Диана Матиаш Аромат грушевого варенья

Он родился в обычной советской семье. Папа - инженер-строитель, мама – врач, в семье двое детей, он – Александр, и младшая сестра Анюта. Жили они в городской квартире. Все в его жизни было так,  как у большинства детей, живущих в городах. Нелюбимый детский сад, в который мама  каждый раз тянула его силком, школа,  которая тоже не стала любимым местом  его жизни. Все в ней для него было скучным, насильственным и неинтересным. Еще с детских лет, ему хотелось убежать так далеко от этого заведения, чтобы его долго не смогли  найти. Потому что он не мог переносить,  когда на урок английского языка, в класс заходила их престарелая учительница Фаина Ильинична и говорила:
-Дети, сейчас вначале вы мне споете песенку…
И она начинала хлопать в ладоши, при этом громко стуча своей огромной ногой в черном  боте по полу и дико улыбаясь. А дети, должны были исполнить, какую-то дурацкую песенку на английском языке. И так продолжалось все начальные классы. А на уроке пения его заставляли, как и других детей, выходить к доске и петь одному, дирижируя по нотам самому себе. Это так глупо выглядело, что, напротив сидящие одноклассники валились со смеху. Кто не хотел выполнять «замысел» преподавателя, тому ставились постоянно двойки. У Саши этот «хвост» тянулся  до десятого класса. Часто вызывались родители в школу, и учительница пения всегда пыталась доказать Сашиной  маме, что их сын совершенно не понимает классическую  музыку и у него полное отсутствие слуха, вкуса и интеллигентности. Мама умела как-то мягко выслушать, и обычно Саше выставлялась тройка  в четверти. Но, когда он заканчивал десятый класс и на выпускной линейке, во дворе школы, ее сын, вместе со своей партнершей по бальным танцам, исполнили под музыку Штрауса великолепный «Венский вальс», учительница по пению от увиденного, стояла, как ошарашенная, не веря своим глазам. Оценка «три» была ею исправлена на «пять». Дома мама спросила у сына:
-А почему ты ей никогда не говорил о том, что ты занимаешься бальными танцами? Ваш конфликт разрешился бы еще пять лет назад.
- Сам не знаю. Ну а теперь вот думаю, может быть поймет что-то, и станет обучать детей так, чтобы им самим хотелось петь, и дальше не станет их  мучить так, как нас.
В школу он бегал чаще с одной тетрадью и ручкой, был неуютным учеником, задающим много «опасных вопросов», на которые учителя либо не знали ответа, либо не смели отвечать так, как сами думали, и отвечали обычно, как было нужно - по «уставу». Поэтому, когда он окончил школу, то большая часть преподавательского состава вздохнула с облегчением.
В детстве, Саша очень любил ездить в гости к бабушке и дедушке, которые жили в небольшом украинском селе. Это была родина его отца. Мальчику здесь все нравилось.  Кроме него, погостить приезжали и другие внуки, и когда в небольшом уютном домике собиралась вся ребятня, бабушке хватало забот. Она радовалась и хлопотала, и все старалась откормить  своих худосочных и болезненных внуков. Три месяца пролетало, как один день, и ребятня уезжала домой  розовощекая  и заметно подросшая. А бабушка любила каждого приподнять и определить – кто на сколько    поправился.  Один из дверных проемов служил доской для измерения роста, и на нем делали  маленькие зарубины. У каждого внука и внучки их было по две. Первая показывала их  рост, когда они приезжали, другая – какими они стали в день отъезда.  Разница обычно была большой и бабушка, счастливая улыбалась и вытирала фартучком слезы.
Саша любил деревенскую жизнь. Ему нравилось лазить по деревьям  в старом саду, играть с деревенской детворой в футбол, ходить  с дедом на рыбалку. Особенную радость ему приносила пора, когда шел сенокос.  Деревенские мужики становились  один за другим рядами,  и размеренно, будто  корабли, плыли по океану цветущей степи, оставляя за собой гребень зеленой волны. Они  уверенно и мощно взмахивали  косами, захватывая  огромные  пучки густой сочной травы, и были похожи на музыкантов, играющих в большом оркестре, потому  что при каждом взмахе косы пели:
-Жих, жих, жих, жих…
А им вторили птицы, щебечущие  в густых зарослях терновника.
