Барабаны Оджимбе

         - Мистер Брэйтон! - за спиной немолодого врача-психиатра послышался мужской голос. - Мистер Брэйтон, я искал вас, ждал уже несколько дней… Остановитесь, Мистер Брэйтон!
                Психиатр обернулся и увидел направляющегося к нему мужчину, одетого в серый вытянувшийся свитер и грязные джинсы. На лице неизвестного застыла тревога, его карие глаза бегали из стороны в сторону. Его вид был таков, словно несчастный каждый день ночевал на помойке.
Мужчина провёл дрожащей рукой по своим немытым взъерошенным волосам, и сделав быстрый шаг вперёд, внезапно схватил психиатра за белый халат,  вцепился в него, пристально глядя ему в глаза.
                - Я прошу Вас, мистер Брэйтон, вы обязаны помочь мне! - настойчивым голосом проговорил мужчина. Свежий блеск безумия блуждал в его глазах, и психиатру сделалось не по себе.
В коридоре появилось трое санитаров, делавших в это время обычно обход, и заподозрив неладное, они бросились на помощь своему старшему сотруднику.
                - Всё  в порядке!  - поднял руку психиатр, успокаивая работников клиники. Они нехотя отступили назад, с недоверием глядя на грязно одетого мужчину, всё ещё не отпускавшего главного лечащего врача.
          - Как он проник в клинику? - переглянувшись с напарником, спросил белобрысый санитар. - Как он миновал охрану?! Вы его приглашали, мистер Брэйтон?
                Пожилой врач покачал головой. Он перевёл взгляд на неизвестного, держащего его за халат.
                - Он проник сюда скорее всего, заранее. - изрёк он. - Ждал меня здесь, уже в клинике. Ему надо помочь, и он не опасен. Так что ступайте. - махнул он рукой свои сотрудникам. - Если что, я позову вас.
                Когда санитары ушли, мужчина отпустил психиатра, и они подошли к окну.
                - Я..я был слишком груб. - сбивчивым голосом проговорил мужчина, пряча взгляд. - Простите. Да, простите меня. Но мне надо было знать что вы не уйдёте от меня сейчас.   
                - Всякое бывает в жизни. - терпеливо выждав, сказал Брэйтон, с некоторой опаской наблюдая за своим собеседником. Дёрганые движения того, и большие красно-синие круги под глазами свидетельствовали о том, что мужчина много дней провёл без сна. У него был сильный психоз. - Я предлагаю пройти в мой кабинет и там Вы изложите мне всё, что хотели сказать. Я уверен, - сделав ударение на этом слове, продолжал психиатр. - Я уверен, что смогу помочь вам в тех проблемах, что находятся в моей компетенции.
                - Я не псих!!- выкрикнул вдруг мужчина, резко развернувшись к Брэйтону. На другом конце коридора люди обернулись на крик. Дверь одной из комнат вдоль коридора открылась и оттуда выглянула девушка-сотрудница клиники.
В глазах неизвестного было столько боли и отчаяния, что Брэйтон невольно содрогнулся, глядя в ответ. Работая на должности старшего лечащего врача в течении 18 лет, он приобрёл значительный опыт, чтобы определить, насколько опасен пациент, стоящий перед ним. И сейчас пожилой врач видел в этих карих глазах неизвестного парня лишь одно — безысходность.
                - Я не псииих, не псих, не псих… - скрестив руки на груди, и прижавшись к стене, начал повторять вслух мужчина эти слова, словно мантру.
                - Безусловно, вы скорее всего, здоровы. - произнёс мистер Брэйтон. - Но, позвольте спросить, мистер, почему же Вы направились именно сюда, ко мне? И откуда Вы знаете меня?
                Мужчина прекратил раскачиваться у стены, и медленно повернул голову к врачу. По лицу неизвестного пробежала горькая усмешка.
                - Полиция мне не поверит. Никто не поверит. Меня всё равно бы направили сюда. - сказал он, снижая голос до шёпота. - То, что произошло… я не могу объяснить. Но я не сумасшедший, мистер Брэйтон… Я никого не убивал. Никого… Не убивал. Но эта музыка….
                Часы на стене звонко отчеканили 14.00 и раздался негромкий звонок, извещая пациентов, что пришло время обеда.
                - НЕТ!!! - неизвестный зажал уши ладонями, буквально впиваясь пальцами в ушные раковины, и мистер Брэйтон испугался, что тот покалечит себя. Его терпение лопнуло. Кроме того, он беспокоился за здоровье этого человека — ведь тот сам пришёл к нему и просил о помощи.
                - Санитаров сюда, живо! - крикнул по внутренней рации мистер Брэйтон, и спустя полминуты прибежали те самые парни, что недавно стали свидетелями встречи неизвестного субъекта с лечащим врачом. - Свяжите его и доставьте в мой кабинет. - приказал он сотрудникам. - Смотрите, чтобы не покалечил себя!
                Парням уже не надо было ничего говорить. Хотя они и с трудом завели руки несчастного за спину, всё же они сумели без использования препаратов, успокоить его, и надёжно связав, доставить в кабинет доктора Брэйтона.



         Мужчина сидел в кресле напротив стола старшего лечащего врача и молчал. Его взгляд был потухшим, он смотрел в одну точку и не говорил ни слова. На его лице промелькнула ироничная улыбка и он покачал головой.
             - Всё это полный бред… - изрёк он, глядя в пустоту. - учитывая место, где я нахожусь, всё это кажется ещё большим фарсом… Но если б это было так, я только бы обрадовался этому.
               - Мистер… как Вас зовут? - осторожно начал разговор пожилой психиатр. - Я не могу обращаться к Вам без имени.
               - Кеннет Майлз Хоуер. - ответил мужчина. - Зовите меня Кен.
         - Я не могу сказать, что я рад вас видеть, Кен… учитывая обстановку. - продолжил мистер Брэйтон. - Гораздо было бы приятней увидеть Вас в другом месте, но...
            - Ага, - перевёл на него взгляд Хоуер. - В другом месте. Например на концерте.
           - У нас с Вами … не получится диалога, если Вы не расскажете мне всю правду. - сказал психиатр. - Я не смогу Вам помочь, зная лишь те отрывки, что Вы мне говорили там, внизу.
         - А меня не надо долго упрашивать. - подняв голову, с вызовом ответил мужчина. - Я не для того сюда дошёл, чтобы молчать. Но у меня одно условие.
           Мистер Брэйтон внутренне приготовился ко всему : в своей практике он наблюдал самые разнообразные случаи, при которых ему приходилось делать всякое, чтобы найти подход к пациенту. Однажды ему поставили условие даже придти без обуви и в носках разного цвета — пациент считал, что обувь портит землю, как основу мироздания.
          -  И какое условие, Кен? - спросил он у мужчины.   
Хоуер скосил глаза на радио и ноутбук, стоявшие на столе психиатра.
          - Выключите их. Я должен убедиться, что не услышу музыку. И лучше вынесите их в другую комнату. Она слышится даже из выключенных устройств… порой.
          Видя, что психиатр немного замялся с ответом, мужчина добавил серьёзным тоном:
          - Я не шучу.
          - Хорошо, пусть будет по Вашему. - кивнул ему мистер Брэйтон. Он обесточил устройства и вынеся их в коридор, вернулся, заперев за собой дверь.
            - Так Вам спокойнее? - спросил он Хоуера.   
Было видно, что мужчина немного расслабился, и на его лице тревога сменилась состоянием покоя.            
            - Да… Теперь я могу быть в безопасности. - ответил Кен. - Хоть на какое то время.
             - Уверяю Вас, здесь вы в полной…  - начал было мистер Брэйтон, выставив перед собой ладони.
                - Нигде. - прервал его Хоуер. - Нигде нет безопасности. Пока не умрут все, кто слышал. Я… последний. Последний, понимаете? Последний! - повышенным тоном добавил он.
                - Успокойтесь, мистер Хоуер. - терпеливо произнёс психиатр. - Расскажите мне, что произошло с вами. Вы выглядите ужасно — ваша одежда…    
           - А как бы Вы выглядели если бы добирались сюда автостопом около полумесяца, ночуя практически без еды  в разных подворотнях? - возразил мужчина. - Я думаю — абсолютно также.
                - Если Вы мне поведаете что случилось, я помогу Вам разобраться в Вашей проблеме.  - повторил свою просьбу пожилой психиатр.
                Мужчина как-то странно посмотрел на него, затем перевёл взгляд на дверь, и снова уставился на мистера Брэйтона. Он подался в своём кресле вперёд, и склонился над столом врача.
                - Вы можете считать это чем угодно, но Вам всё равно не переубедить меня в том, что я видел. - в его глазах читался фанатичный блеск. - И если остаток своих дней я проведу в комнате с мягкими стенами, это будет действительно раем по сравнению с проклятой улицей и городами.
               Мистер Брэйтон молчал, открытым взглядом глядя на своего нового пациента, ожидая его слов.
                - Развяжите мне руки. - потребовал Кеннет. - У меня затекли запястья…
            - И вы снова вцепитесь мне в халат? - предположил психиатр, чуть напрягшись в лице. Он уже знал эти уловки сумасшедших.
                - О нет. - покачал головой мужчина. - В этом нет нужды. Мне только нужно было оказаться с вами здесь, сейчас. Чтобы вы не убежали от меня. Выслушали меня.
                Мистер Брэйтон колебался. Он знал, что неизвестный может быть опасен, но и кнопка вызова санитаров, чей пост находился в дальней комнате коридора этого этажа, тоже была близко. Он решил дать мужчине шанс.               
                Он поднялся с места и направился к Хоуеру. Развязал тугие узлы, что стягивали руки последнего за спиной, и тут же отступил на несколько шагов назад, наблюдая за мужчиной.
                Кеннет размял руки, потёр запястья. Сделал несколько легких упражнений  плечевым поясом, и мирно откинулся на своём кресле. 
                - Мне можно верить, как вы видите. - сказал мужчина мистеру Брэйтону. - Я нормальный. Я не псих.
                - Рассказывайте, мистер Хоуер. - вернувшись на своё место, сказал психиатр. - Я Вас внимательно слушаю.
          - Внимательно… - прищурившись, пробормотал Кеннет и усмехнулся. - Отбросьте свои врачебные привычки и тон. Я говорю с вами, как с человеком, с которым как с одним из немногих, можно поделится самым важным… тем, что произошло со мной.

