Семья

Разбираю документы дедушки и бабушки. Они сохранились в вологодском архиве моей бабушки, когда она оформляла пенсию. Я сделала копии документов.

Раньше и бабушка, и дедушка были где-то далеко от меня, в прошедшей истории. Но чем старше я становлюсь, тем ближе мне их жизнь, их страдания. Я, конечно, знала о том, что случилось - 37 год, арест дедушки, расстрел... Но ощущать их близко, как часть семьи, стала сравнительно недавно.

Если бы я пыталась написать историю своей семьи, Вологодский вокзал занял бы в ней особое место. Дедушку - питерца , партийца посылали в разные уголки страны - поднимать народное хозяйство. В 20-х годах он был управляющим "Швейпрома" в Вологде, работал в Вологодском исполкоме (я видела такую справку, но в архиве её не оказалось). Потом опять уехал в Ленинград, учился в Ветеринарном институте, стал ветеринарным врачом. После учёбы его отправили на Алтай. Дедушка из числа знаменитых 25 тысячников, о которых роман "Поднятая целина".  Работал дедушка на Алтае, директором совхоза, ветврачом. У бабушки с дедушкой росли четыре дочери. В Ленинграде осталась закреплённая за семьёй квартира. В 37 всё ухнуло в пропасть. Дедушку арестовали и расстреляли.

Я пытаюсь представить себе, что могла чувствовать тогда моя бабушка - женщина неполных сорока лет, с четырьмя детьми на руках, в чужой в общем-то стороне, без средств к существованию... На Алтае они не могли оставаться, в ленинградскую квартиру их не пустили - семья врага народа.  И тогда бабушка решилась ехать в далёкую Вологду. По семейной легенде, она высадилась на Вологодском вокзале с детьми и с узелком в руках, не зная, куда, собственно, идти... Её приютили вологодские знакомые дедушки. Так началась вологодская часть истории семьи.  Мама, повзрослев,  отправилась из Вологды в Ленинград, закончила медучилище, работала в Куйбышевской больнице. Её уговаривали учиться дальше - на врача. Но она влюбилась... Жить молодым было негде. И сестра отца, которая обосновалась в Абхазии, позвала к себе, на юг.
Вся больница завидовала маме: море, фрукты, пальмы...

В первой сухумской квартире - в двухэтажном доме, построенном пленными немцами- которую я отчётливо помню, жили три семьи: абхазская, грузинская и русская. Со временем всех расселили. Но жизнь родителей не сложилась. Мама до пенсии работала в Сухумском роддоме. Квартира была неподалёку. В ней я её и оставила сентябрьским днём 1992 года, во время грузино-абхазской войны, которую мама не пережила... Её не стало в феврале 1993 года. Это рана, которая со временем затаилась глубоко в сердце и начинает кровоточить, если её слегка задеть...
Жить в этой квартире после войны я не смогла - она была до нитки разграблена, чужое брать не хотела. И поехала я в Вологду, туда, где была родня.
Бабушки в живых уже не было. Я вообще плохо её знала. Мы приезжали в Вологду нечасто. Так что бабушкиной ласки мне не досталось. Бабушка прожила жизнь долгую. Я хорошо помню лицо, изрезанное морщинами, как печеное яблоко, прямую спину, плотно сжатые губы, её отстранённое молчание.

Я вышла на Вологодском вокзале с сумкой без застёжки, сшитой из старого маминого плаща - болонья. Сумка была набита детскими пелёнками - я ждала ребёнка. И началась моя вологодская жизнь.

Если смотреть на Вологодский вокзал откуда-то сверху, то я вижу и мою бабушку с детьми и узелком в руках, и себя с этой самодельной сумкой болотного цвета. С этой же высоты я могу увидеть и свою маму, которая отправилась из Вологды в Питер, в "большую жизнь", с завёрнутыми в газету парусиновыми туфлями, которые чистили мелом, - весь её багаж.
Отсюда же я провожала в "большую жизнь" , на учёбу, и свою дочку.
И вот парадокс: Вологда и  Вологодский вокзал не стали родными ни для бабушки, ни для мамы, ни для меня, выросшей в Абхазии. А для дочери стали. Вологда - её родина: здесь прошло её детство, здесь она ходила в садик, закончила школу.  И только в ней - одной из нас- течёт абхазская кровь...
Я разбираю документы дедушки и бабушки, скрепляю их с собой, со своей судьбой, "усилием созидания" пытаясь соединить наши жизни в одну большую семью, которой мне так не хватало в жизни.

***

P.S.  Дом дедушки в Питере я разыскала несколько лет назад. Проспект 25-го Октября, д.96/1. Сейчас это угол Невского, 96 /ул. Маяковского, 1. Зашла во двор со стороны Маяковского.  Во дворе стояла машина с портретом Сталина на стекле. Я её сфотографировала. Стекло бликовало. И на снимке получилось, что весь дом ухнул в этот портрет. Было жутковато. Потом я нашла историю дома. До революции это был доходный дом. А с 40- х гг. о доме ( за несколько десятилетий) совсем нет информации. Я думаю, многие жильцы разделили участь дедушки.

А сам дедушка значится в Книге памяти Алтайского края

Константинов Иван Константинович
Родился в 1894 г., Санкт-Петербургская губ.; русский; Вет. врач райЗО. Проживал: Солонешенский р-н, с. Солонешное.
Арестован 13 января 1937 г.
Приговорен: Военная Коллегия Верховного Суда СССР 30 октября 1937 г., обв.: по ст. 58-8, 10.
Приговор: ВМН. Расстрелян 30 октября 1937 г. Реабилитирован 25 сентября 1958 г. Верховным судом РСФСР дело прекращено за отсутствием состава преступления
Источник: Книга памяти Алтайского края

http://lists.memo.ru/d17/f245.htm