А еще  большим наслаждением для мальчика было наблюдать в эту пору за местными красавицами, как те плели венки из полевых трав. А потом, надев их на свои аккуратные головки, горделиво возвращались домой с покоса, неся на плечах грабли. Они всегда были веселыми, озорными и прыскали со смеху, когда Саша, не мигая, смотрел на них. Они казались ему неземными феями, пришедшими из сказочного мира.
Когда трава высыхала, дети помогали  сгребать ее в копны, и очень любили попрыгать - и в них, и с них.  Готовое сено закидывали на сеновал, и потом  можно было туда тихонько пробраться  и   играть там,  или просто лежать, погружаясь в свои детские мечты.
Бабушка не любила, чтобы дети долго спали по утрам, а в обед наоборот -  всех заставляла ложиться и отдыхать.  Детвора уже привыкла к такому режиму, и потому было обычным делом, рано утром, пока солнце еще низко, поработать в огороде. Чаще всего им нужно было прополоть какую-то грядку, или собрать  плоды.  Больше всего дети не любили собирать картошку. Утром они просыпались, а картошка уже «ждала» их, просыхая на земле. Нужно было выбирать тщательно, бабушка за этим строго следила. Начинали с ленцой, но потом, разогревшись,  доделывали работу быстро и дружно. И вот уже бабушкин голос  оповещал о том, что на сегодня огородные работы завершены:
-Анюта, Сашуля, Юрик, Настенька!!! Бросайте, дети, уже солнце высоко! А то головки напечет.  Умывайтесь, завтрак на столе!
И они всем семейством завтракали за большим столом  под виноградными лозами, ели распаренную гречневую кашу, бабушкины блины «стопочкой», да пили клубничный кисель.
В саду Саша знал каждое дерево и каждую ветку. Но больше всего ему нравилась  огромная старая груша, которая росла прямо во дворе.  Он любил забираться по ее веткам, как по ступенькам, и висеть на дереве вместе с сонными дворовыми котами. Когда на ней начинали спеть плоды, то аромат от них разносился по всей усадьбе.  Бабушка резала груши на дольки, а потом варила  вкуснейшее варенье.   Груши спели постепенно,  и потому Саше казалось, что все дни его каникул пропитаны этим волшебным грушевым нектаром.  Бабушка пекла пироги с грушевым повидлом, зная, как ее внуки любят их лопать, запивая молоком. И, когда родители  увозили своих чад домой, то обязательно прихватывали с собой баночки с грушевым вареньем, и аромат его растекался в городской квартире, напоминая зимой о чудесных днях, проведенных в усадьбе дедушки и бабушки.
                ***
 С той поры миновало тридцать лет. Дети стали взрослыми людьми и разлетелись в разные стороны из родного гнезда. Саша, получив образование в Москве, уехал жить в Германию со своей семьей. Его сестра в Америку. Родителей, бабушки и дедушки  давно не было в живых.
Наблюдая за своей жизнью, прислушиваясь к себе, Александр все больше убеждался, что жизнь «за бугром» не сделала его счастливым. Все у него как будто бы имелось  для счастья. Удачный бизнес, приносящий приличный доход, роскошная, обустроенная квартира, красивая, образованная жена, ни в чем не нуждающаяся любимая дочь. Он помнил, как они с женой радовались его первым успехам в построении материальной базы. Было очень интересно организовывать свое дело. Голова у Саши всегда хорошо работала и потому, для него не составляло большого труда воплотить в реальность все свои изобретения и замыслы. В результате, за несколько лет,  он сумел создать  свое производство, которое с каждым годом все больше наращивало мощь. Но получилась странная картина: созданное им предприятие стало жить самостоятельной жизнью, совершенно не нуждаясь  в своем создателе. Получилось, что Саша стал без надобности своему делу, и теперь  он был просто  денежным мешком, в который поступали финансы, и который  каждый хотел использовать для удовлетворения своих потребностей.
