Из сборника рассказов о греции записки афинского к

ВСТРЕЧА НА ФОНТАНЕ
Ездить в Греции на каникулы — сильно накладно. Поэтому каждую субботу и воскресенье
мы с Морошкой отправлялись в Полихроно Халкидики к «папе». Мы по целых два дня
сидели у него «на хвосте», мешали работать, оглашая окрестности яростными визгами.
В этот вечер «папы» дома не было. Мы долго игрались, причем в разные экзотические
игры, например, в индейцев. И я была кобылой. Потом в войну. И я была авианосцем. Когда я
почувствовала, что моя спина окончательно испещрена воронками от  налетов вражеской
авиации, то простонала:
— Баста. Сил больше нет! Пошли, Морошка, погуляем. Папу встретим.
Если ж честно — я страшно кривила душой, надеясь заманить своего отпрыска на фонтан,
сунуть ему в руки сачок для ловли бабочек, чтоб он вылавливал из воды листья, а самой
расслабиться и посмаковать новый выпуск «АК». Ребенок на уговоры поддался после
обещания «купить ему мороженое». Взяв с собой все необходимое для обещавшей быть
прекрасной прогулки, мы отправились в путь. Я несла газету и кошелек, Морошка волок
по земле желтый сачок.
У фонтана почти все скамейки были свободны, но по ним ползали осы, лакомясь
останками кем-то размазанной сливы. Поэтому нам пришлось подсесть к  толстому
господину в шортах и линялой майке, обнажавшей волосатый пупок.
Я вообще очень люблю ездить в Халкидики. Это туристическая зона, и можно,
совершенно не переходя на шепот, говорить по-русски, прикидываясь туристкой. Я и так,
в принципе, говорю с ребенком по-русски, но в Салониках чувствую себя сжатой пружиной,
готовой на первое же замечание «мила элленика» (говори по-гречески) огрызнуться
и заговорить на таком греческом, что мало не покажется.
Морошка лизал мороженое. Я раскрыла газету. Господин, увидев русские буквы, стал
заглядывать мне через плечо.
— Мам, разверни мне мороженое получше, а тоя не достаю укусить.
Толстый господин посмотрел на нас с большим интересом! Одинокая блондинка
с блондинистым ребенком на курорте. После наших двух-трех фраз он решил вступить
в контакт:
— Вы сами откуда?
— Из Салоник.
— Нет. Вообще откуда? Откуда приехали, говорю. Деревня где?
— Мы из Рустави переехали. Мы не из деревни.
— Как не из деревни? Дед откуда?
— В Опрети жил. Только я там один раз была, когда мне четыре года было.
— Ну что. Все равно оттуда.
— Хорошо, я не против. А Вы откуда?
— Я? Из Тбилиси. Африка, слышала, там есть? Я из Африки.
Мне хотелось сказать, что говоря об Африке Вам не стоит упоминать Тбилиси, но я
промолчала.
Морошка продолжал есть мороженое, но успевал плохо, и оно стало течь по рукам.
— Ребенок, ешь быстрее. Смотри, как ты вымазался! Сейчас осы соберутся.
— Я стараюсь.
— Молодец.
Толстяк, затянувшись сигаретой, снова обернулся в мою сторону. Ему, видно, ну уж очень
хотелось поговорить со свежей туристкой, даже из Опрети.
— Это твоя? — спросил он, указывая пальцем в сторону малыша.
Я засмеялась: всю жизнь нежную мордочку Морошки принимают за девчачью:
— Это мальчик!
— Ну я говорю — твоя?
Я немного опешила:
— Мол, раз со мной, а чья же?
— Нет, я говорю, твоя или внук?
Мои глаза вывалились из орбит:
— Почему «внук»? Я так старо выгляжу?
— Э, что молодые бабушки не бывают?
— Бывают. И прабабушки бывают.
— Вот видишь! Сколько тебе лет?
— Тридцать пять.
— Я ей?
— Ей шесть.
— Вот видишь! Если б ты в пятнадцать родила, у тебя бы ужу внуки были.