            
               


                Я — музыкант, мистер Брэйтон. - начал Хоуер. - Кто-то говорит, у меня получается играть от природы,  кто-то  - от труда и усердия.
                Давным-давно, я закончил музыкальную школу, и когда мне было 18 лет, поступил в военный колледж, где меня определили учиться играть в оркестре. Но мне безумно нравилась, знаете ли, не классическая музыка, а что-то совершенно иное. Там, в военном колледже, я познакомился со своими товарищами — Марком и Эндрю, которые тоже были иного мнения о музыке, нежели наши преподаватели.
             Это было начало 90-х, когда мы учились на третьем курсе колледжа, и не за горами близилось его окончание. Нас посылали играть в составе молодёжного оркестра на разных площадях, где проводились торжественные церемонии в честь праздников, в основном — в маленькие городки Пенсильвании, Вирджинии, Нью-Джерси. Заодно этот колледж был и моей военной  кафедрой, где спуску нам в общей подготовке не давали. Я убивал сразу двух зайцев — удобная служба в армии и получение профессии музыканта. В свободное время, мы, конечно же, посвящали большую часть времени музыке. Но отнюдь не той, где гремят фанфары и трубы, нет.
              Марк не любил современные направления, и будучи отчасти индейской крови, что досталась ему от своей матери, был близок к тем звукам, что напоминают природные, и приносят некое чувство единства и гармонии с тем миром, откуда мы все вышли — с лесами, горами, водной гладью или небесной высью. Словом — он вдохновлял нас на нечто возвышенное и в то же время приземленное — без всяких примочек, басов и электронщины. Мне нравилась эта его черта — искать оригинальность. Я говорил ему : «Марк, однажды ты создашь то, что будет всемирно известным — такой проект, о котором заговорят многие! Даже может быть, новый жанр музыки.» Он смеялся, а потом смущался таким словам. Он был скромный малый, это Марк. Длинноволосый, со спокойными темно-карими глазами, умеющий слушать и вдохновлять. Эх… Марк… - мужчина вздохнул и потупил глаза, сделав паузу.
               … Эндрю — был другой. Он не любил спокойствие и тишину, всё время говорил, что эти состояния любят те, кто живут на кладбище. Эндрю Малкович считал, что всё в мире порождено ритмами. У него была целая теория, знаете ли, на этот счёт. Что всё есть система великих ритмов, звучащая в унисон со всей вселенной. Но только мы, люди, способны разработать новые ритмы, через которые будем выражать то, что не свойственно остальному миру. Они часто спорили с Марком насчёт этого, но никогда дело не доходило даже до оскорблений. Настолько разные, и настолько близкие к друг другу, эти два парня порой казались братьями, и было даже странно, что со стороны их внешность была абсолютно разной, если не сказать противоположной. Малкович был высок, светловолос, и в его задоре и живости было всегда нечто такое, что побуждало уравновешенного Марка создавать новые идеи, совмещая общие задумки. Вот такой у нас был маленький кружок…         
                После окончания колледжа, произошло то, чего мы так долго ждали. Нам было по 22 года, и мы были готовы к великим новым свершениям и воплощению в жизнь тех мечтаний, о которых грезили с детства — каждый по отдельности вынашивая их в своих планах. Мы создали группу. Все наши идеи, задумки и мысли наконец, в 1993 году объединились в один монолитный проект -  «Pulse of The Earth”. Название придумал, конечно же, Марк.  К тому времени каждый из нас работал, причем Эндрю и я работали в магазине вместе, а Марк трудился в качестве охранника на одном маленьком предприятии. Всё это было, конечно же, подработкой, ибо мы втроём мечтали о дальнейшем развитии нашего общего дела, и вкладывали в него все средства и силы...
                Мужчина вздохнул и медленно продолжил свой рассказ.
                …Беда  - вот то, что чуть не сломало наш дух, спустя полгода после основания группы. У Марка умерла мать от долгой болезни лёгких. Он уехал к себе, и мы каждый день звонили ему, чтобы узнать как у него дела — слишком боялись, чтобы он не наложил руки на себя после случившегося, ведь Марк был чувствительным парнем, глубоко переживающим такие вещи. Он вернулся спустя несколько месяцев в нашу общую съемную квартиру в Нью-Йорке. Парень был подавлен, но не сломлен. Он рассказал нам, что у него в Огайо не осталось больше родственников. Он был последним в семье. Нас всех это шокировало, и после этого случая Эндрю на время изменился, став более серьёзным, и чутким по отношению к нашему другу. 
                В ноябре 1994го, в один из выходных мы сидели в небольшом пивбаре и глушили пиво, думая каждый о своём. К этому моменту у нас был только один неполный записанный альбом в импровизированной студии, где все инструменты и оборудование были куплены на наши деньги. Мы пытались распространять этот альбом поначалу, Эндрю ходил в клубы и разные общества, чтобы договориться о нашем дебютном выступлении. Но никто даже не стал разговаривать с ним всерьёз. Его спрашивали, знает ли он тех, кто может его порекомендовать, имеет ли он официальную лицензию на запись альбомов, и прочее и прочее. Каждый раз наш друг возвращался с пустыми руками и рассказывал нам о своей неудаче. На работе было тоже не все в порядке, но даже неудачи на работе были для нас пустяком по сравнению с нашим общим делом — тем, что нас так крепко связывало, музыкой. Мы играли, представьте себе, фолк-эмбиент, в то время, когда вокруг всё гремело металлом, по улицам ходили панки с ирокезами на головах, а байкеры сотнями приезжали на концерты Ронни Дио и Блэк Саббат.  Наш жанр был никому не нужен, никому не интересен. Это сильно удручало парней, но ни Марк, ни Эндрю не хотели скатываться до электроники или менять направление группы в сторону рока. Марк превосходно владел флейтой и скрипкой, я занимался клавишами и перкуссией, Эндрю был фанатом ударных инструментов… Мы упорно гнули свою линию, и пусть всем было плевать — я рад был видеть улыбки и радость на лицах ребят, когда мы, выкроив время после работы, удачно записывали очередной пробный трек…
                Кеннет мечтательно улыбнулся и на мгновение показалось, что он словно помолодел на лицо, вспоминая о трогательных моментах во время их репетиций.
                … Так вот… Мы сидели и пили пиво в баре, когда к нам подошёл один солидный мужчина в очках и черном пиджаке. Он спросил как зовут каждого из нас, а затем улыбнулся и уточнил, мы ли — группа «Pulse of the Earth”. Какое же удивление было написано на лицах ребят, они даже не думали, что нашим творчеством могут всерьёз заинтересоваться. Мы отвечали наперебой на вопросы подошедшего, потом я взял на себя роль «менеджера» и попросив ребят помолчать, стал беседовать с мужчиной сам. Признаться, у меня лучше чем у моих друзей, получались деловые беседы. Я знал, как говорить с людьми так, чтобы в итоге договориться  до нужного результата. И вот, спустя длительной беседы около получаса, мы — я и мистер Бойл, оказавшимся представителем Нью-йорского клуба авангардной музыки, пришли к соглашению, вследствие которого нам будет разрешено выступить в декабре месяце на разогреве двух крупных этно и фолк групп из Ирландии и Германии, которые приедут с гастролями.  Мы пожали друг другу руки, и он, оставив свои контакты, удалился, пожелав нам приятного вечера.
                Сложно Вам представить , мистер Брэйтон, как счастливы мы были в тот момент. Весь алкоголь пошёл по боку. Затарившись продуктами, мы отправились домой, и весь вечер рассуждали над тем, какую композицию из двенадцати записанных включить в наше выступление. Были бурные споры, обсуждения, много критики и замечаний и в конце концов мы сошлись на одной… Той самой...
                Кеннет запнулся, словно ему заткнули рот кляпом. Он молчал несколько минут, затем оглянулся вокруг, словно подозревая, что за ним кто-то следит. Продолжил он тихо, и без прежнего задора в голосе.
                … Композиция называлась «Life Rhytm”. Ритм Жизни. Написал её Марк ещё очень давно, и мы вместе играли её всего несколько раз, предпочитая отыгрывать в остальное время другие композиции. Она была быстрой и переливчатой… Сочетала в себе всю ту разнообразную гамму чувств и эмоций, которые только можно привнести в музыку — то лился, словно горный ручей, голос флейты, то ударяли барабаны под аккомпанемент моим клавишам и звукам электроакустической гитары, которой ловко владел Марк, имеющий уникальное свойство переключатся прямо во время исполнения с инструмента на инструмент. Всё свободное время мы посвятили оттачиванию до блеска этой композиции, все выходные за три недели перед концертом мы играли её снова и снова, устраняя все те недочёты и ошибки, возникающие в ходе репетиций. Мы сильно уставали, и порой приходили домой, не разговаривая друг с другом, лишь пили вечерний чай с бутербродами и расходились по кроватям. Это был наш шанс и мы все это прекрасно понимали!
                И вот вскоре наступил тот волнующий день. В ночь перед ним мы спали плохо, было слышно как Марк все время храпел и ворочался во сне, а Эндрю ушёл на кухню с бутылкой сока и сидел там один, курил и постукивал порой пальцами по столу, отбивая ритмы. Мы нервничали, и это было нормально...
                Двадцать первого декабря, взяв  с собой инструменты, мы вызвали такси и заранее направились с раннего утра в клуб. Мистер Бойл, с которым мы в течении этих трёх недель уже всё утвердили и разрешили нюансы и формальности, встретил нас с добродушной улыбкой, но было заметно что и он нервничал — ведь на его совести будет лежать вина, если наше выступление никому не понравится. Он был менеджером этого клуба. Всё утро мы устанавливали инструменты… готовились. Мистер Бойл пришёл к 12 часам дня вместе с хозяином клуба, которого мы даже не знали ещё в лицо. Он попросил нас сыграть композицию, и мы, заняв каждый своё место, приготовились и начали. Его лицо сначало было хмурым, но потом, когда зазвучали барабаны Эндрю под звуки флейты Марка и мою перкуссию, он раскрыл рот, и во все глаза наблюдал за нашим выступлением. А тем временем, второй мужчина рядом с ним неспешно курил сигару и внимательно вглядывался как играет то один то второй член нашей группы.
               По окончанию композиции, мужчина подошёл ко мне и, наклонившись мне над ухом, сказал : «Это было достойно. Я надеюсь, гости из Европы теперь не оплошают». Он подмигнул мне и удалился, оставив нас наедине с мистером Бойлом. Когда тот сказал, что это был хозяин клуба, мы потеряли дар речи на время. Но я призвал ребят не расслабляться. Не стал им говорить то, что сказал мне хозяин клуба, чтобы они не теряли боевой настрой. Мы репетировали композицию ещё несколько раз, пока не прибыли фронтмены концерта, и нам пришлось покинуть студию, а затем и зал, чтобы дать зарубежным музыкантам начать репетировать.
                Концерт начался в семь вечера. Народ подходил понемногу к шести, но основная часть собралась к половине седьмого. Мы уже были на сцене, налаживали инструменты и проверяли всё ещё раз. Я видел, как нервничает Марк, когда его взгляд бегает по залу — прежде мы редко выступали перед таким количеством незнакомых людей. Ведь те выступления на праздниках в составе военного молодёжного ансамбля — были намного проще, ведь там мы не несли особой ответственности перед собой. Это было - как работа. Здесь же… было наше будущее.
         Нас объявили. И Марк хотел было подойти к микрофону чтобы поприветствовать зрителей, но я увидел его волнение, поэтому перехватил инициативу. Я громко объявил нашу группу и тепло поприветствовал всех собравшихся, пожелав им приятного вечера. Здесь было около пяти или шести сотен человек, и все они смотрели на меня, словно ждали некой магии, некоего чуда. Я видел лица тех, кому будто наскучило в жизни всё, что могло бы удивить других. Я видел также и лица тех, кто искренне был рад услышать новую группу. И видел тех, кто, упившись пивом, просто пришёл подёргаться под музыку. Но я был рад видеть их всех… Мой голос немного дрогнул, но я восстановил спокойствие, когда объявил наш трек и вернулся к клавишным.
                Тишина… Эти секунды перед началом — запомнились мне очень ярко.  Будто именно в них заключалось нечто сакральное и таинственное — определяющее словно бы судьбу мира. Сейчас конечно же, я бы счёл такие мысли излишним пафосом, но тогда… это было потрясающе.
                Послышался вступительный голос флейты, её тонкая мелодия, призванная чтобы проникнуть в души слушателей и подготовить их к атмосфере грядущего урагана… И вскоре ураган грянул! Заработали ударные, и я, закрыв глаза, словно в едином ритме, включился с клавишными, аккомпанируя друзьям. Зал притих, когда из динамиков на них полился живой звук самой природы, я слышал радостные возгласы, когда ритм барабанов Эндрю взлетал до небес а затем опускался вниз, а флейта уже сменилась гитарой и звонко высекала искры даже на самых каменных душах тех, кто находился в зале…
                Я был настолько поглощён музыкой, что не заметил, как композиция подошла к концу. Зал поначалу молчал а потом разразился аплодисментами, и я увидел как покраснел Марк, и как катились с висков Эндрю струйки пота, когда он закончил ударную партию. Мы были захвачены общей волной звука и голосов зала, и страшно взволнованные, кое-как откланялись с идиотскими улыбками на лицах, и поспешили удалиться, чтобы перевести дух…
                На сцену уже выходили немецкие музыканты, но даже спустя двадцати минут их игры я не слышал от зала никаких бурных реакций… Ирландцы понравились слушателям намного больше, но под конец, двухчасовой концерт многих утомил, и люди остались  скупы на взрывные эмоции, удостоив музыкантов из Ирландии лишь аплодисментами.   