Вначале это приносило ему радость, но вскоре он заметил, что  сам он, как человек, все меньше  интересует своих  близких. И странным было то, что, чем больше он  ублажал запросы своей жены и дочери, тем больше им хотелось, и всегда чего-то не хватало. Любая приобретенная вещь уже не приносила прежней радости, а, наоборот, в доме все больше было капризов и кривляний. Вначале, Саша вместе  с женой ездил на курорты, но вскоре и это совместное занятие им стало надоедать. Все чаще он стал уезжать в путешествия один, так как жена уже не всегда разделяла с ним интересы. Но чем больше он ездил, тем больше замечал, что схема всех туристических поездок одна, и отличаются они друг от друга только сменой декораций. Все казалось  привычным, пошлым и пустым, не приносящим ожидаемой радости и удовлетворения. Эмоциональные вспышки бывали, но как-то больше носили характер нервных всплесков в компании случайных женщин и дружеских застолий. Такой ритм жизни, в конце концов, настолько истрепал его психику, что уже было не понятно само свое существование. Казалось, осталось только пойти туда, не знаю куда, принести то, не знаю что.
Иногда он с тоской вспоминал свою Родину.  Ласковое море, которое было в его родном городе, своих друзей, лица которых стали стираться из памяти, своих, уже ушедших родителей. Но особенно он вспоминал  бабушку и дедушку, и свой любимый старый сад. Казалось, что все это существовало в другой жизни и мелькало иногда перед ним, как кадры немого кино, приносящие воспоминание о чем-то очень дорогом и утерянном навеки.
Живя много лет за границей и объездив полмира, Александр видел, как разительно отличается русский человек, а вернее славянин, от людей, живущих на Западе и в Америке. И главное его отличие заключалось  в уме, находчивости, остроумии и, конечно же, в доброте. Но было совсем не понятно: почему же тогда его народ  так плохо живет? Размышляя над этим, Саша  был вскоре поражен своим открытием. Здесь, где он жил, на Западе, все делалось так, чтобы люди просто напросто меньше думали, а жили в роли качественных потребителей, как можно меньше задающих вопросы властям; да чтобы говорили потише, остерегаясь быть кем-то подслушанными, и неправильно понятыми. Здесь главное - не выделяться, жить тихо, не привлекая к себе особого внимания, быть послушным налогоплательщиком, и, опять-таки, меньше задавать вопросов - Куда? Что? И зачем? И сам по себе напрашивался вывод - значит это кому-то выгодно.
Разве устроит такая роль русского человека? Он будет возмущаться, драться и, даже, если ему наденут наручники, то он все равно будет орать и плеваться. А когда все беды отхлынут,  и он  будет на свободе, то, напившись, снова обложит всех диким матом, а  на последний рубль накормит какого-нибудь голодного мальчишку из  подворотни, а потом с таким чувством споет что-то такое душевное, что все бабы за сердца похватаются. Что ему,  этому русскому мужику, власть или запреты какие? Впервой, что ли, ему умирать?
Да, здесь было над чем поразмышлять. Получалось, что на родине Саши, чьей-то невидимой рукой все делалось так, чтобы людям жилось хуже, но почему же тогда люди оставались веселыми, добрыми, честными  и всегда находили  выход из любой ситуации? А здесь, на чужбине, где он жил -  наоборот. Народ  жирел день ото дня, отупевая, и был   напуганным, скупым и завистливым. Так кому же хуже?! Получается, в сложных условиях мозги работают лучше? А значит и  рост сознания и души присутствует? Не зря канцлер Германии Отто Бисмарк говорил: «Русские непобедимы мизерностью своих потребностей». И единственный способ победить Россию заключался в том, чтобы сделать из русских людей потребителей, развратить их изобилием. Это открытие его потрясало, заставляло думать  и главное искать ответ на вопрос:
 «А почему же я тогда здесь? И если я русский, то почему мне уже давно не весело, а там на моей далекой Родине, люди продолжают смеяться, как ни в чем не бывало. Получается, на моей Родине, мой народ никому не по зубам?»
Так, размышляя, Саша все больше приходил к мысли, что нужно что-то менять в их жизни, а что и как - не понимал. В семье становилось все сложнее. Жену, напротив, такая барская жизнь вполне устраивала. И она из умной и интересной женщины постепенно превратилась в напыщенную и расфуфыренную дамочку, а в их доме все меньше оставалось места для любви и искренности. Но больше всего Саша страдал от того, что у него терялась связь с дочерью, и он не знал, как завоевать ее любовь.