По моим скромным подсчетам у меня мог быть шестилетний внук, если б я вышла замуж
в тринадцать. Немного офигев от его бестактности, плохой арифметики и незнания
законодательств бывшего СССР, я ненадолго замолчала.
— А мне вот сколько дашь, — повернулся он ко мне орлиным амфасом и попытался
втянуть просочившийся из-под майки живот.
Окинув его быстрым взглядом и уставившись на растоптанные босоножки, чтоб
не смотреть в глаза, когда врешь, я изрекла:
— Лет пятьдесят пять, наверное.
— Мне скоро пятьдесят. Я немного старше тебя.
— О!, — только и смогла произнести я, глядя на его лысину и торчащие желтые клыки.
Он тем временем продолжал:
— Мы почти ровесники и можем познакомиться.
В это время я заметила, что ребёнкино мороженое совсем растаяло, замузючался с  головы
до ног, вся рожица была в шоколадно-кремовых потеках.
— Ох, сын, я салфетки забыла! Что же нам теперь делать?
Участливый господин вмешался в нашу беседу:
— Ты что, не соображаешь? Газетой вытри!
Я вспомнила, как в Греции всегда не хватало туалетной бумаги, и во всех домах
пользовались старыми газетами. Но одно дело — там, другое — детская мордочка.
Не вдаваясь в подробности я сказала:
— Я ее пока не читала. Газету, в смысле.
Живот под огрызком майки ходуном заходил от смеха:
— Ты что, правда взяла ее с собой читать? Ты, вообще, где работаешь? Что делаешь что?
(для редакции — тут запятую не ставить. Они так говорят).
— В ней и работаю. (Я не стала даже заикаться про стоматологию, чтоб он не  запустил
в рот палец с черным ногтем).
— Что делаешь что, я говорю?
— Пишу.
— А-а-а, — разочарованно проговорил господин.
Он, видно, подумал, что я в таком хорошем месте мою лестницу, а тут тьфу ты! Пакость
одна!
Дядька решил взять реванш и перешел к делу:
— Вабщемц Вы давно приехали? Вы здесь с кем? Может Вам повести, показать что-то
надо? Мы здесь живем 13 лет, местные, ну раньше я в Тбилиси знаешь кем работал? Я
политехнический институт в Тюмени закончил!
Мне хотелось спросить, чего он поперся в такую даль, если в Тбилиси есть свой огромный
политех. Но мне так сильно захотелось уйти, что я просто сказала:
— Нет, спасибо, нам ничего показывать не надо. Я приехала к мужу.
Тут пришла его очередь удивиться:
— К кому?!
— Говорю же, к мужу. Вот у нее есть папа, и эта папа живет и работает здесь, понимаете?
Мы приехали к папе этой ребёнки, — я пыталась объяснить этому «выпускнику Тюменского
политехнического» на доступном ему языке.
Интерес его ко мне явно начал вять. Блеск в глазах потускнел. Чтоб беседа не прервалась
некрасиво, опытный Дон Жуан решил просто сделать некоторое деминуэндо, и аккуратно ее
притушить. Тут он задал вопрос, по своей постановке достойный пера Михаила Задорнова:
— А я твоего мужа знаю?
— Слушай, что ты куришь, покажи? Ты давно этим спортом занимаешься? Дай-ка мне
одну твою сигарету. Мои, — и он показал мне пустую коробку от «Ассос», — какие-то
горькие… на базаре у наших беру…
Я молча протянула ему пачку «Стивенсона» и обернулась к Морошке:
— Ребенок, собирайся, пошли. Тебя мыть надо. До свидания, — сказала я, обернувшись
к собеседнику.
Мы медленно шли по полным улицам, мимо баров и таверен. Было как-то грустно
и противно, как будто съела медузу. Мне снова захотелось покурить. Я залезла в карман…
— Боже милостивый, — подумала я, — так он же мою новую пачку приватизировал!
Да, не пошла с ним смотреть» «исторические места Полихроно», так чтоб время совсем
даром потерянным не считалось, зажулил мои сигареты. С паршивой овцы хоть шерсти
клок…