Блажен, кто верует -2

       2

   Стояла  удушливая жара. Временами Анне казалось, что солнце решило выжечь всё живое на грешной земле.   Она вставала ни свет ни заря и сразу же принималась за прополку, но  работа шла ни шатко ни валко.  Сорной травы было много, да и сама женщина быстро уставала. Однако через несколько дней она привела в порядок   маленький, или, как его называют,   мелочный огородик.   Теперь можно заняться  огородом большим, где росла картошка.

   Из-за своей болезни полоть и окучивать второй хлеб  вот уже несколько лет подряд Анна нанимала дочку соседки, но в это лето решила это сделать  сама. И не только потому, что были денежные проблемы. Не стала она нанимать потому, что любопытная соседка опять заведёт разговор о Денисе, а на эту тему Анне говорить ни с кем не хочет. Она никогда не выносила сор из избы, никогда ни с кем не делилась  наболевшим. Кому это надо? Конечно, люди могут и посочувствовать. Но могут ведь и позлословить. Оно ей надо?  Да и надеялась, что работа на огороде поможет  разложить тягостные думы по своим местам, переосмыслить, пересмотреть их под другим  углом. Она же сама всем мечущимся в поисках выхода советует, что если нельзя изменить ситуацию, то надо изменить своё отношение к ней. Почему же самой не воспользоваться этим постулатом?


  Вот завтра встанет она часиков этак в пять и сразу же на огород, пока солнышко не припечёт. Надо ещё мазь от комаров приготовить, не то съедят заживо, окаянные.
    Сказано – сделано.
 
     Ровные рядки вызволенной из плена сорной травы картошки задышали в полную силу  и потянулись к солнцу. Теперь ничто не мешало им жить. Вот бы и душу так же освободить от того, что мешает ей радоваться солнцу, ясному небу, свежему воздуху! Взять и вырвать из неё всё лишнее, грязное, мерзкое! Но чтобы душа задышала в полную силу, чтобы возрадовалась  жизни или хотя бы обрела относительный покой,  необходимо освободить от сорной травы свою память. А это не так просто.

  Работа, действительно, помогла. Женщина постепенно успокаивалась.   Всё, что произошло в городе,   уже не казалось ей катастрофой. Оно медленно, но верно отдалялось. Так же медленно, но верно физическая усталость вытесняла усталость  душевную. 
    После того, как с огородной страдой было покончено, Анна истопила под вечер баню,  смыла с себя всю накопившуюся грязь и впервые за прошедшую неделю заснула крепким сном. Она спала целых шесть часов, что случалось крайне редко. Таким же редким был сон без перерыва. Бессонница – верная спутница старости. А старость диктует нам свой режим сна. И не только сна.

                ***

   - Анна Григорьевна, вы слышали новость?   
Молодая женщина передала Анне банку молока и присела на лавочку под тень разросшейся черёмухи.
 - Какую?
  Анна присела рядом.
- Так перепись же идёт. Теперь переписывают всё. Сколько грядок посажено, что на них растёт. Какая техника имеется. Нанимаете ли вы кого-то пахать огород или сами  его вскапываете. Домашний скот и так далее.

     Брови Анны поползли вверх. О переписи   она знала, вот уже два месяца об этом жизнерадостно, прямо таки захлёбываясь счастьем, вещают по всем телеканалам.     Но перепись начнётся с первого июля, а сейчас ещё июнь. И кому какое дело,  чего там Анна на своих грядках насеяла? Хотя от наших чиновников   ожидать можно самого невероятного. Чтобы доказать, что на них всё держится, они ещё и не такое придумают.
 - Нет, вы только посмотрите! Будут ходить по дворам и всё переписывать! Интересно, и кто у нас в сельсовете бредить начал? – продолжала возмущаться соседка.
  Анна покачала головой.
- Нет, милая, это не у нас бредят. Бери выше.
- Неужели и там идиоты сидят?
- А ты как думала? Чем выше, тем дурнее. Чем больше власти, тем ближе к паранойе.
- К чему ближе?
- К дурдому.
 - А, поняла! Они готовы  из собственной кожи вон вылезти, чтобы простой народ…
  Зазвонивший телефон не дал   молодой женщине  разоблачить корыстные цели вылезающих вон из кожи чиновников, бездумно правящих  простым народом. Она взглянула на дисплей, поднялась с лавочки и, наскоро попрощавшись, заторопилась по своим делам, продолжая на бегу делиться теперь уже с телефонным собеседником своим искренним  возмущением   по поводу приказов тех, кому давно в психушке место  уготовано.

   Кому это понадобилось считать грядки? Для чего? Неужто опять по второму кругу  селян погонят? Продразвёрстка или продналог? Но она-то живёт в посёлке городского типа, её это не должно коснуться. Хотя, кто его знает, как оно пойдёт и чем   обернётся.

  Остановившаяся возле дома машина прервала её размышления. 
Приехала чиновница из поселковой администрации. Та самая, которую вышестоящая власть обязала переписать всё движимое и недвижимое Анны.
    Деловито осмотрев огород хозяйки, чиновница раскрыла папку, достала кипу бумаг и приступила к описи.
 - Замерять будете? – поинтересовалась Анна.
 - А зачем? Я на глазок. Итак, грядок у вас три. Каждая   по четыре квадратных метра. 
 Глазок у неё оказался, видимо, не совсем точным.
- Почему именно по четыре? – не согласилась хозяйка. – Если бы ширина грядок ровнялась  метру, то я  бы не  смогла   их прополоть. 
- Я считаю с дорожками. Дальше записываем, что у вас растёт. Лук, морковь, свёкла. Ага, записала. А там что у вас? Помидоры? Сколько корней?
-  Семь.
- А где капуста и сколько её?
- Капусту я не выращиваю уже три года. Покупаю.
- У кого и по какой цене?