 Он всегда жил, думая о других и старался не причинить никому зла. Считал, что это главный принцип его разумности. Но получалось почему-то, что из- за своего мягкого характера, он часто уступал во всем своим близким, и от этого незаметно попадал в зависимость от своих чувств. А ему хотелось, чтобы с ним считались и любили его. Ему хотелось тепла, участия. Знать, что его любят не за деньги, а потому что он хороший и любит своих родных.  Когда существуют такие доверительные отношения, то человеку можно все, и "служить" тоже, в высшем понимании этого слова. И даже не только можно, но и нужно, а почему бы и нет? Ведь тогда это проявление наивысшей мудрости и СМИРЕНИЯ, а не просто чувство благодарности и долга, замаскированной вины, душевной щедрости, даже в самом благородном и чистейшем ее проявлении. Тогда понятно, что это свобода, а не присмиренное  внутреннее рабство, тогда и вопросов в жизни становится все меньше, и ответы приходят сразу. Нужно просто любить друг друга, и Саша это хорошо понимал. Вся его жизнь с самого детства была построена на этом прекрасном чувстве. Он помнит хорошо - его любили всегда и он любил всех.

Он понимал, нужно стать для дочери немного другим, немного непонятным, еще более зрелым, что ли, стать более интересным, выдержанным. Она обязательно это заметит. Все непонятное становится интересным. И дела пойдут намного лучше. Но что сделать такое, чтобы это было заметно, он не знал, и не видел вокруг себя никаких подсказок.
 Он все больше осознавал, что жизнь в системе «связывает» паутиной зависимости. Многие этого не понимают, все бегут и бегут по кругу понуро, теряя надежды, радость бытия, растрачивая впустую свои способности и таланты. А ведь человек рожден для того, чтобы жить в любви и радости. Не стоит бояться прощаться с тем, что не приносит счастья.  Каждый разумный человек сам создает свою реальность, и если она его не устраивает, то в его силах сотворить новую.
Да, он когда-то сделал  выбор, и  сейчас, когда он начинал осознавать ложность своего пути, ему  было нелегко разрываться между душой и разумом. Ну что же, жизнь так устроена, что приходится играть разные роли. И все пришли на землю из одного истока, да только каждый со своей задачей. И решить ее нужно так, чтобы  след, оставленный человеком, еще долгие времена освещал путь потомкам. Саша был светлым человеком и знал эту истину.
                ***
Стояло лето. Вся Европейская равнина изнывала от жары. Хотелось к морю, к свежему воздуху. В этот раз, почему-то неудержимо захотелось к себе на Родину, и Саша решил поехать «своим ходом», на новеньком джипе. Он уже давно подумывал навестить родные пенаты, уж более десяти лет, как  не был в родных краях. Слышал от знакомых, что  люди в России, да и во всем бывшем Союзе уходят из городов на землю. Да, что-то происходило глобальное в мире, он ощущал это своим нутром, чувствовал приближение каких-то перемен, но не понимал их. Он не знал, что же может изменить мир. Ему, привыкшему к вечной гонке за  право быть лучшим, к передвижению на колесах, к урбанизированному, совершенно оторванному от земли миру, трудно было даже представить жизнь, где-нибудь в селе, за пределами цивилизации. Все, что осталось в памяти от такой  жизни, так это всплывающий из детства аромат абрикос, персиков и груш.  И, как бы он не скучал, вспоминая ласковое море и отражающееся в нем синее небо, променять свою роскошную заграничную кровать на стог сена, в котором он сладко спал в детстве под дружное шуршание мышей, он не сможет.
Реальность, в которой жили его соотечественники, потрясала его. Вначале, когда он увидел разруху и нищету, то немного взбодрился тем, что его семья живет в лучших условиях, и он все же правильно он сделал, что уехал когда-то отсюда. Он почувствовал себя уверенным, успешным,  и даже немного наглым, вот, мол, я какой. Но вскоре его бравада  иссякла, он сник, и грусть все больше ползала в его сердце.