                После концерта нас попросил зайти к себе мистер Бойл. Мы поднялись к нему в кабинет, на третьем этаже клуба. Там же сидел и хозяин заведения. Второй мужчина начал сразу и без обиняков — он пожелал, чтобы в течении полумесяца мы отрепетировали ВСЕ композиции до блеска, и обещал нам полный полуторачасовой концерт в его клубе с предоставлением любого нужного количества времени в репетиционной студии для отработки качества игры… 
                …Признаться, мистер Брэйтон, мы были в шоке. Мы не подумали даже о том, что он нам обещал заплатить за концерт всего 10% от прибыли. О том, что нам придётся даже плюнуть на работу, чтобы чаще репетировать в клубе. Нам было не до этих мыслей. Нас приняли. Нас услышали. Только это — было действительно главным…
                - Ну, у вас был просто прекрасный старт, и как это часто бывает — всё началось со случайности. - признал пожилой психиатр, улыбнувшись.
                - Именно! - глаза Кеннета загорелись, словно бы он сейчас снова оказался в 1994 году и переживал все чувства заново.
                … В начале января мы отыграли первый свой концерт. Посетителей было много, многим запомнилась та наша композиция, чей мотив к нашему удивлению, уже успел распространится среди любителей фолк-музыки. Мы играли полтора часа без перерыва, отдавая всех себя искусству… А потом, усталые, общались со слушателями, и распродавали наши диски, о которых за эти недели позаботился хозяин клуба. Он нашёл и лицензию, и договорился с компанией звукозаписи, и уладил все финансовые вопросы. Мы недооценивали этого немногословного человека с сигарой — оказалось, у него также были клубы авангардной музыки в Лос-Анджелесе, Вайоминге, Чикаго. Он был одним из влиятельных людей в этой области и хорошим организатором. Мы считали, что нам чудовищно повезло встретить такого человека. И Марк с Эндрю, и я — теперь жили исключительно любимым делом, сочиняя и репетируя, а потом выступая перед слушателями. Это было шикарное время… Спустя полгода любители фолк музыки нас знали по всему США. На радио звучало пара наших треков, а где-то в Арканзасе, «Ритм Жизни» попал в топ хитпарада. У нас появились деньги, которые мы вкладывали всецело в нашу аппаратуру. К концу 1995 года мы купили собственное помещение для студии, расположенное в двухэтажном домике в пригороде Нью-Йорка.
                Личная жизнь парней тоже не стояла на месте, но Марк опасался слишком настойчивых девушек, которые стремились познакомится с ним поближе после концерта, а Эндрю внезапно написала одна из его старых подруг, узнав что он теперь стал известным в стране фолк-музыкантом. Она приехала в Нью-Йорк, и у них завязались отношения. Мередит, кажется так её звали… Красивая, высокая, но полная противоположность взрывному характеру Эндрю — она была спокойной и уравновешенной, рассудительной девушкой. Мередит гостила у нас несколько дней, и она показалась мне невероятно приятной и интересной собеседницей — она окончила филологический факультет и работала в области гуманитарных наук. Что касается меня… Я так никого и не нашёл. Даже как-то не хотелось связываться… Мне казалось что те особы, что липли ко мне в клубе — всего лишь хотели быть рядом с музыкантом, в первую очередь, а только потом уже — с человеком, с личностью. Мне это было противно, и такие контакты заканчивались коротким разговором за бокалом вина, и дальнейшим времяпрепровождением в одиночестве либо в компании Марка и Эндрю.
             Жизнь шла, всё менялось… Мы уже больше не снимали квартиру на троих. Эндрю и Мередит поженились, купили отдельный дом в пригороде Нью-Йорка. Марк и я в основном жили в нашей новой просторной «студии», где на втором этаже с легкостью могло разместится с комфортом и десять человек. Мы часто пили чай по ночам и репетировали до утра — я всегда восхищался способностью Марка полностью отдаваться делу с головой, и несмотря на усталость его задор и пыл в глазах ничуть не утихали. Прошёл и 1996ой год, и 1997ой. Мы ездили в Европу, в Мексику, в Корею. Выступали один раз в России, кажется… в Санкт-Петербурге. Я думаю, что верно произнёс название этого города. Многое что происходило, многое менялось и случалось множество забавных случаев и появлялось больше интересных знакомств и предложений.
                Всё было чудесно до тех  пор, пока … нас не пригласили играть в крупном Нью-Йоркском клубе вместе с другими известными группами разных направлений. Прибывала Pantera, говорили, что приедет Udo Dirkschneider. Даже говорили, выступит фолк-дива Loreena McKennit.
                Организация к этому мероприятию была очень серьёзной… Мы все встретились, и целую ночь сидели в студии и обсуждали — стоит ли оно того или нет. Да, мы были в какой-то мере известны, у нас были деньги, нас приглашали на гастроли. Но петь вместе с рокерами и металлистами на одной сцене… Какая публика туда придёт? Как воспримут они то, что играем мы, что пытаемся донести до слушателей?!… Это всё было слишком сложно. Марк и Эндрю спорили до пены у рта в ту ночь, и в конце концов, решили обсудить этот вопрос ещё раз позже, в более трезвом и спокойном ключе. Я всегда всецело поддерживал своих близких друзей. Пусть и формально я был в группе главным, но такими же главными были и Марк, и Эндрю. И я никогда не был третьей стороной в споре за исключением тех моментов, касающихся технической части композиций или же оргвопросов. Все решения всегда принимались совместно, и если хотя бы один был против, от предложения отказывались все. Тут и там мы видели и слышали, как распадались группы из-за дележки денег, из-за несогласия с жанрами и прочим, и мы — все трое, отчаянно держались друг за друга, так как понимали что каждый из нас — оплот для другого.
                В конце концов… Мередит убедила единственного несогласного в данном решении, Эндрю, всё же принять участие в этом проекте и стать частью большого концерта в Нью Йорке. Было видно, что решение он принял с трудом, словно некое предчувствие молило его отказаться от этой идеи. Но что поделать… Мы начали репетировать, ведь концерт должен был состояться в июле 1998го, а сейчас уже был конец мая… 
                Кеннет замолчал и прикрыл лицо ладонями. Он наклонился вперёд и просидел так какое-то время, словно что-то парализовало его, нечто такое о чём даже думать ему было страшно.  Когда мужчина выпрямился, его глаза были полны слёз. Мистер Брэйтон заволновался о такой перемене в лице пациента. Он поспешил подняться, принести чистое полотенце, и отдал его в руки мужчине, чтобы тот мог прийти в себя. Кеннет взял полотенце в руки, аккуратно его развернул, а потом свернул обратно и отдал пожилому психиатру.
                - Простите… - рассеянно проговорил он. - Слишком чистое и белоснежное, чтобы марать его моей грязью.       
                - Это произошло 15 июня 1998 года. - глухим тоном нарушил молчание Хоуер.             
                … Это был выходной день. В тот день мы с Марком отправились вечером в бар, а Эндрю остался с Мередит. Марк в тот вечер немного перебрал алкоголя, поэтому мы решили вызвать такси и отправится домой, ну или на студию.. она для нас и была домом. Мы сели и поехали, а когда подъезжали… увидели множество пожарных машин около нашего домика, а сам дом был объят огнём. Марк протрезвел сразу же и бросился из машины в сторону дома. Ведь там были и наши записи и диски, и документы и … всё остальное. Инструменты… Да, инструменты.
                Я кинулся вслед за Марком, чтобы остановить его, и почти успел, когда тот, отталкивая пожарных мчался в объятый пламенем дверной проем. Схватил его и повалил на землю. Марк отчаянно сопротивлялся, и мне пришлось ударить его по лицу, чтобы тот пришёл в себя. Я чувствовал себя ужасно. Нас оттащили в сторону, принялись успокаивать какие-то люди. Кто-то знал, что мы музыканты, для кого-то мы были просто соседями. Многие из присутствующих вообще были незнакомы мне. К утру пожарные потушили огонь, но всё что осталось от дома — выгоревший остов и голые обугленные стены. Мы ходили среди дымящихся развалин, словно среди осколков нашей жизни… Приехали Эндрю и Мередит. Если Марк был просто подавлен и расстроен, как и я — то Эндрю был в ярости. Он отчитывал меня и Марка матом, корил нас в том, что мы употребляем алкоголь на студии, и совершенно не следим за состоянием дома. Но мы всегда следили, и крепче пива в доме никогда ничего не пилось… Его доводы разили словно копья, резали душу, словно кинжалы… Мы оказались виноваты во всех смертных грехах. Мередит стояла с упрёком глядя на нас с Марком, Эндрю метал молнии.
«Вы понимаете что я потерял?!!!» - кричал он нам в лицо. «Ваши флейты и клавишные можно купить снова, но моя установка… МОЯ УСТАНОВКА СГОРЕЛА!!!»
                Да. Его барабанная установка. Это отдельная веха в нашей музыкальной карьере… Будучи асом в области доработок и небольших изобретений во всем, что касается ударных инструментов, Эндрю собрал свою собственную установку ещё в далёком 1991 году. И она была с ним все эти годы, только её на машине он возил каждый раз на новый концерт. И только на этой установке он мог исполнять свои непревзойдённые партии, которые так радовали слушателей. Уничтожение этой установки стало для него сильным ударом. Поражением. Эндрю спустил на нас всех собак, и уехал вместе с Мередит, оставляя нас возле развалин решать свои проблемы самим. Мы были в смятении и не могли нормально мыслить. Единственное, что мы с Марком сделали в тот день, это сняли номер в отеле и целый день там приходили в себя, практически не разговаривая друг с другом. На носу вскоре было выступление, а у нас пропало всё — диски, записи, инструменты… всё было уничтожено. Позже специалисты говорили, что замкнула проводка и начался пожар. Были версии об оставленной работающей микроволновке. Я уже не знал, чему верить…
                После того случая прошло несколько дней, и Эндрю приехал к нам в отель. Он был немногословен, но извинился за грубость и мерзкое поведение в день нашей катастрофы. Мы простили его, конечно же. Он предложил переместиться в дом, где они жили с Мередит, и разместить студию на первом этаже. Это был наш единственный шанс сохранить наше дело… и нашу дружбу. Мы согласились.
            Львиная доля наших денег ушла на подбор и приобретение новых инструментов, аппаратуры. Но пришла та беда, которая и положила начало Концу. Эндрю, объездив около пятнадцати крупных магазинов с музыкальными инструментами, нигде не мог найти такую установку и комплектующие, которые были у него. Он пробовал и пробовал снова, но каждый раз возвращался в гадком настроении, ругая всё вокруг почём свет стоит. Близился день генеральных репетиций, а он одним вечером, собрав нас вместе, заявил, что не сможет принять участие в концерте.
                Это было ещё одним ударом для нас всех. Мы не могли играть без него. Тем более нашу фронтальную композицию, чье звучание и техника были уже отлажены годами сыгрывания. Невозможно было найти замену Эндрю, и это звучало бы как предательство. Это бы означало крах, а также и то что морально — мы скатились до дна. С тяжелым чувством на сердце, ранним утром покинув наш дом, я направился на машине к представительству того клуба, где должен был пройти концерт, и встретился с главным менеджером. Я сообщил ему о том, что мы выходим из программы участников. Лицо его стало мрачнее тучи. Он молча выслушал меня, затем попрощался, и удалился докладывать своему начальству. Это был первый крупный концерт, который для нас действительно был слишком важен — и мы заранее потерпели полное поражение, ещё даже не начав битву…
                Прошло время… И вот, поздним вечером мы сидели , собравшись все вместе, в доме Эндрю и Мередит, и смотрели прямую трансляцию с концерта. Выступили многие, и зал был полон оваций… Пришло действительно много народу. При разговорах со зрителями, репортер задавал им разные вопросы, и многие люди спрашивали о нас, интересовались, где же группа «Pulse of the Earth”. Нас действительно хотели слышать и видеть… Репортер ссылался на личные проблемы музыкантов и технические сложности, и было видно что фанаты расстраивались и качали головами, некоторые просто уходили, как только слышали, что нашей группы нет в концертном списке. В доме же мы смотрели передачу молча, и только в конце Марк сказал фразу «Жаль, что там не мы». И ушёл покурить на крыльцо на первый этаж. Настроение было таким, что хуже некуда.
                А потом был звонок от хозяина того самого клуба, с которого мы начинали. Он позвонил мне в два часа ночи, и мне пришлось выйти из дома на улицу в темноту, чтобы поговорить с ним без лишних ушей.
«Я знаю о вашей проблеме, мистер Хоуер. И я прекрасно понимаю, насколько… вы все расстроены. Ведь инструменты для музыканта — всё равно что кисть для художника, это сугубо интимное, личное, и даже сакральное. Но я хочу Вам помочь, мистер Хоуер. Вам и вашей группе. Ведь у нас с вами общие интересы — развиваться дальше, не так ли?»
«И… что вы хотели предложить?» - с недоверием спросил я, прекрасно знающий, что Эндрю отказался от покупки даже таких установок, которые стоили в половину стоимости его дома. Хотя у нас было достаточно денег чтобы купить такую установку.
«К вам зайдут мои… друзья, мистер Хоуер. Скажите где можно Вас найти, и они приедут к Вам, и изложат суть дела лично».
«Я слабо верю, что Эндрю согласится.» - говорил я уже начистоту, зная о том, что хозяин клуба наверняка уже про всё пронюхал.
В трубке послышался негромкий смех.
«Он не сможет отказаться, уже поверьте мне. Этот образец — редчайший. До связи, мистер Хоуер. Вышлите мне адрес, а потом звоните мне, когда встреча состоится, и скажите о вашем совместном решении. Всего хорошего.»
              Я повесил трубку, и убрав мобильник в карман, присел на ступеньки крыльца, задумчиво наблюдая как моросит мелкий ночной дождь…  А потом отправил смс по номеру. Пусть даже Эндрю пока не знает… Но я хотел искупить свою вину за сгоревшие инструменты. Пусть даже и не я был в этом виновен, но если бы он снова стал бы счастлив от приобретения новой установки, моя совесть стала бы чиста.
 