         Мысли Анны заметались из стороны в сторону. Сказать правду? А  если этим она подведёт под какой-нибудь налог человека, у которого покупает капусту? Ведь неизвестно, с какой целью затеяна эта самая опись. Немного подумав, женщина на всякий случай слукавила:

       - На рынке беру, а продавцу  в паспорт не заглядываю. Да и цена разная.
  Соврала  Анна. Но сделала это как-то робко, не совсем уверенно   и покраснела по самые уши. Интересно, заметила чиновница или нет? Кажется, нет. Анна перевела дух.
 
    Допрос продолжался.
- Картошки сколько сажаете? 
- Три сотки.
- Весь урожай для личного пользования или излишками торгуете?

 
 Анна читала, что в тридцатые годы при раскулачивании крепких хозяев им задавались подобные вопросы, и заволновалась.
- Какие излишки? Откуда они могут быть, коль посажено-то всего пять вёдер?
- Ну, с пяти вёдер при хорошем урожае можно десять мешков накопать. Куда вам одной столько? Детям, наверное, помогаете. Они у вас в городе живут, вот с ними урожаем и делитесь. Так ведь?

  Конечно, делится. Но признаваться в этом не станет.

- Нет, не помогаю. Они сами себя обеспечивают.
 На сей раз Анна врала уже увереннее. Не подставлять же родных детей, если её раскулачивать станут! Надо их отмежевать от себя. Подумала немного и,  на всякий случай, добавила:
- Дети  к моему хозяйству вообще никакого отношения не имеют. Одна я, как перст, сами видите.

  На этот раз враньё вышло таким убедительным,  что Анна чуть сама в него не уверовала и едва не пустила слезу.

  - Хозяйства-то у вас я как раз и не вижу. Ни коровы, ни свиней, ни кур с гусями-утками. Только огород.
 Констатация сего факта завершилась вопросом:
– У кого мясные и молочные продукты покупаете?

 О боже! Опять с капустой по второму кругу! Ну, уж нет! 
 - Не «у кого», а «где». В магазине, - твёрдо соврала Анна и даже не покраснела.
- Техники, надо полагать, у вас тоже нет.
- Какой техники? Бытовой что ли? Есть стиральная машина, холодильник и пылесос.
- Да нет, нас интересует не бытовая техника, а сельскохозяйственная. Трактор, мотоблок…
- Чего нет, того нет. Только лопата, грабли, тяпка и вилы.

  - Ну, вроде, всё.
   Чиновница обвела подворье пристальным взглядом и заметила выглядывающую из-за бани черёмуху. Второй такой же куст рос рядом с крыльцом.
- Хотя нет, не всё. Есть ещё декоративные растения в количестве двух штук.

  Сирень, росшую под окном кухни,  она, слава богу, не заметила. Укрылась за картофельными кустами и виктория. Малина, росшая вдоль забора, тоже осталась не учтённой.
 
  Наконец, папка захлопнута. Уже у калитки Анна решила  поинтересоваться, для чего проводится подобная перепись.
- Да я и сама не знаю, - устало произнесла чиновница, пожала плечами  и  добавила:
 - Прислали сверху приказ, вот мы и выполняем.


   Этой ночью Анне приснилось, что принесли ей разнарядку, согласно которой обязана она сдать государству два ведра ягод черёмухи, семнадцать штук помидоров и пять мешков картошки. Хорошо, что про лук и свёклу с морковью там ничего написано не было.
     Да, не скоро сотрутся в генетической памяти следы продразвёрстки и развалившегося социализма, потому что российский капитализм оказался настолько диким, что сам царь Николай Второй, глядя на него  покончил бы жизнь самоубийством. Растущие не дням, а по часам цены на необходимые продукты и лекарства, налоги на всё движимое и недвижимое, задержки зарплат, немыслимые проценты на ипотеку и кредиты убивают всякую надежду на лучшую жизнь. Хотя  телеведущие бодро рапортуют не только о стабильности в экономике, но даже о некоем росте благосостояния россиян. Какая стабильность?  Чего? Зарплат, стабильно держащихся на уровне позапрошлого года? Пенсий, которые раз в год увеличивают на копейки? Какой рост? Рост чего? Цен и услуг?

      Рост благосостояния простого народа? Ой, держите меня семеро! Стабильно растёт благосостояние   российских олигархов и  так же стабильно   увеличивается их поголовье… в отличие от поголовья крупного рогатого и мелкого безрогого скота.  Лучше бы наоборот.  Пусть бы лучше увеличивалось поголовье того скота, от которого есть польза. И не паразитирующий ли скот порождает в леночках-аллочках-эллочках  алчность и желание найти себе богатенького Буратино? Конечно, на роль Буратино её Денис не подходит, но и им   не грех воспользоваться, если нет более выгодных предложений. Пока нет.

   Анна вспомнила, как её задушевная подруга Вера Николаевна  смеялась над повышением платы за электроэнергию. 
  - Хоть   полторы копейки за киловатт, да  отдай толстосумам, которые называют себя государством, - говорила она. -  Смех сквозь слёзы.    И ничего не поделаешь. Отдашь. Такой уж мы великий народ могучей страны. Угораздило же нас в ней родиться, быть вечными рабами да ещё и детей-рабов для неё нарожать.

   У неё тоже были дети. Дочь   и  сын.
 
    Вспомнив о Вере Николаевне, Анна решила её навестить. Подруга сумеет до конца развеять нехорошие мысли о новых родственниках, которых то ли бог дал, то ли чёрт подсунул. Только с ней  Анна может поделиться наболевшим.

        Окончание следует   http://www.proza.ru/2016/07/18/259