Дорога, по которой он ехал, с трудом могла называться дорогой, по его пониманию. Но, похоже, до этого не было никому никакого дела. Машины обреченно и безо всякой надежды на лучшее, перекатывались по ухабам и выбоинам, и было видно, что все уже давно привыкли так ездить и это никого не раздражало. За окном мелькали заброшенные деревни, заросшие, бывшие когда-то полями, земли. Часто виднелись и новые дома, построенные особняком, подальше от нищеты. Они выделялись своей помпезностью и величием, и скорее походили  на замки для заточения, нежели на уютные жилые дома. Поражало отсутствие возле них прохожих, бегающих детей, пасущихся кур, коз и всяких других деревенских атрибутов, отражающих жизнь в селе. Все они, как правило, огораживались высокими заборами.
Иногда попадались и какие-то необычные небольшие молодые селения. Выныривали неожиданно, как оазисы в пустыне. Мелькали крыши небольших сказочно-уютных  домиков, утопающих в зелени и цветах. Усадьбы не были скучены, а напротив, разбросаны, как отдельные хозяйства на хуторах, и были похожи на поместья.  Каждое  имело своё лицо, а вместе они напоминали расписной ковер ручной работы.  При виде этой красоты, что-то  щемило в сердце и пробуждало великую тоску по чему-то родному и близкому. Саша останавливал машину и долго всматривался в открывающиеся картины, уходящие до горизонта, как будто бы пробовал на вкус и воздух, и звуки, и красоту. Всю дорогу, в поездке, его не покидало ощущение неразгаданной тайны. В пространстве ощущалось присутствие чего-то нового, еще неизведанного, но каким-то образом постоянно напоминающего о себе…
Родителей его уже не было в живых. Квартира стояла пустой, пахло нежилым и застоялым, так, как бывает, когда  люди не живут  в доме. Потому долго в ней быть не хотелось, это навевало еще большую тоску и тревогу. У него состоялось несколько запланированных встреч с дальними родственниками и старыми друзьями. Ничего особенно нового и радостного он  в них для себя не нашел. Просто приятные впечатления, некоторые воспоминания, но ничего такого, что бы перевернуло  душу наизнанку, давая возможность найти в ней что-то заповедное, когда-то  утерянное. Он несколько дней погрелся  на крымском солнышке, и, уже совсем измученный одиночеством и какой-то въевшейся в него горечью, собрался отправляться в обратный путь:
«Наверно, уже старый стал, бесчувственный и циничный. Не вижу ничего хорошего вокруг себя, ни радости, ни доброты» - так думал он о себе.
Правда, город его очень удивил. Он стал еще более загадочным, красивым, очень чистым, ухоженным. Саша повидал мир, ему есть с чем сравнивать. И сейчас он гордился, что этот город вырастил его:
«Наверно здесь живут очень хорошие люди?» - размышлял он. И все кружил по его улицам, восхищаясь.
Всматриваясь в людей, он заметил, что их лица заметно отличаются от лиц тех, кто его обычно окружал. Вначале трудно было разобраться, в чем же их не схожесть, и,  наконец, он понял - здесь, в этом городе люди счастливы.
«Но почему же все счастливы, кроме меня? - злился он на себя.
 Нравились ему и окраины. Очень любил бывать в степи, когда она пробуждалась после зимы. Первые подснежники, полевые нарциссы, и , наконец, тюльпаны…. Такие нежные, хрупкие. Отдаются со стеблем только тогда, когда к ним с любовью. Весна в этих краях красивая, но быстрая, и всегда хотелось сказать:  «Остановись мгновение, ты прекрасно!». Но особенно он любил пору,  когда по земле, серебряными валами, перекатывались волны ковыля. И именно сейчас и цвел ковыль…
 Было прекрасное солнечное утро. Саша ехал на машине по степной дороге. Из-под колес, то тут, то там, взлетали стайки молодых подрастающих  птенцов всевозможных птичек-степняков. Они любили порезвиться на обочине дорог, особенно во время уборки зерновых, когда проезжающие машины роняли зерно.  А вот  и первые соколы появились, и это означало, что посевные поля заканчиваются и неподалеку уже и их владения - степь. Воздух становился все насыщеннее, ароматы диких трав сливались в одну неповторимую композицию, и казалось, будто бы пьешь густое терпкое вино. Дорога вскоре стала менее накатанной, не заезженной. Приближались заповедные места.