               Кеннет сделал паузу, и попросил воды. Мистер Брэйтон удовлетворил его просьбу, протянув мужчине чашку и бутылку с минеральной водой, взятой со своего стола. Кеннет долго пил мелкими глотками, уставившись прямо перед собой, а когда закончил — тряхнул головой, словно сбрасывая наваждение… Он внимательно посмотрел на пожилого психиатра — его взгляд сейчас был особенно беспокоен, и Брэйтону показалось, что в нём нет никакой агрессии. Только отчётливый, неприкрытый страх…

                ...«Друзья» хозяина того клуба прибыли на следующий день, утром. Я проснулся от того, что кто-то настойчиво стучал в дверь, и натянув штаны и майку, отправился вниз. Я открыл дверь, и… немного был шокирован, когда увидел перед собой двоих высоких африканцев — мужчину и женщину. Они были не мулаты, нет… Их кожа была чёрной, как уголь, зоркие цепкие глаза утренних гостей смотрели на меня так пристально, что я невольно скосил взгляд в сторону.
                - Здравствуйте, господин Хоуер. - учтиво кашлянув, подал мне руку мужчина. - Меня зовут Исаак, а это моя сестра- Маргарет. - женщина средних лет улыбнулась мне белоснежной улыбкой и кивнула. - Мы прибыли по нашему договору с вами, который Вы обсудили накануне с мистером… Блейком. Да, с мистером Блейком, хозяином клуба, где вы очень часто выступали в прошлом. И мы хотели бы обсудить, если не возражаете, наше предложение с Эндрю Томпсоном. Он здесь? Мы можем его увидеть и поговорить с ним?
                Я немного смутился вначале разговора, признаться, выражения их лиц, и взгляды, обращенные на меня, привели меня в некоторое беспокойство. Нет, нет — мне и раньше доводилось общаться после концертов с афроамериканцами, которые давно уже живут на территории США, и часто они оказывались очень дружелюбными, весёлыми и музыкальными людьми. Но эти двое… Их тон в разговоре звучал слишком настойчиво для просьбы. Я попросил подождать их внизу и пошёл за Эндрю. По правде говоря, мне просто не хотелось оставаться с ними наедине — я чувствовал, что чем-то они пугали меня. Не могу сказать чем… Даже не знаю.
                Застал я моего друга уже проснувшегося и сидящего в кресле на втором этаже, в одних трусах, читающего какой-то журнал.
«Эндрю, к тебе пришли.» - сказал я ему. Он потушил сигарету в пепельнице, и внимательно посмотрел на меня. «Кто?»  - спросил он. - «И почему ты так взволнован, Кен? По моему, ты даже побледнел...»
«Двое людей, мужчина и женщина. Африканцы. От хозяина того самого клуба… От мистера Блейка.»
Эндрю присвистнул. Он отложил в сторону журнал и поднялся с кресла.
«И что просил передать мне мистер Блейк? Ты ведь говорил с ним, раз эти люди знают наш адрес? Ну? Скажи мне, Кеннет.»
В тот момент я победно улыбнулся, и положил ему руку на плечо. Я не хотел раскрывать сразу все карты, так как думал сделать приятное для Эндрю.
«Это предложение будет много значить для тебя, - именно так сказал мистер Блейк. - Ступай же, поговори с ними.»
Эндрю покачал головой, и отправился в свою спальню, чтоб одеться.
Через несколько минут мы вдвоем уже были внизу. Марк ещё спал, а Мередит… Эндрю не решился будить её в столь ранний час.
             Гости поздоровались с Эндрю, и он предложил им пройти в дом для разговора.  Мужчина, назвавшийся Исааком, вежливо отказался, сказав что у них с сестрой очень мало времени, и кроме того, им хотелось бы поговорить с Эндрю… с глазу на глаз. Без лишних ушей — а значит, без меня. Мой друг попросил меня удалиться, и мне ничего не оставалось делать… Я поднялся на второй этаж, и решил проследить за их разговором через щёлку между окном и занавеской. Конечно, я ничего не слышал. Но даже по виду беседующих мне стало многое известно.
             Брат с сестрой бурно жестикулировали, и объясняли что-то Эндрю, а тот буквально менялся на глазах. Он пришёл к ним на разговор хмурым и угрюмым, но спустя минут десять полностью преобразился. Он вступал с ними в спор, и убежденно что-то доказывал. Я видел, как кивает ему Исаак, как мило улыбается Маргарет. Они дали ему наушники, и он одел их. Мой друг стоял, слушал запись и на его лице гуляла мечтательная улыбка. В конце разговора, мужчина вручил Эндрю некий предмет, упакованный в маленькую коробку, и следом протянул тонкую карточку — скорее всего, визитку. Мужчины пожали друг другу руки, и Маргарет, сестра гостя, подошла к Эндрю и они тепло обнялись. С улыбками и громкими наилучшими пожеланиями, они распрощались, и я увидел как Эндрю пошел назад, к дому.
                Не желая, чтобы меня увидели шпионящего на втором этаже, я сам быстро спустился вниз, навстречу к другу. Тот весь сиял, держа в руке коробочку, вручённую гостями.
«Что с тобой произошло, Эндрю? Что тебя так развеселило?» - поинтересовался я. С того дня, когда сгорела наша студия, я не видел ещё на его лице такую радость.
«Они подарят мне то, в чём я так нуждаюсь… - его глаза горели от счастья. - Новая установка. Совершенно не такая, как все остальные. Уникальная, представляешь! Мы вернёмся к концертам. Мы будем делать такую музыку, какую ещё не слышали эти снобы-менеджеры клубов! Они будут шокированы этим. Смотри и слушай!»
                Эндрю метнулся к проигрывателю, стоявшему на столе в гостиной комнате, которая и служила нам студией.  Он вскрыл коробку, и вытащив оттуда диск, дрожащими руками скорее засунул его в устройство, и выкрутив звук на половину, нажал Пуск…
                Сначала была тишина. Он замер в ожидании, тихо повторяя, обращаясь ко мне : «слушай, слушай...».
А потом я услышал. Ритм начался тихо, словно отдалённо. Далеко далеко, будто где-то в джунглях ранним утром, когда ещё только появлялась на роса на листьях лиан… Он был спокоен и техничен, гулкие медленные удары с идеальной расстановкой. Затем он ускорился, и поменял темп — словно наступил день! К основному ритму добавились ещё два, идущие в удивительно разных тонах, но в то же время полностью аккомпанирующие основному. Они создавали собой некое напряжение, давление — и я почувствовал себя так, будто целый день двигаюсь вперёд по влажному лесу под палящим солнцем в зените…  Ритмы взлетали вверх и гармонично падали вниз, вели ровные равноценные дорожки, каждый по отдельности, затем снова возвращаясь к основному- ведущему.
              Эндрю стоял возле проигрывателя, лыбясь как ребёнок, получивший дорогую игрушку.
               Внезапно я почувствовал тревогу… Мистер Брэйтон, я не знаю как и с чем это связано, но я хотел подойти  и выключить проигрыватель к чёртовой матери, чтобы он замолчал и не играл дальше, но… едва я сделал шаг, то понял что — слишком поздно.
                «Дневной» ритм стих. Наступило краткое молчание, и лишь отдалённые звуки напоминали мне о том, что миновала вторая композиция.
                ЭТО включилось сразу и без всякого вступления. Четырёх тактный ритм барабанов звучал на полную мощность и с такой скоростью, что я не смог вымолвить и слова. Я увидел как остекленели глаза Эндрю, едва он только услышал начало. Ритм был неумолим, непреодолим, непрекращаем. Он словно рвался из колонок проигрывателя, что выйти… Барабаны гремели, и мне показалось, что я слышал некие стонущие голоса на дальнем плане, а потом чей-то сдавленный крик. Я решил, что с меня хватит. И решил подойти к Эндрю, чтобы это сказать, но едва я сделал шаг, он посмотрел на меня волком, и укрыл собой проигрыватель.
« Это самый великий дар, который когда либо может принять музыкант». - произнёс он медленным голосом, и глаза его не моргали. «Рождение утра, сияние дня и … Ритм Ночи… О да, теперь я хочу его. Ритм Ночи.»
                Я почувствовал, как меня начало подниматься давление. По какой-то причине, всё моё существо хотело во что бы то ни стало покинуть этот дом, и бежать отсюда со всех ног, но… здесь был и дом моих друзей. Я всегда чувствовал свою ответственность перед ними.
«Прошу, хватит, Эндрю. - мягко попросил я своего друга. - Ты можешь послушать потом. У меня болит голова, Эндрю… Я не выспался. Выключи, пожалуйста».
Я сделал несколько шагов вперёд, глаза же моего друга не переставали следить за моими движениями. Третий мой шаг вызвал в нём приступ беспричинной агрессии.
              Он словно и не слышал того, что я ему говорил. Он кинулся на меня и грубо пихнул меня так, что я упал на пол и больно ударился плечом о стену.
               «Если ты считаешь что все потеряно, знай — всё только начинается». - как-то отрешенно проговорил он, и улыбка, похожая на искусственную гримасу, не слезала с его лица. Я ужаснулся этим переменам.
                Эндрю подождал пока закончится композиция, выключил проигрыватель, выдернул шнур из розетки, и понёс его в свою комнату.
               Я так и остался сидеть внизу, обдумывая всё произошедшее. Мне не хотелось думать, что мой друг тронулся умом от радости или ещё по какой-то причине. Но мои подозрения насчёт странных «друзей» мистера Блейка впоследствии только укреплялись и подтверждались фактами.
                Прошло около двух недель со дня той встречи, и всё это время я наблюдал, как Эндрю практически всегда и везде ходит с наушниками. Он был погружён в себя, и даже его жена говорила мне, что возможно, парень просто заработался, и ему нужен отдых. Мередит рассказала мне и Марку, что предложила мужу поехать на курорт хотя бы на неделю, в Калифорнию. Но тот страшно разозлился, и накричал на неё со словами : «ты думаешь, всё кончилось? Думаешь я брошу дело моей жизни?! Музыка… это всё.» Мередит ушла по делам, а мы с Марком поехали прокатиться по городу вдвоём, обсуждая все эти события, пытаясь найти какие-то адекватные причины в перемене настроения нашего друга.
          То, что произошло далее, в сентябре 1998 года — шокировало меня и Марка ещё больше. Однажды ранним утром, я услышал что кто-то сигналит с улицы. Сначала подумал, что некий придурок балуется, и вскоре перестанет. Либо к соседям в шесть утра привезли пиццу. Но добравшись до окна, я увидел рядом с нашим домом внушительного размера грузовик. Я открыл окно, помахал водителю рукой и сказал, что скоро выйду. Одевшись, я спустился вниз и направился к забору, чтобы открыть калитку.
