления внимания к моей персоне) очень мне польстил. А еще мне польстило то, что новый парень меня добавил вконтакте и попросил о встрече. До ужина мы проболтали с ним и Мариной в коридоре, а потом еще пообщались и после ужина, вкушая который я поняла, что не зря запасалась котлеткой – была какая-то жиденькая творожная запеканка.
 Вечер я провела в компании все с тем же Сашей – он показался мне довольно интересным собеседником, и с ним мне было вполне себе комфортно общаться, да и вообще сидеть за одним столом и/или на одной лавочке. Мы пили какао и сок и разговаривали о разных бессмыслицах. Мое настроение поднималось само собой. Казалось, я скоро буду бескрайне рада тому, что очутилась здесь.
 Посмотрев конец третьей «Матрицы», все разошлись по палатам, я выяснила, что Ниггер собирается приехать ко мне в четверг вместе с Софи, Рита хочет что-то всучить мне на днюшку. Эти новости растянули мою улыбку до самых ушей, и я даже обняла Марину.
 Все складывалось так классно. Пока что. Надеюсь, что так будет и до самой моей выписки, хотя теперь я не особенно сильно рвусь отсюда вон. С Мариной и Сашей я вынесу все напасти. Даже манку по утрам.

 Шестой день вне обычного мира.

 Ночью к нам подселили новую девочку, носящую имя Наташа. Было это в десятом часу, так что особенно сильно данное обстоятельство никого не потревожило – никто не спал, кроме маленькой Маши, которой сон был необходим просто потому, что она весь день активно перемещала свое тельце.
 Ближе к половине первого я заснула, но в два мне (равно как и всем остальным в палате) пришлось проснуться и ощутить своими не отвыкшими от тьмы глазами все полноту «прелести» ярких ламп, включенных, в добавок ко всему, на полную мощность. Причиной же нашего ночного пробуждения было то, что Машу начало зверски рвать. До трех все бодрствовали, а потом коллективно пытались уснуть.
 Я, как и в первые дни своего пребывания в больнице, вставала еще раза два за остаток ночи, дабы пойти и попить водички – какой-то тут климат такой, что сушит аж изнутри, и хочется ужасно сильно высосать воду из всего, из чего это вообще возможно сделать. В семь, по обычаю, раздавали лекарства, а в девять, не давая мне никакой возможности нормально выспаться, забрали на массаж. Гимнастики пока не было, и я уже была готова к тому, что после завтрака меня востребуют на нее родную.
 Так оно и случилось. После пшенки и пары хлебцев с сыром я отправилась делать упражнения для ноги.
 И вдруг разверзлись небеса. Казалось бы, ясное небо сегодняшнего прекрасного теплого дня искрится молниями: Марину выписывают. Кольнуло что-то внутри, такое неописуемо грустное чувство зародилось в груди. Я уже была готова к тому, что не выдержу оставшегося времени тут. Благо, Саша еще оставался: с ним можно было скоротать ужасные и скучные часы за беседой, способной поднять, мне кажется, настроение любого здесь находящегося.
 К обеду выяснилось, что выпишут меня таки в пятницу, скорее всего не раньше трех дня. То есть, довольно нескоро. Но потерпеть стоило.
 Бабушка приезжала полпервого и привезла с собой роллы, которые мы с Мариной умяли с радостью на прощение под сериал, обсуждая, когда и как мы встретимся и когда и как мы вновь отведаем этой пищи японских богов.
 Поспать после обеда мне тоже не довелось: Машу и ее маму также выписывали, а посему ребенок был в таком восторге, при котором обыкновенно не дают никому ни малейшей надежды на сон. С другой стороны, так хорошо все складывается, думала я, сегодня я высплюсь уж точно, ведь палата будет практически пустой.
 В шесть ко мне смогла приехать Римма, привезла с собой яблочки и новости с воли, а потом меня практически сразу забрали на ЭКГ. Вновь разговоры о том, какая я худая, вновь холодное помещение, вновь я поправляю людей, неправильно произносящих то или иное слово, с одной стороны выводя их из себя, а с другой – веселя и умиляя.
 Ужин – рыбная котлета с макаронами и слезами об отъезде Ри.
 Самое интересное, что палате нашей пустовать не пришлось: буквально за час она наполнилась тремя новенькими: шестилетней Соней, пятнадцатилетней Катей, семнадцатилетней Ирой. Из «старичков», таким образом, оставалась только я, и именно мне должна была принадлежать власть. А эту самую власть я подтверждала тем фактом, что водила к себе в палату Сашу.
 Кое-как вместе с ним и вместе с Наташей мы провели остаток наискучнейшего вечера, а после отбоя засели в третьей палате с намерением поиграть в карты. В карты мы не поиграли, зато от души посмеялись. Очень круто, когда есть, чем себя занять в таком месте, где нет практически никого из близких и необходимых. В таком месте, где безмерно скучаешь о каком-то человеке.
 И она должна была завтра приехать.
 Нигга.
 Я улыбалась.

 Седьмой день без домашней атмосферы и душевного тепла.

 По традиции, никакого сна не пришлось ожидать. Ночью походила, побродила, немного побазарила с дежурной медсестрой по поводу своих хождений, потом отчаянно пыталась урвать-таки хоть пару минут с утра на сон. Но нет, в девять – на массаж, а после завтрака, включающего в себя – что ты думаешь? – «горячо любимую» мной манку и белый хлеб, я пошла на гимнастику. Все процедуры сегодня со мной проделали так быстро, что примерно к двенадцати я уже не знала, чем бы себя занять. Благо, пришел Саша и почитал мне какую-то сказку, чтоб я поспала.
 А на обед было самое обильное кушанье за весь сегодняшний день – котлетка из индейки, рис и фруктики (мои, естественно). И после кушанья я сразу слегка спать, потому что по неясной причине меня начало шатать и вертеть из-за уколов витаминов. Оставалось всего-то пару часов продержаться до визита Нигги и Софи.
 Этот самый визит состоялся в пять вечера, и они привезли мне огромную морковь, помело (хотя я отчаянно пыталась отговорить их от сего во имя всего святого и сущего), хлебушек со злаками (что привело меня в восторг ввиду отсутствия черного хлеба в больнице уже который день), колбасу и Ксюшу. Я пыталась убедить их всех, что мне не нравится вкус мяса, колбас и прочего, и я все это не ем именно по сей причине, а не потому, что мне там жалко кого-то. Нет. Мы порешили на том, что я съем кусок колбасы и отправлю им отчет об этом. Идиотки.
 В обмен на все мне отданное я, в свою очередь, дала им в дар две пачки печенья и сырок, что было съедено практически подчистую тут же, сразу же.
 Самое позорное – это сделанное с морковью фото для Екатерины Викторовны. Бедная Екатерина, держись, я скоро выпишусь.
 А на ужин – роллы, притащенные Наташиным отцом, банан и хлебушек с помело.
 Я пыталась смотреть фильм «назад в будущее», но меня настолько выбесило развязное Наташино поведение по отношению к Саше, что я просто ушла от них, сославшись на боль в глазах.
 Завтра домой. Теперь-то я уже не хочу здесь оставаться. Марина бы не променяла меня на кого-то другого – это я говорю с полнейшей уверенностью. Именно поэтому, собственно, я не люблю людей и новые знакомства с ними – слишком уж часто они оборачиваются катастрофической задницей.
 Ничего. Завтра я уже буду дома. Завтра все будет неважно.