Еще издалека Саша увидел бело-серебряное море ковыля. Небольшой ветер, еще не успев, как следует разыграться на воле, мягко колыхал полусонную траву. Состояние природы удивляло. Лежала роса, но солнце находилось  уже очень высоко, и отражалось в каждой капельке, как в драгоценном камне. Море так искрило в солнечных лучах, что казалось, будто это вся морская рыба приплыла к берегу, и сверкает своей чешуей. Покой и безмятежность разлились повсюду.
Вдруг от неожиданности у Саши ёкнуло сердце. От каменной гряды, что возвышалась в цветущей степи, прямо в его сторону, шли три женщины в славянском убранстве и с зелеными венками на голове. Показалось, что это мираж, наваждение, и с трудом воспринималось сознанием. Но они были настоящими, живыми и реальными, похожими на богинь, спустившихся  с небес. Женщины  плыли  по серебряным волнам, рассекая их, как три парусника в океане. Саша не мог отвести от них взгляд, и, боясь, что эти богини исчезнут также, как и появились, он остановил машину и стал их снимать на камеру. Но долго он этого делать не мог, что-то сковало его сознание, стало трудно дышать. Он растерялся, испугался, и вообще не знал, что ему делать. Единственное, что он мог, так это поскорее отъехать  от этого святого места, чтобы ничем не вспугнуть прекрасное божественное явление. И только отъехав на приличное расстояние, он остановил машину…
Сердце стучало в висках, казалось, вся кровь вскипела, и сейчас пульсировала  в голове. Что это было? Откуда они? И где я это уже видел? Он прилег на руль своей машины, закрыл глаза.  И тут же он увидел усадьбу дедушки и бабушки, длинную дорогу, ведущую из  поля в деревню, и красивых девушек идущих по ней, в прекрасных венках из полевых цветов на голове…
  У него было состояние, как будто бы он был нездоров, и сейчас его напоили  лечебным настоем из трав, и он приходил в себя от долгой изнуряющей боли - снова начинал видеть, слышать, чувствовать, понимать.  Привычный мир  отступил, и казалось, не было  никогда ничего в жизни кроме этого прекрасного видения. Почему же он столько времени о нем не вспоминал? Где была его память, и кем он был все эти годы? Он, словно птица в клетке, ощутил свою неволю, в которой прожил всю жизнь, поняв, что материальный мир и есть вольер, где для людей нет ни воли, ни кислорода, а все одни навязанные ценности и зависимость от них. Люди гоняются за титулами, вечными признаниями, первыми местами. А зачем? Разве не достаточно того, как человек сам к себе относится? Конечно, нужно двигаться вперед, но не в ограниченном мире, а в своей свободе. Понятно, что в молодости   человеку не до подобных размышлений. Ему хочется все попробовать на зубок, но когда-то думать все же надо начинать. И приблизиться к чему-то хорошему можно только тогда, когда увидишь свою жизнь со стороны и поймешь свои ошибки.
Только сейчас он вдруг осознал, что жизнь, навязанная системой, разрушает человеческую душу, превращает людей  в роботов, живущих в вечных масках. Главным же показателем «совершенства» мира роботов, является  покупательская  способность человека. Люди разучились слышать порывы своих и чужих сердец, они слышат только приказы своего ума. А, как оказалось, чтобы любить и быть любимым много денег  не нужно. Но страх перед жизнью, не дает человеку осознать это.
Да, когда-то он сделал свой выбор и покинул Родину. Но нужно ли стыдиться сейчас этого поступка? Если он был, значит  на тот момент,  нельзя было  поступить по-другому.  Важно было осознать, что теперь он будет делать иначе.  И  это оправдывало его действия, совершенные когда-то. Он понимал, что программа, по которой он жил, все эти годы, была заложена его собственным восприятием мира.
 Важно найти причину, которая привела к возникновению сложившейся ситуации, и понять, что обстоятельства, привели к созданию такой картины жизни  человека, больше не влияют на него. Знание этого освобождает от прежних негативных штампов, и жизнь его может в корне измениться. Начинаешь осознанно писать СВОЙ сценарий жизни, как полноправный хозяин собственной судьбы.
 Пока  же человек будет жить по привычным стандартам, контролировать все вокруг, стоять в стойке, в ожидании удара, очень мало надежды на то, что в его жизни может что-то измениться к лучшему.