          Внезапно услышал шаги сзади себя и обернулся. Это был Эндрю! Он был одет и быстрым шагом, игнорируя меня, направлялся к машине.
«Доброе утро!» - поприветствовал я друга с улыбкой, но тот только быстро кивнул в ответ, вставил ключ в засов и открыв калитку, вышел наружу. Я последовал за ним…
           Водитель, пожилой толстый африканец, вышел из машины и улыбнувшись, подошёл к Эндрю  и пожал ему руку.
«Они прибыли для тебя, мой друг.»- сказал он ему. «Из Нового Орлеана, где они столь долгое-долгое время простаивали без достойного хозяина».
Мужчина увлёк Эндрю за собой, и они подошли к кузову машины и открыли дверцы. Эндрю мгновенно прыгнул внутрь, и вскоре из кузова раздался возглас восхищения. Когда он вернулся к водителю, его глаза горели.
«Спасибо… Вы так много сделали для меня… Сколько же я Вам должен?!» -спросил он у африканца.
                «Пустяк», - махнул рукой мужчина. - «Мистер Блейк, наш общий знакомый, обо всём уже позаботился. Я надеюсь, отныне твой музыкальный талант возрастёт ещё больше, юноша.»
               - Знаете, мистер Брэйтон, что бывают такие моменты когда чувствуешь — вроде всё идеально.. но слишком идеально для того чтобы быть хорошим? - спросил внезапно Кен, прервав свой рассказ.
                Психиатр кивнул.
                - Это и называется предчувствие. - честно ответил пожилой врач. - Что разум с его анализом может сделать против того чувства, когда мы буквально осязаем опасность? Да ничего. Потому что это глубже чем наш разум. Это наши инстинкты…
                - Именно это я и чувствовал, когда Эндрю стоял, светясь от счастья, рядом с этим незнакомцем. Ему сделали некий очень дорогой подарок, совершенно бесплатно — и любой другой бы уже, будучи в здравом уме, задумался — в чём же тут корысть. Но только не он, не мой друг Эндрю.
                … Он попросил водителя подождать, и метнулся в дом, и вскоре пришёл вместе с Марком.
«Эй парни, помогите мне достать оттуда инструменты, и перенести их в дом» - попросил он нас. Разве мы могли ему отказать? Я приготовился взять первые части установки, думая что это будут высокие бочки с пластиковым покрытием, и подставки с тарелками, но… то что мне вручил Эндрю, подавая из машины, в корне отличалось от понимания классических современных ударных. Это был африканский барабан, большой, высотой около метра с чем-то. Он был упакован в полиэтилен и тщательно завёрнут в плёнку, поэтому я не мог сразу в деталях его рассмотреть. Я передал инструмент Марку и тот понёс его в дом, а сам продолжил принимать остальные части из машины. Всего их было шесть. Трёх типов — два больших, два средних и два маленьких. Когда мы отнесли их в дом, Эндрю распрощался с водителем, всё же всучив ему триста долларов в знак благодарности за оказанную услугу доставки. Мы пожелали старику африканцу счастливого пути, и машина уехала.
              Спустя час мы все стояли в гостиной, и разглядывали необычные, поражающие своим видом, инструменты. Я и ранее видел нечто подобное в специализированных магазинах, и даже много раз, но эти… Они были неописуемо редкими — это было заметно даже при поверхностном знакомстве с ними. По бокам каждого из барабанов всё было расписано цветными узорами и символами, натянутая кожа на каждом из них сидела туго и казалось, реагировала на каждое прикосновение к ней, откликаясь тихим звуком. На некоторых из них были потёртости и небольшие вмятины, но всё это было несущественным для Эндрю. Он горел желанием опробовать их.
«Друг, мы никогда не включали этнические барабаны в наш музыкальный проект. - возразил ему Марк. - Обычная ударная установка, даже та, твоя — справлялась на все сто процентов! Все наши тональности и настройки других инструментов базируются именно на классическом звучании барабанов!»
                Эндрю посмотрел на него с выражением лица человека, не терпящего отказа.
                «Значит, мы перепишем наши композиции и изменим настройки.» - сухо сказал он. «Пришла та пора, когда изменения нам крайне необходимы. Это повысит нашу популярность, и придаст звучанию композиций новый, яркий лад, что несомненно, привлечёт массу новых слушателей».
Это объяснение счёл логичным даже я. В тот самый момент я корил себя за то, что посчитал ранее поведение Эндрю сумасшедшим. Он просто был слишком взволнован и тяжело переживал утрату своих любимых инструментов. А теперь… Теперь может, действительно он прав, и нам стоит попробовать нечто новое. И я, и Марк согласились с ним. Первая общая репетиция с участием новых инструментов должна была состояться через два дня… А пока, в течении этих дней, пока я, Марк и Мередит работали и приходили домой только в шесть часов, Эндрю всё время оставался дома. Я слышал, как он звонил кому-то по телефону и почти ласковым голосом, с кем-то беседовал. Вначале я думал, что он звонил Мередит, узнать как у неё дела на работе. Но однажды, застав его за разговором, я прислушался, и услышал в трубке настойчивый мужской голос.
«Мы… сделаем отличное выступление, мой друг. Не сомневайся ни в чём. Вы молодцы, и я верю в вас..» - вот и всё, что мне удалось услышать, после чего, Эндрю развернулся и вышел из комнаты. Мне не удалось скрыться, и он увидел меня снаружи.
«Мистер Блейк сказал, что вскоре мы сможем выступить в одном из его новых клубов, на западе Нью-Йорка.» - игнорируя мою «слежку», сказал он напрямую. - «Будь готов, мой друг Кен, вскоре мы снова заявим о себе. Люди ждут новых ощущений. И мы дадим им эти ощущения». Он улыбнулся, а в глазах в него было то самое фанатичное выражение, что не сходило с его лица с того момента, когда он впервые услышал запись с плеера чернокожих гостей.
             Вскоре пришёл день нашей репетиции. Мередит с удовольствием вызвалась послушать, ведь она слышала почти все записи нашей группы и являлась самой преданной фанаткой своего мужа — Эндрю Томпсона. Мы расселись по местам, и Эндрю занял место за своими новыми барабанами. Он установил их в держатели, где ранее занимали место обычные бочки, таким образом, что звукоизвлечение направлялось полностью в микрофоны, что были подсоединены к усилителям звука. Он настоятельно просил нас начать репетицию около 10 часов вечера, и мы не были в силах отказать ему.
                «Друзья… - сидя на стуле возле своей новой «установки», начал Эндрю. - Сегодня мы исполним старую композицию в новом исполнении. Она будет называться не «Ритм Жизни»… А «Ритм Ночи»!».
Ещё не прошёл наш с Марком шок, а наш друг уже коснулся руками инструментов. Он едва касался пальцами туго натянутой кожи барабанов, а они словно покорные псы, исполняли  именно то, чего он хотел. Ритм дрогнул и начал своё ускорение, и секунду спустя к нему присоединились моя клавишная аранжировка и флейта Марка.
          Мы видели, что Эндрю вскоре закрыл глаза и отдался ритму полностью — он будто знал вслепую  - каких барабанов следует касаться, с какой силой и с каким тактом. Он сильно вспотел — наш друг сидел весь мокрый от пота, в мокрой рубашке, но всё продолжал и продолжал ритм. Марк начал уставать — он понял, что сбивается в мелодии и хотел отложить флейту и возразить об этом Эндрю, но едва он положил инструмент рядом с собой, как ритм прервался и Эндрю раскрыл глаза и посмотрел на него так, будто хотел убить несчастного на месте.
«Кто сказал тебе останавливаться?! Кто, твою мать?! Я из за тебя прервался… Я не должен прерываться… Ритм Ночи должен звучать… сильнее!» - прокричал он. Эндрю сорвал с себя рубашку, и будучи голым по пояс, продолжил играть. Теперь его ритм, в унисон с моим аккомпанементом перкуссии, звучал всё быстрее и яростней, он взлетал до таких высот и с такой скоростью, что у меня начало сильно стучать в висках. Я посмотрел на Мередит. Девушка сидела не моргая, наблюдая, как играет её муж. Она сильно побледнела, и кажется, была не в состоянии сдвинуться с места.
        Я прекратил играть.
«Эндрю, твоей жене плохо. Перестань, слышишь! - воззвал я к своему другу. - Посмотри же на неё!»
Ритмы взлетели до невероятных высот. Я едва различал пальцы Эндрю, летающие тут и там, касаясь ударных. Его глаза были плотно закрыты, грудь вздымалась в тяжелом дыхании, пот стекал по его вискам ручьём.
        Это было похоже на психоз или истерию. Мне стало не по себе. Марк сидел, еле живой, наблюдая за Эндрю в полном оцепенении. Его глаза покраснели от напряжения: он уже несколько минут смотрел в одну точку, как загипнотизированный.
          Надо было что-то делать… Я огляделся вокруг себя и увидел толстую книгу, которую возможно Мередит читала днём, в наше отсутствие. Схватив книгу, я размахнулся и недолго думая, запустил ею в Эндрю и попал прямо в один из барабанов…
           Барабан покосился, и я видел как несколько пальцы Эндрю коснулись пустоты и на лице появилась гримаса, похожая на выражение боли… Он широко раскрыл глаза и прекратив играть, посмотрел на меня.
            Мой друг молча встал с места и направился к двери.
«Ты прервал Ритм, Ритм Ночи… - с упрёком, трясущимися губами пробормотал он. - Ты разочаровал меня, Кеннет.»
И он ушёл в свою комнату наверх. Я подскочил к Марку и привёл его в чувство. Затем принёс свежей воды Мередит, и она спустя некоторое время успокоилась и цвет её лица пришёл в норму.
«Что с вами случилось, чёрт возьми?!» - спросил я их обоих.
Они молчали и старались не встречаться со мной взглядом.
«Я не помню. - признался наконец Марк. - Я отложил инструмент и начал слушать… А потом не помню, словно потерял сознание.» То же самое позже ответила и Мередит.
        Спустя час, мы разошлись по комнатам — пора уже было спать.
Некоторое время я простоял внизу, глядя на странные барабаны и удивляясь тому, что недавно случилось в нашей студии. Я убедил себя в том, что слишком близко всё принял к сердцу, и возможно все эти истории с потерей сознания были лишь степенью утомления или нервного возбуждения в связи со столь быстро изменившимися обстоятельствами… Ох… Лучше бы оно так и было. Господи…