Только сейчас стало понятно, что нельзя стать лучше, ненавидя себя за что-то, думать о себе, что сделал что-то не так, не справился с какой-то задачей, и тем самым отвергая себя. Только сейчас он мог почувствовать, что душа его жива, и он не продал ее «сытой» Европе за лакомый кусок. И, хотя пробыл столько лет вдали от Родины, не утратил искру своего духа. И еще он почувствовал, что теперь не сможет жить «закормленным бройлером», дремлющим и не думающим.
Он ощутил, что прикоснулся к чему-то такому, чего ждала его душа, может быть, целую вечность. И сейчас она пробуждалась, поднимаясь из руин, впуская в себя невиданную до сих пор энергию, открывая в нем потенциал творца, свою собственную природную красоту. И от этого хотелось смеяться, плакать, радоваться и просто ощущать себя ЖИВЫМ.
Он осмотрелся по сторонам. Красота земли восхищала! Хотелось обнять ее, и ласкать, любить, как женщину. И вдруг…. Как из далекого, уже почти навсегда ускользающего сна, до него донесся едва уловимый и сладкий аромат грушевого варенья, а вместе с ним и запах сена, в котором он спал в детстве, и нежное пение, удивительно мягкого женского голоса…
Саша заплакал, а потом улыбнулся счастливый, завел машину и помчался в сторону города.
                ***
Среди зарослей одичавшей сирени и вишни виднелась чуть заметная калитка. Саша приоткрыл ее и вошел. Старый саманный дом стоял без окон и двери. Его крыша зависла в одну сторону и напоминала кепку на голове у бомжа.  Двор, заросший бурьяном и молодыми побегами от плодовых деревьев, казался маленьким и по-сиротски убогим. Во дворе стояла полуразрушенная печь, в которой бабушка пекла пироги.  Сердце заныло от боли. Почему он никогда не думал о том, как живется усадьбе? Дни сменяли ночи из года в год, а она стояла в одиночестве, лишь вспоминая  с грустью веселый смех детворы, да ласковые голоса хозяев. Как же она могла выдержать все эти годы?
 Но вот под ногами, в траве, мелькнуло что-то светлое. Саша наклонился, и увидел грушу. Точно такую,  как в детстве, крупную, гладкую, уже созревшую.  Он поднял ее, и стал жадно есть. Ее прохладная мякоть утоляла жажду, и казалось, будто дерево только этого мгновения и ждало все долгие годы, и сейчас спешило насытить своего любимца этой  необыкновенной грушей. И в тот же миг, волшебный аромат дивного плода, смахнул пелену растерянности и замешательства с души мужчины.  Он, почувствовал себя сильным и умелым,  готовым  хоть сейчас засучить рукава и начать обустраивать свое родовое гнездо. Все внутри запело, заиграло.
Ему вдруг вспомнились красивые домики, утопающие в зелени и цветах, которые  попадались ему в пути. Только теперь все соединилось и стало понятным. Да это же были Родовые гнезда, вот таких же пробудившихся балбесов, каким был он сам! От этой догадки ему стало еще веселее: «Здесь тоже будет такое же селение! Я  всех подниму на ноги, и дороги сделаю, и школу, снова жизнь воспрянет!»
Необыкновенная радость подхватила Сашу, словно вихрь.  Это его земля, это его дом и теперь он не заблудится никогда! Все будет восстановлено,  и снова старый сад услышит веселый детский смех, и обязательно когда-то голос бабушки позовет:
- Дети, мойте руки, обед остывает!!!
Он прошел через  сад и вышел на большую поляну, которая спускалась к реке. Здесь раньше всегда косили траву, а девушки плели свои зеленые венки и пели песни. Снова представилась эта забытая картина. Но сейчас он услышал нежный  голос женщины, поющий  колыбельную песню.  Она сидела под стогом сена и кормила грудью младенца. Длинные русые волосы мягко спадали на плечи, на голове у нее был венок из луговых трав и цветов. Иногда она поднимала голову  и улыбалась солнцу, а оно в ответ играло лучами на ее прекрасном лице, даря радость и надежду на то, что придет новый день и принесет счастье. И так будет всегда, пока живет Любовь и  Матушка-Земля.
10.10.2013