        На следующий день я пошёл в магазин за продуктами, и встретил там стоящих в очереди двух полицейских. Я подслушал их разговор, поскольку один из них упомянул улицу, где находился наш дом.
«Фрэнки, я не знаю что заставило этого парня так поступить, но могу сказать одно — он никогда не совершал ничего подобного. И вдруг в одну прекрасную ночь взять и расчленить топором свою подружку, да причем так жестоко, что потом санитары по кускам искали эту несчастную… » - сказал один из них. Лицо его было удручённым, угрюмым.
«Один бог знает, что происходит в голове у этой молодёжи. Я знал этого парня, Тода, он не был наркоманом или пьяницей, он даже не курил. Учился в техническом колледже. - второй полицейский снял фуражку и почесал лысину. - Ума не приложу, куда катится наш проклятый мир…»
         Я напряг память и вспомнил, что этот самый Тод был нашим соседом через улицу. Я даже видел его пару раз, наверное… Хотя он уезжал всегда рано и приезжал довольно поздно. Скорее всего, подрабатывал где-нибудь. Но за все время моего проживания в доме Эндрю и Мередит, я не слышал никаких шумных звуков со стороны его дома даже ночью.
«А что если это произошло по вине… - начал было думать я. - Нет.. Это исключено.» Я нервно усмехнулся своим мыслям — мозг начал выдвигать самые фантастические идеи. Надо было мыслить здраво… Нет, вся эта история с африканцами и барабанной установкой здесь не причём. Тем более я знал, что африканцы были здесь только заездом, и никакой связи между ними и домом Тода не было. Они были друзьями мистера Блейка, музыкантами, как и мы… Да что я чёрт возьми, несу!
         Закупившись продуктами, я отправился обратно до машины, и поехал назад. Я постарался забыть подслушанную у полицейских, историю, как страшный сон. Только жаль было парня по имени Тод. Так глупо загубить свою судьбу в самом расцвете сил… Теперь он всю жизнь проведёт в тюрьме.
           К двенадцати часам дня я был у нашего дома, и припарковав машину, открыл калитку и  направился домой. Но едва подойдя к входной двери, я услышал Ритм.
Это был Эндрю. Каждый раз он улучал возможность побыть одному, и всё это время расходовал на свои репетиции с новой установкой. Я счёл это поначалу огромным рвением совершенствовать своё мастерство на новых инструментах, но сейчас… сейчас мне уже казалось это некой странной тягой, близкой к маниакальной.
             Ритм был просто бешеный, я дался диву, как вообще Эндрю может так играть — я знал, что он был мастером, но не настолько на практически незнакомых инструментах… Я стоял и слушал его игру за дверью, а потом внезапно она прекратилась. Дверь распахнулась передо мной, и на пороге я увидел своего друга. Его глаза были красными, волосы свалявшимися, он был в одних трусах, и весь покрыт потом.
«Дружище, ты выглядишь как нарик, - попытался пошутить я. - Поспи хоть немного. Успеешь ещё порепетировать».
               Он косо посмотрел на меня, и мне жутко не понравился этот взгляд. Он был словно чужой. Будто моего друга Эндрю в эту минуту подменили.
«Я купил продукты в магазине. У нас теперь полно жратвы» - сообщил я ему.
Эндрю смотрел на меня диким взглядом ещё несколько минут, затем выхватил у меня сумки и понёс их внутрь. Я вошёл следом и закрыл дверь. Мередит не было дома, Марка тоже.
                Я нашёл Эндрю на кухне, он механическими движениями засовывал продукты в холодильник, и когда я вошёл в помещение, он даже не обернулся.
«Ритм Ночи, Кеннет. - обернулся наконец он ко мне. Его глаза блестели.  - Это будет лучшее выступление в нашей жизни. Я звонил мистеру Блейку сегодня утром. Наш концерт в клубе «Metal Starfish” уже запланирован на следующей неделе в среду. Можешь считать это возрождением легенды.»
                Я не поверил своим ушам. На моём лице расплылась улыбка — и теперь я понял причину крайней степени возбуждения в поведении моего друга Эндрю. Я почувствовал как эта радость приходит и ко мне. Я очень хотел выступить, так как для меня — наша группа значила то же самое что и жизнь. Мы все втроём, давно уже стали одной семьёй, словно братьями — так сплотился наш дух во время многолетних выступлений и гастролей. И все мы служили в одном храме, название которому было — Музыка. Я подошёл к Эндрю и обнял его, он сделал тоже самое, похлопав ладонью по спине.
«Это будет здорово, - выразил своё мнение я. - Сколько народу будет?»
«Примерно около тысячи человек. - ответил Эндрю. - Со слов мистера Блейка и его менеджеров — около полутора тысяч. Это очень большой клуб, целый концертный зал. И многие хотят придти послушать нас. Наконец-то будет наш истинный триумф!».
                Когда Эндрю рассказал об этом Марку и Мередит этим вечером, они очень обрадовались предстоящему событию. Он и сам был адекватным и весёлым, его взгляд казался вполне нормальным и источал задор и вдохновение, как в старые времена. 
               Вскоре, через несколько дней, мы отправились на репетицию перед хозяином клуба и его менеджерами, чтобы также утвердить нашу музыкальную программу. Всё прошло очень удачно, и ни одна композиция не была отклонена.
«Мы исполним в конце нашего треклиста финальную — и старую и одновременно, новую, «Ритм Ночи»! -с жаром произнёс Эндрю перед хозяином клуба, и тот широко улыбнулся в ответ. Мне показалось, что мистер Блейк был чересчур доволен нами в этот день, словно для него самого это выступление  очень много значило. Конечно же, я думал, что это связано с прибылью для клуба, но КАК, КАК Я ОШИБАЛСЯ! ...            
               
                Кен замолчал, и потянулся к стакану с водой, сделав несколько больших долгих глотков.  Психиатр пытливо смотрел на него, ожидая продолжения. Его глаза были прикованы к молодому человеку, словно рассказ заинтересовал его настолько, что он чувствовал, что хочет быстрее дослушать его до конца.
                - И что же случилось потом? - участливо спросил мистер Брэйтон.
Лицо мужчины посуровело и приняло бледный вид. Он искоса посмотрел на психиатра — потухший взгляд светло-карих глаз из обведенных синими кругами усталости, глазниц, выглядел словно очи самой смерти.
                … Потом наступил тот самый день. Мы пришли довольно рано, чтобы всё расставить, всё подготовить. Пришлось нанимать машину, чтобы перевезти проклятую установку Эндрю прямиком к клубу. Он трясся за каждый метр, пока мы несли его барабаны в зал. А затем сам аккуратно, почти любовно, устанавливал их на места, гладил и говорил с ними, как с живыми. Марк иногда оглядывался на него, а Мередит, которая поехала с нами, тревожно косилась на своего мужа, когда тот отворачивался чтобы проверить в третий раз тот или иной провод, ведущий к усилителям.
                В конце концов всё было готово, и вскоре должен был начаться концерт. Людей уже пускали внутрь, и мы видели как разношерстная толпа заходит в зал, кто-то нёс с собой напитки, многие были с видеокамерами. Мы видели улыбки радости на  лицах девушек и парней, некоторые подходили к сцене, прося Марка или меня дать им автограф. Мередит строго следила за тем, чтобы какая-нибудь девка не начала приставать к её мужу, а если замечала таких, направляющихся к сцене, то смеряла их ледяными взглядами, давая понять как здесь обстоят дела.
                10 часов вечера наступило. Я вышел к микрофону… Этот волнующий момент спустя стольких месяцев нашего отсутствия на сцене. Я ощущал на себе множество взглядов, и понимал, что от нас ждут сегодня только самого лучшего.
«Сегодня тот день, друзья, когда мы возвращаемся, чтобы представить вам наши композиции, столь полюбившиеся вам за это время, в новой обработке, и искренне хотим, чтобы они вам понравились, и глубоко засели в ваших сердцах! Вы нужны нам, ребята! И мы все втроём, любим вас, и благодарны что вы удостоили нас сегодня своим визитом!!»
Зал отозвался аплодисментами и криками, я видел как некоторые парни посадили на плечи своих подруг, и те махали нам руками и свистели, у пары девушек были в руках плакаты с надписями нашей группы.
                Это было невероятно приятным чувством, что тебя не забыли… О да. Тем триумфом, когда из малой кучки слушателей число разрослось до огромного количества поклонников. Я понимал, что всё это — временно. Что будет день, когда мы постареем и не сможем уже играть. День когда сменится мода и придут другие… Но сейчас, здесь, я чувствовал себя превосходно!
«И наша первая композиция - «Flying over the Midnight Hills”! - крикнул я в зал, и вернулся за своё место клавишника.
                Запела флейта Марка, и я начал аккомпанировать, начиная медленную мелодию. Она была без ударных, спокойной и мягкой, как убаюкивающее дыхание летней тёплой ночи. Зал раскачивался в такт музыке, я видел, как некоторые парочки обнимаются и целуются, и даже слезы на какое-то мгновение навернулись у меня на глазах, видя, как наша маленькая группа способна дарить столько эмоций людям, столько искренних чувств вызывать в их душах…
                Мы почти закончили, и зарождающийся звук аплодисментов в конце зала, перекинулся и на весь остальной зал — все люди хлопали в ладоши и многие продолжали танцевать  под утихающую музыку композиции.
Следующей должна была быть «A long Way to The Valley of Flowers”, более волнующая и громкая композиция с красивыми переливами флейты и звонкими гитарными аккордами. Она тоже была без ударных. Я почти объявил название в микрофон, как вдруг почувствовал на своем плече руку. Обернувшись, я увидел стоящего рядом Эндрю.
«Мы скоро дойдём до…» - шёпотом начал говорить ему я, но он словно не слышал меня.
           Он вырвал у меня из рук микрофон, и отрывистым голосом сказал в зал:
«Друзья! Сегодня тот день, которого ещё никогда не было. Тот день, в который вы услышите то, чего ранее никогда не слышали… Я уже слышу это.. И хочу подарить Вам этот РИТМ! РИТМ НОЧИ!!!» - прокричал он последние слова, и зал взорвался криками и свистом.
           Эндрю метнулся к своей установке и сделал мне знак занять место за клавишами.
Я хотел возразить, что это финальная наша композиция. Что он не вправе нарушать вот так сразу весь порядок исполнения! Но его руки уже коснулись барабанов…
            Зал притих, услышав негромкое биение, словно такт огромного сердца, бьющегося так медленно, словно бы его хозяин умирал. Оно становилось всё громче и быстрее… и наконец… грянули высокие тона и ритм, бешеный… рваный и неистовый… ворвался в зал, огласив его своими звуками, похожими на отчаянный бег людей, удирающих от погони.
                Я аккомпанировал, как и Марк, из последних сил стараясь не сорваться и успевать за Эндрю. Ритм взлетал до небес и падал на землю, он стелился туманами по полу, и обволакивал дымкой потолок… Он порождал такие чувства, что я видел как в зале многие раскрыв рот, смотрели в одну точку — на освещаемое на сцен пространство, где сидел весь блестящий от пота, барабанщик, чьи глаза закатились кверху, и в некоем безумии он исполнял этот ритм, словно бы тот рвался наружу по своей воле…
                А потом я услышал голос. Он, сначала тихо, потом громче, стал вырываться из горла Эндрю. Это вовсе не входило в композицию! Я не знал этот язык — он был отрывистым и в то же время напевным. Но его тона стали окрашиваться в совсем не добрые оттенки… Я слышал в нём боль и отчаяние, ярость и гнев… Словно наружу рвались желания, которые присущи только диким зверям, но никак не людям.
                Я увидел что в зале началось что-то странное, и Марк подбежал ко мне, бросив флейту, хватая меня за руку. Он указывал на левый дальний угол, и там, вопреки недавним светлым и позитивным настроениям, разворачивалась драка. Охраны нигде не было видно. Динамики — все динамики в зале вторили бешеным ритмам, которые исполнял Эндрю. Это грохотало вокруг настолько сильно, что я вскоре почувствовал привкус тошноты на языке, и у меня страшно заболели виски. Я упал на сцену, и спустя несколько секунд увидел как рядом лежит Марк, весь бледный, держась за голову. С него градом тёк пот.
                Усилием воли повернув голову в сторону зала, я увидел совершенно невообразимые вещи. Мои глаза расширились от ужаса, когда моему взору предстала дикая картина — пятеро парней раздели девушку догола и избивали её какой-то палкой. Несчастная корчилась в агонии, а вокруг все плясали и смеялись жутким, неестественным смехом, как в сумасшедшем доме. Я увидел, что парень выбежал к сцене, вытащил из кармана нож и начал резать себя прямо перед всеми на виду, но никто не обращал внимания. Тогда он, с безумной улыбкой на губах, перерезал себе горло и кровь залила всё вокруг… Нож пошёл по рукам, люди кромсали себя и друг друга, бросались и избивали всех, кого видели на своём пути… Я почувствовал что давление подскочило настолько, что я даже не смог подняться, чтобы защитить себя.
Несколько человек выбежали на сцену и содрав с себя одежду, упали на колени перед Эндрю, трясясь, словно в экстазе.
«МАРК!» - внезапно прокричал тот, открыв глаза и посмотрев на лежащего рядом с местом флейтиста, несчастного парня.
Толпа тут же бросилась на лежачего, и унесла его с собой в зал.  Я услышал душераздирающий крик и осознал, что моего лучшего друга в буквальном смысле разорвали на куски…
           Барабаны не смолкали, это жестокое биение грохотало так, словно ржавые  гвозди забивали в ещё живые тела. Я попытался отползти подальше за сцену, к выходу, чтоб позвать на помощь, как вдруг увидел Мередит, отбивающуюся от двух парней и девушки, которые с безумными глазами, держа в руках куски от стульев и ещё какое-то оружие, пытались добраться до неё.
«Мередит!» - крикнул я ей, пытаясь перекричать зал и музыку. Я кричал и кричал, но она не слышала меня… Я увидел, как сверху кто-то прыгнул на неё, и неудачно спланировав, разбился об пол. На его тут же взгромоздились другие люди, и вскоре бедная Мередит исчезла среди копошашихся разноцветных тел…
               Пение вырывалось из горла Эндрю с новой силой, он выглядел так, будто что-то управляло им, как марионеткой. Руки носились по барабанам, словно конечности робота — по приборам конвейера. Было видно, что он уже давно лишился рассудка. Я никак.. никак не мог его остановить — каждый удар, каждый такт музыки из динамиков буквально пригвождал меня к полу, высасывал все силы и лишал возможности двигаться.
                Я понял, что наступил ад, и возможно, моя смерть уже совсем близко... Увидел, как огромный мужчина, весь в порезах и ссадинах, полностью обнаженный, прыгнул на сцену и колотя себя руками в грудь, направился ко мне, приплясывая под ритм музыки.  Его глаза закатились, как у паралитика, из постоянно открывающегося рта шла белая пена. Я ощутил животный ужас...
             Внезапно где-то совсем близко раздались сирены. Я нашёл силы перевернуться  на бок и увидел как двери клуба распахнулись и внутрь ворвалась полиция, стреляя в воздух, приказывая всем бросить оружие и подчиниться закону.
Толпа не послушалась. Несколько сотен уцелевших в бойне обратили свои взгляды на полицейских и спустя секунду, как цепные псы, бросились на них в атаку.
                Началась стрельба. Но барабаны не смолкали. Я посмотрел на Эндрю и совершенно не узнал его. Он выглядел словно марионетка — его глаза были теперь широко раскрыты и рот, извергающий чужеземные фразы застыл в крике «ПОМОГИ МНЕ»…
                Я добрался до своего клавишного столика на колёсиках, и единственное, до чего я смог додуматься — это с силой толкнул его в сторону Эндрю. Столик, всё же обладавший немалым весом из-за аппаратуры, поехал вперёд и врезался в барабанную установку, сместив положения нескольких инструментов в бок. Эндрю начал молотить в пустоту…
                Клянусь, что я не психически больной, или вроде того, ибо то, что я увидел следом за тем, как повредил установку, заставило меня собрать все последние силы, и бежать отсюда прочь…
Из наклонившегося боком барабана вылезла коричневая длинная тень и быстро обрела форму. Пухлые губы физиономии были изрезаны словно бритвой, левый глаз отсутствовал, на лбу виднелись следы ожога, будто от клейма…  Тень оскалилась на меня кривыми желтыми зубами и с огромной скоростью нырнула в зал.
Я почувствовал, что обмочился. По штанам текло, но мне не было стыдно — то, что я видел, было явно совершенно ненормальным и чуждым этому миру. Тем что никогда не должно было снова увидеть свет. Я вскочил на ноги , и бросился за кулисы. Там я пробирался почти по трупам — работники клуба и охрана, оказывается тоже подверглись Этому…они поубивали друг друга. Их тела лежали исковерканные здесь и там — словно на скотобойне. Стараясь не смотреть на всё это, я пробрался к чёрному ходу и обрадовался, что дверь здесь не заперта! Через мгновение я уже был на улице.
              Вокруг всё было оцеплено полицией, и у чёрного входа тоже стояли машины со звёздами. Меня заметили полицейские и бросились следом. Один из них вскоре отстал, но второй бежал долго, и мы столкнулись в одной из ночных подворотен возле тупика у двух домов.
«Ты убил тех людей! - крикнул мне полицейский. - Я арестую тебя!»
Я поднял руки и уже начал объяснять ему, что не виновен, как вдруг увидел то, что повергло меня в ещё больший ужас. На его голове, свесив ножки на плечи, сидела уродливая коричневая тень с ухмыляющейся мордой. Руками она держала мужчину за рот и растягивала его губы. Рот тени двигался и кричал словами полицейского…
              Недолго думая, я бросился ему под ноги, уходя от выстрела, и как и рассчитывал, швырнул мужчину на землю. Он ударился головой об асфальт и потерял сознание. Тень спрыгнула с его плеч, и сделав недовольную гримаску, проковыляла прочь. Я набрал полный рот слюны и плюнул ей вслед… Не знаю зачем я это сделал. Я был вне себя от произошедшего и не мог мыслить трезво.
                Мой взгляд упал на пистолет полицейского. Я схватил его и засунув себе в карман, бросился прочь от этого места. Я бежал , пока не услышал за спиной далёкий хлопок и обернувшись, увидел зарево огня… Клуб охватил пожар, и всё здание горело… Мередит.. Эндрю… все люди … сгорели заживо. Я лишь надеялся что они уже были мертвы до того как пасть жертвой этой ужасной смерти.
                Я добрался до трассы и поймал машину. К счастью, у меня оказалось с собой немного денег, и я назвал водителю адрес.  «Секонд Хаммер стрит, 10». Клуб мистера Блейка.
                Через полчаса я был там. Меня охватил гнев и негодование, ведь именно Блейк был причиной всему этому! Именно он привёз эти проклятые барабаны и свёл Эндрю с ума! Он должен был ответить за всё. Он убил моих друзей...
                Клуб был закрыт на замок, но я выстрелил несколько раз в дверь, и пнул её ногой — вход был открыт. Я ворвался внутрь с пистолетом в руках, как бандит, но меня это в тот момент слабо волновало. Ведь я уже совершил несколько преступлений… Убил полицейского, завладел его табельным оружием. Останавливаться было поздно. Я взлетел вверх по лестнице и добрался до кабинета мистера Блейка.
                Медленно подойдя к нему и вглядевшись через замочную скважину внутрь, я увидел что в комнате горит свет. Немыслимо!
Соображая, что мне делать, я стоял снаружи, когда дверь внезапно приоткрылась.
                Выставив перед собой оружие, готовый ко всему, я вошёл внутрь.
Мистер Блейк сидел за своим столом и смотрел на меня.
«Это ты, ублюдок! - вскричал я, наставив на него пистолет. - Ты виноват в смерти всех этих людей! Объясни мне что за чертовщина здесь творится! Что за наркотики ты давал Эндрю, и чем ты напичкал тех людей в зале! Объясни мне, черт тебя дери!!!»
                Он молчал, и лишь уголки губ его подрагивали в знаке того, что мужчина не находил слов для своей речи. Я орал на него и обзывал по всякому, и в конце он сделал резкое движение и вскочил со своего кресла. Моя рука дрогнула и на рефлексах, в припадке гнева, я нажал спусковой  крючок…
                Раздался выстрел и мистер Блейк упал на пол, как мешок с дерьмом. Я подошёл к нему и у меня даже взыграла совесть — мужчина был безоружен… Теперь я застрелил ещё и безоружного владельца крупной сети клубов. Я был по уши в дерьме. Но теперь я был уверен, что мои друзья отомщены…
Внезапно со спины раздались хлопки. Я резко обернулся с оружием в руках,  и увидел как от стены отделилась фигура и вышла на свет.
                С удивлением я узнал в нём того самого чернокожего водителя, который привёз Эндрю барабанную установку.               
«Ты думаешь, что отомстил, юноша? - произнесли его толстые губы под густыми усами. - Молодец, похвально. Но Блейк был только пешкой.»
 «Так объясни мне, черт тебя побрал! - потребовал я. - Что здесь происходит?! Что за дрянь появилась из инструментов?! Что случилось с людьми в зале? С Эндрю?...»
«Слишком много вопросов… - развёл руками чернокожий мужчина. - Это не наркотики, как ты выразился. Но я хочу сказать спасибо твоему уже покойному другу. Он хорошо играл,  и справился со своей задачей.»
«Что ты хочешь от нас?!» - мой голос уже сорвался на визг.
«Много-много лет назад, вы, белые, полностью вырезали небольшое население городка в Сенегале. - сказал мужчина, пристально глядя на меня. - Души умерших не находили покоя… Они страдали. Души убитых мужчин, женщин, детей, стариков. Их забили словно скот, без всякой причины — для развлечения. Мой прадед был единственным выжившим из этой бойни. И всю свою жизнь он посвятил созданию этих барабанов с единственной целью — чтобы в один прекрасный день души смогли отомстить и обрести наконец покой.»
«И какое это отношение имеет к нам, черт подери??!» - крикнул я ему в лицо, тыча пистолетом.
Он усмехнулся.
«Исаак и Маргарет — мои дети. И они тоже помнят. Мы все помним об том, что случилось. И теперь, когда жертва свершилась, мы, последние из рода Мваны Оро Оджимбе, можем быть спокойны. Ты застрелишь меня, и что дальше? Души придут снова. И заберут ещё больше, в месть за меня. Таков уговор.»
                Я стоял перед ним, и не знал что делать. Может, старик просто блефовал. Решил спасти свою шкуру за дурацкими россказнями. Конечно, всем виной были просто наркотики, подмешанные в питьё, продававшееся на концерте. Кто-то хотел крови… Возможно, этот же самый чёртов негр и его банда. Я ничего не мог знать теперь точно. Ни в чём не мог быть уверен…

              - И что вы сделали, мистер Хоуер? - взволнованно спросил психиатр. - Вы убили этого африканца?
                - Вам достаточно знать того, что после всех этих событий я бежал оттуда, и в конце концов, волею судьбы, попал сюда… - пациента была крупная дрожь, и он едва подбирал слова. - Один знакомый посоветовал идти к вам. Он лечился у вас пять лет назад от легкой формы паранойи. Ему казалось, что его преследуют собственные коллеги по работе…
 

                - Ах да, Майкл Берридж… - вздохнул психиатр. - Помню его. Он оказался вполне нормальным, и в конце выяснилось, что это его жена наняла частного детектива, чтобы он следил, с какой девушкой Майкл задерживается в офисе после работы. Но что делать с Вами?… Эти.. призраки… Африканское вуду… Барабаны, вызывающие галлюцинации. Это действительно похоже на тяжелое заболевание.
                Кеннета пробил истерический смех.
                - Я так и знал, что не поверите… - прокашлявшись, сказал он вполголоса. - Всё… о чём я вас прошу…  Палата со звукоизоляцией. Мягкими стенами. Пожалуйста…  - он буквально с мольбой смотрел на мистера Брэйтона.
                - Знаете. - после длительной паузы, ответил пожилой врач. - А я вам верю. Да, верю, мистер Хоуер. Поэтому я удовлетворю вашу просьбу. Только переведём мы Вас завтра, а сегодня полежите в одиночной, но обычной палате. Идёт?
                Мужчина поднялся с кресла, и медленно подошёл к психиатру, кивнул ему и протянул руку.
                - Спасибо Вам, мистер Брэйтон. Вы — мой спаситель…
                - Ну что Вы, - сказал врач с улыбкой, пожав протянутую руку. - Не стоит.
Он позвал санитаров, и те увели молодого человека прочь, и вскоре заселили его в одиночную палату на третьем этаже клиники.
                - Мда… - оставшись один, мистер Брэйтон вздохнул и потёр пальцами седые виски. - Ну и бред же порой порасскажут… волосы дыбом.
                Но, когда он вернул в кабинет ноутбук и радио, он всё же решил кое-что проверить. Мужчина, может и сошёл с ума на почве убийств, но если вся история имела место быть, то… информация найдётся.
                Мистер Брэйтон включил компьютер и набрал ключевые данные. Спустя секунду он сидел в полнейшем шоке, читая заголовки статей…

«Тысяча человек сгорела заживо в клубе на концерте фолк-рок группы  «Pulse of the Earth”

“Жуткая бойня во время концерта — не выжил никто».

«Полицейские пострадали от атаки взбесившейся толпы молодёжи. Возможны следы массового употребления наркотиков...»

               -Боже… - мистер Брэйтон снял очки и протёр глаза. Отодвинулся от монитора, глубоко задумавшись. Он думал о том, что этот парень возможно — единственный выживший после этого жуткого инцидента. Неудивительно, что у него поехала крыша. Он утверждает, что от музыки… Всё началось с музыки…
                Психиатр хмыкнул и покачал головой. Чушь. Ни одна музыка не заставит людей пойти и убивать, а тем более настолько жестоко. Он снова притянул к себе ноутбук и набрал в поиске :  Pulse of the Earth. Песни и композиции.
Первый же результат выдал : «Любительская трансляция с концерта . 13 октября 1998 года. «Rhytm of The Night и остальные песни»…
                Рука стремилась нажать кнопку «play», но… Что-то останавливало его.
«Чёрт возьми, ты же учёный… И поверишь во всю эту хреновину? - корил он себя. - Сколько психов ты повидал на своём веку? Джеков потрошителей, Гитлеров, Линкольнов? Пироманов, клептоманов, и параноидальных шизофреников?… И боишься всего лишь нажать пуск и прослушать безобидную фолк-рок песню? Слабак!»
                Мистер Брэйтон вздрогнул. Он устыдился самого себя. Выходит, что этот сумасшедший малый убедил его в своих фантазиях?
В голове возникла надпись заголовка газет : «Пациент побеждает врача...»
             Это было финальной точкой для него. Но Брэйтон решил сделать эксперимент. Он обязан был доказать что вся история, касающаяся музыки их группы — это полная чушь и совпадение. Доказать для того, чтобы на практике объяснить это своему пациенту и вернуть ему здравое понимание смысла…
«Зайдите пожалуйста в мой кабинет» . - позвонил он по рации своим сотрудникам.
              Через пару минут прибыли молодая девушка- медсестра и  парень-санитар, работавший часто на втором этаже, в крыле для лечения небуйнопомешанных.
              - Уважаемые мистер Сол, и мисс Мэддисон, я не займу у вас много времени. - с улыбкой сказал он сотрудникам. - Присядьте пожалуйста.
Они переглянулись и сели слева от главврача, на уютный небольшой диван.
               - Как вы знаете, у больных часто бывают бредовые фантазии. - сказал он сотрудникам. - Сегодня один из таких заявлял, что его друзей убила… музыка. Представьте себе, он поставил мне условия беседовать с ним без радио и ноутбука в комнате.
                Девушка улыбнулась, а санитар покачал головой :
                - Ну и ну. Бывают же уникумы.
                - Я сейчас проведу эту запись, чисто для доказательств того, что пациент ошибается. А потом покажу запись ему, и он поймёт, что он далеко не прав. Мы всего лишь посидим и послушаем песню при включенной видеокамере. Идёт?
                - Ну почему бы и нет, - ответила первой мисс Мэддисон. - Заодно можно будет как-то помочь ещё одному человеку. Пусть даже видеозаписью.
                - Хорошо. - согласился парень-санитар.
Мистер Брэйтон кивнул, и достав из сейфа видеокамеру, хранившуюся для особых случаев, установил её в нужный угол, чтобы поймать всех присутствующих в ракурс.
                - Готовы? - спросил он молодых людей. Те утвердительно кивнули в ответ. - Хорошо, начали. Наука должна победить суеверия и остатки глупых предрассудков.
                Он включил камеру, а затем, подумав ещё несколько секунд над всем происходящим, открыл сайт, и игнорируя надписи «НАСТОЙЧИВО РЕКОМЕНДУЕМ НЕ ВКЛЮЧАТЬ!!!», нажал кнопку пуска…
 
               
                Меня  отвели в одиночную палату, и оставили там одного. Черт возьми, я так рад оказаться в безопасности хотя бы на время после всех этих событий! Барабаны уничтожены, и я надеюсь, никто никогда не услышит этих безумных звуков снова… Боже…
Я закрыл глаза и попытался успокоиться. У меня это почти получилось, как вдруг я услышал некий скрежет с той стороны двери. Что за чёрт?!
                Я метнулся в угол, встал слева от двери и стал ждать. Я видел всё, и теперь был готов ко любому исходу событий. Может санитары решили что я буйный, и доктор рассказал им всю историю?! Они обколят меня своими препаратами, и я превращусь в овоща… Никогда!
Дверь открылась и показалась рука доктора Брэйтона. Ох. Всего лишь старик-психиатр…
               Я вышел из своего укрытия… и отшатнулся от него.
Его одежда была порвана и растрепана, волосы стояли дыбом. В руках у психиатра был пожарный молоток, весь покрытый свежей кровью… На теле у него было множество ран — было видно что он отбивался, борясь за свою жизнь. Брэйтон ввалился внутрь комнаты и сразу упал на пол, тяжело дыша.
                - Тот чернокожий… что вы сделали с ним?… - прохрипел старик, схватив меня за одежду.
               Я не мог соврать. Ведь в тот самый момент, в клубе Блейка, я был слишком преисполнен мести, чтобы поверить во всякую чушь… 
                - Я застрелил его. - глухим голосом ответил я.
                - Всё это правда… - голос Брэйтона перешёл на шёпот. Ему было тяжело говорить. - Они уже здесь… - голова старика откинулась назад и его взгляд остановился.
                Я молча поднял глаза на дверь и увидел там около десяти-пятнадцати человек. Коричневые тени сидели у них на плечах, корча рожи, глядя на меня своими маленькими глазками на чёрных лицах, раскрывая свои рты полные кривых зубов.
                Всего несколько секунд до атаки. Я успею.
Люди бросились на меня почти мгновенно, но я оказался быстрей. Я кинулся к окну и в прыжке разбил стекло. Я летел вниз, к земле… Я вспомнил запах лаванды, цветов, что любила Мередит. Любимую ирландскую флейту Марка. Задорную улыбку Эндрю… Наш военный оркестр жарким летним днём в городке штата Вирджиния…
                А потом последовал сильный удар и небо приняло меня.